Это значит, что в супружеских отношениях нет ничего дурного или гадкого, если они доставляют радость обоим. Я хочу сказать, что мы оба должны научиться наслаждаться этим, Бет. Я хочу сказать... – Он нежно погладил упругий живот Элизабет, в который ему наверняка удастся заронить семя новой жизни. – Впрочем, тебе это вовсе ни к чему. Просто постарайся расслабиться... позволь мне делать то, что я сочту нужным, а там посмотрим, может быть, тебе и понравится. Я ведь не слишком многого хочу от тебя, Бет?
По тому, как вздымалась и опадала ее грудь, он догадался, что Элизабет напугана.
– Я не...
– Это значит, что я могу трогать тебя где мне нравится. – Его пальцы осторожно скользнули по ее гладкой коже. – Это значит, что я могу целовать тебя там, где мне захочется... целовать так, как целует мужчина женщину. – Он придвинулся ближе, навис над ней. – Не бойся, милая. Позволь научить тебя...
Джеймс не собирался спешить, он хотел постепенно ввести Элизабет в царство чувственной любви, но трепет ее совсем еще детских губ заставил его забыть обо всем. Он упивался их нежностью, вдыхал нежный аромат ее кожи, а она вдруг затихла под ним, не отвечая на его поцелуи, но и не противясь.
Однако стоило ему попытаться раздвинуть ее губы языком, как она протестующе покачала головой.
Тут Джеймс окончательно утратил привычное хладнокровие и почувствовал жгучую обиду, будто его грубо оттащили от лакомства, о котором он жадно мечтал.
– Нет, Элизабет. – Грубо обхватив ладонями ее лицо и не слушая возмущенных стонов, он впился губами в ее рот. – Нет, это нормально. Мужья всегда так целуют своих жен. И в этом нет ничего дурного, – жарко выдохнул он, слегка покусывая ее губы и трогая их кончиком языка в надежде, что сможет разжечь в ней ответный огонь. – Милая, позволь мне... позволь мне научить тебя.
Она пронзительно вскрикнула и попыталась вырваться, но Джеймс крепко держал ее. Пальцы его нежно ласкали податливое тело.
– Доверься мне, Бет. Доверься так же, как ты сделала это в лагере Робелардо. Я только хочу тебе добра, радость моя.
– Это неправильно, – простонала она сквозь стиснутые зубы, пытаясь зарыться лицом в подушку.
Раздираемый неутоленным желанием и гневом на эту упрямицу, Джеймс крутился будто на адских угольях.
Начал, так не тяни, раз за разом повторял он, но все напрасно. Слова ничего не значили, когда перед ним в постели лежала Элизабет. Такая теплая, чистая, благоухающая и – его! Его собственная женщина.
– Это так же правильно, как и все остальное, – задыхаясь, проговорил он.
Одна рука его взъерошила ее густые волосы в тщетной попытке успокоить ее, а другая – судорожно нащупывала пуговки рубашки. Не в силах сдержаться, Джеймс с проклятием оторвал пару и тут же раскаялся.
– Ой, прости... прости, милая, – зашептал он, а его губы уже прокладывали цепочку поцелуев вдоль ее картинно изогнутой шеи к тугим полушариям груди. – Ты прекрасна! Благодарение Господу, ты прекрасна! – простонал он, зарывшись лицом между соблазнительными холмиками. Кровь ударила ему в голову, и, как голодающий, не в силах насытиться, Джеймс принялся безжалостно терзать жену поцелуями. Боже, он никогда не испытывал ничего подобного!
Учащенное дыхание Элизабет и ее жалобные всхлипывания, бешеный стук своего сердца и неутоленное желание, заставлявшее его корчиться, словно на медленном огне, – все слилось в его ушах в один упоительный звук.
Элизабет строптиво отталкивала его, стараясь укрыться от его жадных рук, но Джеймс теперь повиновался только древнему инстинкту, который двигал миллионами и миллионами мужчин.
Впившись поцелуем в ее рот, он затем скользнул языком в бархатистую пещерку, познавая ее в первый раз, и в первый раз в упоении подумал: «Моя!»
