Билль отправился в одну из больших улиц и, войдя в подъезд небольшого дома, позвонил у дверей, на которых было написано: «Смит и К°, комиссионеры».
      Двери отворил гигантского вида негр, подозрительно оглядевший Билля.
      — Вам кого угодно? — спросил он, заслонивши своей внушительной фигурой двери.
      — Смит дома?
      — Нет мистера Смита.
      — Скоро будет?
      — Не знаю. Он уехал из Фриски.
      — Куда?
      — Спросите у него сами. Мне он не говорил.
      — Кабы он с вами очень серьезно не поговорил за то, что вы дурак и не пускаете его приятеля. Мне нужно видеть Смита по делу, которое очень заинтересует Смита и К°. Поняли?
      — Понял, но только Смит и К° уехали…
      — Идите и скажите, что Старый Билль желает видеть Смита и К°! — громко крикнул Старый Билль.
      Вслед за тем чей-то резкий голос крикнул из комнат.
      — Сам! Идиот! Когда вы научитесь разбирать посетителей? Впустите джентльмена!
      Негр тотчас же отскочил от дверей и испуганно проговорил, пробуя в то же время улыбнуться, оскалив свои блестящие белые зубы:
      — Извините, сэр, я ошибся, Смит и К° дома. Пожалуйте, сэр!
      И когда Билль вошел в темноватую прихожую, негр тотчас же захлопнул двери и задернул цепь.
      Билль вошел в комнату налево, в контору Смита и К°.
      Это была небольшая, почти пустая комната, разделенная пополам барьером, за которым были две конторки и шкаф.
      За одной из них сидел какой-то чахлый молодой человек.
      Несколько стульев стояли у стены по эту сторону барьера и, очевидно, предназначались для посетителей. Но ни души не было, и молодой человек не без удивления взглянул на Старого Билля, которому понадобились услуги конторы Смита и К°.
      — Мистер Смит просит вас в кабинет! — проговорил он усталым, больным голосом.
      И с этими словами молодой человек сполз со своего высокого конторского табурета и, отворив дверцы барьера, постучал в двери соседней комнаты.
      — Войдите! — раздался тот же резкий голос, который только что выругал негра.
      Билль очутился в большом, хорошо убранном кабинете, где за письменным столом, стоявшим посреди комнаты и заваленным газетами, сидел худощавый высокий красивый старик, с вьющимися седыми волосами и длинной седой бородой.
      Он производил впечатление вполне приличного джентльмена, не без щеголеватости одетый в черную пару, в белом галстуке и с безукоризненно чистыми воротничком и манжетами.
      — Здорово, старина! — ласково приветствовал старик Билля, протягивая ему руку и зорко вглядываясь в него своими пронзительными и острыми, как у хищной птицы глазами, словно бы несколько удивляясь его приходу. — Садитесь, Билль, вот сюда, в кресло. Давненько мы с вами не встречались.
      — Давно, Смит. После того случая…
      — А вы, Билль, все еще его помните?..
      — Помню, Смит…
      — Чего хотите: пуншу или бренди?
      — Спасибо, ничего…
      Оба не без любопытства оглядывали друг друга, встретившись после долгих-долгих лет, когда были приятелями и вместе были в шайке, как «агенты большой дороги».
      После «того случая», как Билль нечаянным выстрелом убил девочку, он проклял и бросил свое ремесло, а Смит продолжал его и, счастливо избавившись от виселицы, перебрался во Фриски и открыл контору «Смит и К° комиссионеры». Но комиссионерство это было только для вида. В действительности же Смит и К° (хотя никакой компании и не было) занимался укрывательством, покупкой краденых и награбленных вещей и состоял в непосредственных сношениях с агентами большой дороги, причем вел это дело так ловко и с такою таинственностью, что до сих пор не попадался, и полиция не догадывалась, что находившиеся в подвальном помещении, под конторой Смита и К°, большие бочки с фруктами, принятые будто бы на комиссию, были наложены ими только сверху, а под ними были всевозможные предметы, но только не фрукты.
