Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Великий магистр (Тамплиеры - 2)

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Стампас Октавиан / Великий магистр (Тамплиеры - 2) - Чтение (стр. 35)
Автор: Стампас Октавиан
Жанр: Зарубежная проза и поэзия

 

 


      - Сейчас вас прикончат! - пообещал он, отступая за порог. - Я заставлю вас жрать конское дерьмо!
      Дверь за ним захлопнулась, щелкнул замок и тяжелые шаги стали удаляться. Прошло несколько напряженных минут. Тяжело дыша, Анна Комнин взглянула на Алансона.
      - Кажется, нам конец, - произнесла она тихо.
      - И все равно я люблю вас, - отозвался он, продолжая держать в руках обломки стула. Впервые принцесса взглянула на него не так, как раньше, - без того постоянного пренебрежения и насмешки. Она наконец-то поверила, что этот рыцарь действительно искренно любит ее.
      - Мне очень жаль, - грустно сказала она. - Я была уверена, что он хочет убить вас. Но теперь мой лексикон пополнился новыми словами. Правда, ненадолго.
      Внимание их привлек раздавшийся шум за стенами комнаты, крики, бряцанье оружия. Они были уверены, что главарь ведет сюда своих разбойников и приготовились достойно встретить смерть. Руки их инстинктивно переплелись, и Анна Комнин в неожиданном порыве прижалась к плечу Ренэ, а он поднял над собой обломок стула, надеясь проломить голову первому, кто войдет сюда. Шум и топот в соседних комнатах, коридоре и вокруг дома усиливался. Похоже было, что идет какая-то схватка. Уже слышались стоны раненых, ржанье лошадей...
      Этьен Лабе, выскочивший из своей комнаты, где он упаковывал в холщовый мешок золото и драгоценности, награбленные за последнее время, подбежал к окошку и высунул наружу голову. С первого же взгляда ему все стало ясно: дом был окружен всадниками и спешившимися людьми в белых плащах с восьмиконечными красными крестами, его часовые обезоружены, а внутри здания уже шел бой. Лабе узнал худощавого рыцаря, командовавшего нападавшими. На его пощаду рассчитывать главарю разбойников было бы напрасно: у них были старые счеты.
      - Вот, дьявол! - пробормотал Лабе, юркнув по узкой лестнице в мансарду. Прижимая драгоценный мешок к груди, он выбрался на крышу и побежал по кровле; достигнув ее конца, Лабе перепрыгнул на конек сарая, а оттуда перескочил на крышу конюшни. Спустившись вниз, он вспрыгнул на первую попавшуюся лошадь и, настегивая ее, помчался по лесной дороге к условленному месту встречи с Беф-Цуром.
      Дверь в запертую комнату с грохотом сорвалась с петель и появившийся худощавый рыцарь, ловко увернувшись от стула Ренэ Алансона, влетел внутрь.
      - Судя по тому, что вас держали взаперти, вы - пленники? - спросил он, убирая меч в ножны.
      - Вы правы, - сказала Анна Комнин. - Нас захватили несколько часов назад, на дороге из Антиохии. А кто вы?
      - Разрешите представиться: Жак Греналь, - улыбнулся рыцарь. - Меня еще называют - Истребитель Разбойников. Я очищаю дороги от разной нечисти по заказу Ордена тамплиеров и его командора - Гуго де Пейна.
      - Так вы... тамплиер? - спросил Ренэ Алансон, все еще не решаясь расстаться с ножкой от стула.
      - Нет. Но надеюсь стать им в скором времени, - пояснил Жак Греналь. - Я давно выслеживал Этьена Лабе, но, кажется, ему удалось ускользнуть и на сей раз.
      - Вы проводите нас до Иерусалима? - спросила Анна Комнин.
      - Ну разумеется, - ответил Греналь-Истребитель.
