Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Два брата

ModernLib.Net / Классическая проза / Станюкович Константин Михайлович / Два брата - Чтение (стр. 21)
Автор: Станюкович Константин Михайлович
Жанр: Классическая проза

 

 


Решившись свято исполнить обещание, данное Леночке, Григорий Николаевич первым делом пошел в технологический институт и разыскал там Васю. Вася очень обрадовался Лаврентьеву и сперва было смутился, вспомнив о Леночкиной свадьбе, но Григорий Николаевич казался таким спокойным, что Вася ошалел.

— Как живете, Василий Иванович?.. Как поживает Елена Ивановна? — спрашивал, между прочим, Лаврентьев. — Замуж не собирается?

И, не дожидаясь ответа, засмеялся и прибавил:

— Барышне пора бы и замуж, барышня хорошая. Что в девках-то сидеть!

— Елена Ивановна выходит замуж. Вы разве не знаете?

— От кого же мне знать? Это она неглупо делает.

— За брата.

— Вот это добре!.. Парочка славная, оба ребята молодые, красивые. Скоро и я, брат Василий Иванович, в закон!

— Вы?

— Эка выпучили глаза, Иваныч… Нешто, паря, мне и жениться нельзя?.. Думаешь, только и свету, что Елена Ивановна… Я, братец ты мой, тоже невесту себе сыскал по своему авантажу! Так-то. Не знаю только, когда свадьбу сыграть?.. А вы, Вася, как погляжу, в Питере-то поотощали. Харч здесь, видно, неважный! Ужо летом поди к нам на откорм? Не люб поди вам Питер-то?

— Не люблю я Петербурга… В деревне лучше…

— Еще бы. Здесь у вас шаромыжник-народ. Ну, одначе, до свидания. Так, повидать вас забрел.

— Я к вам зайду, Григорий Николаевич! Хотелось бы порасспросить, как там у нас… Вы где остановились?

— Да я поди вечером укачу, а то утром. Да и радостного говорить нечего, Василий Иванович. Понапрасну только смущаться будешь. Пакость одна! Ужо приедете — побеседуем, а теперь прощайте, Иваныч. Смотри, не тощай очень-то, а то и косить нельзя будет! — проговорил Григорий Николаевич, крепко пожимая на прощанье Васину руку.

«Другой сорт будет парень-то!» — проговорил про себя Лаврентьев, направляясь к конке.

Через полчаса он был уже снова на квартире у Николая и, не заставши его дома, оставил следующую записку:

«Милостивый государь

Николай Иванович!

Очень нужно с вами повидаться. Зайду опять в семь часов».


— Ну, брат, Жучок! — проговорил Григорий Николаевич, входя через час к своему приятелю, который поджидал его обедать, — а ведь я пальцем в небо попал!

— Как так?

— Он женится.

— А ты уж, видно, сдурил?

— Был грех. Скот-то во мне голос подал. Человек, брат, большая скотина! Чуть было на завтра тебя в благородные свидетели не поволок… Хотел пристрелить парня-то… Ну, да не требуется теперь. Пусть себе живут! — вздохнул Григорий Николаевич.

Он рассказал, как было дело, и точно нарочно старался представить все в смешном виде. Даже и свидание с Леночкой Григорий Николаевич хотел было рассказать в шутливом тоне, но это как-то не удалось.

Он замолчал, выпил несколько рюмок водки и, между прочим, заметил:

— А ты, Жучок, обо всей этой глупости как-нибудь не проговорись… Шабаш теперь! Вот только еще повидаюсь с Вязниковым и гайда домой.

Доктор выслушал Григория Николаевича и заметил:

— Тебе, брат, раньше надо было родиться… Рыцарь, как посмотрю!

— Только без дамы…

— Дам много… Захоти только! А все, брат Лаврентьев, советую тебе полечиться.

— Мне-то? Какая такая у меня болесть? Нешто пластал ты меня, как лягух?

— Тебе рассеяться нужно… Съездил бы куда-нибудь. А то в своей медвежьей норе снова захандришь…

— Теперь, брат, не сумневайся. Извлек!

— Так ли?

