— У вас европейское отношение к этому вопросу, мистер Фучиа.
— Прошу тебя, зови меня Рауль... а отношение мое вовсе не европейское. Это всеобщая точка зрения. Я бы сказал, так думают все мужчины, и для Нью-Йорка это высказывание подходит как нельзя лучше.
— Мы, жители Нью-Йорка, тешим себя тем, что хорошо разбираемся в жизни. И я не думаю, что вы правы.
— Нет? Тогда оглянись вокруг. Погляди на мужчин. Видишь? Они прислушиваются, приглядываются, оценивают достоинства и недостатки тел и выбирают то, что, по их мнению, полностью соответствует их пристрастиям. Несколько парочек уже нашли друг друга и удалились.
— Обычное дело для подобного рода собраний, Рауль. Рутина. Меняется время и место, но люди-то все те же.
— Нет, дорогая моя, это вовсе не рутина. Женщины соперничают друг с другом. Они умоляют, они требуют, они бьются насмерть. Полная противоположность миру животных, в мире людей женщины определяют стиль и моду, именно они украшают себя, выставляют свое тело напоказ, чтобы противоположный пол смог по достоинству оценить все прелести. Да посмотри хотя бы на себя!
Шарон повернулась и хитро прищурилась:
— Мне кажется, я придерживаюсь консервативной точки зрения, разве нет?
Рауль одарил девушку многозначительной улыбкой и пробежал глазами по ее фигуре.
— Не совсем так, — усмехнулся он. — Предположим, что профессионалки надлежащим образом причесаны и накрашены, одеваются у лучших портных и владеют хорошими манерами. Тогда как ты объяснишь то, что не носишь лифчика? Почему под этим шелковым мини-чудом, в которое ты одета, нет и намека на нижнее белье или хотя бы полоски от него? Да ведь ты же абсолютно голая, если не считать платья и туфель, и когда ты стоишь, то никакие верхние покровы не в состоянии скрыть от посторонних глаз ни сосков, ни волосков внизу живота.
— Я и не подозревала, что все так видно, — сказала Шарон. Она почувствовала, как краснеет кожа на плечах, но в ее спокойном голосе не чувствовалось и намека на стыдливость.
— Может, у меня просто глаз более наметанный, чем у остальных. А может, ты просто врешь. А на самом деле тебе очень хорошо известно, как твое тело выглядит со стороны.
— Тогда вам не стоит смотреть в мою сторону, вот и все.
— Почему это? Ведь именно для этого ты и... явилась сюда нагишом. Пощеголять своими женскими прелестями, разве не так? Великолепное зрелище. Я восхищен. А почему бы и нет? Кожа у тебя безупречна, фигурка без изъянов. Если взять всех женщин в этой комнате, то окажется, что твоя грудь самая лучшая. Достаточно большая, чтобы привлекать внимание, прекрасно держится без всяких вспомогательных устройств, но не слишком велика, чтобы нарваться на неприятности.
— Секс — это все, о чем вы способны думать? — спросила она Рауля.
Его полузакрытые глаза тут же широко распахнулись, и Шарон от души порадовалась, что в ее голосе не прозвучало ни нотки возбуждения, которое ее собеседник намеренно пытался вызвать в ней своими разговорами.
— Попала в яблочко, крошка, — ответил он. — Можешь предложить более захватывающую тему для беседы? — Рауль отхлебнул из стакана в ожидании ответа.
— Как насчет бизнеса?
— Абсолютно неинтересно. — Он пожал плечами и широко улыбнулся ей. — Я и так довольно богат. Вкалывать, чтобы заработать еще, — это просто блажь. Я предпочел бы поработать над тобой, потратить всю свою силу и энергию на тебя, крошка. Ты меня очень заинтересовала.
— В каком смысле?
— В сексуальном, — сказал он. — Затащить тебя в постель абсолютно голую и показать безграничные возможности Рауля Фучиа. И насладиться твоей радостью от моих усилий.
Шарон стрельнула взглядом в его сторону и обнажила белые зубки.
