Поверь в любовь

– Но почему она? Если тебе так уж приспичило жениться, вокруг полным-полно взрослых женщин! Для чего тебе понадобилась эта девчонка?

Скрестив руки на груди, Джеймс коротко объяснил, как судьба свела его с Элизабет, как они заключили сделку.

– Мне нужна жена, а Бет как раз то, что нужно. Понаблюдай за ней, сам убедишься.

Натан только и мог, что таращить на него глаза. Его удивлению не было предела.

– Просто не понимаю! Ты, должно быть, спятил, раз решился на такое! Господи, да ведь ты же с ума сходил по Мэгги! Да как ты мог вот так взять и жениться на совершенно незнакомой девушке, да еще сразу после смерти любимой, ума не приложу! И как это ты ее уломал, хотел бы я знать?! Неужто решил, что с тобой ей станет легче после всех ее злоключений?

– А почему нет? – окрысился Джеймс. – В конце концов, я позабочусь об Элизабет. И у нее не будет причин жалеть об этом. И Лос-Роблес чертовски приятное местечко. Оно ей наверняка понравится. Да и какой женщине там бы не понравилось?

Да уж, мрачно подумал Натан. Мэгги с первого взгляда его возненавидела, и только такой тупица, как Джим, ничего не понимает. Впрочем, он был слишком ослеплен любовью, чтобы понимать Мэгги.

– Да ладно тебе, Нат, – примирительно сказал Джеймс. – То, что я предложил Элизабет, куда лучше одиночества, на которое она была бы обречена в Сайта-Барбаре. В общем, конечно, она еще слишком молода, чтобы выходить замуж. Тут я не спорю. Да что там – судья Ганновер чуть было не заставил меня послать телеграмму в Теннесси, чтобы испросить разрешения родственников на свадьбу. Не верил, видишь ли, что у нее из родни уже никого нет в живых. Насилу я его уломал! Ну подумай сам: что за жизнь была бы у нее, оставь я ее там?

Натан отвернулся и покачал головой. Его душило отчаяние. Он никак не мог понять, что случилось с Джимом. И почему он вообще так рассуждает? Кто сказал, что жизнь девушки в большом городе так уж плоха? В конце концов, Джим был богат, влиятелен, у него полным-полно таких же богатых и влиятельных друзей, которые согласились бы покровительствовать ей. Да черт возьми, захоти он только, она произвела бы там настоящий фурор! Во всяком случае, не хуже иной дебютантки из высших кругов!

– Послушай, Джим, я просто немного удивлен, вот и все. Да и кто бы не удивился на моем месте? Вдруг свалился как снег на голову с молодой женой... с новой, так сказать... – Повернувшись, он в упор взглянул на приятеля. – Прости, что так на тебя напустился.

– Ах ты черт! – ухмыльнулся Джеймс. – Конечно, я тебя понимаю. Держу пари, у меня самого бы крыша поехала, будь я на твоем месте. Да не переживай ты так, старина. Вот увидишь, мы с Бет отлично поладим. Она как раз то, что мне нужно.

– Наверное, ты прав. – Натан протянул ему руку. – Эй, я желаю тебе счастья, слышишь? То есть поздравляю, я хотел сказать.

Джеймс крепко пожал руку друга.

– Спасибо, старина. Подожди – Бет тебе понравится ничуть не меньше, чем мне самому. Она сокровище. Настоящее сокровище.

– Да... держу пари, так оно и есть, – неохотно согласился тот. – Послушай... гм... это ж ваша первая брачная ночь? Нельзя же проводить ее у меня на сеновале! Мы с ребятами с радостью уберемся из дома, только скажи...

Джеймс расхохотался.

– Да ладно тебе, Нат! Неужто ты решил, что я собрался обхаживать этого несчастного ребенка в твоей хибаре?! Забудь об этом, приятель. Нет уж, отвезу Бет к себе, в Лос-Роблес, и пусть все будет как положено – в чистой мягкой постели! Возможно, я изведусь от ожидания, но сегодня мы с ней просто будем спать, и ничего больше! Натан растерянно почесал в затылке.

