Быть зверем

Я увидел, как Ник оттолкнулся ногами, пролетел в воздухе и вцепился в висевшую метрах в двух от нашего дерева лиану. Она натянулась вниз, но выдержала. Тело Ника изогнулось, и он начал раскачиваться на лиане, пока амплитуда движения не стала такой, что он смог зацепиться рукой за одну из ветвей стоявшего поодаль дерева. Резким движением он толкнул лиану мне, и я поймал ее, после чего, покрепче сжав ее в руках, последовал его примеру. Меня закрутило, но когда я оказался в пределах его досягаемости, он схватил меня за рюкзак и подтянул к себе.

Мы уже достаточно удалились от берега реки, и далее испытывать судьбу становилось крайне опасно для здоровья. Ник порывался прыгнуть на другую лиану, но я остановил его. Не хватало еще грохнуться с трехметровой высоты. Тем более до тропы оставалось метров тридцать, и нас могли услышать преследователи.

Мы осторожно спустились вниз и, оказавшись на земле, осмотрелись. Все было тихо. Теперь нам следовало добраться до тропы и пересечь ее, не оставив следов. Последнее сделать было не просто. Я объяснил Нику, как надо передвигаться – не наступать на участки рыхлой земли, стараться не вдавливать траву и лежащие на земле опавшие листья и сухие ветки, не ломать кусты, а аккуратно раздвигать их… Мы шли медленно, не спеша выбирая, куда поставить ногу при следующем шаге. Я вспомнил, как старик-индеец учил меня несколько лет назад: «Представь, что ты – ягуар. Двигайся, как он. Не подражай ему, а почувствуй его в себе, и тогда ты сможешь пройти, не оставляя следов, и тогда олень не услышит тебя, когда ты станешь подкрадываться к нему». Даже птицы не вспорхнули с ветвей, когда мы медленно проходили мимо.

Когда до тропы оставалось не более метра и надо было лишь пробраться сквозь окаймлявшие ее густые заросли, я услышал легкое шуршание и, повернувшись к Нику, приложил палец к губам. Мы опустились на корточки и застыли на месте. Теперь шуршание слышалось более отчетливо, и стало ясно, что эти звуки исходят не от животных. Так шуршит трущаяся ткань. Сделав жест Нику, чтобы он стоял на месте, я осторожно продвинулся вперед и через плотную завесу зарослей выглянул на тропу. Люди в одежде цвета хаки, с автоматами в руках, быстро двигались по тропе. Я пригнулся и затаился. Два десятка ног в высоких, шнурованных ботинках прошли мимо буквально в полуметре от меня. И вдруг последний из преследователей резко остановился и сделал шаг в нашу сторону. Каждый мускул моего тела напрягся, и я поднял глаза, готовый увидеть черную дыру автоматного дула.

Глава двенадцатая

3 января 1904 года

«Сегодня я наткнулся на следы этого дьявола. Он не ушел. Просто теперь он идет впереди меня, даже не пытаясь сокрыть свои следы. Мы двигаемся в одном направлении. Может, он думает, что я преследую его? Или играет со мной в некую, одному ему ведомую игру? Странный зверь. Я начинаю привыкать к его незримому присутствию, но все равно постоянно остаюсь настороже. Я выдержу и пройду путь, уготованный мне судьбой, явившейся предо мной в Мериде в лице старого индейца. Судьба распорядилась так, чтобы я завладел сим бесценным сокровищем, что долгие годы бездарно пропадало в диких джунглях Чиапаса. Оно займет достойное место в моей коллекции, либо я продам его с аукциона, а вырученные деньги позволят мне покрыть расходы по этой экспедиции, оплатить счета и безбедно жить до конца дней своих».

Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас

Когда страж подал знак о приближении врагов, Балум подошел к изгороди и посмотрел вниз. Цепочка чужеземцев медленно поднималась по мощеной дороге, ведя на поводу длинноногих зверей. Впервые он увидел людей, гнавшихся за ним в течение нескольких дней. Они не были похожи ни на один из тех народов, с которыми ему приходилось сталкиваться раньше. Их кожа была светлой, а нижняя часть лиц поросла темными волосами. Даже одежда и оружие у них были иными.