      3
      По Иерусалиму быстро разнеслась весть о возвращении Гуго де Пейна и его тяжелом состоянии. К Тамплю стекались толпы паломников, нищих, калек, падших духом, которые когда-то приняли заступничество мессира и тамплиеров, и, благодарные им, тревожно гудели у белокаменных стен. Оруженосцам и слугам порою приходилось грубо разгонять их, чтобы они не мешали покою раненых. Бодуэн I ежедневно слал в Тампль корзины с изысканными яствами, фруктами, вином, орехами для выздоравливающих рыцарей. Но весь провиант, по приказу де Пейна, тотчас же раздавался обездоленным. Скромность и умеренность в еде, приверженность к простой пище становились одной из заповедей тамплиеров, чему особенно противился Бизоль де Сент-Омер, с завистью поглядывающий через окно на нищих, хватающих нежнейшее мясо фазанов грязными руками. Сердце его в эти мгновения обливалось кровью, а к горлу подступал комок голодных слез. В конце концов, он в ярости выскочил на улицу и палкой разогнал всех бродяг, словно стаю наглых дроздов, облепивших рябиновое дерево. А своему оруженосцу Дижону велел отныне сносить все присланные корзины к себе в покои, оставляя нищим лишь куски хлеба и капустные листья.
      Между тем, твердой уверенности, что Гуго де Пейн выживет не было ни у кого, и что тогда произойдет с еще не окрепшим и не набравшим силу Орденом тамплиеров, если он лишится своего лидера и главы? Все горизонтальные и вертикальные связи Ордена держались, пока что, на личном авторитете и энергии Гуго де Пейна, кроме того, лишь он обладал теми сокровенными знаниями и таинствами, переданными ему аббатом Сито. Не рассыплется ли хрупкое здание, еще не пропитанное цементом времени, когда рухнет его главная башня? Не разбредутся ли рыцари-тамплиеры по своим дорогам, лишенные объединившего их мессира? Сомнения стали одолевать всех тех, кто пристально следил за деятельностью Ордена и его командора, связывая с этим свои надежды, вожделения или опасения. В различные города и страны Запада и Востока полетели депеши и письма, поспешили гонцы, чтобы передать из уст в уста важное сообщение, испросить дальнейших инструкций и заручиться поддержкой в предполагаемых действиях. Иерусалимский патриарх Адальберт направил папе Пасхалию II длинное послание, где предлагал в очередной раз переподчинить все существующие в Палестине рыцарские и монашеские Ордена лично ему, дабы координировать их единую линию на благо католической Церкви; попутно ругая и обливая грязью Бодуэна I за его бездарный провал осенне-зимней кампании у Син-аль-Набра и на восточных границах государства, где он потерпел сокрушительное поражение от моссульского султана Малдука, едва избежав пленения. В Константинополе эпарх Стампос ломал голову над донесением грека Христофулоса: объективно, смерть Гуго де Пейна, а значит и крах Ордена тамплиеров, был бы выгоден всей внешней политике Византии в Палестине, поскольку там рухнула бы еще одна опора католического влияния, учитывая все возрастающую мудрую деятельность в Святом Городе православного игумена Даниила; но с другой, субъективной стороны, как к сему факту отнесется василевс, который лично поручил заботиться и охранять этого рыцаря, оказавшего на него странное и непонятное воздействие, и что вообще связывает византийского императора и главу Ордена тамплиеров? Кроме того, Стампоса заботили еще две вещи: отсутствие известий о поездке Анны Комнин в Иерусалим, и постоянно возникающие волнения в Константинополе, появляющиеся на стенах домов и храмов воззвания к народу, стихийные сборища простолюдинов, требующих каких-то свобод и прав, будто им плохо живется под спокойным и трезвым правлением императора Алексея? На этих людских кипениях подвергался оскорблениям не только сам василевс и его родня, но - что самое худшее! - и вся вековая история Византии, весь ее вклад в мировую культуру и цивилизацию; это было глупо, смешно, но и ... весьма опасно, поскольку замороченные хитрыми лозунгами и призывами граждане, начинали убеждать сами себя в никчемности этой огромной империи, в необходимости ее полного разрушения для блага мира, в продажности всех государственных структур, в трусости армии, в лицемерии духовенства, в лености всех слоев населения, в желательном самоуничтожении. Удивительно, что подобные настроения витали не только среди черни, но пробирались и на вершины власти, вползали во Влахернский дворец. Казалось, чья-то невидимая рука управляет всем процессом, происходящим в Византии. И руку эту пока нельзя было выявить, чтобы отсечь спасительным для государства ударом. Старцы Нарбонна, стоявшие за этими волнениями в Византии, умели скрывать свои тайны, действовали терпеливо и осторожно...