Пальцы его запутались в тонком муслине ее сорочки. Окончательно потеряв голову, он рванул что было сил, и кружева с легким треском разошлись в сторону. На Джеймса пахнуло жаром девичьего тела. Отшвырнув в сторону проклятую тряпку, он со стоном припал к Элизабет.
– Ты нужна мне, Бет. Неужели не понимаешь? – прохрипел он, уже ничего не понимая. Правда, одно он знал точно – прежде ему не доводилось испытывать ничего подобного.
В темноте слышалось тяжелое дыхание Элизабет, чувствовался жар ее тела, и внезапно она перестала бояться. Страх, терзавший ее, внезапно сменился чем-то иным... и вот уже она сама притянула его к себе. Сердце Джеймса чуть не выскочило из груди.
Затаив дыхание, он осторожно овладел ею. От безмерного, жгучего наслаждения он даже закрыл глаза. – Элизабет... – Он двигался медленно, не спеша, упиваясь каждым мигом этого счастья. Рассмотрев в темноте восторг на лице жены, он возликовал: – Сладкая моя! – Их дыхание смешалось. – Сладкая моя жена!
Она все еще пыталась сопротивляться той могучей волне, что поднималась в ней... Но это было сильнее ее. И когда наслаждение захлестнуло ее с головой, Джеймс испытал безмерное счастье и, не выдержав, взорвался. Никогда еще он не ощущал ничего подобного, ибо едва не сошел с ума, взлетев на вершину блаженства.
Совершенно опустошенный, он откатился в сторону, привлек ее к себе, и оба на миг затихли. Затем, дрожащей рукой нащупав в темноте ночную сорочку, Джеймс кое-как набросил ее на грудь Элизабет. Она и не думала сопротивляться, когда он, снова прижав ее к себе, вытянулся поудобнее, почти накрыв ее своим телом.
– Прости, что так вышло с рубашкой, Бет, – пробормотал он, сонно зевнув. – Сам не знаю, что это на меня нашло. Клянусь, такое больше не повторится. Обещаю тебе, милая, никогда, слышишь?
В ответ девушка лишь сонно что-то пробормотала.
– Знаешь, через пару часов я, наверное, снова начну к тебе приставать. Просто хочу сразу предупредить, на всякий случай.
– Да, Джеймс. – Она зевнула. – Хорошо.
Джеймс не мог не улыбнуться в темноте. Какая послушная жена!
– Хорошая девочка, – пробормотал он сквозь сон.
И тут же обхватил ее рукой за бедра, зарылся лицом ей в рассыпавшиеся волосы и блаженно вдохнул их аромат. Спустя мгновение, прижавшись щекой к ее теплому затылку, он вслед за женой провалился в сон.
Глава 7
Как всегда, Элизабет проснулась еще до первых петухов.
Набросив на себя одежду и замерев, она прислушалась к его легкому дыханию. Эти минуты – единственная роскошь, которую Элизабет могла себе позволить за целый день. Порой, правда, в ее памяти всплывали воспоминания о минувшей ночи и о той, что была прежде, и тогда девушка чувствовала себя настоящей грешницей. Но все равно она радостно улыбалась, вспоминая все те ужасные и упоительные вещи, которые муж проделывал с ней, – жар его рук и губ на своем теле, его то медленные и ленивые, то безумные движения, содрогание его плоти – и сгорала от желания крикнуть о своей безумной к нему любви.
Но сегодня она не позволила себе осмыслить события прошлой ночи.
Сегодня был понедельник, и Элизабет все еще находилась под впечатлением того, что случилось накануне, в воскресенье, – того ужасного чувства вины, которое охватило ее, когда преподобный Реверенд Тэлбот обрушился с кафедры на те слабые души, что не в силах устоять перед искушением плотского греха.
Однако даже угрызения совести не заставили Элизабет задержаться – ей ведь столько всего предстояло сделать! А потом... она любила Джеймса Кэгана так сильно, что скорее согласилась бы гореть в аду, чем расстаться с ним.
Раздираемая между любовью и страхом, Элизабет осторожно прикрыла за собой дверь спальни и на цыпочках сбежала по лестнице, направляясь в прачечную. Там у нее еще с вечера было замочено белье.
