Быть зверем

Но в нашем положении все это было меньшим из зол. Пот привлекает к себе мошкару и всевозможных насекомых, укусы которых могут оказаться весьма болезненными и даже опасными. Если у вас вдруг распухает лицо, а заплывшие глаза превращаются в узкие щелочки, бегство от преследователей становится еще более затруднительным. Кроме того, забитые потом и грязью поры человека хуже «дышат», и он быстрее устает и дольше восстанавливает силы.

Мы сошли с тропы и направились в сторону шумевшей воды. Как же нам хотелось окунуться в прохладную воду! Несколько минут, и мы выступили из зарослей на небольшой песчаный пляж, со всех сторон окаймленный джунглями. Речка поблескивала перед нами мелкой рябью прозрачной голубой воды. Стайка птиц, потревоженная нашим неожиданным появлением, поднялась с воды и вспорхнула ввысь. Вода манила к себе прохладой и свежестью, и даже мысли о преследователях отошли на второй план.

Ник аккуратно положил рюкзак на песок и начал стягивать с себя одежду. Я хотел последовать его примеру, но свалившаяся сверху ветка заставила меня поднять голову. Большая черная обезьяна сидела на ветке метрах в четырех от земли и внимательно наблюдала за нами. Скорчив рожу, она ловко свесилась вниз и протянула ко мне одну из лап. На всякий случай я направил палку острием к ней и отступил в сторону. Ник, не обращая внимания на происходящее, уже шел к воде, и я окликнул его:

– Я, пожалуй, останусь здесь и искупаюсь после тебя, а то эта мартышка стащит наши вещи, и будем тогда голыми бегать по джунглям, как два Тарзана.

Ник не ответил, а лишь кивнул головой и поспешил к воде, но, не дойдя до края берега, внезапно остановился и, повернувшись ко мне, крикнул:

– Здесь следы от лодки.

Я подхватил рюкзак и его вещи, чтобы не испытывать свешивавшуюся с ветки судьбу, и направился к нему. Действительно, из воды на песок тянулся широкий след, будто здесь на берег вытаскивали лодку. Ник вошел в воду по колено и, приложив ко лбу ладонь, прикрывая глаза от слепящего солнца, посмотрел вдаль сперва вверх по реке, а затем вниз по ней.

– Никого нет, – наконец сказал он. – Все, я полез плавать.

Что-то было не так с этим следом, и я опустился на одно колено, внимательно рассматривая его.

– Ник, – окликнул его я. – Иди быстрее сюда.

– Ну что там еще, – повернувшись, недовольно проворчал он, после чего ладонями зачерпнул горсть воды и с наслаждением плеснул ее себе на лицо.

– Судя по следам, эта лодка была с четырьмя лапками.

– Что? – он на мгновение застыл, осмысливая сказанное.

– Это не лодка, – сказал я, поднимаясь. – Это аллигатор.

Больше мне говорить ничего не пришлось, потому что Ник мигом выскочил из воды. Он осмотрел следы и задумчиво произнес:

– Что-то мне больше не хочется купаться, – после чего подобрал свои вещи и направился к кромке леса. – Невезуха сплошная, – чертыхнулся он, начав натягивать джинсы и рубашку на мокрое тело.

Как же он оказался прав. Обезьяна, наблюдавшая сверху за нашими действиями, завизжала и, прыгая с одного дерева на другое, скрылась из виду. В зарослях треснула ветка, и из них, мягко ступая могучими лапами, вышла крупная пятнистая кошка, чье разорванное ухо и длинный, широкий шрам через всю морду свидетельствовали о былых схватках. Мы схватили свои палки, словно копья, выставив их перед собой. А что еще мы могли сделать?

Судя по всему, ягуар пришел сюда на водопой. Ветра не было, и, видимо, он не мог почуять нас заранее. Мог ли он нас услышать, я не знаю. Может быть, он просто был старым и глухим, но встреча с нами явилась для него такой же неожиданностью, как и для нас, только мы испугались, а он нет. Взгляд ягуара отражал недоумение. Он на мгновение остановился, помахал нам кончиком хвоста, а затем ощерился, обнажая свои огромные клыки.