– Ладно, будь по-твоему, парень. Как скажешь. Хотя, признаться, мне чертовски неловко... молодожены – и спят на сеновале! – Он тяжело вздохнул. – Ладно, пошли. Если хочешь до темноты посмотреть на моих жеребят, лучше поторопиться. – И, пока они шли к дверям, добавил: – Слушай, просто не верится, что ты женат!

Джеймс, едва поспевая за широко шагавшим Натаном, только улыбнулся:

– Знаешь, мне кажется, ты просто ревнуешь! Завидуешь, что ли? Ведь теперь у меня есть то, чего нет у вас: собственная женщина!

– Может, и так, Джим, – согласился Натан, распахивая дверь конюшни. – Может быть, старина. Только погоди пока говорить о ревности. Вот увидишь, что будет с ребятами, когда они вечером отведают стряпню твоей женушки! И если все так, как ты расписываешь, так гляди в оба, дружище! Не то один из моих парней умыкнет ее из-под самого твоего носа – и поминай как звали! Бог мой, они мне и так плешь проели: привези да привези им кого-нибудь вести хозяйство!

Мужчины вышли наружу как раз вовремя – в стойла возвращались кобылы с жеребятами. Оба невольно залюбовались красивыми животными, и Джеймс как бы между прочим заметил:

– Пусть заведут собственных женщин, Нат, а Элизабет моя! Да, послушай. Перед обедом предупреди ребят, чтобы держали рот на замке, особенно при Элизабет. Она, видишь ли, строга насчет... м-м-м... крепких словечек.

Натан удивленно поднял глаза:

– Да ну? Значит, не то что Мэгги? – Впрочем, это было еще слабо сказано: по части крепких выражений Мэгги могла заткнуть за пояс любого выпивоху в городе. – Ладно, все в порядке, – спохватился он, заметив недобрый блеск в глазах Джеймса. – Не волнуйся. Ради того, чтобы полакомиться, мои парни с радостью онемеют хоть на неделю.

* * *

Было еще темно, когда Элизабет на следующее утро приоткрыла сонные глаза.

Темно, но не холодно, как она думала вначале. Осторожно повернувшись, она покосилась на Джеймса Кэгана. Он еще крепко спал.

Сейчас он казался совсем молодым, почти мальчиком, и ей вдруг отчаянно захотелось протянуть руку и осторожно убрать с его лба непокорный завиток светлых волос.

Джеймс был так красив, что сердце Элизабет заныло. Так бывало не раз, стоило только ей взглянуть на него. К слову сказать, вчера вечером, когда они сидели друг против друга за столом, и он шутил и смеялся, и лукаво подмигивал ей, сердце Элизабет едва не разорвалось от жгучей боли.

Теперь, когда его то и дело отвлекали друзья, Элизабет расхрабрилась настолько, что стала пристально рассматривать его. Оказалось, у него на щеках две глубокие ямочки, которые появлялись всякий раз, когда он смеялся. А еще у Джеймса были белые, как сахар, ровные зубы. Горбинка на носу заставила ее невольно задуматься, не была ли она следствием перелома. Тем более что над левым глазом, почти под самой бровью, тянулся небольшой шрам.

Ей удалось угодить мужу, и от этого на душе было тепло. Джеймс заметно гордился тем, как благодаря ее стараниям преобразился неказистый домишко Натана Киркленда, и без устали нахваливал обед, который она приготовила вместе с Билли.

Никогда в жизни ей не расточали столько похвал, сколько эти мужчины за столом. Они уплетали за обе щеки обычный обед на скорую руку: жареных цыплят и картофельное пюре с подливкой, зеленую фасоль с беконом и бисквиты в меду. «Конечно, не бог весть что, – вздохнула она, – но при том, что оказалось в кладовке...» Мужчины, впрочем, радовались как дети.

Невзирая на робкие протесты Элизабет, они до небес превозносили ее кулинарное мастерство. Чудесный был вечер.