Заметив преграду, чужаки остановились, а затем несколько пеших бойцов начали приближаться к изгороди, неся в руках какое-то странное оружие, напоминавшее луки, приделанные к коротким палкам[20]. Остановившись в отдалении, они выстроились в ряд, подняли свое необычное оружие на уровень глаз и выпустили стрелы. Балум видел, как они быстро пролетели в воздухе и с огромной силой вонзились в деревянные столбы укрепления. Воин, стоявший рядом с Балумом, резко согнулся и упал, обхватив руками живот. В его спине зияла огромная дыра, а короткая стрела с широким наконечником, пролетевшая между столбов сквозь спутанные ветви изгороди и пробившая его тело, по самое оперение ушла в мягкую почву около края выложенной камнем дороги. Балум вытащил стрелу из земли и осмотрел. Ее древко было сделано из какого-то чрезвычайно прочного материала, неизвестного майя. Он попробовал согнуть его, но из этого ничего не вышло.

Чужеземцы снова наложили на свое грозное оружие стрелы и дали новый залп, но на этот раз индейцы, наученные горьким опытом, низко пригнулись, опустившись на корточки. Снова несколько стрел вонзились в плотно врытые столбы укрепления, но две из них проскочили между ними и упали далеко за оградой. Индейцы в ответ осыпали врагов градом стрел, вынудив их немного отступить. Балум был поражен силой странных луков белых людей. Они легко посылали свои тяжелые стрелы вверх по склону, и те не только пролетали большое расстояние, но и пробивали сплетенные ветви укрепления. Индейский лук не был способен на это.

Теперь чужаки изменили тактику. Группы из нескольких бойцов попытались войти в заросли и обойти укрепление с флангов. Но и там они натолкнулись на длинную изгородь, за которой их уже ожидали воины. Здесь все преимущества оказались на стороне майя. Враги не сразу увидели их среди густой чащи и не могли с легкостью воспользоваться своими длинными мечами. После короткой, но жестокой схватки белокожим пришлось отступить. На некоторое время они оставили защитников в покое, но вскоре перегруппировались и нестройной толпой ринулись вверх по дороге. На этот раз в них полетели тяжелые камни, выкорчеванные ранее из сакбе. Камни быстро скатывались вниз, сбивая нападавших с ног, разламываясь на куски и раня их острыми осколками. И вновь атака захлебнулась, и чужеземцы поспешили ретироваться.

Балум задумчиво смотрел сквозь переплетавшие ограду ветви на отступавших врагов, понимая, что период затишья не вечен, и вскоре последуют новые попытки захватить укрепление. Судя по всему, частокол стал для них серьезным препятствием, но он знал, что белокожие не оставят его в покое и не повернут назад.

Он видел, как основная часть испанцев начала устраиваться на привал, а группа из нескольких человек принялась рубить деревья своими острыми мечами. Зачем им понадобилось делать это, индеец не понимал. Может, они готовились к долгой осаде и решили построить хижины? Но это глупо. Тогда зачем? Некоторое время он обдумывал необъяснимые действия врагов, но затем отвернулся. Время покажет, что замыслили белокожие. А пока у него было дело, которое не терпело отлагательств. Ему следовало поблагодарить богов за помощь и заручиться их поддержкой на будущее.