– Да это же тигр саблезубый! – Ник сделал решительный шаг назад и медленно потянулся рукой к ближайшему дереву.

– Нет, – остановил его я, с ужасом глядя на застывшего в ожидании зверя. – Он на дереве, как рыба в воде.

– В воду я больше не полезу. – Он начинал паниковать.

– Бесполезно, он хорошо плавает. – Я не отрывал взгляда от дикой кошки, лихорадочно пытаясь сообразить, что же нам предпринять. – Давай на него орать и махать палками, – в итоге прошептал я, вспомнив, как индейцы рассказывали, что сим нехитрым способом иногда удается отгонять хищников. – Только не приближайся к нему, а то он бросится.

– Ага, – Ник нервно кивнул и вдруг заголосил во всю глотку, выплескивая на страшного зверя всю накопившуюся за этот день ярость. – У-у-у-у-у… Козлина гребаный, пошел на хер отсюда, пока я тебе хвост на башку не намотал!

Я от неожиданности потерял дар речи, но, быстро собравшись, присоединился к его пустым угрозам, бешено размахивая палкой над головой. Ягуар шарахнулся в сторону, посмотрел на нас, как на двух придурков, и, порыкивая на ходу, не спеша ретировался в заросли. После того как зверь скрылся в джунглях, мы орали не переставая еще минуты три, потом переглянулись и одновременно умолкли. Ник опустился на землю и охрипшим, но торжествующим голосом произнес:

– Как мы его!

Я не ответил, бросил палку и присел рядом, вытирая со лба холодный пот. Руки дрожали, ноги дрожали, а сердце медленно возвращалось из пяток. Ника колотило не хуже моего.

– А ведь мы победили, – я протянул ему руку, и он крепко пожал ее.

– Что-то многовато для одного дня, – кусая губы, наконец выдавил он, после чего добавил: – И день-то еще не кончился.

– Ладно. – Я встал. – Пожалуй, нам действительно лучше убраться отсюда побыстрее.

– Куда пойдем? – отрешенно спросил Ник, указывая руками в разные стороны. – В кустах ягуар, а в воде аллигаторы.

– А мы не пойдем ни туда ни туда, – ответил я, ловя на себе его недоумевающий взгляд. – Нам здесь представляется хорошая возможность попытаться сбить со следа сапатистов, если таковые за нами гонятся.

Глава одиннадцатая

29 декабря 1903 года

«Ягуар ушел, и я торжествую! Три дня уже не замечал я никаких его признаков и не слышал его ночных рыков. Сегодняшняя охота была на редкость удачной, и мне удалось подстрелить пекари. Отобедав и передохнув, я продолжил путь по выложенной камнем дороге древних строителей. Двигаться по ней намного проще, чем сквозь чащу, и в день мне удается преодолеть расстояние в пятнадцать – двадцать миль. Трудно представить, что сегодняшние мексиканские крестьяне – никчемные существа, чей мозг сродни мозгу малого дитя, являются потомками людей, возводивших в этих диких краях величественные города и великолепные дороги».

Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас

Гарсия скакал по мощеной дороге впереди своего поредевшего войска, держа на руках одну из своих собак. Краснокожий ублюдок ударил ее палицей, утыканной острыми кусками обсидиана. Рана была страшной, и собака умирала, но Гарсия не мог ее бросить. В нем еще теплилась надежда спасти ее, хотя он прекрасно понимал, что спасти ее может лишь чудо. Но он повидал на своем веку слишком много смертей, чтобы верить в чудеса. Собака умрет, он знал это, но гнал пугающие его мысли прочь. Гарсия никогда не был трусом, и мало что могло испугать его. Но его псы! Единственные любимые им существа в целом свете и единственные существа на всем белом свете, которые когда-либо любили его. У него всегда были собаки, и он никогда не расставался с ними. Первая псина, которую он много лет назад привез с собой из Испании, с трудом пережила тяжелое путешествие через моря-океаны и, попав на один из островов, где команда каравеллы запасалась пресной водой, просто сбежала от него, как только лодка пристала к берегу. Гарсия сильно горевал по ней, но в душе понимал ее нежелание возвращаться на борт корабля. Спустя год он снова очутился на этом острове, и каково же было его удивление, когда из кустов на него вылетела огромная, растолстевшая собака с лоснящейся шерстью и довольной, сытой мордой. Она повалила его наземь и долго вылизывала ему лицо, радостно размахивая своим длинным, словно плеть, хвостом. С тех пор прошло много лет, и ее уже нет, но три маленьких, смешных щенка, которых она принесла ему во время одного из походов, выросли в крупных, сильных псов, не раз спасавших его от опасности. Вместе с ними Гарсия побывал во многих боях, и всегда они дрались рядом с ним, как настоящие, верные друзья. Но теперь рядом с его конем бежал только один пес. Второй, лежащий поперек его седла, умирал, и его длинный розовый язык болтался в приоткрытой пасти, безжизненно вздрагивая в такт движениям лошади. Другого пса индейцы убили еще раньше. Всего за несколько дней Гарсия потерял двух своих верных четвероногих друзей, и ярость кипела в нем, обжигая изнутри, словно раскаленный свинец. Когда он настигнет этих косоглазых, яйцеголовых уродов, он утопит их в крови, вырежет им внутренности и повесит на сучьях на их же собственных кишках…

Когда Гарсия впервые увидел индейцев майя, они сперва показались ему смешными и забавными. Было это в году 1517 от Рождества Христова. Вместе с экспедицией под командованием Франсиско Эрнандеса де Кордовы отплыл он с острова Куба. На острове Косумель и на мысе Коточ индейцы хорошо приняли их, удивляясь странным пришельцам. Они робко подходили и трогали их одежду, тела и бороды. Гарсия был не менее удивлен их видом. Косоглазые, со лбами, приплюснутыми так, что голова больше напоминала вытянутое яйцо, чем человеческую голову. Позднее он узнал, что уродовали они себя так красоты ради… Дикари… Младенцу двумя дощечками сдавливали череп, и если он выживал, то вдобавок, для пущей красоты, между глаз подвешивали шарик, чтобы, следя за ним, он скашивал глаза и в итоге зарабатывал еще и косоглазие. Какими же надо быть тупыми дикарями, думал Гарсия, чтобы так уродовать дарованный Господом Богом лик. Дальше три каравеллы проследовали вдоль берега полуострова Юкатан и достигли Кампече. И здесь Гарсия увидел, как могут сражаться майя. Даже выстрелы из пушек не остановили их атак! Потери испанцев оказались слишком велики, чтобы продолжать путь, и экспедиция вернулась на Кубу. Гарсии повезло в том бою, он получил всего два легких ранения, но на теле командира Франсиско Эрнандеса насчитали тридцать три раны, от которых он позднее и умер. С тех пор прошло много лет. Вместе с Эрнандо Кортесом Гарсия участвовал в покорении страны ацтеков, и война с ними была тяжелой. А теперь, спустя тринадцать лет, он вновь столкнулся с майя. Если всего лишь месяц назад он только предполагал, что завоевать их будет гораздо труднее, чем ацтеков, то теперь он знал это наверняка.

Мощеная дорога вильнула в сторону, огибая огромную скалу, а затем резко пошла вверх по холму. Гарсия ударил заартачившегося коня шпорами и шагом пустил его вверх. Животное с трудом передвигало ноги, устало опуская голову вниз. Испанец остановил его и, аккуратно придерживая собаку, спешился, после чего приказал своим людям последовать его примеру. Людей своих он не жалел, но кони представляли огромную ценность. Здесь, на землях Новой Испании, не было ни диких, ни домашних лошадей, и привозить их приходилось из-за моря. Путь был долгий и тяжелый, не все выдерживали его, и часть животных погибала.