      К ним летело послание ломбардца Бера, писавшего о создании им лже-ордена тамплиеров в Цезарии, который после смерти Гуго де Пейна (если не естественной, так насильственной) и неминуемого распада созданной им организации, впитает в себя ее славу и деяния и тотчас же дискредитирует их, покончив тем самым с еще одной католической болячкой в Палестине; хотя, по убеждению Бера, смерть де Пейна несколько преждевременна, так как он не довел до конца свой план, о котором упоминал в прошлом донесении: связать мессира с князем Васильком таким образом, чтобы вынудить их совершить поступок, способный опорочить миссию игумена Даниила, вызвав гнев Бодуэна I и всего католического синклита в Иерусалиме на православного священника, заставив его убраться восвояси и более не показывать своего носа в Святой Земле. Таким образом будет решено три задачи: Орден тамплиеров противопоставлен Бодуэну, православный священник и князь - Ордену, а сам де Пейн - католической церкви. Если бы удалось провести в жизнь эту гениальную схему, то свою задачу в отношении Ордена ломбардец Бер мог бы считать выполненной.
      Настрочил письмо графу Шампанскому в Труа и маленький алхимик и чародей Симон Руши, опасавшийся лишний раз высовываться из Тампля: единственным его желанием было как можно скорее убраться из Иерусалима ко всем чертям только бы не к тафурам, чьи глаза и уши начинали ему мерещиться даже во сне. Он единственный из всех знал, какую силу и власть имеют эти загадочные существа в Святом Городе. Ему было чего бояться, поскольку один раз он уже побывал в их лапах и лишь чудом вырвался... Руши писал, что небольшая заминка, вызванная отъездом тамплиеров к Син-аль-Набру, приостановила поиски того, что волнует сюзерена, но вскоре маркиз де Сетина приступит к продолжению своих раскопок, а Гуго де Пейн, судя по всему, близок к тому, чтобы отправиться на свидание со своими предками. Его место, скорее всего, займет немецкий граф Людвиг фон Зегенгейм.
      Туда же, во Францию, пошло и донесение клюнийского монаха, который коротко сообщал аббату Сито "о возможности изменения генерального плана и "уходе" Гуго де Пейна, блистательно проведшего свою роль и заложившего основу Ордена, и возвышении известного теперь уже всему католическому миру Бернара Клервоского, способного изменить чисто военное русло Ордена и пустить его по монашеско-духовному течению. Желательно, чтобы молодой бенедиктинец прервал свою деятельность в Европе и вновь отправился в Палестину. Меры воздействия на него, наверное, имеются... Тревожит необыкновенное воскресение Робера де Фабро, его появление в Иерусалиме, а затем отбытие вместе с войском графа Танкреда к Син-аль-Набру. Выйти на контакт с ним не удается, поскольку его тщательно оберегают какие-то люди от внешнего воздействия. Визуальные наблюдения показывают, что Робер де Фабро, оставаясь физически тем самым рыцарем, с которым мы беседовали в Клюни, тем не менее, совершенно иной человек по своей сущности. Его загадочная трансформация пока необъяснима, но наличие при нем известного вам профессора из Толедо предполагает то, что здесь замешаны Нарбоннские Мудрецы".
      Критическое состояние Гуго де Пейна не ускользнуло от внимания даже таких ближайших соседей Палестины, как сельджукский правитель Мухаммед, моссульский султан Малдук, сивасский эмир Данишменд и мардинский султан Наджм-ад-Дин; а грозный перс-ассасин Старец Горы Хасан ибн-Саббах воскликнул по этому поводу хвалу Аллаху, покаравшему наконец нечестивца. Тем не менее еще одна группа убийц-фидаинов была отправлена в Иерусалим, чтобы обратить свои беспощадные кинжалы на остальных тамплиеров, которых безумный Старец поклялся вырезать всех до одного.