— Боюсь разочаровать вас, Рауль. Видите ли, я — невинное создание.
— Чудесно! — воскликнул он. — Если женщина невинна в душе, ее еще приятнее держать в руках.
— Не в душе, друг мой, в физическом плане. Я самая что ни на есть настоящая девственница. Что вы на это скажете?
На этот раз в ее голосе не было и намека на вызов. Она без усилий проделала этот трюк и теперь наслаждалась, глядя, как на его лице недоумение сменялось потрясением.
— Невероятно!
— Нет ничего невероятного. Просто еще никому не удалось завалить меня, вот и все. Мне до сих пор не встретился тот единственный мужчина, с которым бы мне захотелось сойтись настолько близко. Все элементарно, если задуматься.
Рауль отставил стакан, придвинул оттоманку поближе к ней, шлепнулся рядом с Шарон и схватил ее за руку. Она и не подумала сопротивляться.
— Тогда ты и подавно должна пойти со мной. Я просто настаиваю на этом!
— Это еще почему?
— Потому что первый опыт должен стать праздником. И только опытный мужчина может...
— Рауль... это просто чушь собачья. Я пойду, когда захочу, не раньше. Даже можете не надеяться. И не с вами.
— Но ты ведь не видела меня в деле!
— Вы уже достаточно проявили себя, Рауль. Мысль о том, что можно добавить в список своих побед абсолютную девственницу, вскружила вам голову. Именно поэтому вы и подсели ко мне?
— Милая моя Шарон...
— У меня уже было кое-что, мой дорогой зарубежный друг. Я обнималась, целовалась и ласкалась, и знаю, что такое оргазм. Сексуальные игры тоже не исключались, и я не раз наслаждалась физическими радостями и готова еще не раз поиграть подобным образом, правда, когда мне этого захочется. Я знаю все трюки, позиции, в курсе, где находятся эрогенные зоны, и, когда придет время, я буду настоящим ураганом страстей. Но пока что у меня осталась одна маленькая добродетель, которая не дает мне сбиться с пути. Ничто не касалось моей девственной плевры, и я собираюсь и дальше хранить ее.
Шарон почувствовала, как рука Рауля медленно выскользнула из ее ладони, а в глазах отразилось недоумение.
— Так ты... ты...
— Лесбиянка?
Он кивнул, не в силах произнести это слово.
— Нет, хотя позволила себе пару раз поэкспериментировать в этом направлении и получила немалое удовольствие. Это вас шокирует?
По всему было видно, что дело обстояло именно так. Рауль пришел в полное замешательство и, чтобы скрыть свое смущение, снова потянулся к стакану.
— Но... ведь ты могла бы иметь мужчину...
— А я и имела, — отрезала она, — но не в том смысле, в каком вы думаете. Я попробовала нескольких мужчин. И надо отметить, что каждый раз мы получали огромное взаимное удовольствие. Ну что, достаточно? Было даже проникновение другого рода, и я нашла его вполне приятным. Так что я не лесбиянка, не фригидная, и у меня нет никаких сексуальных расстройств. Просто берегу то, что мужчина сможет однажды посчитать довольно ценной вещью.
Рауль допил коктейль, нашел пустое место в дальнем конце стоящего рядом с ним столика и поставил туда стакан.
— Американки! — вздохнул он. — Странные вы все!
— Могу себе позволить в моем возрасте, — сказала ему Шарон. Она нарочно наклонилась вперед, наблюдая, как Рауль пожирает глазами ее колышущуюся под платьем грудь. Гладкая ткань скользнула по соскам, и они призывно затопорщились. — Может, пойдете испытывать свою эрекцию на более благодарной публике?
Раулю удалось собраться с силами и не показать своего разочарования. Он поднялся и поклонился девушке на европейский манер. Она протянула руку и легонько пожала его ладонь.
— Мне жаль тебя, Шарон Касс, — сказал он.
Она снова улыбнулась, а в глазах заплясали веселые искорки.