Гарсия положил собаку на землю у края дороги и осмотрел. Глаза ее были открыты, а язык вывалился на землю. Она не дышала. Испанец постоял некоторое время рядом, склонив голову, а потом взял коня под уздцы и повел за собой вверх по холму. Оставшийся пес, будто понимая печаль хозяина, подбежал к нему и лизнул руку, и Гарсия не выдержал нахлынувших эмоций. Он присел на корточки, обнял пса за шею и крепко прижал к себе. Минутная слабость, которую видели все, но ему было плевать. Он был храбрым и беспощадным бойцом, и все знали об этом, а потому никто не позволил себе даже глазами выказать неуважение или усмешку.

Он отомстил ублюдкам из приозерной деревни за их упрямство. И за собаку отомстил тоже. Он хотел просто разогнать их и набрать припасов для дальнейшего пути, но они решили проучить его за смерть маленькой красножопой мартышки. Надо отдать им должное, сражались они славно, но мощь испанского оружия вскоре переломила ход битвы и вынудила их бежать. Но когда Гарсия увидел своего пса со вспоротым боком, из которого хлестала кровь, его рассудок помутился от ярости, и он приказал спалить деревню. Захваченных пленников затолкали в одну из хижин и хорошенько завалили вход в нее, потому что дверей в их домах не было. Он лично подпалил хижину и стоял рядом, слушая, пока не затихли визги метавшихся внутри дикарей. Перед тем как сжечь деревню, солдаты обшарили ее, вытаскивая наружу запасы маиса и бобов. Отобрав количество, необходимое для собственных нужд, остальное побросали в огонь. Позже солдаты нашли еще нескольких прятавшихся среди хижин индеанок и притащили их к нему, волоча за волосы. И Гарсия, зная, как давно они не имели женщин, отдал их на волю солдатни, а потом их истерзанные тела повесили коптиться на ближайшем суку…

Мощеная дорога поднималась к вершине холма, и Гарсия чувствовал, как пот ручьями стекает по его спине, а липкая ткань натирает кожу. Многодневная скачка, постоянные столкновения с индейцами, голод, жажда и тучи москитов, набрасывавшихся вечерами на людей и животных, окончательно отобрали все силы. Почти пятнадцать лет провел он в этих далеких от родины краях, но не помнил, чтобы когда-то ему было так тяжело. Он никогда не жалел, что покинул Испанию, и чувство ностальгии, мучившее многих его соратников, ни разу не посещало его. Ему нравились эти края, где можно было добыть золото, построить хороший дом и завести много рабов. Но ему не нравились люди, обитавшие здесь. Он больше не верил, что из этих дикарей можно сделать добрых христиан. Только рабов, пригодных лишь к тому, чтобы ублажать волю своих хозяев. Да и рабы получались из них прескверные. Дохли на рудниках, словно мухи перед зимой, или сами вешались после нескольких дней пребывания в плену. Вот негры – это другое дело. Сильные, выносливые и послушные, готовые сделать все, что от них потребуют, лишь бы получить плошку вонючей еды, которую не стали бы есть даже голодные собаки.

Когда до вершины холма оставалось около двухсот метров, Гарсия увидел пересекавший дорогу частокол, переплетенный лианами и колючим кустарником, из-за которого выглядывали головы нескольких краснокожих.

Январь 2004 года. Штат Чиапас

– И как же ты думаешь сбить их здесь со следа, если ни в джунгли мы не пойдем, ни по воде не поплывем? – На лице Ника отразилась такая безысходность, что мне даже стало его жалко. – Взлетим, что ли, аки два горных орла?

– Нет, взлетать пока не будем, – покачал головой я. – Но немного рискнуть все же придется. Пойдем, кое-что покажу.

Я подошел к самой кромке воды, еще раз осмотрел следы аллигатора, а затем указал Нику вниз по реке:

– Смотри. Видишь, там, метрах в двадцати отсюда, джунгли подходят к самому берегу и несколько крепких ветвей нависает метрах в двух над водой?

Ник нервно кивнул.