Индеец отдал несколько указаний, после чего сел на колени и склонил голову. Один из воинов, удостоенный чести оказать ритуальную помощь отпрыску царской семьи, медленно приблизился к нему и поставил перед ним плошку, на дно которой положил кусок чистой белой материи. Балум запел. Его монотонная песнь звучала все громче и громче, призывая богов обратить свои взоры на страждущего, готового накормить их своей кровью. Боги любят человеческую кровь, боги насыщаются ею. Когда-то кровь богов дала жизнь людям, а на этой земле богов представляет правитель и его семья, и потому кровь царской семьи священна и наиболее любима ими. Именно в крови содержится душа человека, и в жертвуемой богам крови человек отдавал им частичку своей души. Помощник опустился на колени рядом с Балумом, аккуратно взял его за мочку, и кончиком кремниевого ножа сделал на ней глубокий надрез. Капля крови упала на лежавшую в плошке материю, затем другая, третья, и вот уже заструилась она, пропитывая лежавший в плошке клочок материи. Помощник сильнее вдавил острие, прорезая ухо своего повелителя насквозь, но тот продолжал петь, словно совсем не чувствовал боли. Пронзительный голос Балума разносился по сельве, взывая к богам, умоляя их принять его жертвенную кровь, и даровать помощь свою в деле его, и обрушить гнев свой на врагов его. Он молился Ицамне, всесильному Богу Неба, и Кит-Хишу, Богу-Ягуару, покровительствующему воинам и владыкам.

Чонтали застыли вокруг своего лидера, наблюдая за торжественным ритуалом жертвоприношения. Мало кому из них ранее доводилось видеть подобную церемонию, ибо не всякого человека допускали к царствующему двору. Но каждый из них знал, что чаще кровь богам даровалась правителями двумя другими способами. Они либо прокалывали себе язык, пропуская в разрез усеянный колючками шнур, либо то же самое проделывали с пенисом, пронзая его сразу в нескольких местах. Воины понимали, почему Балум жертвовал кровь из уха. Раны, причиненные языку или пенису, долго заживали, требовали особого лечения и лишили бы его возможности далее продолжать путь. Этого сын правителя себе позволить не мог.

Когда клочок материи полностью окрасился кровью, голос Балума стал еле слышен, песнь затихала, и через некоторое время только губы его шевелились в беззвучной мольбе. Помощник протянул ему горящую веточку, зажженную в специально разведенном для этого костре, и он склонился над плошкой, поджигая пропитанную кровью материю. Она занялась не сразу, но через некоторое время все увидели, как тоненькие струйки дыма начали подниматься к небесам. Теперь боги насытятся.

Краем глаза Балум заметил, что один из следивших за врагами стражников нервно поглядывает то в сторону противника, то на него. Что-то происходило внизу на дороге, но он не мог прервать священный ритуал. Закончив, он встал и направился к частоколу. Кровь все еще стекала из рваного уха по его шее, но он не замечал этого. Враги снова предприняли атаку, но на этот раз они действовали хитрее. Теперь Балум понял, зачем они рубили деревья. Из их стволов они соорудили нечто вроде двух больших щитов, прячась за которыми, поднимались вверх. Индейцы осыпали их градом стрел, но те уже не представляли опасности для нападавших. Все ближе и ближе подходили они, укрываясь за поставленными клином щитами, временами выстреливая из арбалетов по высовывающимся из-за частокола защитникам. Пролетевшая мимо стрела содрала кожу на плече Балума и ударила в грудь стоявшего за ним воина. Через мгновение упал лучник, стоявший шагах в трех от него. Летевшие вниз камни теперь не причиняли вреда чужеземцам. Они отскакивали от их деревянного заслона и катились вниз.

Когда от частокола врагов отделяло метров десять, несколько воинов подошли к Балуму, и один из них, почтительно склонив голову, сказал:

– Вам надо уходить, а мы останемся здесь, чтобы задержать преследователей.

Воин был прав, и сын правителя понимал это. Если бы они только знали, сколько сил требуется ему, чтобы избегать прямой схватки с врагами, чтобы поворачиваться к ним спиной и бежать прочь, словно трусливая мышь. Если бы они знали…

– Пусть боги помогут вам, – сказал он в ответ, печально оглядел своих верных бойцов, назвал имена четверых, которые должны были отправиться с ним, после чего подошел к паланкину, взял с него священную реликвию и, держа ее в руках, побежал по дороге в сторону Лакамтуна. Через некоторое время он остановился, снова повернулся к остававшимся у укрепления воинам и поднял руку в прощальном жесте. Они оставались умирать, чтобы он смог выполнить свою миссию.