      Билль, знавший всю подноготную комиссионерской конторы Смита и К°, знал также, что Смит через подставных лиц является посредником между агентами и публикой в тех редких случаях, когда агенты задерживают состоятельных лиц, требуя выкупа, или в других более частых случаях шантажа и вымогательства.
      Поэтому-то он и пришел к Смиту, надеясь от него получить верные сведения о Макдональде.
      — А я к вам, Смит, по маленькому дельцу! — проговорил Билль, закуривая свою короткую трубочку.
      — Знаю, что по дельцу. Так-то вы не зашли бы, Билль. Не правда ли?
      — Не зашел бы, Смит. Врать не стану.
      — Каждый по-своему живет.
      — По-своему, Смит.
      — И зарабатывает по-своему.
      — Правильно.
      — Так какое же у вас, Билль, дельце? Чем может служить вам Смит и К°? Верьте, что по старому знакомству моя контора исполнит всякую вашу комиссию и сделает двадцать процентов скидки. Вам, быть может, кучер требуется для Общества дилижансов? Могу отличного человека рекомендовать!.. Или вам нужно сделать объявление в газетах об отходе дилижансов?
      — Полно, Смит, зубы заговаривать. Я ведь не «грин»! — проговорил, смеясь, Билль.
      — Привычка, Билль. В старые годы не легко отстать от привычек! — отвечал Смит и тоже рассмеялся. — Так если вам, старина, не нужно ни кучера, ни прачки, ни респектабельной невесты с приданым, ни капитала на верное дело, ни компаньона для золотых приисков, — продолжал, понижая голос, мистер Смит, — то говорите потише, зачем пришли… А то эта дохлая каналья, которой нечего делать там (мистер Смит кивнул головой по направлению к дверям), от скуки может подслушивать, а вы помните, Билль, я никогда не имел привычки вести деловые разговоры иначе, как с глаза на глаз и без посредников…
      — Такой же осторожный и предусмотрительный, как и прежде были, Смит!
      — Без осторожности живут только святые или очень богатые люди, Билль, а я ни свят, ни богат! — усмехнулся Смит.
      И с этими словами он встал с кресла, подошел к двери, открыл ее, что-то проговорил своему клерку, затем запер двери на ключ и, приблизившись к Биллю, проговорил:
      — Пойдемте сядем вон в тот уголок, Билль. Я его называю уголком дружеских бесед… Там мы поговорим по-приятельски.
      И он направился в дальний угол комнаты, где стояли рядом два кресла.
      Идя вслед за ним, Билль заметил, что Смит и К° нащупал что-то рукой в кармане, и не усомнился, конечно, что это «что-то» был револьвер, причем невольно вспомнил ходившие среди «молодцов Запада» слухи о том, что Смит иногда вместо комиссионера исполняет роль «агента» и притом довольно решительно. По крайней мере в числе многих доблестных подвигов Смита, о которых однажды рассказывали подвыпившие рыцари большой дороги в гостинице Денвера, не стесняясь присутствием Билля, значился особенно блестящий, возбуждавший общее сочувствие подвиг Смита, состоявший в том, что переодетый сыщик, явившийся к нему и отрекомендовавшийся оптовым торговцем фруктами, уже более из конторы Смита и К° не вышел, а через неделю его труп был выброшен морем на берег, в двух милях от Фриски.
      И Билль, в свою очередь, машинально опустил руку в карман штанов, чтобы удостовериться, что и его револьвер на месте.