Конечно, ей ли не знать, как глупо было тешить себя подобными мыслями! Элизабет мысленно велела себе не быть дурой и... И тем не менее не могла не признаться, что горячий взгляд Джеймса Кэгана приятно согревал ей душу.

Да, все было бы просто чудесно, если бы не Натан Киркленд. Элизабет давно уже решила про себя, что на свете просто нет и быть не может мужчины красивее ее мужа. Однако именно такой вот красавец предстал ее взору. Со своими блестящими черными волосами и бронзовой от загара кожей он смахивал на настоящего индейца. Только светло-голубые, как льдинки, глаза и черты лица выдавали в нем белого. Не столь высокий, как Джеймс Кэган, он был так же широкоплеч и силен.

Вчера за обедом он то и дело поглядывал в ее сторону. Элизабет кожей чувствовала его неприязнь и ощущала известную неловкость. Однако ей совсем не хотелось вспоминать об этом сейчас, когда она любовалась спящим Джеймсом. Джеймсом Кэганом, ее мужем.

Похоже на сладкий сон... но все ведь происходит наяву. Только вчера утром, стоя рядом с ней, Джеймс Кэган произнес брачные обеты, и она стала его женой. Надев ей на палец тоненькое золотое кольцо, он подписал брачное свидетельство. Вслед за ним и она поставила свою подпись, как учил папа. Судья объявил их мужем и женой.

Рассвет за окном отвлек ее внимание от спящего рядом мужа.

Элизабет откинула одеяло. Сегодня был особенный день – день, когда она вступит в свой новый дом, – и она решила не ударить в грязь лицом.

Она тихонько пробралась туда, где на соломе валялись их сумки, и вытащила чистую одежду. Собственно говоря, это было ее лучшее платье, которое она надевала только по торжественным случаям.

Затем, прихватив с собой чистое полотенце и кусочек мыла, она на цыпочках двинулась к выходу.

Ночь тянулась долго, и Натан, подъезжая к хижине, предвкушал, как вздремнет часок-другой до утра. Накануне новоявленная супруга Джима выскребла ее до блеска, и теперь она казалась чуть ли не дворцом. Сказать по правде, в первый раз за весь год – с тех пор, как в доме последний раз мылись полы – Натан с удовольствием думал о том, как ляжет в чистую постель.

Землю окутывал плотный предрассветный туман. Но вот Натан всмотрелся вдаль и, тотчас натянув поводья, застыл как вкопанный.

Дивное, волшебное видение представилось его взору.

Покрутив головой в надежде, что призрак растает в воздухе, он бесшумно спешился, отвел Лягушонка в заросли, привязал его и так же тихо вернулся.

Видение осталось на том же месте, хотя Натан уже догадался, кто это – молодая жена Джима, Элизабет.

Даже не пытаясь разобраться в своих чувствах, он присел на корточки в густых зарослях мансаниты и затих, не сводя с нее глаз.

Элизабет, всего только Элизабет. Хотя сейчас она выглядела совсем по-другому, ничем не напоминая ту тихую, скромную девушку, которая впервые здесь появилась. Тогда она показалась ему настолько бесцветной и безжизненной, что Натан терялся в догадках, не понимая, что разглядел в ней Джим. Теперь же все стало ясно.

В первых лучах солнца Элизабет выглядела настоящей принцессой – очаровательной заспанной принцессой, попавшей сюда прямо со страниц сказки. Черные распущенные волосы, изящная белая шея...

Какие волосы, Боже милостивый! Натан и вообразить себе не мог такого: сверкающей тяжелой волной они спускались ей до самых колен. Элизабет как раз расчесывала их, и они переливались на солнце всеми цветами радуги. Потом девушка проворно собрала их в аккуратный пучок на затылке. Натан чуть было не ахнул: надо же, несколько ловких движений – и ее головка приобрела привычный вид.

Поправив волосы, Элизабет принялась так же ловко расстегивать крохотные пуговки на блузке. У Натана захватило дух. Проклятие! Она раздевается! Какого черта ей это понадобилось?!