Январь 2004 года. Штат Чиапас

Я был готов увидеть дуло автомата и услышать разъяренный голос, но вместо этого в метре от меня о землю забила струя. Возможность завладеть автоматом, пока бандит находился в столь беззащитном состоянии, была весьма заманчива и забавна, но я смог сдержать себя, понимая, что один автомат против десятка явно не пойдет нам на пользу. Справив нужду, бандит побежал догонять своих, а я вернулся к Нику. Когда шаги сапатистов стихли, мы выждали еще некоторое время, а затем осторожно, стараясь не создавать излишнего шума и не оставлять следов, прокрались на край тропы, аккуратно перешагнули через нее и, медленно раздвигая кусты, дабы случайно не сломать какую-нибудь веточку, которая впоследствии могла выдать нас, скрылись на другой стороне зарослей.

Мы продвигались по чаще, внимательно следя за каждым своим шагом, и, думаю, нам удалось проделать этот путь так, чтобы не оставить следов. В тех местах, где ветви деревьев росли слишком низко, мы пригибались и пролезали под ними на корточках, а порой и на четвереньках. Открытые участки рыхлой земли мы обходили или ставили ноги под широкие листья стелящихся растений, а иногда даже перебирались на руках по ветвям. Основной проблемой были лишь попадавшиеся колючки, цеплявшиеся за одежду и царапавшие кожу, но после происшествий сегодняшнего дня мы легко сносили это мелкое неудобство. Мысли о затаившихся в кустах змеях не покидали меня, и каждая сухая ветка или переплетение корней, отдаленно напоминавшие спящую в тени гадину, бросали меня в холодный пот. Но Нику о своих опасениях я говорить не стал, не желая отягощать его легко возбудимую душу. Так мы шли еще приблизительно в течение часа. Ник пыхтел позади меня, а потом, не выдержав, выпалил:

– Как же меня здесь все достало. Как только выберемся, сразу же возьму билет на самолет и свалю отсюда.

Я не ответил, но мысль его показалась мне весьма любопытной. Чиапас почему-то больше не манил меня своими индейскими достопримечательностями, а сельвой я наелся сегодня на много лет вперед. Но улететь мы не могли, и надо было двигаться дальше. Сколько было времени, мы не знали, потому что люди Длинного не преминули снять с нас обоих часы, но, судя по всему, скоро должно было начать темнеть. Через некоторое время мы окончательно выбились из сил и устроили небольшой привал. Если голова и руки еще хоть как-то функционировали, то ноги отказывались двигаться. Я очень надеялся, что нам удалось сбить сапатистов со следа, а потому, допив остатки воды и покурив, мы прилегли, чтобы немного отдохнуть. Я растянулся на траве и вскоре задремал, но минут через пятнадцать усилием воли все же заставил себя открыть глаза. Уже начинало смеркаться, а над землей собирался туман. Следовало поспешить. Ник сладко спал, и мне стоило больших трудов растолкать его.

– Вставай, – тряхнул я его за плечо. – Нам еще надо найти место для ночлега.

– У-у-м, – простонал он, переворачиваясь на другой бок.

– Давай, давай, – подгонял его я. – Сейчас стемнеет, и придется спать здесь на голой земле.

Ник приоткрыл один глаз и зевнул. Потянувшись, он поднялся, смахнул со лба прилипшую травинку и, повернув ко мне сильно помятое лицо, спросил:

– Ты хочешь построить хижину?

– Было бы неплохо, но уже смеркается, и у нас на это нет времени, – ответил я. – Давай найдем какую-нибудь толстую, разлапистую ветку на дереве и там обустроимся, чтобы ночью нас зверье не беспокоило.