      Но здоровье Гуго де Пейна теперь неуклонно шло на поправку. Почти непрестанно при нем находились либо Сандра, либо Бизоль, чьим заботам и неутомимости могли позавидовать опытные сиделки. Сандра вообще взяла на себя хлопоты по уходу за всеми ранеными тамплиерами, как их верная и преданная сестра; она сновала между ихними покоями, поднося питье и лекарства, смазывая раны, распоряжаясь о смене белья и прочих удобствах; мало кто мог бы предположить в гордой дочери генуэзского дожа такие способности, она не гнушалась сама выносить грязную посуду и снимать окровавленные бинты, варить питательные бульоны и касаться своими нежными пальчиками заскорузлых ран. Как-то само собой, на ее хрупкие плечи легли и все остальные хозяйственные заботы по Тамплю: наем новых слуг, закупка продовольствия, финансовые распоряжения по поддержанию дома, его украшению и процветанию. Это она велела оборудовать во дворе Тампля серию больших и малых фонтанов, связанных между собой канальчиками, вокруг которых были высажены прекрасные розы и георгины распространявшие благоуханный аромат; это благодаря ее женскому вкусы внутренние покои были оббиты бархатными разноцветными портьерами ласкающими взор и успокаивающими нервы; это ее руки украсили стены и коридоры Тампля затейливыми сувенирами с различных сторон света африканскими колдовскими масками, китайскими фарфоровыми статуэтками, византийскими чеканками, русскими соболиными шкурками, индийскими многорукими божками.
      Но была еще одна женщина, часто появлявшаяся в жилище тамплиеров, вызывавшая неосознанную ревность Сандры, хотя у той даже и в помыслах не было как-либо претендовать на ее роль маленькой хозяйки большого Тампля. Судьба ее была неопределенна, а перенесенные испытания столь тяжелы, что крепость ее духа держалась лишь на воспоминаниях о прошлом и призрачных надеждах на будущее. Этой женщиной была графиня Катрин де Монморанси. Она снимала небольшой домик возле Западных ворот, ведя уединенную жизнь. События последних месяцев тяжело отразились на ее душевном состоянии: смерть сына, чума в Египте, бегство оттуда вместе с князем Гораджичем, скитания по пустыне, долгожданная встреча с Гуго, его скорый отъезд к Син-аль-Набру и, наконец, возвращение - израненного, полуживого... Она понимала, что он уже давно не принадлежит ей. Возможно, он никогда не будет принадлежать ни одной женщине на земле, потому что его удел - одиночество, пусть даже он станет окружен сонмом людей, находиться в центре событий, в пламени войны или на перекрестке мировых дорог под пристальным вниманием тысяч глаз, но всегда и всюду ему предстоит бороться с одним противником, с самим собой, и, одолевая себя, он будет терпеть поражение, а побеждая - находиться у черты, отделяющей жизнь от смерти. Гуго де Пейн станет кумиром, идолом для многих и многих, он вознесется на недоступные простым смертным вершины, но простое человеческое счастье ему не будет доступно. И та женщина, которая полюбит его - станет подобна огню, обжигающему холодный мрамор; она раскалит его до мерцающего красного света в ночи, но, неизбежно погаснув рано или поздно, не сохранит температуру его души. И мрамор остынет на новые тысячи лет...
      Катрин подумывала о том, чтобы вернуться обратно в Алжир, к спокойному и мудрому султану Юсуфу ибн-Ташфину, к привычному ей укладу жизни, к упорядоченным будням, с их суетой и мелкими праздниками. Но сейчас она была нужна Гуго де Пейну. Когда она держала в своих ладонях его тяжелую руку, слабо пожимая пальцы, Катрин чувствовала, что ее силы передаются ему, а полуприкрытые глаза наблюдают за ней и дыхание его становится ровнее. Она думала о том, что не может сейчас покинуть его, уехать во Францию или в Алжир; и он, и она - еще не определили до конца свои отношения. Кто знает?.. Кто знает... Она думала и о другом человеке, вставшем на ее пути и находившемся где-то рядом, - о князе Гораджиче. Его любовь к ней не вызывала у нее сомнений, она и сама чувствовала к нему особую симпатию, признательность, как к отцу, старшему брату, или... На этого закаленного воина можно было положиться и доверить ему свою судьбу и жизнь. Будут ли благосклонны к ней небеса на сей раз?