— А мне жаль вас, Рауль, — забавлялась Шарон. — Вы знаете, что теряете, и у вас нет никакой возможности получить то, чего так хочется.
— Это не совсем верно, моя дорогая.
— Совсем верно, Рауль. Абсолютная правда, можешь не сомневаться. Я оторву тебе яйца прежде, чем ты успеешь дотронуться до меня. Годы в спортзале не прошли для меня даром, и, как я уже говорила, я знаю множество трюков... даже такие.
Шарон подумала, что, хотя Раулю и предстоит пересмотреть все свои взгляды, ему все же удалось с честью выйти из положения. Сегодня ночью он заберется под шелковые простыни, крепко прижимая к себе какую-нибудь куколку, размышляя над тем, не сорвал ли кто-нибудь этот девственно-чистый бутон. В результате все выйдет совсем не так, как ему хотелось бы, и начиная с завтрашнего дня он начнет волноваться, и эта мысль накрепко засядет у него в голове. Тогда он снова начнет искать с ней встреч и опять проиграет, а потом начнется спад. Прямо как на графике доходов на стене позади стола С.С. Кейбла.
— Ты и в самом деле могла бы оторвать ему яйца?
Голос был немного странным, хрипловатым, с необычным акцентом, который Шарон никак не могла уловить, вроде как похож на бруклинский: половина слов намеренно проглатывается, а часть слогов как бы стирается. Она обернулась, чтобы поглядеть на его обладателя, и невольно улыбнулась, потому что мужчина этот совершенно не вписывался в собравшееся общество, но Шарон толком не поняла, отчего у нее сложилось такое впечатление. Однако девушка обладала аналитическим складом ума и не любила оставлять вопросы без ответов. Она постаралась сопоставить все факты и пришла к выводу, что, с одной стороны, он был слишком широк в плечах и груди, а с другой — носил слишком короткую прическу. Такую, которую принято называть «ёжик». Его черный костюм был абсолютно новым, с иголочки, но при этом оставлял ощущение, что попал в наш век из другой эпохи, как будто его обладателю известен только один стиль и ему абсолютно наплевать на мнение окружающей толпы. Отчего-то Шарон пришло в голову, что незнакомец похож на орла.
И вдруг ей показалось, что она снова стоит перед зеркалом. Шарон почувствовала, как маленькие светлые волоски на ее руках встают дыбом, а в плечах начинается покалывание. Ее словно засосало в водоворот времени, и теперь она не воспринимала ни цвета, ни звуков. Не воспринимала и не понимала. Мышцы живота напряглись так, что к горлу подступила тошнота. Далеко-далеко в мозгу прозвучал знакомый голос: «У меня какое-то странное предчувствие».
«Нет-нет, ерунда какая-то, детский лепет. Такого просто не может быть», — ответила она сама себе.
— Так что? — спросил он.
— Это было бы совсем нетрудно сделать.
— Но ты выбрала другой способ раздавить парня. И преуспела в этом.
— Не думала, что нас подслушивают.
— Черт, малышка, да я бы не променял возможность подсмотреть эту сцену на все сокровища мира. Я даже завидовал этому парню, пока ты не дала ему пинка. Неужели все, что ты тут наговорила, — правда?
— Чистая правда. — С губ Шарон сорвался забавный смешок.
— Даже то, что ты — девственница?
— Неужели это настолько невероятно?
На этот раз парень усмехнулся и пожал плечами, чокаясь с ней стаканом.
— Звучит как полное безумие, малышка, но это твоя игра, тебе в нее и играть.
Шарон изумилась, увидев в его руке пиво. Как это он сумел раздобыть это пойло в хоромах Уолта Джентри? Подобный напиток Уолт закупал только для благотворительных вечеров.
— А во что вы играете, мистер...
— Келли. Но мое имя — это просто чудо. Меня зовут ДО-ГЕ-РОН, но всем больше по вкусу Дог. И я на них не обижаюсь.