— Шабаш! — прибавил Лаврентьев, выпивая рюмку водки и с аппетитом принимаясь за обед. — Шабаш! Надурил — и будет! Знаешь что, Жучок… оно, как рассудишь, и впрямь мы ровно бы недалеко от обезьян. Она-то, сволочь, иногда осиливает… давеча, как я с ним-то был… ну, так и хотелось его пришибить… Самцы, што ли, по-твоему, из-за самки дерутся? Ты ведь все так объясняешь, — с грустной насмешкой заметил Григорий Николаевич.

— А ты думал, в тебе не самец говорит? Самец, — будь благонадежен!

— Ох, вы, лекаря, лекаря!.. Ну да ладно, тебя послушаю, возьму в дом солдатскую вдову, и если, шельма, шалить не станет — к батьке и в закон… Все же баба будет около, детвора, пожалуй… Не один, как перст, в доме-то. Самец и самка! Так, что ли, Жучище?

Жучок плохо верил словам Григория Николаевича. Он украдкой посматривал на приятеля. В его глазах было столько грусти, а из-за напускной шутки вырывались такие скорбные звуки, что Жучок от души пожалел своего друга.

XIII

Николай, против ожидания, не застал дома приятеля, которого хотел звать в секунданты. Он с утра ушел и обещал быть дома не ранее шести часов вечера. Николай оставил ему записку, в которой просил непременно, по очень важному делу, заехать к нему, а сам направился в редакцию, где работал приятель, в надежде застать его там около часу.

Погода, как нарочно, была превосходная. Стоял славный, яркий, морозный день… Николай доехал до Поцелуева моста и пошел пешком… Опять грустные мысли проносились в его голове… Опять тоскливо сжималось сердце у молодого человека… Как нарочно, навстречу ему попались похороны. Он даже полюбопытствовал узнать, кого хоронят. Оказалось, что хоронят какого-то молодого человека. «И его, может быть, так же повезут!..» А кругом кипела жизнь… улицы оживлялись… Николай теперь с особенным интересом заглядывал в лица проходивших. Они сегодня казались ему особенно добрыми, хорошими…


— Николай Иванович! — почти в упор раздался чей-то звонкий, приятный, знакомый голос.

Он повернул голову. Из подъезда дома министра внутренних дел проходила к карете Нина Сергеевна.

— Вы точно влюблены или получили неприятное известие, — сказала она, протягивая из-под белого пушистого меха бархатной накидки мягкую, теплую руку, оголенную почти до локтя. — В какие страны?

— На Литейную.

— Нам по дороге. Садитесь, я вас подвезу!

Николай согласился и сел вслед за нею в маленькую карету. Встреча с этой красивой, изящной женщиной обрадовала его… Он уже снова приободрился.

— Что с вами? Вы в самом деле как-то печально шли, — с участием продолжала она, обдавая его мягким, нежным взглядом. — Какое у вас горе?

— Никакого… так задумался.

— Не весело же вы задумались!

Она продолжала болтать; попеняла, что Николай не заходит, сказала, что непременно придет послушать, как он будет в суде сражаться с Присухиным. Присухин ей говорил.

Николай взглядывал на эту блестящую красавицу, и ему было необыкновенно приятно… Хотелось побыть с ней подольше, поговорить, узнать наконец, что это за женщина… А Нина Сергеевна, как нарочно, глядела на него так ласково. «Ведь, может быть… он никогда ее не увидит. Она и не знает, что он завтра дерется».

— Знаете ли, Николай Иванович, с вами весело встречаться! А вы вот как будто не хотите? Отчего?

— Некогда было, Нина Сергеевна…

— Все это вздор… Когда захочешь кого видеть, всегда найдешь время.

— Да и к чему?.. — прибавил тихо Николай.

— К чему? — усмехнулась Нина.

— Пожалуй… того и гляди опять, как тогда в деревне… — улыбнулся Вязников.

— О, какой вы самолюбивый… До сих пор помните… Ну, что ж? Положим, даже и влюбитесь…

— А потом?

— А потом найдете, что это было глупо! — рассмеялась Нина.

— Вы все смеетесь!

— Делать-то мне больше нечего!..