И какого черта он сидит тут, не в силах отвести от нее глаз? Поспешно отвернувшись, Натан с размаху распластался на земле и чуть было не выругался. Идиот несчастный! Что он делает?! Спрятался в кустах и подглядывает за бедняжкой, которая об этом и не подозревает! И за кем – за женой Джима! Проклятый дурак!

Она жена Джима, напомнил он себе. Его так и подмывало обернуться, потому пришлось до боли закусить губу. «Жена моего лучшего друга», – подумал он с тоской.

И она раздевается всего в нескольких шагах от него.

Впившись ногтями в землю, он заставил себя лежать неподвижно, стараясь не слушать, как позади журчит вода, стекая в старый медный таз. Плеск этот грохотом водопада отдавался у него в ушах. Казалось, Натан сходит с ума: он слышал слабый шелест упавшей на землю одежды, слышал, как лопались мыльные пузыри и скользило душистое мыло в ее проворных ладонях, ощущал аромат свежести и чистоты юного девичьего тела. Вдруг она ойкнула и рассмеялась, когда холодная вода обожгла ей плечи, и Натан вздрогнул, как от удара.

Стиснув зубы, он старался отогнать прочь соблазнительные картины, нарисованные его воображением, но все было напрасно. Понемногу плеск воды стих, и он понял, что Элизабет стала одеваться. Выждав немного, он оглянулся.

Теперь на ней была чистая белая блузка, застегнутая до самого подбородка, и темно-синяя юбка. Поверх блузки Элизабет накинула такой же жакет. Натан напряженно следил, как она застегивает его – пуговка за пуговкой, – и горькое чувство потери чего-то прекрасного и дорогого вдруг омрачило его душу.

– Элизабет!

Услышав мужской голос, Элизабет вздрогнула всем телом и очнулась. К ее удивлению, это оказался Натан Киркленд, и, что самое странное, он явно ехал издалека, в то время как она считала, что все в доме еще крепко спят.

– Доброе утро, мистер Киркленд, сэр.

Натану страшно нравилось, как она произносит его имя с этим своим мягким южным акцентом: «Куклэнд». «Интересно, – подумал он, – а Джиму тоже нравится, как она его называет – не Джеймс, а Джэимс?»

– Доброе, – коротко буркнул он, стараясь не обращать внимания на бешеный стук сердца в груди и отчаянно надеясь, что Элизабет не догадается, как еще пару минут назад он подглядывал за ней. – И раненько же вы поднялись, мэм. – Он с размаху осадил Лягушонка.

– Да, – кивнула она. – Привычка. Когда путешествуешь, привыкаешь просыпаться на рассвете. Но вы, кажется, меня опередили, сэр. И откуда же вы возвращаетесь в такую рань?

– Пас лошадей. Мы пасем все по очереди. В округе встречаются медведи... Да и вообще здесь немало зверья, от которого только и жди беды.

– О! – кивнула она понимающе. – Должно быть, вам не терпится добраться до постели. Прошу прощения, если задержала вас, мистер Киркленд.

Да доживи он до ста лет, и то никогда бы не пресытился слушать, как она произносит его имя, решил Натан. И не раздумывая спешился.

– Нет, мэм, я вовсе не устал, – с улыбкой солгал он, взяв Лягушонка под уздцы и приблизившись к ней. – А вот вам, должно быть, было не очень-то удобно, раз вы с рассветом уже на ногах. И мне очень жаль, поверьте. Я пытался уговорить Джима переночевать в доме, но он отказался наотрез.

– О нет, мистер Киркленд, все было чудесно, – запротестовала она, чуть заметно краснея. – Просто я привыкла рано вставать, я же вам говорила. Может быть, я займусь завтраком, если ваши люди не рассердятся, что я их разбудила?

Она, похоже, никогда не улыбается, вдруг со странным чувством неловкости подумал Натан.