Значит, это все-таки случилось. Слишком быстро, слишком стремительно, она оказалась совершенно не готова. Это было все равно как если бы прямо перед тобой рванула бомба, а ты даже не успел заметить ее. Как если бы мир, такой тихий и спокойный минуту назад, закачался и задрожал до самого основания. Как если бы ты шел по песчаной тропинке, вокруг росли чудесные цветочки, и ты был счастлив насладиться этой красотой, и вдруг у тебя под ногами разверзлась пропасть и поглотила тебя. Выработанная годами самодисциплина и самоотверженность взяли верх раньше, чем девушка даже успела сообразить... годы борьбы с сексуальными домогательствами вооружили ее до зубов всякими уловками и словечками, и она инстинктивно чувствовала, когда и что надо предпринимать. Всю жизнь ее преследовала эта мысль... но она может и ошибаться. Всегда оставалась маленькая вероятность, что так оно и есть.
Забудь об этом, легковерная блондиночка! Бывают же совпадения, да еще какие! А больше и припомнить-то нечего. Слишком много лет прошло с тех пор, и ты возвела вокруг его образа романтический ореол. Ты слишком долго цеплялась за дурацкую мечту, и вот теперь это начинает сказываться. Как это было два года назад, когда он оказался бразильцем с десятью детьми. И моряк с танкера «Эссо» был просто полным тезкой. Только вот ему уже стукнуло шестьдесят три, и у него имелись внуки. Настоящего Догерона Келли просто не существует на свете. Ты оставила его там, на железнодорожной станции, и он давно умер. Вся его семейка твердит об этом.
— Так, значит, вас зовут Дог, но какую игру вы ведете, мистер Келли? У вас вид полицейского. Я права?
— Это вряд ли, — покачал он головой. — Я — вольная птичка. Делаю то, что приносит выгоду и само плывет мне в руки. Моя специальность — общие проблемы, и я бы с удовольствием поглядел, как ты отрываешь яйца своему дружку.
— Думаешь, у меня не хватит духу?
Он поджал губы, с сомнением покачал головой и улыбнулся ей:
— На самом деле это не так уж и трудно. В свое время я и сам решил подобным способом несколько проблем. Только вот это самая крайняя мера наказания.
— За изнасилование? — тихо спросила она.
— Брось, никому не придется насиловать тебя.
— Теперь ты тоже в черном списке.
— Да ты сама затеяла этот разговор, малышка! Я бы даже пальцем не пошевелил, чтобы тебя изнасиловать.
— Да? А что бы ты стал делать?
Он снова рассмеялся странным смехом, от которого по спине начинали бегать мурашки.
— Черт, я люблю, когда все наоборот. Сам я слишком ленив для этого. Способный, с воображением, но очень ленивый. Половину времени провожу за пустыми разговорами.
— Как насчет другой половины?
— Это совсем другая история, которая совсем не годится для нежных ушек невинной девы, — сказал он.
Она уже была готова ответить ему, но он подмигнул ей и отошел прочь, с удовольствием потягивая свое пиво. И ей отчего-то стало обидно. Конечно, Рауль Фучиа был прав. Она прекрасно знала, что делает, когда одевалась для этой вечеринки, подсознательно догадываясь о своих способностях, но и другие тоже знали это. Не было никакой необходимости вынуждать окружающих делать ей комплименты, говорить, как она прекрасна и хорошо сложена. Подобную чушь она выслушивала раз сто за вечер, но достаточно поглядеться в зеркало, чтобы самой убедиться в этом. Кроме того, реакция Рауля полностью удовлетворила ее тщеславие, но потом появился этот проклятый Дог и пошатнул сложившийся образ. Да он просто-напросто не оценил ее!
Она взяла стакан, покрутила его в руках, попробовала и почувствовала, как губы расплываются в улыбке. Черт, дог, да-да, с маленькой буквы "д", сделал ее. Он и в самом деле не обратил на нее внимания. Но ведь она еще совсем не старая. Она права, она в самом расцвете, прекрасная, остроумная, способная, и она права.