      В этот день Катрин дольше обычного задержалась у постели забывшегося тревожным сном мессира. Батистовым платком она вытерла его влажный лоб, прикоснувшись к нему губами. Стоявшая у окна Сандра, уже немного привыкшая к частым посещениям графини, недовольно передернула плечами: ей были известны прошлые злоключения Катрин де Монморанси, и, невольно ставя себя на ее место, она считала, что, произойди подобное с ней, она не имела бы права появляться больше в жизни Гуго де Пейна; с горячностью молодого порывистого сердца ей казалось, что лучше было бы умереть тогда - при нападении на судно пиратов, чем жить в неволе, и более того - стать наложницей магрибского султана! Но раз уж подобное произошло и ты осталась жива - то уйди в монастырь и живи там тихо и мирно, замаливая свои грехи. И оставь благородного мессира в покое. Так думала Сандра, глядя на печальное, освещенное страданиями лицо графини.
      Дверь тихо отворилась и в комнату заглянул Бизоль, смущенно кашлянув. Сандра предостерегающе подняла палец.
      - Там... - начал Бизоль, взглянув на двух женщин. - Пришли к Гуго.
      Сандра замахала на него руками, но в это время с постели раздался негромкий, спокойный голос, с хорошо знакомыми всем им насмешливо-холодными нотками:
      - Так пусть войдут - доступ к телу пока свободен и, главное, бесплатен.
      - Хорошо, - улыбнулся Бизоль, приоткрыв дверь и сделав кому-то знак. В комнату стремительно вошла молодая женщина в изящном наряде, подчеркивающем все ее несомненные прелести, откинув с лица вуаль. Не обращая внимания на Катрин и Сандру, она пошла прямо к постели протянув обе руки в белых перчатках. На чувственных губах ее играла улыбка, а зеленые глаза излучали умиление и восторг.
      - Боже мой! Что с вами сделали! - воскликнула Юдифь, взглянув наконец-то на Катрин и Сандру, словно это именно они искололи мечами Гуго де Пейна. - Вы так осунулись!
      - Болезнь никому не идет на пользу, дорогая донна Сантильяна, - заметил Гуго, снисходительно наблюдая за ее нарочитой суетой. - Но поверьте, я чувствую себя даже лучше, чем после нашей последней встречи.
      - О, мы славно повеселились тогда! Князь Василько, кстати, часто навещает меня; мы и сейчас едем верхом в Гефсиманский сад.
      - С таким спутником вы теперь в полной безопасности, Эстер.
      Но позвольте представить вам моих друзей и ангелов-хранителей, и Гуго познакомил Юдифь с обеими женщинами и Бизолем. Сандра и Катрин, не сговариваясь, лишь холодно кивнули ей головой и отошли к окну.
      - Почему вы уехали, ничего не сообщив мне? - прошептала Юдифь, наклоняясь к лицу мессира. - Я думала, что я вам небезразлична.
      - А как же князь? - насмешливо спросил Гуго. - И потом: что я должен был вам сообщить? Какую военную тайну, дорогая? Только намекните, и я передам вам все секреты всех своих знакомых королей и императоров - все что угодно! Для вас - с величайшим удовольствием, это для меня все равно что съесть устрицу.
      - Противный! - капризно сказала Юдифь, грозя пальчиком. - Вы просто ревнуете меня к князю Васильку. И совершенно напрасно.
      - А как же иначе! - поддержал игру Гуго. - Вы ездите с ним по Гефсиманским садам, а мне в это время лекари отпиливают одну ногу за другой, и я теперь обречен лишь ползать по вашим следам. Где уж мне угнаться за вами!
      - Нет, правда? - озабоченно спросила Юдифь, косясь на прикрытую покрывалом нижнюю часть тела мессира.