— Странная вы, Нина Сергеевна! В деревне вы были не та…

— Будто? Ах, да… вы помните… тогда вы говорили, что я любила какого-то рыцаря? — насмешливо протянула она.

— А разве нет?.. Ответьте-ка серьезно.

— Положим. Вы угадали.

— А теперь?

— Теперь? Ну, так и быть, скажу. Теперь — нет!..

— И хандрите?

— И хандрю.

— И даже от скуки делами занимаетесь?.. К министру ездите?..

— Хочу основать новый дамский кружок… Хлопотала об уставе. Хотите в секретари?

— Вы это как — серьезно или опять шутите?

— А вы как думаете? Недостает еще, чтобы Присухина в вице-президенты. Нет, нет… я еще до этого не дошла. Подождите; как старухой сделаюсь, тогда разве… Я по другому делу была. Кстати: помогите мне. Напишите мне прошение. Видите ли, одна мать просила меня похлопотать за своего сына… Неспокойная натура… Искал бурь и нашел тихую пристань.

— В доме предварительного заключения?..

— Кажется!.. Не знаю, впрочем, где именно!.. Так я обещала похлопотать, чтоб его пока выпустили на поруки. Вот и езжу к великим мира сего.

— И успешно?

— Надеюсь… — улыбнулась Нина Сергеевна. — А вы помогите мне написать докладную записку…

— Как фамилия этого неспокойного?

— Фамилия? (Нина Сергеевна остановилась.) Да вы фамилии не проставляйте. Сама перепишу прошение и тогда… я забыла фамилию…

«О, неправда. Ты помнишь!» — подумал Николай.

— Так вы напишете? Чем скорей, тем лучше… Если можно, завтра к двенадцати часам приходите ко мне.

«Завтра! — вспомнил вдруг Николай. — Завтра!»

— Хорошо, Нина Сергеевна. Я приду завтра, если…

— Без «если». Непременно. Я не люблю этих «если»!.. Да или нет? Я люблю решительные ответы на всякие вопросы, — загадочно произнесла Нина Сергеевна.

— На всякие? — поддразнил Николай.

Он испытывал какое-то раздражающее удовольствие от этой беседы, полной прелести намеков, недосказанных слов, полупризнаний. Эта загадочная Нина Сергеевна была такая изящная, ослепительно красивая, благоухающая… Ему припомнились неясные рассказы об ее замужестве, о гибели какого-то юноши… Наконец сцена в саду с Прокофьевым, ее внезапный отъезд — все это придавало ей какую-то заманчивую прелесть.

— А если вам не ответят?

— Тогда я рассержусь! — проговорила Нина.

— И очень?

— Хотите испытать? — улыбнулась Нина, и в ее темных глазах блеснула искорка.

— Я не боюсь, но только… Однако ж мне пора… Вот и Литейная…

— Подождите. Куда спешить? Проедем еще… Проводите меня, мне недалеко… Надо заехать еще к одному сильному мира…

— И все по просьбе бедной старушки?.. Я бы с удовольствием вас проводил, но мне нельзя… ей-богу… Необходимо увидать одного приятеля.

Он высунулся из окна кареты и приказал кучеру остановиться у подъезда редакции.

— Вы решительно не хотите!..

— Не могу!.. Прощайте, Нина Сергеевна! — проговорил он с особенным чувством, когда карета подъезжала к крыльцу.

Нина удивленно взглянула на него.

— Вы прощаетесь будто навек.

— Кто знает!

— Умирать собираетесь?

— Пока собираюсь отыскать секунданта, — смеясь, проговорил Николай.

— Вы завтра деретесь на дуэли! — воскликнула она с таким сердечным участием в голосе, что Николай был тронут. — И не сказали раньше ни слова? — продолжала она, придерживая руку Николая в своей руке. — А еще мы считаемся друзьями!.. С кем? Из-за чего? Страничка любви, ревности?..

— По правде сказать, я и сам не знаю из-за чего!

— И все-таки делаете эту глупость? Разве нельзя объясниться?..

— Не всегда захочешь объясняться, Нина Сергеевна! — проговорил Николай, вспыхивая.

— О, какой же вы самолюбивый!