Шарон поняла, что попала в точку, и заулыбалась еще шире. Она слишком долго вращалась в изменчивом мире шоу-бизнеса, где суждения должны быть быстрыми, как молния, и правильными, если только ты хочешь выжить и добиться своего. Она отнесла его к поколению сорокалетних, но густые короткие волосы, лишь кое-где тронутые сединой, ввели ее в заблуждение. Это, да еще странное лицо без возраста, и мускулатура. Породистость. Дог Келли был самым что ни на есть настоящим хищником.
И сейчас он на охоте. Она следила за ним через комнату и поняла, что он делает это бессознательно, на автопилоте. Женские взгляды бесцельно блуждали по залу, на мгновение задерживались на нем и снова обращались к своему занятию. Стоило ему приблизиться к небольшой группе мужчин, как те явно начинали нервничать, чувствовали себя не в своей тарелке, потому что они-то как раз отдавали себе отчет в его действиях и пытались прикрыться фальшивыми улыбочками. Шарон догадывалась, что они чувствуют себя так же, как и она сама. Парни не могли понять, что тут делает этот человек.
Шарон сама не знала, почему в ее голове родился этот странный вопрос, но ей вдруг очень захотелось узнать, не носит ли Дог оружия.
Как обычно, Дарси Тейлор взяла инициативу в свои руки. Эта с виду сладенькая милашка превращалась в дикую фурию, стоило рядом с ней пройти мужчине, которого она хотела. Она даже не дослушала то, о чем говорил ей Рауль, и, отвернувшись от него посередине очередной тирады, подхватила Дога под руку, взяла у него стакан, попробовала напиток и демонстративно сморщившись и передернув плечами, потащила его к французскому окну и вывела из комнаты. Да, Рауль, это явно не твой день. Шарон заранее посочувствовала той, кого он поведет сегодня к себе домой.
— Развлекаешься, Шарон? — послышался над головой знакомый голос.
Девушка поглядела вверх и улыбнулась:
— Привет, Уолт.
Уолтер Джентри Третий являлся образчиком холостяка-миллионера, который на унаследованные деньги создал для себя свой собственный мир и за чьим состоянием гонялся весь Голливуд. Главным отличием от ему подобных было то, что этот последний отпрыск легендарного клана Джентри удвоил свое состояние благодаря врожденному деловому чутью, которое он унаследовал наряду с аристократической внешностью и обворожительными манерами. Последние двадцать лет Уолт оставался недостижимой мечтой девушек из богатых семей, но никогда не утруждался связать себя брачными узами хотя бы с одной из них.
— Вижу, ты познакомилась с Догом, — сказал Уолт.
— Да, кто он такой?
Он вытащил из золотого портсигара длинную тонкую сигарету, прикурил ее, с наслаждением затянулся и выпустил облако ароматного дыма.
— Мы познакомились в армии. Нормальный парень. Проявил себя прирожденным убийцей. Что, производит впечатление?
— Очень необычный тип, — уклончиво ответила Шарон. — А чем он занимается?
Уолт улыбнулся и пожал плечами:
— Я и сам не раз задавал себе этот вопрос, но никогда не спрашивал его напрямую. Однажды в Лондоне он водил меня в закрытый клуб, и там я видел его фото в футбольной форме. Похоже на то, что в колледже он был Истинным Американцем.
— А выглядит как коп.
— У меня такое впечатление, что он и этим тоже занимался. У него такие странные друзья. — Уолт взял стакан у проходящего мимо официанта и попробовал напиток. — Рад, что ты пришла, Шарон. Что-то мы давненько не виделись. И как это только С.С. выпустил тебя?
Она увидела, что Уолт обнажил свои безупречные зубы, а на его лице появилось многозначительное выражение.
— Мой босс держит меня на крючке своего предприятия и использует в качестве наживки. Как будто сам не знаешь.
— Великолепная наживка! Вряд ли найдется такая рыба, которая сумеет устоять перед ней.
— И не пытайся. Сам великий мастер осмотрел меня с ног до головы, прежде чем запустить в твой пруд.
— И какую же добычу ты должна принести ему на этот раз?