Подходящее дерево, огромную сейбу с крепкими ветвями, мы нашли достаточно быстро. Теперь оставалось только взобраться на нее и устроиться поудобнее. Туман рассеивался, что было весьма странно, но думать об этом было некогда, и я полез на дерево вслед за Ником, который с ловкостью обезьяны первым забрался наверх. Он протянул мне руку и втянул к себе.

Оказавшись наверху, мы выбрали места недалеко друг от друга и привязались к веткам ремнями и шнурками от кроссовок, чтобы, заснув, случайно не упасть вниз. Рядом свисала тонкая лиана, и я на всякий случай дополнительно обмотал ее вокруг своего запястья. Ночь на дереве мало похожа на сон в мягкой постели, но в сельве, когда по каким-то причинам нельзя развести костер, это, пожалуй, самое безопасное место. Наверху до нас могли добраться только обезьяны да ягуары. Первые особой угрозы не представляли, а вторые скорее всего, почуяв человека, прошли бы мимо. На земле же большая опасность могла исходить от всевозможных ползучих гадов.

Но даже постараться заснуть в ветвях оказалось задачей весьма сложной. Ни тебе вытянуться, ни тебе перевернуться. Там в бок упирается острый сук, а здесь часть твоего тела зависает в воздухе. Если бы у нас было достаточно времени до наступления темноты, можно было попытаться соорудить на ветвях настил, но мы забирались вверх, когда уже стало достаточно темно, и должны были спешить, поскольку в полной темноте найти подходящие ветви стало бы практически невозможно.

Итак, мы лежали, ожидая, когда же наконец стемнеет, но это все никак не происходило. Первым тишину робко нарушил Ник. Он приподнял голову и удивленно произнес:

– А тебе не кажется, что стало немного светлее да и туман уже рассеялся?

– Да-а, – задумчиво согласился я, наблюдая, как сквозь густую листву начали пробиваться солнечные лучи. – Насколько я знаю, когда темнеет, солнце заходит, а не восходит. И птицы так горлопанят по утрам, а не с наступлением ночи, – судя по всему, ночь уже безвозвратно прошла, но мне показалось, что я прилег всего на пятнадцать минут.

– Видимо, мы проспали всю ночь, даже не заметив этого, – голос Ника был растерянным.

Пока мы занимались построением логической цепочки, стало совсем светло, и данный факт окончательно убедил нас в том, что первую ночевку в сельве, как бы это глупо ни звучало, мы благополучно проспали. Надо было снова отвязываться, спускаться с дерева вниз и продолжать путь.

Для начала мы снова срезали два шеста, чтобы по ходу распугивать змей и опираться на них, как на посохи. Теперь мы уже не пытались прилагать особых усилий, чтобы скрыть следы, хотя и старались обходить участки, где они могли хорошо пропечататься. Сейчас перед нами вставали две серьезные проблемы, которые надо было решить как можно скорее. Во-первых, мы не ели уже вторые сутки, и в условиях постоянного «бега с препятствиями» это не лучшим образом сказывалось на нашем состоянии. Но без пищи можно было еще продержаться по меньшей мере пару дней, а мы все же надеялись добраться до полицейского участка, если таковой существовал в действительности, а не только в воображении отправившего нас туда мексиканца. Во-вторых, и именно эта проблема была основной, необходимо было в кратчайшие сроки решить вопрос с водой. В тропиках хочется пить постоянно, даже если не совершаешь длинных переходов, а мы пробегали по джунглям весь предыдущий день, и единственным источником воды у нас была лишь фляга, отобранная у Длинного, вода в которой закончилась еще вчера. На листве лежали крохотные капельки росы, но от этого зрелища жажда только усиливалась. Индейцы учили меня, что росу можно собрать, проводя тканью по траве, а затем выжимая впитавшуюся в нее воду в какую-нибудь бадью. Но единственной тканью, имевшейся у нас, была наша грязная, насквозь пропитанная потом одежда, и мы не могли использовать ее для сбора росы, поскольку пить отжатую с потом и грязью воду было крайне опасно.