– Видишь ту толстую лиану, которая своим концом уходит прямо в воду?

– Да, – подтвердил он, все еще не понимая, к чему я клоню.

– Если бандиты выйдут сюда и обнаружат, что здесь наши следы обрываются, что они сделают?

– А я-то откуда знаю? – раздраженно развел руками Ник.

– Подумай, чтобы ты сделал на их месте в такой ситуации.

Ник немного постоял в нерешительности, после чего неуверенно сказал:

– Я бы, наверное, решил, что мы либо поплыли по реке, либо переплыли через нее на другой берег, либо пошли вниз или вверх по ней в воде вдоль берега, чтобы скрыть следы.

– Правильно! И что бы ты предпринял на их месте? – не унимался я.

– Послал бы людей осмотреть берег с этой и другой стороны в обоих направлениях, чтобы найти, где мы на него выбрались. Догнал бы нас и грохнул, – продолжил он, после чего решительно заявил: – Но только я тут плавать больше не буду.

– А плавать и не придется, – успокоил его я. – Нам надо только добраться до той лианы, и все. Здесь мелко, максимум по пояс. Дно каменистое, а течение быстрое, так что, когда сапатисты появятся, наших следов на дне уже не останется.

– Ага, – поддакнул Ник, нервно потирая руки, – потому что нас сожрут аллигаторы.

– Не бойся, – сказал я нарочито серьезно. – Один деятель пару лет назад выпустил в Минске книжку по выживанию, так он предлагает, если нападения крокодила не избежать, надавить ему пальцами на глаза. А аллигатор поменьше крокодила будет.

Ник удивленно посмотрел на меня и вытянул руки вперед, пытаясь поймать все еще дрожащими пальцами глаза на морде воображаемого крокодила, после чего задумчиво произнес:

– Он, видимо, крокодила со своей женой спутал.

– Скорее видел его только на картинке в книжке и решил, что он там изображен в натуральную величину, – сказал я в ответ. – Но если говорить серьезно, риск, конечно, большой, но есть вероятность, что прорвемся.

Ник закатил глаза и, взглянув на меня как на полоумного, с издевкой в голосе спросил:

– А на тебе, случайно, тепловое истощение с обезвоживанием не сказывается?

– Посмотри на следы, – я присел, и указал на самый четкий отпечаток лапы аллигатора. – Видишь, здесь по краям следа земля сухая и уже осыпалась внутрь самого отпечатка. Это говорит о том, что след старый. Можешь сравнить со следами ягуара. Кроме того, взгляни, какая чистая вода в реке. Думаю, если появится аллигатор, мы заметим его издалека.

Ник с тревогой в глазах повернул голову в сторону зарослей, где скрылся ягуар, и, отрицательно помотав головой, тихо произнес:

– Я тебе на слово поверю. Не хочу туда идти. Вдруг он там затаился и ждет удобного момента.

– Не переживай, он ушел. Ягуары очень редко нападают на людей, стараясь обходить их стороной, потому как понимают, что человек, несмотря на свою мнимую физическую слабость, животное крайне опасное. А вот аллигаторы, кстати, этого не понимают, и, конечно, с ними надо быть очень осторожными.

– Ладно, – он махнул рукой. – Хватит меня запугивать, лучше скажи, на кой черт тебе сдалась эта лиана. Хочешь, чтобы мы на ней повесились от безысходности?

– Нет, – я выдавил из себя подобие улыбки.

Несмотря на всю критичность ситуации, мы снова начинали беззлобно подтрунивать друг над другом, и это давало силы не поддаться пессимизму, не дать ему окончательно подавить себя морально. Признаться, мы были сильно напуганы, но полного осознания того, что все это происходит с нами на самом деле, еще не пришло. Нельзя сказать, что мы не понимали всей серьезности сложившегося положения, но поверить в то, что нас могут убить… Будто мы с Ником просто стали участниками какой-то дешевой театральной постановки бездарного и абсолютно сумасшедшего режиссера. Мы были в грязи, в крови, нас били, мы били, но полного ощущения смертельной опасности не было. Может быть, постоянные потоки крови на телеэкране приучают к тому, что даже в жизни начинаешь воспринимать подобные ситуации как некую игру, где подыхают только понарошку. Не знаю…

– Ты что-то хотел мне объяснить, – Ник тронул меня за локоть.