Уолт подозвал официанта, взял с подноса еще один стакан и протянул Шарон.
— Спасибо, — кивнула она. — С.С. Кейбл спит и видит, как завлечь тебя в свои сети и сделать соавтором одного из своих проектов. Хочет вытрясти из тебя пять миллионов долларов, не меньше.
— Как мило, — расхохотался он. — А ты, значит, червячок. Полагаю, от тебя ждут полной самоотверженности.
— Так мне и сказали. Что ты ни за что на свете не откажешься от лакомого кусочка, и все такое. Если нарежут буханочку, ты обязательно возьмешь краюшечку.
— Если только твой босс не знает... или не верит... что в данном случае буханочку никто никогда не резал, и не разрежет.
— Ему говорили, но его мозг не в силах переварить такое, — сказала она.
— Вы, полудевственницы, должно быть, изрядно веселитесь. Ты для меня — слишком большой кусочек, юная леди. Боюсь подавиться.
— В прошлый раз мне показалось, что тебе понравилось.
— О да! Тут ты права. Нервы, конечно, щекочет, но наслаждения — масса. Ты — прекрасная исполнительница. Если хочешь знать, никогда раньше у меня не было подобной ночи и последующего за ней дня. Но это твое отношение к делу сильно смахивает на многосерийный фильм. Не то чтобы я был не в состоянии оценить это. Все, о чем я могу думать, так это как было бы ужасно, если бы ты вдруг попала в аварию или что-то в этом духе. Все твои усилия по сохранению девственности пошли бы насмарку.
— Если не веришь, можешь испытать меня на детекторе лжи, — сказала девушка.
— Шарон, мне до чертиков хочется стать счастливцем. Как насчет сделки?
— Какого рода?
— Твоя невинность против моих пяти миллионов?
— Уолт, ты просто чудо и мужчина хоть куда, но я все же думаю, что мне стоит продержаться чуточку подольше.
— Старина С.С. выйдет из себя, стоит ему только услышать, что ты сорвала подобную сделку, ведь условие-то — тьфу!
Шарон улыбнулась Уолту, а потом захохотала во весь голос.
— Да он ни за какие коврижки не согласится поверить в такое! Ведь мне причитается пять процентов, и это только бонус.
Джентри пришлось выдавить из себя смешок.
— Знаешь, сладкая моя, я всегда получал то, что хотел. Стоило мне только бросить взгляд, и никто не мог устоять перед моими голубыми глазами. А если это каким-то чудом не срабатывало, в дело шли недорогие бриллианты. И только ты — исключение из правил. Ты просто невыносима, детка, но я готов на все, только бы снять тебя с крючка и дать тебе возможность беззаботно провести пару-другую месяцев, не оглядываясь на работу. Так что можешь сказать своему С.С. Кейблу, что дело в шляпе. Если хочешь, можешь даже сказать, что ты отдала мне самое драгоценное, что у тебя есть, а то подорвешь мою репутацию.
— Какие условия?
— Шарон... я слишком ленив, чтобы бороться за это. Или против этого. — Уолт бросил взгляд через комнату, туда, где, вальяжно привалившись к проему французского окна, поглядывая в туманную ночь, стоял Догерон Келли, абсолютно не обращая внимания на то, как Мона Мерриман трется о его плечо.
— Берегись его, Шарон, — сказал он.
— Почему, Уолт?
Джентри отхлебнул из стакана и лениво откинул крышку золотого портсигара.
— Он напоминает мне название одной книги. Не саму книгу, а ее заглавие.
— Да?
— "Зов естества", — ответил он.