Она ушла. Эта мысль пронеслась в затуманенном сном сознании Джеймса, как только он услышал пронзительный крик петуха. Впрочем, так было всегда. Даже наутро после их брачной ночи – тогда, спустившись вниз, он увидел, как Элизабет аккуратно перемывает оставленную с вечера грязную посуду. И каждое утро раздосадованный Джеймс думал о том, как было бы здорово, если бы его хлопотливая женушка хоть один-единственный раз проспала! Уж он не отказал бы себе в удовольствии показать ей, как сладко заниматься любовью по утрам!
Зевнув, он уткнулся лицом в еще теплое углубление в подушке, где всю ночь покоилась ее голова.
– М-м-м... – Блаженно потянув носом, Джеймс открыл глаза. Пахло жареным беконом.
«Слава тебе, Господи, – благочестиво подумал он, – девчонка отменно готовит». За три месяца, что миновали с его свадьбы, Джеймс изрядно поправился. «Открой она ресторан, – подумал он сонно, – дела бы шли лучше не бывает».
Отбросив одеяло, он выбрался из постели, зевнул и огляделся. Как обычно, на стуле перед ним висело чистое белье – еще одно свидетельство неустанных забот Элизабет. Подхватив его, Джеймс отправился умываться. И пока в ванну лилась горячая вода, также предусмотрительно нагретая Элизабет, Джеймс в тысячный раз благодарил судьбу, которая послала ему такую жену.
Как только за дверью раздался негромкий звук шагов, Элизабет открыла дверцу духовки и вытащила целый противень золотистых бисквитов.
– Доброе утро, милая, – приветствовал ее Джеймс, и Элизабет, несмотря на то что чувствовала себя виноватой, не сдержала блаженной улыбки, когда его губы прикоснулись к ее щеке.
– Доброе утро.
Усевшись на свое место, он протянул кружку Элизабет, и она тут же наполнила ее горячим кофе. Синий с белым фарфоровый кофейник еще весело посвистывал на краю плиты, а перед Джеймсом на подносе уже громоздилась целая куча писем и газет – их вчера привезли из города.
– Похоже, жара и не думает спадать. В конце августа здесь всегда так. Ты уж постарайся держаться в тени, хорошо?
– Да, Джеймс. – Элизабет поставила перед ним тарелку, до краев наполненную поджаристыми ломтиками копченой грудинки, жареным картофелем и воздушными бисквитами. Повернувшись, чтобы поставить на стол масло и джем, она задумчиво пробормотала: – Столько всего надо сделать в саду! Собрать помидоры, ягоды, сварить варенье и бог знает что еще...
– Только не выходи на солнце, Бет, – рассеянно повторил он, разглядывая письмо с нью-йоркским штемпелем. Отбросив его в сторону, он взглянул на жену. – Не хочу, чтобы ты стала смуглой, как индианка. К тому же пора заняться твоими туалетами, дорогая. Вот увидишь, как красиво будут смотреться наряды на белоснежной коже!
Поставив перед ним масленку, Элизабет схватилась за кофейник – пора подлить мужу горячий кофе.
– Но мне вовсе не нужны новые платья, Джеймс. У меня и так всего хватает.
С брезгливой гримасой он окинул взглядом простенькую коричневую юбку и бежевую блузку Элизабет.
– Может быть, и так, но мне бы хотелось немного приодеть тебя, понимаешь? И почему бы тебе не купить себе что-нибудь... м-м-м... посовременнее? Денег у меня хватает... Кстати, а где мед, который пару недель назад привез Нат?
Хорошо, что муж снова занялся едой. И слава Богу, не заметил, в какую она ударилась панику, услышав его слова. Эту тему он затрагивал не впервые, и каждый раз сердце Элизабет замирало от страха. Она и понятия не имела о современной моде или о шикарных туалетах, знала только, что ее одежда ничем не отличается от той, которую она шила для братьев и сестры. Простая и удобная, безукоризненно чистая и без дурацких финтифлюшек – именно так, по ее мнению, и должна одеваться порядочная женщина.