Очень хотелось хотя бы просто смочить пересохший рот. Было ощущение, будто вместо языка у меня там застрял кусок плохо обструганной доски. Я не видел пока ни одного растения, из которого можно было добыть воду, и на память приходили истории об апачах, североамериканских индейцах, которые последними покорились американской армии. Они жили в пустынной местности, где им порой приходилось сутками обходиться без воды. Когда становилось совсем невмоготу, они сосали во рту обычный камешек, и это вызывало слюноотделение, что уменьшало жажду. Чтобы как-то отвлечься от обуревавших нас обоих грустных мыслей, я начал рассказывать о них Нику. Услышав об апачских способах борьбы с жаждой, он опустился на корточки, осматривая плотно утрамбованный грунт.

– Здесь земля сплошная, а камни, если и попадаются, то такие, что в рот не влезут, – с тоской в голосе сказал он, поднимая булыжник размером с кулак.

Сапатистов мы более не опасались, полагая, что они потеряли наш след, иначе бы нас давно схватили. Временами мы вновь натыкались на звериные тропки и шли по ним, иногда останавливаясь, чтобы передохнуть. Идти по влажным тропическим джунглям, даже по хорошо протоптанной, широкой тропе, всегда тяжело, и после трехчасового перехода человек начинает напоминать выжатый лимон, а после пяти часов валится с ног. Без воды силы истощаются намного раньше. Но в этот день нам явно везло, и, наконец, я увидел лианы, из которых можно было добыть воду.

– Сейчас будем пить! – радостно воскликнул я, а Ник удивленно посмотрел вокруг, видимо ожидая увидеть долгожданный источник чистой воды.

Вытащив из рюкзака нож и флягу, я подошел к дереву, которое обвивала лиана, подозвал к себе Ника и передал ему открытую флягу. После этого, приподнявшись на мысках и вытянув руки как можно выше, я перерезал лиану, а затем опустился и срезал ее в самом низу. Через некоторое время из нее, капля за каплей, появилась вода.

– Держи флягу внизу, – сказал я Нику, и он быстро подставил ее под срезанный участок лианы, с жадностью глядя на просачивающуюся жидкость.

– Так что же ты раньше об этом не вспомнил? – укоризненно проговорил он и, поднимая на меня глаза, добавил: – Тут же таких кранчиков на каждом дереве понавешано! Нас жажда мучает, а здесь, оказывается, упиться можно!

– Не все лианы подходят, – поглядывая, как вода набирается во флягу, ответил я. – Во многих млечный сок, и он ядовит. Да и эту воду сперва надо будет проверить.

– Как?

– Сначала выпьем по глотку, подождем с часик, и, если все обойдется, сможем выпить больше.

– Может, прямо сейчас и попробуем? Чего ждать-то?

Я кивнул, Ник сделал глоток и протянул флягу мне. Вкуснее воды я, пожалуй, не пробовал никогда, но рисковать, выпивая больше, все же не стоило. Когда вода перестала капать, я снова отрезал снизу небольшой кусок у той же лианы, и капли вновь начали падать во флягу. Рядом я разглядел еще несколько лиан того же вида и обрезал ближайшую из них. Пока Ник держал флягу над первой лианой, я набирал воду в крышку из второй и сливал ее во флягу. Приблизительно через час вода набралась до краев и, поскольку ничего дурного с нами не произошло, мы позволили себе напиться вволю. Когда вода закончилась, мы провели еще около часа, заново набирая ее из других лиан. Плотно закрутив крышку, я положил флягу в рюкзак и повесил его себе на плечи.