– Ерунда, ребятам все равно уже пора вставать. Только вот не стоит вам так утруждаться, мэм. Мы и так вам по гроб жизни обязаны за вчерашний обед. Ей-богу, отродясь ничего вкуснее не ел, да и парни были в восторге.

– Я очень рада, что вам понравилось, – прошептала она, робко поднимая на него огромные серьезные глаза.

Смутившись, Натан отвернулся.

– Да, конечно, понравилось, – повторил он, не зная, что сказать. – Я уж решил, что Ингвара хватила кондрашка, когда вы подали пудинг и кофе. В жизни не видел такого выражения у него на лице. Все было классно!

– Приятно слышать, мистер Киркленд. Знаете, жаль было бы, если бы свернулось такое чудесное молоко... тем более что Билли взял на себя труд подоить корову... А пудинг сделать очень просто. Рецепт достался мне еще от прабабушки. Она была немкой по происхождению. Может быть, поэтому блюдо так понравилось мистеру Вандергаарду. Он ведь норвежец, так, кажется?

– Да, норвежская селедка, – пошутил Натан, но под ее негодующим взглядом неожиданно почувствовал себя гадким шалунишкой лет пяти от роду. Поспешно сдернув с головы шляпу, он смущенно потупился. – Да... я хочу сказать, вы правы, мэм, он из Норвегии. Что... – Голос у него неожиданно сорвался, словно у зеленого юнца с едва пробивающимися усиками. Окончательно смутившись, Натан закашлялся. – Хм, а что вы здесь делаете? – Он красноречиво обвел глазами поле.

Элизабет проследила за его взглядом.

– Здесь очень красиво, – сказала она, аккуратно пригладила юбку и робко двинулась вперед. Натан последовал за ней как на привязи, окидывая ее взглядом с головы до пят. Вдруг она неожиданно остановилась, и Натан чуть было не сшиб ее с ног. – Я просто вышла полюбоваться, – объяснила она. – Совсем не похоже на Теннесси, но тоже очень красиво. – Элизабет со вздохом осмотрелась. – У вас тут все будто из золота. А у нас в Теннесси все зеленое. Мне хотелось получше рассмотреть те деревья – Джим вчера сказал, что это дубы, – они так красивы, особенно сейчас, на рассвете! Никогда не видела ничего подобного! Но потом я увидела это... – Подобрав край юбки, она двинулась вперед, и опять Натан послушно зашагал за ней. – Вот, – остановившись, Элизабет указала куда-то пальцем, – это, случайно, не фундамент?

– О Господи, – буркнул он, – выведали все-таки мой секрет! Да, это фундамент. Я заложил его чуть ли не восемь лет назад, когда только осел в здешних местах. – Натан рассмеялся. – Дом моей мечты, так сказать.

Джим уже не раз надо мной подшучивал из-за него. Держу пари, это он вам сказал, верно? Элизабет покачала головой.

– Ну что ж, – вздохнул Натан, взобравшись на кладку, которую сотворил своими собственными руками. – Когда я только купил Колд-Спрингс, у меня было черт знает сколько планов, каким будет мой дом. Одного только я не знал – сколько трудов уйдет прежде, чем появится приличное стадо. Я тогда ничего не знал: ни как в одиночку строить конюшни, ни как чистить стойла... в общем, ничего из того, что требуется, когда занимаешься лошадьми. – Он упер руки в бока и с досадой пнул фундамент. – Первым делом поставил на холме палатку, а потом занялся этим. Все мечтал, как построю прекрасный дом, потом найду себе жену и привезу ее сюда. Пойдут детишки, и все будет чудесно – я буду приходить после работы, а они будут бежать мне навстречу, и на плите будет ждать вкусный обед, и... и все такое. – Он искоса глянул на Элизабет. – Глупо, верно?

– И вовсе не глупо! Наоборот, прекрасно, мистер Киркленд. Правда замечательно. И вы так и не достроили дом? Решили все бросить?