– Глупо тратить деньги на тряпки, которые я все равно не надену, – вдруг раздался ее голос. – Не могу же я во всех этих нарядах копаться в саду или убираться в доме?! Лучше уж пожертвовать эти деньги в церковь. Или на бедняков.
Джеймс устало вздохнул, однако предпочел промолчать, сделав вид, что по-прежнему занят письмами. Элизабет перемывала стеклянные банки, чтобы позже начать закатывать помидоры, втайне надеясь, что Джеймс скоро уйдет. Так оно и получилось: он встал из-за стола и подошел к ней.
– Пока, до вечера. Так постарайся не выходить на солнце, Бет. Да, и возьми мою старую шляпу, если уж решишь высунуть нос из дома. Поняла? – Да, Джеймс.
И опять зажмурилась от удовольствия, едва ее обняли сильные руки мужа, а горячие губы привычно отыскали любимое укромное местечко за ухом. Однако стыдливость опять не позволила Элизабет дать мужу понять, как страстно она его желает. Крепко обняв ее, он весело хмыкнул.
– Не вздумай загореть, слышишь? Иначе привезу из города бочку знаменитого отбеливающего крема для кожи от Симонсона и заставлю тебя сидеть в ней неделю! – Не в силах сдержаться, Элизабет расхохоталась и была немедленно вознаграждена еще одним поцелуем. – Вот так-то лучше. Увидимся за обедом, милая.
Мокрая простыня вот уже в третий раз обвилась вокруг Элизабет. «Слава Богу, что я не умею ругаться, – устало подумала она, – иначе отвела бы душу так, что чертям стало тошно!»
– Господи, ну и ветер! – только и простонала девушка.
– Ух ты! Похоже, попались в ловушку, Элизабет! – Чьи-то сильные руки принялись осторожно распутывать белоснежный кокон.
– Натан! – сдавленно воскликнула она.
– Стойте смирно. Я уже почти закончил. – Через мгновение Элизабет оказалась на свободе и глазам ее предстала улыбка Натана Киркленда. – Сражаетесь с простынями, миссис Кэган?
В ее улыбке радость смешалась с облегчением.
– Ох, Натан! Как вы вовремя! Я тут решила развесить белье и... О Боже, моя шляпа! – взвизгнула Элизабет, успев подхватить шляпу прежде, чем ветер унес ее. Снова водрузив ее на голову и придерживая затянутой в перчатку рукой, она улыбнулась. – Но этот ветер просто сводит меня с ума!
Перекинув простыню через веревку, Натан развязал шейный платок и повернулся к ней.
– Да уж, в это время от ветров просто спасу нет. У нас в Колд-Спрингс дует меньше, да только Джим все едино сходит с ума, когда в кухню набивается пыль да скрипит на зубах. Ну-ка, Элизабет, повернитесь, дайте-ка я привяжу вашу шляпу платком. Держу пари, вы еще долго будете возиться, коли вам все время приходится одной рукой придерживать ее.
С благодарным вздохом она подняла на него глаза.
– Вот спасибо! И как же я сама не догадалась?
– Вот, – он завязал сбоку большой красный бант, – теперь она по крайней мере будет держаться. Батюшки мои, вы всегда развешиваете белье в перчатках? Наверняка без них-то вы куда бы скорее управились! – Вытащив из корзины фланелевую рубашку, Натан подал ее хозяйке.
Повесив ее на веревку, Элизабет сунула руку в карман за прищепкой.
– Слава Богу, не всегда, – уныло вздохнула она. – По-моему, так это просто глупо, но Джеймс настаивает, чтобы я ни в коем случае не высовывалась на солнце.
– Да? – Натан покосился на раскаленный шар, от которого исходил нестерпимый зной. – Что ж, неглупо. Да, жарко, зато белье мигом просохнет.
– Спасибо, – кивнула ему Элизабет, ибо с его помощью корзина быстро опустела. – Тем более такой ветер. После обеда сниму. Кстати, вы ведь останетесь к обеду?
– К чему вам лишние хлопоты, Элизабет? Я ведь просто возвращался домой от Вирджила с Энн, вот и решил заглянуть на минутку.