      - Спросите Бизоля.
      - Точно так, - не моргнув глазом отозвался тот. - Пойдемте со мной в чулан, я покажу вам его ноги, они там стоят, рядом с метлами. Я хочу отправить их в Труа.
      - Ужасно! - воскликнула Юдифь. С этого момента интерес ее к Гуго де Пейну стал исчезать в геометрической прогрессии.
      А дверь в покои снова открылась и в комнату, пятясь, вошел Раймонд, уступал дорогу высокой черноволосой красавице с беломраморным лицом и темными глазами. Принцесса Мелизинда, небрежно отстранив оруженосца, направилась к кровати Гуго де Пейна, который принял серьезный вид и чуть приподнялся на подушках.
      - Простите, принцесса, что я принимаю вас в таком виде, промолвил он. Но для меня большое счастье, что вы изволили навестить раненого рыцаря.
      - Я должна была сделать это раньше! - воскликнула Мелизинда, присаживаясь на краешек кресла, с которого вспорхнула Юдифь.
      - Не корите себя, - тихо отозвался Гуго. - Зачем искать лишние проблемы там, где их нет? Я рад, что вы пришли, но, скажу честно, не умер бы от огорчения, если бы вы и не вспомнили о моем существовании. Я был бы более счастлив, если бы вы обратили свой взор на одного нашего общего знакомого, страдающего от неопределенности выбора чувств некоей царственной особы.
      - Вы жестоки, - так же тихо ответила принцесса, оглядываясь на прислушивающуюся к разговору Юдифь. Тяжкие ранения Гуго, его возвращение в Иерусалим в таком виде, по странным причудам женской души, вновь качнули чашу весов ее сердца в сторону де Пейна. Из двух рыцарей она выбрала более страдающего, более обремененного несчастьем, на ее взгляд. И жажда жертвенности, свойственная юности, привела ее к постели Гуго, которому вовсе не хотелось играть отведенную ему Мелизиндой роль.
      - Я ценю ваши чувства, - произнес он, - как и любые светлые помыслы, не омраченные темной злостью, но иногда мы выбираем не те дороги, которые лишь кажутся нам выходом к солнцу из подземного лабиринта; и вот вопрос - на который никто никогда не даст разумного ответа - корить ли себя за то, что мы так поспешно бросаемся по внутреннему зову в бездну, или изо всех сил сопротивляться счастью? Вольны ли те из нас, сделавшие свой выбор, или еще более подавлены и несвободны, чем другие, не ошибающиеся, поскольку плывут, погрузившись в волны и отдавшись течению?
      - Я не знаю, - ответила принцесса.
      - А я ничего не понял - что ты хочешь этим сказать, - заметил Бизоль, присевший на краешек кровати. - Волны, бездна, подземный лабиринт... Ты имеешь в виду ту пещеру возле Син-аль-Набра? Жуткое место, принцесса, скажу я вам...
      - Я, кажется, разобралась, - вставила Юдифь, которой страшно хотелось представиться Мелизинде и блеснуть чем-нибудь перед ней (перед ее отцом Бодуэном I она уже успела блеснуть всем, чем только могла). - Мессир де Пейн имеет в виду: стоит ли дергаться самому, если тебя все равно кто-то дергает за ниточки? Правильно?
      - В упрощенном виде - да, - согласился Гуго. Юдифь захлопала в розовые ладошки, а Катрин и Сандра подошли поближе, усевшись на низенькие скамеечки возле постели раненого рыцаря.
      - Но донна Сантильяна упускает главное, - произнесла Катрин де Монморанси. - Все поступки человека - и возвышенные, и смешные, - напоминают "дергание", кроме одного.
      - Какого же? - спросила принцесса.
      - Смерти. Я имею в виду насильственное лишение собственной жизни, самоубийство. Думаю, что такой поступок идет вразрез с желанием любого кукловода. И не этот ли единственный поступок доказывает, что человек все же обладает какой-то самостоятельной волей? Самоубийство - тот заветный ключик, данный каждому из нас, как самое великое и ужасное искушение перед запертой дверью.