Нина остановила на Николае пристальный, ласковый взгляд. Ей было жаль этого красивого, славного Николая. Жить бы ему только, и вдруг глупый случай! Странная улыбка вдруг скользнула в ее глазах.

— Вы свободны вечером? — спросила она.

— А что?

— Проведем вечер вместе! Хотите?

Николай взглянул на Нину.

«В самом деле, отчего ж ему не провести вечер у Нины Сергеевны?»

— С удовольствием! — ответил он.

— Все веселей будет, чем скучать одному и думать о завтрашнем дне! Вы мне расскажите о вашей дуэли, — о, я уверена, что все кончится благополучно! — а я, если хотите, расскажу вам историю одной скучающей женщины… Будете?

— Это так интересно, что непременно буду.

— Так до вечера? — сказал она, пожимая его руку.

— До вечера! — ответил Николай и захлопнул дверцы кареты. — Я вам и записку привезу.

Нина дружески кивнула головой, и карета тронулась.

— Странная женщина! — промолвил Николай, поднимаясь по лестнице.

В редакции он не нашел приятеля, написал ему записку и поехал домой, рассчитывая теперь же написать письма и список своих долгов, чтобы быть вечером свободным и провести его у Нины Сергеевны. «То-то удивится она, когда я объявлю ей о своей женитьбе!..» Во всяком случае, он проведет интересный вечер.

«Может быть, последний в жизни!» — мелькнуло в голове, и снова беспокойные, мрачные мысли овладели нашим молодым человеком, когда он остался один.

Когда он приехал домой и увидал записку Лаврентьева, сердце его радостно забилось. Надежда закрадывалась в его душу. Лаврентьев, быть может, узнал о свадьбе, был у Леночки или у Васи, кто-нибудь из них ему сказал, и… он придет объясниться. О, как бы ему хотелось, чтобы это было так! Да, разумеется, будет так. Зачем же Лаврентьев опять заходил? Он ведь, в сущности, не такой же идиот, этот Отелло!..

В беспокойстве, переходя от уныния к надежде, ждал теперь Николай Григория Николаевича.

Опять резкий звонок колокольчика. Опять Николай вздрогнул, и сердце его замерло в страхе от ожидания. Он старался овладеть собой и скрыть волнение перед «диким человеком».

«Дикий человек» вошел, как утром, не постучавшись в двери. Николай старался по лицу Григория Николаевича узнать решение, но на лице Лаврентьева он ничего не прочел. Николай сделал несколько шагов навстречу, поклонился и, сам не зная к чему, проговорил:

— Секундант мой еще не был у господина Непорожнева. Я жду его каждую минуту…

— Не надо секундантов! Я пришел повиниться перед вами, Николай Иваныч! Я давеча погорячился, набрехал черт знает чего… ну да… А вы не захотели успокоить человека… Теперь примите мою повинную! — проговорил Лаврентьев угрюмо, с некоторым усилием.

Николай тотчас же весело протянул руку. Лаврентьев не совсем охотно подал свою, но Николай под впечатлением радостного чувства не заметил этого.

— Я охотно готов забыть. Мне было очень обидно, Григорий Николаевич, что вы могли поверить слухам. Конечно, я, может быть, совершенно невинно мог причинить вам боль…

— Не станем больше об этом говорить! — перебил Лаврентьев. — Я сам понимаю свою дурость.

Он на минуту остановился, взглянул на Николая и проговорил прерывающимся голосом:

— Я узнал все. Желаю вам… Берегите Елену Ивановну, Николай Иванович! Она очень хорошая… Прощайте.

Николай вышел проводить Лаврентьева в переднюю. Григорий Николаевич надел своего волка, взял в руки чемодан и кивнул головой.

— Вы сейчас уезжаете? — осведомился Николай.

— Прямо на чугунку. Прошу передать мое почтение Елене Ивановне!

Через час Жучок проводил своего друга. Лаврентьев прикидывался спокойным и даже сделал несколько одобрительных замечаний насчет Вязникова. Тем не менее, когда поезд тихо двинулся, доктор в раздумье покачал головой и прошептал:

— Неизлечимая болезнь! Редкий случай привязанности!