– И правильно сделали! Иначе я до сих пор воевала бы с той простыней. Нет-нет, и слышать ничего не хочу! Да и Джеймс разозлится, если узнает, что вы заехали и не остались пообедать. К тому же, – лукаво улыбнулась она, – у нас к обеду печеный окорок. И с карамельной подливой!
– Черт! Считайте, что я уже за столом, – засмеялся Нат. – Когда это я отказывался от вашей стряпни?
– Соскучились по родственникам? – вновь улыбнулась Элизабет. Брат Натана, Вирджил, был адвокатом Джеймса. – Вчера мы видели их в церкви. А вот вас я что-то не приметила.
Гортанный смешок Натана выдал его замешательство. Тем не менее он сказал:
– Устал до смерти. Держу пари, даже если бы сам Господь Бог повелел мне отправиться в церковь, я бы и пальцем не смог шевельнуть!
Элизабет недовольно нахмурилась.
– Натан Киркленд, только не говорите мне, что губили душу и тело в одном из этих ужасных салунов! Вы меня просто разочаруете!
– Ну, Элизабет, если мужчина работает как вол, надо же ему хоть немного отдохнуть! И в этом нет ничего дурного!
– Хм! Отдохнуть! – фыркнула она. – Как будто я не знаю, кто там бывает! Только сущие безбожники! Мужчины там тешат свою грешную плоть, забывая о семье, и губят бессмертную душу! – возмутилась Элизабет. – Что вы, мот, никудышный человек, бродяга бездомный? Или хотите, чтобы этим кончилось?
– Нет, мэм. Ни Боже мой! – с притворным раскаянием проговорил он. На лице его читалось такое неподдельное удивление, что Элизабет испытала непреодолимое желание стукнуть его чем-нибудь, да посильнее.
– Вы меня огорчили, сэр. – Она резко отвернулась. – Очень, очень огорчили.
– Но, Элизабет, помилуйте! Неужели глоток-другой виски или партия в по...
– Швыряете деньги на ветер, когда могли бы вкладывать их в дело! – фыркнула она. – А дом? Вам он больше не нужен? Мне просто стыдно за вас, Натан Киркленд!
– Ну вот и попали пальцем в небо, мэм! Я и в город-то приехал потому...
– ...и где, скажите на милость, вы отыщете порядочную женщину, которая согласилась бы выйти за вас, если...
– ...что собирался прикупить лес для дома.
– ...у вас даже нет нормального дома, чтобы... – Она осеклась и увидела перед собой его ухмыляющееся лицо. – Что вы сказали?!
– Сказал, что собираюсь строить дом, Элизабет. Все уже заказал. Скоро и начну.
Весь гнев Элизабет мигом улетучился. Она с восторгом всплеснула руками:
– Ох, Натан! Я так рада, так рада!
– Так я и думал, – сразу же смягчился он.
– Конечно, – кивнула она. – Нет, вы только подумайте! Вот будет у вас дом, и вы моментально найдете какую-нибудь милую девушку, которая станет вам хорошей женой. Ох, как чудесно! Так, подумаем, кто бы вам подошел... – Она задумчиво склонила голову. – У Тэйлоров есть дочка... Милли или Менди...
– Не ломайте голову, Элизабет Кэган. Если хотите знать, у Энн уже чуть ли не целый список кандидаток. Может, дадите мне хотя бы построить дом?
– Ладно. Насколько я помню, мои братья тоже терпеть не могли, когда к ним начинали приставать с женитьбой. А что до сапуна, то...
– Нет, Элизабет, умоляю, нет! – взмолился Нат. – Энн уже задала мне хорошую головомойку! А потом, – он лукаво покосился на нее, – я привез вам подарок. Нельзя же набрасываться на человека, который намерен вам кое-что подарить!
– Натан, вы с ума сошли! Еще один? – На лице девушки расцвела застенчивая полудетская улыбка, от которой его сердце затрепыхалось в груди как подстреленное. – Ну зачем вы, ей-богу?
– Да это так, пустячок, – смущенно пробормотал Нат. Опустив руку в карман, он извлек на свет небольшой бумажный сверток. – На днях я отыскал это в ущелье. Забавная штучка. – Затаив дыхание, он следил, как она торопливо разворачивает бумагу. Мокрые простыни вдруг захлопали у них над головой словно паруса. – Подумал, может, вам понравится.