      - На образе мыслей графини сказываются долгие годы, проведенные в мусульманском мире, - заметила Сандра. - Вам надо возвращаться в христианскую среду, и думать о спасении души, а не о таких... страшных грехах.
      - Как далеко мы ушли от первоначальной темы. От любви к смерти, произнес Гуго. - Впрочем, это естественно. Истинная беседа не замыкается на чем-то одном, и блуждая в лесной чаще никогда не знаешь - где выйдешь и с чем столкнешься?
      - Так не лучше ли обойти эту лесную чащу, и идти по дороге, с которой уж наверняка не собьешься? - сказал Бизоль. Его несколько волновало то, что целых четыре прекрасных женщины нарушают покой его друга. Не утопят ли они его своими болтливыми языками? Как бы вытурить их всех отсюда и дать Гуго спокойно вздремнуть? Но в это время в покои заглянул Раймонд и растерянно произнес:
      - Мессир, к вам прибыла баронесса Левенкур...
      Недоуменно уставившись на него, Бизоль негромко пробормотал:
      - Это еще что за птица? Устроили тут целый гарем... Сейчас всех выгоню...
      - Пусть войдет! - охотно откликнулся Гуго де Пейн. - Правда, не припомню среди своих знакомых такой особы.
      Все с любопытством посмотрели на дверь. Сандра недовольно нахмурила брови, Катрин обменялась с Мелизиндой быстрыми взглядами, Юдифь нацепила на всякий случай одну из своих обворожительных улыбок... В комнату осторожно вошла золотоволосая женщина с необычным, вишневым цветом глаз, и словно лучи света озарили лицо Гуго де Пейна.
      - Кажется, теперь мы все здесь лишние... - снова пробормотал про себя Бизоль, переводя взгляд с друга на вошедшую женщину, которая не замечала никого вокруг, кроме лежащего на кровати рыцаря.
      - Я слышала, вам требуется сиделка? - мило улыбаясь, произнесла Анна Комнин. - Или я опоздала?
      - Нет, сударыня, это место свободно, - отозвался Гуго де Пейн.
      Глава VII
      ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ
      Я не скажу, как все твердят давно,
      Что, мол, в подлунной все обречено
      Распаду, быстротечно все и бренно,
      Но я скажу, хоть не хочу задеть
      Того, кто по-иному склонен петь,
      Что не уйти от смерти и Вселенной...
      Жоашен дю Белле
      1
      Баронесса Левенкур пробыла в Иерусалиме до середины осени 1114 года, до тех пор, пока мессир де Пейн не обрел окончательную уверенность в своих силах. До этого она часто навещала его в Тампле, и все должны были признать ее необъяснимую власть над чувствами Гуго, благотворно влияющую на его выздоровление. Баронесса, в которой, конечно же, сведущие люди признали византийскую принцессу - по ее многочисленным портретам, имевшим хождение в странах Востока, занимала одну из загородных резиденций Бодуэна I, любезно предоставленную ей королем по просьбе Ренэ Алансона. Сам царедворец поселился у своего старого знакомого - графа Танкреда, для которого наступили тяжелые дни в связи с поражением под Син-аль-Набром. Но нет худа без добра: нашествие египтян на Палестину также захлебнулось; измотанные долгими стычками сначала с воинами де Пейна, а затем графа Танкреда, ослабленное вспышками и эпидемиями чумы, поредевшее войско султана Насира и рассорившегося с ним принца Санджара (уведшего сельджуков в Сирию), отступило обратно в Египет. Наступила еще одна, очередная передышка в непрекращающемся противостоянии двух миров, двух религий...
      Это противостояние - открытое, лобовое, напоминающее столкновение двух скачущих навстречу друг другу рыцарей, было видимо и слышимо на просторах земли; но шла и еще одна война, тайная, скрытая от глаз и от слуха простых смертных, загадочная для непосвященных, - а среди них были порою и высшие сановники государств и даже облеченные королевской властью монархи. Разобраться в хитросплетениях и тонкостях этой войны было куда сложнее, чем в сражении, подобном происшедшему у Син-аль-Набра, и определить своего врага или друга иногда бывало крайне трудно. В самом Иерусалиме в накрытом крышкой дипломатическом котле кипели и бурлили интриги, тайны, скрытые союзы между казалось бы непримиримыми противниками, заключались сделки и соглашения, от которых гибли одни люди и страшно богатели другие. Так творилась история, всегда берущая свое начало в зловонной куче.