* * *
Она почувствовала, как все ее тело охватывает огнем, а ведь между ними была целая комната, полная народу. И только когда Шарон опустила взгляд, она увидела, что нервно крутит кольцо... на среднем пальце левой руки... куда его надевают при помолвке. Колечко было медное, со вставкой из обыкновенного бутылочного стекла, и каждый вечер ей приходилось отмывать палец от зеленого следа. Окружающие посмеивались над Шарон, пока та не объяснила, что это амулет, которому она обязана своей невероятной удачей, и от нее отстали. Все знали, что она далеко не сентиментальна и не суеверна. Кто-то назвал этот перстень кольцом девственности: его камень незрелый, зеленый, а когда он переменит свой цвет, то и хозяйка дозреет. Однако Шарон тоже не страдала отсутствием остроумия и умела своим ответом заткнуть рот любому. Слишком долго она вращалась среди подобных типов, чтобы позволить дать себя в обиду. Ее язычок был острее, чем алмаз, и всегда имелась большая опасность порезаться до крови. Больше никто не смел подшучивать над ее колечком.
Мона Мерриман потащила его наружу. Дождь кончился, и окна домов на противоположной стороне улицы, едва видные сквозь туманную поволоку, превратились в мерцающие оранжевые овалы. Шарон поднялась и направилась в сторону Рауля Фучиа.
— Мне надо выпить, — протянула она ему пустой стакан.
Глава 7
— Грубая ты женщина, Мона Мерриман, — сказал я ей. — Почему бы тебе не добыть себе какую-нибудь знаменитость?
— Я уже всех перебрала, дорогой мой. И ты кажешься мне самым лучшим.
— Если закрыть глаза на то, что я — никто и звать меня — никак.
— Не совсем так, Догерон. Я уже успела перекинуться парой словечек с твоим другом Ли Шеем. Он, знаешь ли, никогда не скрывает от меня ничего. То, что ты наследник «Баррин индастриз», делает тебя крайне интересным субъектом.
— Наследник-то я наследник, Мона, но вовсе не престолонаследник. Я же говорил тебе, что ваш покорный слуга — позор семьи. Незаконнорожденный ублюдок.
— И это тоже новость, — сладко улыбнулась она. — В конце концов, я всего лишь ведущая колонки светских сплетен.
Я провел пальцем по овалу ее лица и ущипнул Мону за подбородок.
— Малышка, ты же не хочешь, чтобы я съел тебя заживо, не так ли?
— Весьма заманчивое предложение.
— Я вовсе не это имел в виду.
— А разве может быть иначе? — начала она подтрунивать надо мной.
— Предположим, я расскажу всем и всякому, сколько тебе на самом деле лет.
— Это невозможно! — продолжала веселиться Мона.
— Спорим? — спросил я ее.
Мона забеспокоилась, улыбочка начала потихоньку сползать с ее личика, завяла и исчезла вовсе.
— Дай мне телефон и час времени, и я буду готов назвать дату, время и место твоего рождения, — заверил я ее.
Она склонила голову набок и искоса взглянула на меня, не совсем уверенная в том, как следует вести себя со мной.
— Я тебе не верю, — вымолвила она в конце концов.
— Мона, погляди мне в глаза.
— Я вижу.
— Теперь ты знаешь. Эти игры известны мне лучше, чем всем твоим знакомым, вместе взятым, и я отменный игрок. Стоит тебе ущипнуть меня, и я откушу тебе голову.
— Да ты и впрямь ублюдок!
— Окружающие не перестают твердить мне об этом.
— А ты и вправду рассказал бы всем, сколько мне лет... если бы сумел разнюхать?
— Только попробуй уколоть меня, и узнаешь, малышка.
— Ты такой интересный, Дог. И сколько же мне, по-твоему?
— Навскидку?
— Конечно.
Я снова провел пальцами по ее лицу и обнаружил маленькие шрамики.
— Двадцать один, — усмехнулся я.
— У тебя еще одна попытка, но на этот раз давай по-настоящему.
— Шестьдесят два, — произнес я.
— Ты добавил мне целый год, грязный ублюдок. И если ты расскажешь хоть кому-нибудь, я задушу тебя.
— Если меня будут спрашивать, скажу, что тебе нет и тридцати.
— Вот черт! А ты мне по сердцу, чокнутый придурок. Теперь я собираюсь выведать все твои секреты, и на этот раз пожалеть придется тебе!