– Ой, Натан! – Она в изумлении уставилась на плоский осколок скалы, на котором отчетливо виднелся отпечаток листа. – Ух ты! Прелесть! Вы сами сделали? – Она робко подняла на него глаза.
– Конечно же, нет. – Ему с трудом удалось подавить желание поцеловать эти по-ребячески пухлые губы. У него внезапно закружилась голова. Да и не мудрено – было что-то неуловимо колдовское в том, чтобы стоять вместе с ней жарким ветреным днем, когда полотнища белья то и дело, обвиваясь вокруг них, будто сами толкают их в объятия друг к другу. Сердито отбросив белье, он подхватил пустую корзинку и зашагал к дому. – Поблагодарите матушку-природу, – крикнул он через плечо. – Обычная окаменелость.
– Окаменелость? – повторила она и озадаченно повертела в руках диковинный подарок. Потом последовала за ним.
– Неужели вы не знаете, что это такое? – удивился Натан, и Элизабет покачала головой. – Ладно, потом объясню. У вас есть еще какие-то дела до обеда?
– В саду кое-что накопилось. Собиралась сегодня обобрать помидоры и ягоды, а турнепс и кукурузу оставила на завтра.
Он закатал рукава.
– Тогда приступим.
– Но... а как же Джеймс? Натан рассмеялся.
– Где у вас тут тачка? Думаю, нам надо поспешить, пока ваш муж не вернулся домой, голодный как волк, и не потребовал обед!
– Но я не...
– Кладите, кладите эту штуковину в карман, не то потеряете!
– Натан, послушайте, я уверена, что Джеймс...
– Элизабет, – твердо сказал он, сильнее нахлобучивая шляпу, пока ветер не сорвал ее с головы, – перестаньте трепыхаться и покажите, где у вас огород.
Несколько часов спустя, с трудом отвалившись от стола и погладив рукой живот, Натан удовлетворенно вздохнул.
– Спасибо! Все было так вкусно. Да, миссис Кэган, уж вам-то известно, как накормить мужчину.
– Аминь! – провозгласил Джеймс и отсалютовал зардевшейся Элизабет пустой кофейной чашкой.
– Да, мэм, – благоговейно подхватил Натан, – подкормили вы меня!
– Да уж она подкармливает тебя чуть ли не каждый день, старина. Я и то думаю – может, тебе проще переехать к нам? И времени на дорогу не тратить, и желудок всегда набит – чем плохо?
– Да, – ухмыльнулся Натан. – Это верно!
– Так что строй-ка себе поскорее дом, старина Нат, да ищи хорошую женушку, чтобы заботилась.
А если серьезно, дружище, то когда ты приступаешь к стройке? Спасибо, милая, – кивнул Джеймс, едва Элизабет снова наполнила чашки кофе.
Натан проводил девушку взглядом. Собрав грязную посуду, она тихонько выскользнула на кухню.
– Как только привезут лес, тут же и начну. Хорошо бы успеть поставить каркас и настелить крышу до того, как польют дожди. А остальное можно доделать и позже, когда будет время.
– Дьявольщина! – рявкнул Джеймс и испуганно оглянулся, не слышит ли Элизабет. – Так ты никогда не управишься, парень. Дай мне знать, когда будешь готов, и я пришлю парочку своих ребят в Колд-Спрингс тебе на подмогу. И через недельку-другую, глядишь, будет у тебя дом. Что ты сказал?
– Спасибо, Джим. Но неужто ты решишься так надолго оставить жену? – И Натан, в свою очередь, покосился в сторону кухни. – Элизабет будет чувствовать себя страшно одинокой, разве не так?
Похоже, подобная мысль просто не приходила Джеймсу в голову. Он расхохотался.
– Одинокой? Да Бог с тобой! Думаю, она будет счастлива отдохнуть от меня. Так что просто дай мне знать, и я приеду.