      — Теперь мы совсем одни в кабинете, Билль! — произнес, опускаясь в кресло, Смит, указывая на другое своей рукой, на мизинце которой сверкал брильянт. — Мы заперты, и никто нас не услышит. Я послал свою дохлую каналью выпить кружку пива и пить ее не менее получаса, а идиот Сам, — все негры ведь Самы, хоть он и говорит, что его зовут Томасом, — сидит в прихожей у дверей и никого не впустит, если бы и зашел какой-нибудь дурак с улицы искать через мою контору пропавшую собаку. — И, рассмеявшись своим словам, Смит прибавил: — Так говорите о своем деле, Билль, и имейте в виду, что виски и бренди за нами, вот здесь в шкапе, сделанном в стене. Хотите?
      — Нет, Смит, не хочу. А дело мое: справка о Дэке-Макдональде. Не можете ли вы сообщить мне о нем чего-нибудь?
      — Могу. Но прежде позвольте спросить: вы от себя наводите справки?
      — От себя.
      — Слово Билля?
      — Честное слово.
      — Но какое вам дело до Дэка?
      — Он оказал мне услугу после того, как я хотел его вздернуть на виселицу.
      — Слышал, слышал. Я тоже обо всем осведомлен, хоть и не езжу, как вы, по большой дороге, а сижу в своей берлоге; и что Дэк укокошил своего приятеля, знаю. Мое дело такое, что я все должен знать, обо всем догадываться и… и молчать. Но вам по старинной дружбе, Билль, могу сообщить, что Дэк-Макдональд жив и здоров и находится в надежных руках. В очень надежных! — значительно прибавил Смит.
      — Охотно верю… Особенно если он в ваших, Смит! — сказал в виде комплимента Старый Билль.
      И от его зоркого взгляда не укрылось, что при этих случайно сказанных им словах по лицу Смита мгновенно пробежала словно бы судорога, искривив его губы и вздернув щеку.
      Но через мгновение оно было по-прежнему добродушно и спокойно, и голос Смита не обличал ни малейшего волнения, когда он сказал:
      — Я этим не занимаюсь, Билль. Я иногда принимаю на хранение вещи, но не людей.
      — Я в этом и не сомневаюсь, Смит! — поспешил согласиться Билль, чтоб усыпить подозрения старого осторожного и опасного мошенника. — Я хотел только сказать вам комплимент.
      — Благодарю. Так повторяю вам, что Макдональд в хороших руках и в укромном месте, в некотором расстоянии от Фриски. Его хорошо кормят, хорошо поят, записывая, разумеется, все это в счет, и только не выпускают из его временного помещения. А если бы он не был так упрям, то давно мог бы разгуливать по Монгомерри-стрит от четырех до шести дня.
      — В чем же его упрямство, Смит?
      — Он решительно отказывается написать своему богачу дяде Макдональд и К° и своей почтенной матушке, миссис Макдональд, чтобы ему прислали десять тысяч долларов за выкуп… Кажется, с него не запросили… Как вы полагаете, Билль, а? — деловым тоном спросил Смит и К°. — Они было хотели запросить двадцать тысяч, но я отсоветовал. Надо дела вести по чести. Это мое правило! Дэк больше десяти тысяч не стоит.
      — Положим. Но он и в эту сумму не согласен себя оценить. Отказывается, как видите, писать родным… Поймите, Смит, что ему это затруднительно.
      — Вполне понимаю, Билль, вполне понимаю, что для молодца, решившего переменить образ жизни и вместо Дэка называться снова Макдональдом, это вопрос деликатный… И они… вы понимаете, кого я подразумеваю, Билль?
      — Вполне, Смит. Продолжайте.
      — Так они, говорю, хотели облегчить молодому человеку выход из неприятного положения — непосредственно обращаться к дяде, с которым он не в особенных ладах, и в особенности к матери, которая и так ухлопала значительную часть состояния на уплату долгов сынка… Они написали три самых убедительных письма в «собственные руки» Макдональда и К°…
      Билль вспомнил, как дядя отозвался полным неведением о племяннике, и проговорил:
      — И получили, разумеется, отказ!