XIV

Как легко, весело стало нашему молодому человеку, когда Лаврентьев ушел! Тяжелый кошмар прошел, мысли его просветлели; он испытывал радость жизни, ему хотелось веселиться, как ребенку. Завтра он встанет когда захочет. Завтра… ничего не будет завтра ужасного. Не надо будет подставлять под дуло грудь. В то же время он не без приятного чувства к себе самому думал, что поступил как порядочный человек. Он не трусил (о, он и на барьере бы не струсил!) и в то же время искренно протянул руку, когда Лаврентьев извинился. «В самом деле, бедняге, должно быть, тяжело. Он так любит Леночку, и что у него останется, кроме личного счастья?» — не без снисхождения подумал Николай.

Он даже в эту минуту пожалел Григория Николаевича и мысленно обвинил Леночку в легкомыслии. «Зачем она давала ему слово? Надо быть осторожнее… Так нельзя шутить! Впрочем, и ей было тяжело. Чем же она виновата, что полюбила меня! И Леночка славная. Славная!» — повторял он.

Все в эту минуту казались ему славными.

Ожидаемый секундант, однако, не являлся, а Николай с утра ничего не ел и теперь почувствовал голод. Он, однако, написал обещанную докладную записку и стал одеваться с особенною тщательностью, собираясь пообедать где-нибудь в ресторане («Можно сегодня раскутиться и хорошо пообедать!») и оттуда ехать к Нине Сергеевне. Он вспомнил, что следовало бы побывать у Леночки, но решил, что к Леночке можно завтра. Он обещал Нине Сергеевне, и надо исполнить обещание, неловко. «Пожалуй, Леночка обидится? Глупости!» — решил он после минутного колебания. — Что ж тут дурного? Разве он теперь привязан, что ли, оттого, что женится? Разве ему нельзя бывать где вздумается? Леночка умная, она поймет, что нельзя же вечно быть друг с другом и… Да и что ему Нина Сергеевна? Просто интересный субъект для наблюдений. В ней что-то таинственное, и он сегодня узнает, что это за женщина. Слава богу, он не юбочник! — вспомнил он выражение Прокофьева, и ему даже досадно стало. С ней можно провести приятно вечер, вот и все. А Леночку он любит, и она может быть спокойна. Да и как не любить Леночку? Она его так любит!

В начале десятого часа Николай позвонил у двери, на которой блестела узенькая дощечка с надписью: «Нина Сергеевна Ратынина». Лакей доложил, что барыня у себя, и через гостиную провел его до портьеры следующей комнаты и проговорил:

— Пожалуйте!

Николай отвел тяжелую портьеру и вошел в большую, ярко освещенную комнату. Никого не было. Он с любопытством оглядывал необыкновенно изящный кабинет молодой женщины. Ничего в нем не бросалось в глаза, но все свидетельствовало об артистической жилке и тонком вкусе. Каждый стул, каждая безделка на столах были художественной вещью. Картины на стенах показывали, что хозяйка знает в них толк. В углу стоял мольберт с опущенным коленкором. «Ого! Она пишет, и никогда не сказала!» — подумал Николай, продолжая разглядывать этот кабинет, нисколько не похожий на обыкновенные дамские кабинеты. Он подошел к библиотеке и еще более удивился. Выбор книг был необыкновенно хороший. Иностранные классики, произведения лучших русских писателей, затем серьезные книги. «Дарвин [69], Спенсер, Бокль [70], Маркс, Лассаль [71], Фурье, Прудон! — прочитывал Николай названия книг. — Верно, после мужа остались. Не читает же она. А впрочем, кто знает!» Он продолжал разглядывать книги, как сзади него раздался мягкий голос:

— Простите, Николай Иванович, я заставила вас ждать.

Николай обернулся.

Слегка зевая и потягиваясь, стояла Нина Сергеевна в голубом, вышитом шелками капоте, ласково протягивая ему обе руки.

— Я заснула! — продолжала она, щуря глаза на свет. — Устала сегодня с этими разъездами, ну и от скуки вздремнула перед вечером… Пойдемте туда, в мой уголок. Я там люблю сидеть.

— В том-то и беда, что я, пожалуй, некстати потревожил ваш сон.

— Очень кстати. Я очень рада вас видеть!