Дальнейший наш путь проходил на удивление спокойно – ни ягуаров, ни сапатистов, ни аллигаторов, ни змей мы не видели. Только скачущие по ветвям обезьяны да разнообразные птицы скрашивали наше унылое путешествие. Иногда появлялись коати, но Ник уже не бегал за ними с дикими воплями, не обращая на них никакого внимания. Если раньше мы еще подтрунивали друг над другом, то теперь желания шутить больше не возникало. Мы шли, шли, шли. Потом садились, устраивали перекур, вставали и снова шли, шли, шли. Зеленый цвет, со всех сторон окружавший нас, начинал раздражать своим однообразием, и даже Ник сказал, что наконец понимает, почему джунгли называют зеленым адом. Наши рубашки настолько пропитались потом, что их можно было выжимать, и это начинало доставлять определенные неудобства. А потому, выйдя на очередную поляну, мы сняли их и развесили на ветвях так, чтобы они проветрились и просохли на солнце. Влажная одежда не только натирает кожу, но на нее вдобавок слетается всякая мелкая кусачая нечисть. Сами мы устроились в тени. Ник закурил сигарету и, выпуская дым, сказал:

– Давай, когда выберемся отсюда, сразу же махнем назад в Канкун, – снова он начал размышлять о будущем. – Сельву я уже за эти два дня посмотрел в достаточном количестве, и с меня хватит, а развалины индейских городов Чиапаса… – Он со злостью сплюнул. – Я куплю себе большую, красивую книжку про эти развалины и буду на досуге пролистывать ее за бокалом хорошего вина перед вкусным ужином.

– Ты же хотел первым делом взять билет на самолет, – напомнил я, глядя на его умиротворенное лицо. Судя по всему, он уже не сомневался в том, что наши злоключения с сапатистами благополучно закончились. Я придерживался другого мнения, а потому предложил: – Давай сперва выберемся, а уже потом будем решать.

– Хорошо, – кивнул Ник и мечтательно добавил: – Сейчас бы лежали где-нибудь на пляже Канкуна кверху пузом с классными тетками под боком, вместо того чтобы бегать по лесу, как два идиота.

Когда рубашки высохли под палящими лучами солнца, мы надели их и пошли дальше. Насколько прошлый день был насыщен событиями, настолько этот оказался заунывен своим однообразием. Лишь в одном месте на нашем пути попалась мелкая речушка метров пятнадцати шириной, и Ник остановился возле нее в нерешительности.

– Может, обойдем ее как-нибудь? – растерянно спросил он. – Я уже вчера бегал по лианам от аллигаторов, и больше испытывать судьбу мне не хочется.

– Если мы хотим добраться до полицейского поста, нам надо переправиться через нее, – я взглянул вдоль реки, оба конца которой уходили вдаль, перпендикулярно направлению нашего движения. – Либо можем пойти вдоль берега, но тогда лишь углубимся в джунгли, и неизвестно, когда из них выберемся.

– Я боюсь, что здесь могут быть аллигаторы. – Он был по-настоящему напуган перспективой переправы.

– Понимаю, но они не так часто встречаются, как ты думаешь, – постарался успокоить его я. – Можно сказать, нам повезло, что мы увидели их. Не всем выпадает такой шанс.

– Хороший шанс, – мрачно проговорил Ник. – Еще бы немного, и этот шанс сожрал бы меня с потрохами.

– Змеи в местных водах попадаются чаще, чем аллигаторы, – пример, выбранный мной, был явно неудачен.

– Отлично! – воскликнул он. – Час от часу не легче.

– Не дрейфь, здесь мелко и все видно, а аллигаторы и правда встречаются крайне редко. Пойдем.

Не дожидаясь его ответа, я вошел в воду, ощупывая дно палкой, и ему не оставалось ничего другого, как последовать моему примеру. Он с грозным видом шел рядом со мной, занеся над головой палку, готовый в случае необходимости огреть внезапно появившуюся рептилию. Речка была неглубокой, и мы быстро добрались до ее середины, когда Ник вдруг ойкнул и с головой ушел под воду. Он всплыл на поверхность, ловя ртом воздух, и, бешено размахивая руками, поплыл ко мне. Палка уплывала вниз по течению. Признаться, в первый момент я испугался, решив, что его утащил аллигатор, но увидев бултыхавшие по воде ноги, успокоился.