Спустя полчаса Натан распрощался. Пожав Джеймсу руку, он повернулся к Элизабет, и та, приподнявшись на цыпочки, подставила ему щеку. Слегка приобняв девушку, словно сестру или невестку, он звонко расцеловал ее.
И почему-то этот родственный поцелуй вдруг привел Джеймса в такую ярость, что он даже не удосужился кивнуть Натану на прощание.
Странное дело – он и сам не мог понять, с чего вдруг так разозлился. И, что еще более странно, гнев этот после отъезда друга ничуть не утих. Сердито надвинув на глаза шляпу, Джеймс вышел из комнаты, даже не взглянув на жену.
– Мне сегодня придется повозиться со счетами, Бет. Боюсь, не смогу тебе почитать.
– О... – Разочарование в ее голосе заставило его на миг устыдиться – он прекрасно знал, как она любит, когда он читает ей по вечерам. – Ну что ж, ничего не поделаешь. Впрочем, мне давно уже надо было заняться шитьем. – Элизабет принялась убирать со стола грязную посуду. – Принести тебе чай в кабинет?
– Нет. – Джеймс поднялся из-за стола, чувствуя, как в груди его удушливой волной поднимается прежний гнев. Отшвырнув салфетку, он выскочил из комнаты и уже в кабинете налил себе стакан виски.
Поработать ему так и не удалось, да он и не пытался. Просто размышлял, снова и снова вспоминая Элизабет в объятиях Натана и пытаясь понять, почему он вышел из себя. Все это было настолько глупо, что он сам себе удивлялся. В поведении друга и жены никогда не было ничего недостойного или двусмысленного, а прощальный поцелуй стал уже традицией, и Джеймс полностью одобрял ее. Почему же сейчас при одной только мысли об этом кровь ударяет ему в голову?
Время тянулось невероятно медленно. Джеймс рассеянно перебирал счета, скользя по ним невидящим взглядом и то и дело подливая себе виски, потом, сдавшись, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Он слышал шаги Элизабет: вот она перемывает посуду, а вот, усевшись у камина, собирается заняться шитьем. Представив, как она уютно устроилась в большом удобном кресле и низко склонилась над иголкой, а отблески пламени заиграли в ее блестящих волосах, он невольно для себя улыбнулся.
Он никогда бы не признался в этом ни одной живой душе, но то время, которое они вместе проводили у камина, она – за шитьем, он – за книгой, доставляло ему такую радость, что он едва мог дождаться этого часа. Пожалуй, ничего Джеймс не ждал с таким нетерпением... разве что момента, когда они укладывались в постель. Странно, раньше он и не представлял, что можно получать удовольствие просто оттого, что сидишь рядом с женой и читаешь ей вслух, пока она шьет. Казалось бы, это так банально. Впрочем, чего же было ожидать еще, когда женишься на такой женщине, как Элизабет, подумал Джеймс. Он давно уже оставил попытки уговорить ее съездить куда-нибудь верхом. Бет никогда не хватало времени на подобные глупости, а может, просто не было желания. Она так не похожа на Мэгги.
Мэгги!
Да, можно биться об заклад, что если бы им и пришло в голову устроиться у камина, то уж никак не в креслах с книгой или шитьем! Скорее всего они, обнаженные, нежились бы у огня на ковре. И это наверняка была бы идея Мэгги. Вероятно, вначале она стащила бы с него одежду, как всегда осыпая поцелуями каждый дюйм его тела, а потом, потом...
Джеймс рывком выпрямился в кресле и обхватил голову руками.
«Она умерла, – твердил он себе, – умерла! Умерла!»
Выскочив из-за стола, Джеймс кинулся к полкам и принялся лихорадочно перебирать книги. Наконец, отыскав нужную, он отправился в гостиную.
Прошло больше часа, прежде чем он добрался до конца главы. Наступила тишина. Джеймс поднял голову и украдкой покосился на жену. Забыв о шитье и до боли сжав кулачки, она смотрела на него широко распахнутыми глазами.
– Вот и все, милая. Конец главы. К тому же уже поздно.
– А?.. О... да, конечно, Джеймс. – Элизабет чуть заметно порозовела и принялась поспешно складывать шитье.