— И, быть может, думали — в последний раз. Вы любите все интересное, а это тоже интересно. Но увы, дуэли не будет! — смеясь заметил Николай.

— Не будет?! Ну, слава богу! — повторила она и медленно перекрестилась, к удивлению Николая. — А говорить вам так — стыдно!.. Вы подумали, что я позвала вас из любопытства? Непроницательный же вы! Мне просто стало жаль вас. Вы такой молодой, вам так жить хочется. Ведь хочется?.. И вы теперь рады, что все прошло?

— Рад!

— То-то. А я испугалась, что вы скажете фразу. Юный вы какой! — тихо проговорила она. — А все-таки с вами весело… глядишь на вас и невольно сама вспомнишь о молодости!.. Ну, ну, не вздумайте обижаться, я ведь старше вас. Рассказывайте мне вашу историю. С кем? Из-за чего? Теперь я смею вступить в свои права и быть любопытной, как и должно быть женщине. Кто жаждал вашей крови?

— Лаврентьев.

— О, это интересно. Этот медведь?

— И вдобавок Отелло!

— Из-за этой барышни? Как ее звать, я все забываю?

— Леночка.

— Да, Леночка! Так из-за Леночки? Он считает вас похитителем своего счастья. И что ж, вправе был?

— Он слышал разные сплетни, приехал и прямо ко мне.

— Требовать объяснений?

— Я их не дал.

— Понимаю. Как можно дать человеку, для которого эта Леночка, говорят, дороже жизни? — иронически подсказала Нина Сергеевна. — Ведь он ее очень любит?

— Любит, но…

— Но она его не любит, как обыкновенно бывает, и он искал виновника? Но как же дело уладилось?

— Он думал, что я…

— Увлекли, пошутили и… Тоже старая история!

— То-то и ошиблись. Он думал так же, как и вы, но когда узнал, то пришел и извинился.

— Узнал, что не вы соперник?

— Напротив, узнал, что я женюсь.

— Вы? Вы женитесь? Вы сегодня как будто нарочно хотите изумлять меня?

— Разве так удивительно, что я женюсь? Скоро наша свадьба.

— И, пожалуй, так же расстроится, как и ваша дуэль, и мне снова придется порадоваться за вас.

Николай даже рассердился. Она говорила об его женитьбе с каким-то недоверием.

— Да вы не сердитесь, Николай Иванович. Ей-богу, меня эта новость огорчила не менее, чем новость о дуэли. Еще вопрос, что лучше?

— Вы, Нина Сергеевна, против браков вообще или против моего в частности?

— Против вашего. Нельзя жениться ни слишком рано, ни слишком поздно. Одинаково скверно, а вам и подавно. Вы еще не перегорели.

— Вы преувеличиваете опасность. Во-первых, никто нас не остановит, если…

— Если вы друг друга достаточно измучаете?

— А во-вторых, я люблю свою невесту.

— Любите? Вам кажется, что вы любите!

Нина Сергеевна говорила с участием, точно мать с сыном. Этот тон раздражал Николая.

— Вы не верите?

Она тихо покачала головой.

— «То кровь кипит, то сил избыток…» [72] Еще сколько раз вам будет казаться!

Николай стал говорить о Леночке, о том, как он Леночку любит. Он рассказывал, какая Леночка замечательная девушка, сколько в ней ума, энергии, оригинальности, самоотвержения, и, увлекаясь искренним образом, не жалел красок для ее возвеличения. Ему как будто хотелось уверить и себя и Нину Сергеевну, как он любит Леночку, и, когда он говорил о Леночке, слова его звучали такой страстью, такой нежностью! Нина Сергеевна жадно слушала. Казалось, эти горячие слова любви подействовали и на нее. Она как-то притихла, не спуская глаз с возбужденного лица Николая.

— Теперь вы убедились? — воскликнул Николай, оканчивая свою горячую исповедь.

— Нет!.. И знаете ли что? Я готова пари держать, что вашу свадьбу легко расстроить.

— Уж не вы ли? — насмешливо спросил он, весь вспыхивая.

Она подняла на него серьезное лицо, только глаза ее странно улыбались.

— Да хоть бы и я!