– Надо было ощупывать дно палкой, тогда бы не провалился в эту яму, – крикнул ему я, протягивая руку.

– Ужас! – он все еще пытался справиться с испугом.

Уцепившись за мою руку, Ник подтянулся и, нащупав ногами дно, встал. Вода стекала с его мокрых, прилипающих к лицу волос. Я повернулся и пошел дальше по пояс в воде, продолжая ощупывать палкой дно. В одном месте на нашем пути попалась новая яма, но мы быстро переплыли ее и вскоре оказались на другом берегу. Рюкзак мне удалось не замочить, держа над водой на вытянутой вверх руке, но одежда вымокла, и нам пришлось снять ее и хорошенько выжать. Поскольку никаких рептилий мы не встретили, страх перед ними несколько поутих, и, пока одежда сохла на солнце, мы смыли с себя накопившуюся грязь. С засохшей в волосах кровью оказалось намного сложнее, потому что любое прикосновение к содранной коже и большой, мягкой шишке на затылке отбивало всякое стремление к чистоте.

Когда одежда просохла, мы двинулись дальше и через некоторое время вышли на заболоченную местность. К счастью, здесь обошлось без приключений, но мы снова перемазались в грязи с ног до головы.

К шоссе мы вышли неожиданно. В очередной раз пробираясь через заросли, мы вдруг уткнулись в проволочную ограду, за которой пролегала широкая асфальтированная дорога. Ездили по ней, видимо, не часто, потому что шума машин мы не слышали. Дорога была пуста, а слева виднелся полицейский пост. Так, не встретив ни одного сапатиста, мы добрались до цели нашего путешествия. Длинный нас не обманул.

– Странно, – выглядывая из-за кустов на дорогу, сказал Ник. – Никто нас, кажется, не ждет.

– Да, – согласился я. – Едва ли они устроили засаду около самого поста. Может, мы мимо них проскочили?

– Может, и так, – кивнул Ник. – Но все равно, как-то странно.

Мы не стали выходить на дорогу и пробирались к посту вдоль нее через заросли. Один-два шага, затем притихли-прислушались, опять пару шагов и опять затаились. Но ничего страшного не произошло, и спустя полчаса мы оказались прямо напротив поста – одноэтажного строения, рядом с которым стоял полицейский в форме дорожной полиции, покуривая и со скучающим видом перелистывая какой-то журнал. Около поста была припаркована полицейская машина, мотоцикл, а чуть поодаль, ближе к сельве стояла пара искореженных в авариях автомобилей. Некоторое время мы осматривали окрестности и следили за поведением полицейского, но ничего подозрительного не заметили. На шоссе появилась машина, и полицейский оживился. Казалось, он был рад некоторому разнообразию. По его знаку автомобиль остановился, полицейский проверил у водителя документы, после чего вновь вернулся к просмотру журнала. Не увидев ничего подозрительного, мы выбрались из зарослей, перелезли через проволочную ограду и вышли на дорогу.

Заметив движение, полицейский вздрогнул, оторвал глаза от журнала и поднял голову. Он смотрел на нас так, будто привык, что каждый день с периодичностью в час-другой к нему из джунглей выходят мрачные типы вроде нас – осунувшиеся, грязные и в изодранной одежде: «Здравствуйте-проходите-чем-могу-помочь», – услышали мы.

Глава тринадцатая

6 января 1904 года

«Странный индеец посетил сегодняшней ночью мой лагерь. Он вышел из зарослей так тихо и неожиданно, что я в испуге вскочил, направив на него свое ружье, которое теперь постоянно держу под рукой на случай появления преследующего меня зверя. Он был полностью обнажен, если не считать куска белой материи, охватывающего бедра так, чтобы скрыть естество, а на плечах была накинута истрепанная шкура ягуара. Его длинные черные волосы на затылке стягивал кожаный ремешок, грудь покрывала замысловатая татуировка, а лицо было изуродовано длинным, широким шрамом.