– Да… Смотри, как близко друг к другу здесь растут деревья. Если мы по лиане влезем на ту ветку, – я указал пальцем на нависающую над водой толстую крепкую ветвь, – то сможем дальше перебираться в глубь леса с одного дерева на другое, не оставляя никаких следов. Там никто их искать не будет. Согласен?

Ник покрутил пальцем у виска.

– По-моему, тебе пора к доктору, – зло пробубнил он, решив, видимо, что я издеваюсь над ним. – Я что, должен скакать по веткам, как обезьяна, или я, по-твоему, похож на Маугли?

– Подумай, – попытался успокоить его я. – Кому в голову придет, что мы можем так поступить? От поверхности воды до веток метра два. Допрыгнуть до них из воды невозможно. А лиану мы срежем, и она уплывет по течению. Если мы сможем уйти по деревьям далеко вглубь, сапатисты нас не найдут. Они, как ты правильно сказал, будут искать следы на земле вдоль берегов реки.

Ник сел, устало посмотрел в сторону свисающей лианы и, немного подумав, кивнул:

– Да, ты прав. Стоит попробовать. Только как быть с аллигаторами?

– Давай сделаем так. Я пойду первым, а ты будешь смотреть с берега, не появятся ли они. Если мне удастся влезть на ветку не сожранным, я сверху буду следить за водой, пока ты не заберешься на нее. Нож останется у тебя, и ты потом срежешь лиану.

– Хорошо, – тяжело вздыхая, согласился Ник.

– Только в воду входи в другом направлении, не к лиане, а как бы от нее, чтобы следы на берегу говорили преследователям, что мы пошли вверх по реке, а не вниз по ней.

Мы сняли одежду и кроссовки и сложили их в рюкзак, после чего я набросил его на плечи. Ник помог мне подтянуть лямки рюкзака потуже, чтобы он крепко держался на спине, поднял с земли заостренную с одного конца палку и протянул ее мне. Я повернулся, а он подбадривающе похлопал меня по плечу, после чего я вошел в воду. Признаться, на этот раз было гораздо страшнее, чем при встрече с ягуаром. Если в случае нападения пятнистой кошки еще был хотя бы минимальный шанс выжить или сбежать, то неожиданная атака аллигатора таких шансов не оставляла. И хотя поверхность воды была гладкой, а чистая голубая вода позволяла увидеть все, что происходило в пределах нескольких метров вокруг меня, я знал, насколько ловка и молниеносна эта кажущаяся медлительной рептилия. Я чувствовал, как холодный пот ручьями струился по моей спине, и, несмотря на палящее солнце, ощущал мерзкий озноб, охватывающий каждую мышцу. Сердце стучало так, что я отчетливо слышал каждое его биение. А любая неровность речного дна казалась мне притаившимся аллигатором, ждущим, когда же я подойду ближе, чтобы сцепить меня меж своих мощных челюстей и утащить в глубину. Снова в голову полезли мысли о том придурке, советовавшем надавить крокодилу на глаза, и в душе возникло искреннее желание, чтобы сейчас он оказался на моем месте, и пусть бы отдавливал злобной рептилии все, что душа пожелает. Никогда в жизни я еще не испытывал такого ужаса, как в этот раз.