      — Хуже. Ни на одно из писем не получено ответа. Большой мерзавец, по правде сказать, этот Макдональд и К°. Племянник случайно попался в беду, а дядя и ухом не ведет. Я замечаю, Билль, что ныне родственные чувства становятся слабей, чем были в наше время… Прежде, помните ли, если захватишь молодчика, у которого есть папа или мама или даже дядя или тетя со средствами, то дельце по первому же извещению кончалось, — деньги уплачивались, и все три стороны были довольны… А нынче, когда находятся молодчики, которые входят в стачку с агентами, чтоб выудить денег у родителей под видом выкупа, — куда труднее получать заработанные деньги.
      — Дэк знает, что дяде его писали?
      — Разумеется. Они даже показывали ему письма, прежде чем их отсылать, и вообще ведут себя вполне корректно относительно пленника.
      — И что ж он?
      — Обрадовался, что дядя отказал.
      — А они?
      — Они поставили на вид Дэку, что долго ждать не намерены, и объявили, что Дэк по сущей справедливости должен сам написать дяде и матери…
      — Он отказался, конечно?
      — Отказался… Тогда они предложили ему еще двухнедельный срок для обдумывания своего положения. И если к четвергу, — сегодня у нас вторник, Билль, — Дэк не одумается и не напишет дяде и матери, то они вынуждены будут сами написать, как это ни прискорбно, и дяде и матери письма, в которых расскажут кое-какие не особенно приятные для молодого человека сведения о его прежней жизни: о том, как он был агентом, как убил товарища, — одним словом, легонькую биографию… Положим, это крайняя мера, но ведь надо же сломать упорство молодого человека… И наконец надо же получить и им за стол и квартиру! — прибавил Смит.
      — Но послушайте, Смит, ведь такое письмо может убить мать! — воскликнул Билль, употребляя усилия, чтобы скрыть свое негодование.
      — Так кто же мешает ему написать в таком случае письма? А между тем он до сих пор и не думает писать. И в ответ на ультиматум объявил знаете ли что?
      — Что?
      — Что если осмелятся написать его матери, то он размозжит себе голову.
      — Он сдержит слово! — угрюмо проговорил Билль.
      — Тем хуже для него! — промолвил Смит.
      — Но если я попрошу за него вас, Смит… Если я, положим, внесу три тысячи долларов, — это все мои сбережения, Смит, — вы в свою очередь попросите их, чтобы Дэка выпустили?
      — Я, Билль, охотно бы согласился, но они едва ли… Они рассчитывают, что Дэк в последнюю минуту сдастся и напишет письма… Вдобавок они и очень злы на него.
      — За то, что он помешал напасть на моих пассажиров?
      — Да, Билль. Ему не следовало бы впутываться в это дело, как бывшему агенту. Не следовало! — повторил Смит.
      — И при этом не следовало иметь дядю банкира?
      — Пожалуй, Билль. Это был приятный сюрприз даже и для меня. И я не знал, что этот Дэк — наследник скаредного банкира и называется Макдональдом. Он был очень скрытен, Билль.
      — Так, значит, Смит, вы ничего не можете сделать?
      — К сожалению, не могу даже и для вас, Билль. Они не согласятся… Все, что по старой дружбе я сделаю для вас, Билль, это то, что я откажусь от своего комиссионного процента по этому делу. Сходите к банкиру или к мистрис Макдональд, если найдете это более удобным, и попросите их послать по адресу, который я вам сообщу, десять тысяч, и дело будет в шляпе. Завтра же Макдональд явится благодарить и вас и этого олуха русского… Чайка, который своими проповедями совсем сбил с толку Дэка…
      — Спасибо, Смит, за сбавку. Я последую вашему совету! — мрачно проговорил Билль.
      — Вот и видно умного человека, Билль.
      — Я пойду к мистрис Макдональд и посоветую ей обратиться к брату, но прежде…
      И Старый Билль был уже на ногах и держал в руке револьвер, направленный на Смита.