      Но вся эта возня и подталкивание в темноте словно бы перестали касаться Гуго де Пейна; не трогали ни его, ни баронессу Левенкур. Они отдалились от внешнего мира, перестали им интересоваться, вникать в суть происходящих событий. Пребывавший на грани смерти де Пейн, по иному взглянул на свои прошедшие годы, увидел многое из того, что прежде можно было бы разглядеть лишь предельно обостренным внутренним зрением. Приближение к смерти всегда наполняет душу человека новым содержанием, удаляет его от суеты бытия. Спокойная усталость, философское равнодушие к жизненным дрязгам, насмешливая бесстрастность, - вот что стало преобладать в отношении Гуго де Пейна ко всем окружающим его проблемам. И лишь вместе с баронессой Левенкур наедине, пусть даже их и окружали люди, он менялся; но это было заметно только ей одной - и для нее одной предназначалось. Со стороны могло показаться, что де Пейн, пройдя мучительный путь борьбы за жизнь, победив смерть, сделал свой выбор, отошел от дел, перестал заниматься Орденом тамплиеров, возложив обязанности руководителя на Людвига фон Зегенгейма. Но было ли так на самом деле? Об этом не могли с уверенностью сказать даже самые близко знавшие его люди. Да, большую часть свободного времени он проводил теперь вдали от Тампля, в резиденции баронессы Левенкур: их часто видели в окрестностях Иерусалима, в Гефсиманском саду, иногда они исчезали на несколько недель, отправляясь в небольшие путешествия по городам Палестины; поговаривали, что вместе с баронессой он занят выращиванием редких орхидей и переводом древнеарабских манускриптов, а по вечерам они составляют карту звездного неба, разглядывая далекие светила через увеличительные стеклышки. И что совсем удивительно Гуго де Пейн сбрил тронутую сединой бороду и усы и сейчас выглядел моложе своих тридцати трех лет - возраста распятого Христа. От общения со своими друзьями он намеренно уклонялся, а светские приемы и вечера перестал посещать давно. Как-то раз его даже видели на главном рынке, выбирающим спаржу и охотно препирающимся с торговцем; но это выглядело столь невероятно, что в сию сплетню мало поверили. Но тревога за судьбу мессира оставалась висеть в просторных комнатах и коридорах Тампля.
      Умонастроение де Пейна повлияло некоторым образом и на остальных тамплиеров. Бизоль, жаждущий активной деятельности, сердито ворчал, метал обглоданные куриные кости из своего окна в зазевавшихся прохожих и костерил всех принцесс и баронесс вместе взятых, исключая свою супругу Луизу де Ксентрай, да и то потому лишь, что она не маячила сейчас перед глазами. Роже де Мондидье со своим приятелем Жаком Греналем, Истребителем разбойников, отправились по дорогам Палестины продолжать свое благородное дело, получив от графа Танкреда отряд в полсотни латников, которых они также одели в белые плащи с восьмиконечными красными крестами, ставшими символом принадлежности к Ордену тамплиеров. И хотя по-прежнему, среди членов Ордена числилось лишь девять рыцарей, желающих вступить в него было уже столь много, что мессир установил для них некоторый испытательный срок, разрешив использовать атрибуты Ордена и создав подобие филиала, наблюдение над которым было поручено Андре де Монбару. Благодаря его стараниям и организаторским способностям, ячейки этого филиала стали стихийно создаваться в различных уголках Палестины, где требовалось его присутствие. Но вместе с тем появилась другая проблема: именем тамплиеров стали пользоваться неизвестные люди, совершающие неблаговидные поступки. Доходило до того, что вызывающиеся охранять паломников эти лже-тамплиеры сами по дороге нападали на пилигримов и безжалостно грабили их.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42