Свисавшая лиана находилась приблизительно метрах в полутора от берега, но я старался двигаться не более чем в метре от берега, поросшего густым лесом. В случае первых же признаков опасности, я намеревался ринуться к берегу, но прекрасно понимал, что мне потребуется слишком много времени, чтобы выбраться на него сквозь такую чащобу. Я шел по пояс в воде, двумя руками держа палку над головой острием к воде. Едва ли мне удалось бы воспользоваться ей, словно копьем, но это придавало хотя бы некоторое, пусть и обманчивое чувство защищенности. Никита стоял у кромки воды и внимательно осматривал поверхность реки, постоянно поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Когда я добрался до свисающей лианы, он подал мне знак, что все спокойно, и, отпустив палку, я обеими руками вцепился в лиану, пару раз дернул, проверяя ее на прочность, после чего начал взбираться вверх. Два метра лианы я преодолел быстрее любой местной обезьяны, затем уцепился за ветку обеими руками, подтянул ноги и в одно мгновение очутился на ней.

Ветка оказалась достаточно толстой, чтобы выдержать нас двоих – сантиметров тридцать в диаметре. Я осмотрел лиану. Она обвивала немного склоненный в сторону реки ствол дерева, кольцами уходила вдоль спасительной ветви на полтора метра, после чего резко обрывалась в воду. Если аккуратно обрезать ее на верхней поверхности ветви, никто и никогда не сможет снизу обнаружить этого.

Сверху было хорошо видно все происходящее на реке, и пока ничто не предвещало беды. Я махнул Нику рукой. Он осмотрелся и быстро вошел в реку, держа нож перед собой в вытянутой руке. Его тело рассекало воду, оставляя за собой широкий, пенящийся след. Он побежал. Брызги летели во все стороны, а шум поднялся такой, что с деревьев в испуге начали взлетать маленькие птицы. Через минуту Ник оказался у лианы, сложил нож и, зажав его между зубов, уверенно полез вверх. Но, как оказалось, его передвижения взбудоражили не только птиц. Краем глаза я увидел, как из зарослей на противоположном берегу реки в воду выпало длинное, темное бревно и стремительно направилось в нашу сторону. Еще пара бревен плюхнулась в воду и последовала за первым. Ошибиться было невозможно.

– Аллигаторы! – закричал я. – Быстрее, быстрее!

Глаза Ника расширились от ужаса, он что-то промычал сквозь сомкнутые на рукояти ножа зубы и начал быстро перебирать руками. Я отполз по ветви к стволу, освобождая ему место, и спустя несколько секунд Ник уже был наверху. Он обхватил ветвь ногами, вытянул руку, показывая подплывающим аллигаторам поднятый вверх средний палец, и начал перерезать лиану.

– Быстрее, Ник, торопись! – подгонял его я, но он спокойно продолжал делать свое дело, свешивая ноги в двух метрах над водой. Лезвие было очень острым, и особых усилий ему не потребовалось.

– Убери ноги, болван! – снова заорал я. Ник повернул голову, непонимающе глядя на меня, и в этот момент лиана упала вниз прямо на голову одного из подплывших аллигаторов.

Такой удар не мог причинить ему ни малейшего вреда, но еще больше разозлил рептилию. Словно в замедленном кино, я увидел, как Никита поджал ноги, взбираясь на ветвь, а из воды, вытягивая за собой снопы брызг, вертикально взметнулось отвратительное чешуйчатое тело. Морда, туловище, а затем и задние лапы аллигатора на мгновение зависли над поверхностью реки. Два пустых, бессмысленных глаза вперили неотрывный взгляд в ускользающую жертву, огромные мощные челюсти разомкнулись, открывая нашему взору бездну омерзительной пасти и ряды больших острых зубов, а затем с ужасающим чавкающе-щелкающим звуком захлопнулись всего в двух десятках сантиметров от босых ног Ника. Аллигатор упал вниз, и его туловище погрузилось в воду, оставляя за собой большую воронку и обдавая нас при этом холодными брызгами.

– А-а-й-яяя… – Ник удивительно ловко и быстро пробежал на четвереньках по ветви к стволу дерева, едва не сбив меня вниз. Но, надо отдать ему должное, ножа он не выронил.

Аллигаторы, поняв, что добыча ускользнула, остались лежать на воде безжизненными бревнами, надеясь, вероятно, что мы забудем об их присутствии и снова начнем свешивать с веток ножки. Тупые, бессердечные твари, недооценивающие наши интеллектуальные способности.