      — Не шелохнитесь, Смит, если не хотите быть убитым… Вы знаете, я слово держу…
      Смит смертельно побледнел. Лицо его исказилось бешенством.
      — Ловко поддели, Билль… Сознаюсь, ловко! — проговорил он сдавленным голосом.
      Билль тем временем вытащил левой рукой из кармана Смита револьвер и опустил его в карман своих штанов.
      — А пока, Смит, покажите мне, куда вы запрятали Дэка. Ведите в ваши подвалы, где хранятся бочки с фруктами… Нет ли там хорошего помещения и для Дэка… И слушайте, Смит, что я вам скажу…
      — Говорите: я поневоле должен вас слушать, так как не могу размозжить вам голову…
      — Даю вам честное слово, что ни я, ни Дэк ни одной душе не скажем о том, что произошло, и не дадим знать полиции о том, какие у вас фрукты… Вы и без меня рано или поздно попадете на виселицу, и это не мое дело, Смит. Но знайте, что, если агенты или вы еще раз тронете Дэка, то ваши фрукты будут накрыты и сами вы будете на виселице скорее, чем ожидаете… А теперь показывайте дорогу в ваши склады и не забывайте, что я пускаю пули без промаха… Дэк у вас… Я знаю! Ведите к нему, Смит… и не шумите, чтобы не возбудить подозрения вашего Сама.
      — Козыри ваши. Я принимаю условия… Вы одурачили меня, Билль. На кой только дьявол вы предлагали три тысячи?
      — И дал бы их!
      — Тогда вы бы были дурак, давши их, если могли выкупить Дэка даром. Идите за мной! Да не спустите нечаянно курка, Билль. А то вам придется вспоминать убийство старика к убийству ребенка… А это поведет к бессоннице такого защитника обиженных, каким вы стали…
      — Будьте спокойны, Смит. Я осторожен не менее вас, когда надо.
      — А я оказался неосторожным, принявши вас. Сам был догадливее меня.
      Смит между тем открыл едва заметные двери и прошел в следующую небольшую комнату, которая была спальней. Из спальни он вышел в коридор и по крутой лестнице спустился в полутемный подвал, заставленный бочками.
      За бочками он остановился и отпер двери небольшой, но довольно светлой комнаты, с одним окном, заделанным крепкой решеткой и выходящим в сад.
      — Вот ваш Дэк! — проговорил он, входя в комнату.
      При виде Билля Макдональд замер от удивления.
      — Идем отсюда. Смит был так добр, что выпускает вас без всякого вознаграждения, требуемого агентами. Он даже ничего не хочет брать за стол и квартиру! — проговорил Билль, не спуская глаз со Смита. — Поздороваемся на улице, Макдональд, а теперь выходите скорей! Смит будет так любезен, что покажет нам дорогу. Не правда ли, Смит?
      — Теперь все будет правдой, какую бы глупость вы ни сказали, Билль… А вы вот Дэку повторите при мне то, что обещали и за себя и за него.
      Билль повторил. Макдональд дал слово молчать.
      — А хорошо ли я кормил, пусть подтвердит Дэк! — сказал Смит.
      — Отлично.
      — И хорошее ли я давал вино вам, Дэк?
      — Недурное.
      — И были ли у вас всегда сигары по десяти центов штука?
      — Были.
      — Имейте это в виду, Билль!
      — Имею, Смит, и приношу вам чувствительную благодарность.
      Через пять минут Смит привел Билля и Макдональда в свой кабинет и провел их до дверей.
      Негр пришел в изумление, когда увидел, что вместо одного посетителя из конторы Смита и К° вышло двое.
      — Прощайте, джентльмены!
      — Прощайте, Смит.
      — Всего вам хорошего!
      — И вам так же! — отвечал, улыбаясь, Макдональд.
      — Не забудьте условия, Билль, и моего револьвера!
      — Не забудьте и вы, Смит. А револьвер я вам пришлю сегодня же.