— Попробуйте!

— Вы уж забыли деревню?..

— Что прошло, то не повторится! — резко сказал Николай.

Нина Сергеевна усмехнулась.

— Будьте спокойны, я пошутила. Я с вами больше не сделаю опыта! — тихо проронила Нина. — Довольно и прежних.

— А их было много?

— Бывало.

— И все удавались?

— Иногда! — задумчиво протянула Нина.

Николай вспомнил слова отца об одном молодом человеке, который застрелился из-за этой женщины, и ему хотелось спросить об этом опыте, но, взглянув на Нину, он не решился. Грустным выражением светились теперь эти насмешливые глаза.

— Странная вы, Нина Сергеевна! — прошептал Николай.

— Странная? Говорят! И не то еще говорят!.. Пусть говорят! — прибавила она равнодушно. — Не все ли равно?.. Так вы женитесь, Николай Иванович? Что ж, с богом! Не вы первый, не вы последний…

— Уж докончите: делаете эту глупость?

— Пожалуй, что и так!

— А я все-таки попробую!

Она тихо усмехнулась.

— Да вы не сердитесь! Пожалуйста, не сердитесь и не примите моих слов за кокетство! — прибавила она, дотрогиваясь рукой до его руки. — Этого бы еще недоставало! Я в самом деле за вас боюсь. Вы, сколько я вас знаю, впечатлительны, легко увлекаетесь и к тому же… Говорить ли?

— Говорите.

— Самолюбивы, очень самолюбивы. Вас гложет червь. Вы ждете от жизни чего-то особенного. Вам хочется славы, вам хочется известности. Не так ли?

— Положим, и так.

— Вот в том и беда! Вам показалось, что вы любите, и вы, недолго думая, руку и сердце.

— Что же дальше?

— А дальше вот что. Если бы будущая ваша жена была похожа… ну, положим, на меня, такая же скучающая натура, тогда ничего, не беда. Мы бы скоро надоели друг другу и разошлись в разные стороны; но ваша невеста, сколько я знаю, не такая. Она лучше нас с вами! Она любит, верно, вас так, как мы с вами не умеем, так, как, говорят, можно и должно любить.

— Говорят, — подчеркнул Николай.

— Да, говорят! Ну, и что ж тогда? Вы сделаете одним несчастным человеком больше. Вот и все!

— Какая мрачная картина! Разве можно знать, что случится? Я люблю, а что будет вперед… будь что будет!

— Будь что будет. Вот Лаврентьев ваш так бы не сказал. Он любит, а кто любит, тот так не говорит!..

— А как же?

— Иначе…

— Вы слышали, как?

— Полно шутить! А впрочем, не верьте мне… право… Я сегодня мрачно настроена и, быть может, слова мои слишком жестки… Согрейте их в вашем любящем сердце, и дай бог вам славы, хорошеньких детей и согласия!.. — сказала она как-то задушевно.

— Вы нынче в особенном настроении.

— Так, стих такой напал, желать всем счастья! — улыбнулась она.

— А самой не давать ни другим, ни себе?

— Кому как… Однако давайте лучше чай пить…

Она позвонила и приказала подать чай.

— А история скучающей женщины? Вы ее расскажете?

— Не боитесь хандры? А впрочем, похандрите… Это не мешает! Я расскажу вам эту историю… Пожалуй, можете сообщить какому-нибудь беллетристу… Сюжет пикантный… Но только пусть он не делает из героини какой-нибудь демонической натуры. Выйдет глупо, это вы и сами увидите. Это вместо предисловия, а вам и в виде предостережения!

— Уж я сам выведу заключение, не беспокойтесь…

— И откровенно произнесете свой приговор?

— Еще бы!..

— Ну, начинаю… Детство оставим в стороне… И неинтересно и долго. Замечу только, что моя героиня выросла в роскоши. Институт тоже в сторону. Начнем с того времени, когда нашей героине минуло восемнадцать лет, она выезжала и влюбилась в одного молодого человека. Он был юный, увлекающийся, порывистый. Он был недурен, богат надеждами и беден. Она тоже была бедна… Состояние после отца расстроилось. Они дали друг другу слово в вечной любви, а через несколько месяцев она уже венчалась с одним богатым чиновным стариком. Он был сдержан, очень умен и не говорил о любви. Ему нужна была жена…

— И она сознательно пошла замуж?