И снова у него перед глазами возникла все та же картина: Элизабет, привстав на цыпочки и положив руки на плечи Натана, подставила ему щеку для поцелуя... И опять бешенство ударило в голову Джеймса.
В этот вечер Элизабет разделась быстрее обычного. Убедившись, что муж еще внизу, она украдкой нащупала в кармане передника сверток – подарок Натана. Потом развернула его и в благоговейном восторге уставилась на свое сокровище.
– Вот, – сказала она, поставив его на подоконник между крохотным гнездом, в котором лежало несколько пестрых яичек, – подарок, который Натан преподнес ей месяцем раньше, и диковинной раковиной – самым первым его подарком, – вот тут для тебя самое место.
Звук шагов на лестнице заставил ее юркнуть под одеяло. Натянув его до самого носа, Элизабет притихла.
Пока он раздевался, она лежала с закрытыми глазами, стараясь справиться с раздражением, которое ее обуревало, и думать только о том, что это ее муж и она его любит. Пришлось вспомнить, чему учила ее мать порядочная женщина и в постели должна вести себя достойно – относиться с пониманием и добротой к желаниям мужчины и стойко нести свой крест, под которым подразумевались супружеские обязанности. И если муж будет разочарован и найдет себе другую, то винить в этом придется одну лишь себя. Хорошая жена никогда не позволит себе оттолкнуть супруга... разве что она больна или в тягости. В тягости. От Джеймса!
– Да ты улыбаешься? Неужели думаешь обо мне? Свет, к счастью, сразу же погас, скрыв предательский румянец Элизабет. В следующее мгновение постель тяжело осела под тяжестью тела Джеймса. Но в этот раз он не вытянулся рядом с ней, как обычно, а положил руку ей на плечо. Она догадалась, что он сидит.
– Иди сюда, Бет. – Муж притянул ее к себе.
– Джеймс?
– Ш-ш-ш, доверься мне.
Губы Джеймса нашли ее рот, и горячий язык толкнулся вглубь. Смущенная и растерянная, Элизабет попыталась было откинуться на спину, но Джеймс ей не позволил. Взяв в ладони ее лицо, он осыпал ее поцелуями. Вся сжавшись, Элизабет с видом мученицы широко раскрыла рот, предварительно позаботившись, чтобы ее собственный язык ни в коем случае не столкнулся с его, и принялась терпеливо ждать.
– Бет, – пробормотал он, тяжело дыша, – поцелуй меня! Поцелуй сама!
Поцеловать его?!
– Поцелуй меня, Бет! – На этот раз слова прозвучали как приказ. Ошеломленная и растерянная, Элизабет поколебалась, потом неуверенно клюнула его в щеку. – Еще, – скомандовал он, расстегивая пуговки ее ночной сорочки. Элизабет вздохнула и, послушно растянув губы, поцеловала его еще раз. – И еще раз, милая. Так же, как я только что целовал тебя. Ты ведь понимаешь, о чем я. – Ее охватил панический страх, сердце гулко заколотилось. – Ну же! – прорычал он.
Она послушалась. Руки Джеймса мяли ее соблазнительную грудь, и Элизабет трудно было сосредоточиться. Однако, зажмурившись, она старательно просунула язык в его приоткрытый рот, услышала хриплый стон и почувствовала, как он рванул ее к себе. Элизабет невольно отшатнулась и, только почувствовав собственные пальцы на губах, ощутила их предательскую дрожь.
Быстро поцеловав ладонь жены, Джеймс положил ее себе на грудь.
– Еще раз, прошу тебя, Элизабет! И дотронься... дотронься до меня! Мне так хочется этого! – С таким видом, будто ей предлагали взять в руки раскаленную сковородку, Элизабет неуверенно потянулась к нему. Джеймс сжал ее пальцы. – Трогай меня, слышишь! Точно так же, как я тебя!
Элизабет отшатнулась. Щеки ее побагровели. При мысли о том, что он имеет в виду, ей стало плохо.
– Делай, что я сказал, Элизабет!
Его резкий тон вызвал слезы у нее на глазах. Подавив рыдание, Элизабет заставила себя коснуться мужа. Дыхание его стало тяжелым.