      Оба гостя вышли за двери.
      Между тем негр, широко раскрывши свои большие черные глаза, испуганно проговорил, обращаясь к Смиту:
      — Другой, масса. Откуда он пришел?
      — Дурак! ты сам его впустил.
      — Я впустил молодого? Когда это могло быть?
      — Перед тем, что впустил старого.
      — Клянусь богом, я не впускал молодого! — горячо воскликнул негр.
      — Не клянись. Ты впустил. Слышишь? — прикрикнул Смит.
      — Слышу.
      — Так впустил?
      — Не…
      — Что?..
      — Впустил, впустил, масса! — испуганно пролепетал негр.
      Не менее был изумлен и чахлый молодой человек, когда у подъезда столкнулся с двумя джентльменами, выходившими из конторы. Он отлично знал, что если хозяин отправлял его пить пиво, то до его возвращения никакой другой посетитель не пускался в контору.
      Он, однако, старался скрыть свое изумление и почтительно раскланялся с клиентами Смита и К°. Войдя в контору, он был еще более озадачен при виде патрона: до того было искажено его лицо злобой и так блестели глаза, глядевшие в окно, мимо которого проходили в эту минуту только что вышедшие посетители.
      «Верно, дельце не выгорело!» — подумал чахлый молодой человек, влезая на свой высокий табурет.
      — Дильк! — обратился к нему хозяин.
      — Что, сэр?
      — Можете сейчас же уходить и не являться неделю в контору.
      — Слушаю, сэр.
      — Я уезжаю на неделю из Фриски. Вывесите на дверях аншлаг, что контора на неделю будет заперта.
      — Вывешу, сэр.
      — И сами уезжайте из Фриски на неделю.
      — Куда, сэр?
      — Куда хотите. Но чтоб вас в городе не было. Понимаете, Дильк?
      — Понимаю, сэр.
      — И вот вам на путешествие деньги…
      Смит отсчитал двадцать пять долларов и положил на конторку Дилька.
      — Благодарю вас, сэр.
      Через четверть часа молодой человек ушел.
      Тогда Смит позвал негра и объявил ему, чтобы он никого не пускал в контору.
      — Ни души, понимаете?
      — Понимаю, сэр!
      В ту же ночь подвал Смита и К° был очищен, и бочки с фруктами куда-то увезены.
      А утром рано Смит рассчитал негра и, когда тот ушел, запер контору на ключ и отправился объявить хозяину дома, что по случаю отъезда он закрывает контору.
      — Куда едете, мистер Смит? — полюбопытствовал хозяин.
      — На Восток! — неопределенно отвечал Смит.
      И, кивнув хозяину головой, вышел на улицу и направился к пристани. Там он сел на пароход, отправляющийся в Гонолулу, на Сандвичевы острова, и записался в книгу пассажиров под именем Джорджа Брухлина.
      Багаж его был доставлен на пароход еще накануне.

      — Что все это значит, Билль? Объясните: я ничего не понимаю! — обрадованно спрашивал Макдональд Билля, когда они очутились на улице.
      Билль вкратце рассказал, как он от Чайка и Дуна узнал об его исчезновении и решил идти к этому Смиту.
      — Ну, и я перехитрил его, как видите, Макдональд… получил вас без всякого выкупа! — прибавил Старый Билль улыбаясь.
      — Благодарю вас, Билль! — горячо проговорил Макдональд.
      — Не благодарите. Мы только расквитались! — остановил молодого человека Билль.
      — А я уж решил было размозжить себе об стену голову, Билль, послезавтра.
      — Знаю. Смит говорил, но сам он не верил этому: думал, что вы под его подлой угрозой написать вашей матушке о вашем прошлом напишете ей просьбу о деньгах. Но я, Макдональд, верил, что вы не напишете и размозжите себе голову…
      — Спасибо, что поверили, Билль.
      — И это старый мерзавец делал вам такие предложения?