— Сознательно или нет, а пошла и даже очень была рада… подите! Она, моя героиня, любила роскошь, любила блеск, а это все было. Тогда как у молодого человека… одни надежды. Вдобавок…

— Просьбы матери?

— Отчасти… Но только отчасти. Не воображайте самоотвержения… вообще раздирающих сцен… Ничего этого не было. Мать взглянула на вопрос практически и рассказала все шансы… Она выслушала и не мешала устройству свадьбы…

— А после?..

— Вы ждете драмы?.. — усмехнулась Нина Сергеевна. — Никакой драмы не случилось. Муж был, как я вам сказала, умен, внимателен и понимал людей… Он умел скрывать свою ревность — а он был очень ревнив! — и никогда не говорил ей о любви. Во-первых, он был всегда занят, а во-вторых, понимал, что она его не любила и не могла любить! Он не стеснял ее свободы; она выезжала, кокетничала, за ней много ухаживали, она была недурна…

— Что так скромно?.. Она была красавица! — воскликнул Николай.

— Допустим! — улыбнулась Нина. — Жизнь проходила, как обыкновенно проходит жизнь светской женщины… весело и пусто. Она не имела времени скучать, хоть изредка хандрила и была верной женой.

— А что же случилось с рыцарем? И его клятва оказалась пустым словом?

— О нет. Он, бедный…

— Застрелился?

— Вы угадали… Верно, слышали об этой истории? — тихо проговорила Нина.

— Слышал! Что же она?

— Пожалела.

— И только?

— А что же больше? Не в монастырь же идти! Муж догадался свезти ее за границу. Они пробыли полгода и вернулись. Между тем светская жизнь начинала надоедать моей героине. Люди казались скучными, все эти ухаживания — однообразными. Она стала читать, сперва от скуки, а там увлеклась. Стала больше хандрить. Попробовала было заняться филантропией, но скучно стало. В один прекрасный день умер муж, и она осталась вдовой с состоянием. Сперва она обрадовалась — она не жалела о муже! — но скоро опять стала скучать. Одно время ей даже пришла сумасбродная мысль сделаться доктором, но вскоре и эта мысль показалась ей нелепой. К чему? Для чего? Разве ей нужно доставать средства? О, в это время разные сумасбродные мысли лезли в голову. Она старалась рассеяться, рисовала, читала, пробовала слушать лекции Присухина и Горлицына, — они сейчас же руку и сердце. Тоска…

— Итак, ваша героиня никого не любила?

— Так… один обман… а, впрочем, история не кончена…

— Начинается только?

— Случайно она встретилась с человеком, непохожим на тех, кого она встречала, ее заинтересовал этот человек… и…

— Она стала делать опыты?

— Сперва, а потом…

— Полюбила?

— Вроде этого. Если хотите, полюбила даже!

— Чем же этот замечательный человек увлек вашу героиню?

— Всем: энергией, умом, характером, отсутствием фразы. Все в нем было непохоже на то, что она встречала в других. Случайно она еще узнала его прежнюю историю, и он заинтересовал мою скучающую женщину. Она попробовала его изучить, а потом незаметно увлеклась, тем более что он не обращал на нее вначале ни малейшего внимания. Все поклонялись, а он хоть бы какое внимание. Это ее взорвало, — она тоже, как вы, самолюбива! Она познакомилась с ним ближе, стала слушать его. Так было страшно, ново и заманчиво. Он все искал бурь, и вся жизнь его была — буря. Она увлеклась, а он принял это как нечто должное, даже и не удивился. Натура деспотическая, упрямая, без уступок. Моя героиня было подумала: вот оно настоящее… вот око счастье. В ней вспыхнула страсть. Вначале тревоги, беспокойства, ожидания… было жутко и весело, а после, когда они ближе узнали друг друга, когда он поставил вопрос прямо, она испугалась и его и бурной жизни. И вот, в один прекрасный день, после многих дней, когда чувствуется, что приближается начало конца, они решили, что довольно… и… разошлись.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26