Я перелез на соседнюю ветку, а Ник остался стоять на прежней, крепко обнимая ствол дерева и мелко дрожа. Губы его тряслись, он пытался что-то сказать, но у него это никак не получалось. Я вытащил нож из его руки, после чего он наконец сумел выдавить из себя мучивший его вопрос:

– Чей-то он так прыгает?

– Извини, не успел тебя предупредить, – резко ответил я, убирая нож в карман рюкзака.

– Ты в следующий раз информируй меня заранее, пожалуйста, – голос его дрожал.

– Хорошо, – согласился я, немного успокоившись. – Ну что, начинаем превращаться в бандерлогов?

Ник сквозь листву посмотрел на меня и нервно закивал. Он все еще никак не мог отойти от неожиданного нападения аллигатора.

Деревья здесь росли чуть ли не впритык, и их ветви сплетались друг с другом, а извивающиеся лианы спускались по ним застывшим зеленым дождиком, образуя настоящий рай для страдающей артритом обезьяны. Обладая определенной ловкостью, здесь вполне можно было попытаться проделать нелегкий путь, задуманный мной. Я взглянул вниз. Густые заросли кустарника простирались под нами, устремляя ввысь свои крепкие, острые стебли, и падение на них с трехметровой высоты не предвещало мягкого приземления. В лучшем случае можно было рассчитывать на изодранную кожу, а в худшем – на пропоротые внутренности и выколотые глаза. Но ни один человек в здравом уме не смог бы предположить, что кто-нибудь сможет выбраться здесь из реки на берег.

Я оглянулся на воду. Аллигаторы продолжали оставаться на своем боевом посту и караулить странных белокожих обезьянок, не оставляя надежды попробовать на зуб эту доселе не виданную ими разновидность. Но больше всего меня интересовала срезанная Ником лиана. Прибей ее к берегу, и мой план можно было считать проваленным. Но на этот раз фортуна повернулась к нам лицом, и я увидел, как лиана мирно уплывала вниз по течению, напоминая длинную дохлую анаконду. Скоро уже должно было начать смеркаться, и нам следовало продолжить путь, чтобы к наступлению темноты оказаться подальше от возможных преследователей, да и от реки тоже. Ночью у воды соберутся такие тучи разного рода мошкары и кровососущих гадов, что встреча с сапатистами покажется мелкой неприятностью.

В первую очередь нам следовало одеться. Я снял рюкзак, повесил его на ближайший сук и достал рубашку, надел ее, затем натянул джинсы, носки и кроссовки. Ник уже справился с испугом и оделся вслед за мной, после чего мы начали двигаться от реки в сторону оставленной ранее тропы. По моим расчетам, мы должны были вернуться к ней метров за сто от того места, где свернули к реке. Так поступают хищные звери – делают круг, возвращаются к своим следам и ложатся в засаде в ожидании ничего не подозревающего охотника, после чего нападают на него со спины. Правда, нападать мы не собирались, поскольку слишком уж неравны были силы, а всего лишь хотели пересечь тропу в самом неожиданном для преследователей месте.

Ник первым перелез на соседнее дерево, после чего жестом предложил мне последовать за ним. Может, в чем-то он и не имел опыта, но лазать по деревьям у него получалось великолепно. Ему абсолютно было неведомо чувство боязни высоты, и он легко перебирался с одной ветви на другую, цепляясь за висевшие повсюду лианы. Глядя на него, я лишний раз убедился, насколько же прав был старина Дарвин. По крайней мере, в отношении Ника. Я двигался по проторенному им пути, уже зная, за что можно хвататься, а за что нет. Поначалу задача казалась довольно простой, хотя и требовала некоторого времени и физических усилий. Главное было только удержаться и не упасть вниз. Да стараться, насколько возможно, соблюдать тишину. Но метров через десять чащоба начала редеть, и перебираться с одного дерева на другое стало гораздо сложнее. Кущи внизу также поредели, и среди них стала проглядывать поросшая травой земля.