— Да ладно, — отмахнулся я. — К чему так переутруждаться? Я и сам готов рассказать тебе все, что ты захочешь узнать.
Мона Мерриман заглянула в свой полупустой стакан, несколько раз взболтала содержимое и встретилась со мной взглядом.
— Тебе приходилось убивать?
Я кивнул.
— Хочешь поговорить об этом?
— Нет никакой необходимости.
— Но я-то еще живая. И ты прекрасно знаешь, что бы я с тобой сделала, будь на то моя воля.
— Знаю, знаю, можешь не сомневаться. От вас, молодух, всегда проблемы. Подыщи себе кого-нибудь по возрасту.
— Ладно, киллер ты наш. Теперь один маленький поцелуй, и пошли обратно.
Ее губы легонько коснулись моих, но за этим движением почувствовалась сила тигра, и в каждом движении Моны сквозило неуемное желание. Одно нежное прикосновение, и груди налились, соски заострились, словно она испытала настоящий оргазм. Лет двадцать тому назад она была стоящей штучкой, да еще какой!
Поэтому я взял ее за руку и поцеловал так, как она того хотела, но только один раз. В ответ она напряглась всем телом и одарила меня озорным ребяческим взглядом.
— Хватит, Мона, — сказал я. — Между нами пропасть. Мы принадлежим разным поколениям.
— Я хотела бы заманить тебя в эту пропасть.
— Но ты не можешь. Так что будь умницей.
— И почему мне так везет на ублюдков? — улыбнулась она. — Я собираюсь порвать вас на части, мистер Келли.
— Многие пытались сделать это до тебя.
— Эксперты?
— Эксперты.
— Вам только так кажется, мистер Келли. — Ее рука соскользнула с моего плеча, прошлась по моему телу и дотронулась до сокровенного места, а потом снова скользнула вверх и замерла. — По-моему, ты просто бесчувственный.
— Да я бы так не сказал, куколка. Просто люблю сам выбирать время и место.
— Пошли назад. Я хочу познакомить с тобой своих друзей.
Уолт Джентри наблюдал за тем, как мы возвращаемся в алкогольный смрад комнаты, помахал рукой и, извинившись перед парочкой, с которой вел беседу, пошел в нашу сторону своей чудной вихляющей походкой. Он схватил меня за руку, энергично потряс ее и подмигнул Моне.
— Как я рад, Дог! Давно не виделись.
— И я, Уолт.
— Мона уже навострила на тебя свои коготки?
— Мог бы и подготовить меня к появлению этого зверя, Уолт, — ущипнула она его за руку. — Он как свежая струя в нашем затхлом болоте.
— Это потому, что я — простой, ничем не примечательный человечек, — сказал я.
— Насовсем вернулся? — поинтересовался Уолт.
— Кто знает, всякое случается.
— Неужто в Европе стало скучно?
Я пожал плечами, пытаясь припомнить последние лет двадцать с небольшим:
— То, что в одно время вызывает трепет, в следующий момент может превратиться в обыкновенную рутину. Может, я как лосось, который возвращается на нерест в те места, где появился на свет.
— И умирает, — добавила Мона. — Они всегда умирают после нереста. Ты для этого вернулся домой, Дог?
— Смерть не мой удел, мадам. По крайней мере, пока.
— Вот и тема. Ты явился сюда, чтобы отнереститься.
И кто же будет метать икру?
Уолт захохотал и потрепал дамочку по плечу:
— Мона, милая моя, неужели обязательно надо все сводить к сексу?
— Это самая интересная сторона дела, мальчик мой. Мои читатели набрасываются на такой материал, как на горячие пирожки. Среди нас появился ужасно загадочный и вызывающий холостяк, так что нет ничего странного в том, что я сгораю от любопытства, — с улыбкой поглядела она на меня. — Но вы не ответили на мой вопрос, мистер Келли.
— Я и сам пока не задумывался на эту тему.
— И ни одно одинокое сердечко не ждет твоего чудесного возвращения?
— Что-то не припоминаю ничего подобного. Большинство знакомых были рады, когда я свалил отсюда.