– Просто руки не доходят, – уныло признался Натан. – Со стадом хлопот полон рот, ведь, когда связываешься с этим делом, вдруг оказывается, что столько всего надо... Я два года прожил в палатке, а потом приехал Джим и буквально выломал мне руки, лишь бы я построил ту хибару. Мы возились с ней чуть ли не все лето, и лучшего времени я не упомню. – Лицо его тотчас расплылось в улыбке.

– Стало быть, вы собираетесь достроить его потом?

– Ох, теперь даже и не знаю. На что он мне? Женщины на примете у меня все равно нет, а ездить в город приглядывать невесту недосуг. – Он вдруг стал похож на обиженного ребенка, который сам не понимает, как это он так опростоволосился. – Так для чего достраивать эту махину, коли ей все равно суждено стоять пустой?

Элизабет окинула его строгим взглядом, и Натан невольно напрягся.

– В жизни не слышала подобной глупости, мистер Киркленд! – фыркнула она. – Если вы вообще намерены жениться, «го должен же у вас быть дом, куда бы вы могли привести свою жену?! И я очень сомневаюсь, что приличной женщине охота будет жить в одной комнате с четырьмя посторонними мужчинами!

– Э... конечно, мэм. Ясно, что не захочется.

– Ну а теперь, – перебила его Элизабет, сложив руки на груди, – покажите мне, где у вас будет кухня.

– А? О, так вам кухня нужна? Э... черт возьми, кажется, где-то здесь. – Натан принялся разглядывать фундамент. – Вот... – он протянул руку, – я решил, что ей понравится, если окна кухни будут выходить на долину.

– Чудесная мысль, – одобрила Элизабет, оглядываясь по сторонам. – Любая женщина была бы счастлива хозяйничать в кухне, из которой открывается такой восхитительный вид!

– Вы думаете? – Он был явно польщен. – А вот тут... тут я собирался поставить китайский шкафчик, прямо возле двери в столовую, чтобы ей было удобно брать посуду. – Убедившись, что Элизабет слушает с интересом, Натан повел ее в другую комнату своего будущего дома. – А вот тут будет кладовая, так все продукты у нее будут под рукой.

– Замечательно! – воскликнула Элизабет. – А плита у вас будет большая или вроде той, что сейчас? И куда вы ее поставите?

– Господи, ну конечно же, сюда! – Натан указал куда-то за спину. – Плиту я хочу большую. Куплю ее на востоке. Самую лучшую – ведь это для моей жены! А вот тут, рядом, будет ящик с дровами и углем. А вон там – шкафчики для всяких кухонных мелочей. Здесь будет раковина с насосом – так, чтобы ей не приходилось таскать воду со двора. Я все уже продумал.

– О Боже! – На Элизабет его план явно произвел впечатление. – Да это просто здорово, мистер Киркленд!

Он смущенно всплеснул руками.

– Конечно, звучит все это неплохо, только вот что вы скажете после того, как увидите Лос-Роблес. Роскошное местечко, прямо возле Вудсен-Хиллз. Мое ранчо и в подметки ему не годится.

Элизабет опять смерила его строгим взглядом.

– Ваше ранчо тоже будет чудесным, мистер Киркленд, и ваша будущая жена будет счастлива и благодарна вам за такой великолепный дом. И выкиньте из головы эти глупые мысли! Так, а где у вас будут жилые комнаты?

И весь следующий час, пока солнце весело карабкалось вверх, заливая долину щедрым теплом, Натан Киркленд с увлечением строил свой будущий дом, а Элизабет внимательно слушала. Когда он закончил, оба мысленно полюбовались им, будто он уже существовал на самом деле.

– Прекрасный дом, мистер Киркленд, – одобрительно кивнула Элизабет.

Натан с трудом вернулся к действительности и взглянул на стоящую рядом женщину. Глаза ее были мечтательно устремлены вдаль, на губах играла легкая улыбка. Улыбка! Как странно, впервые женская улыбка наполнила его тихой гордостью, и на душе стало светло, будто он совершил что-то достойное и удивительное. И вдруг Натан похолодел: он внезапно понял, что строил этот воображаемый дом не для какой-то незнакомой женщины. Нет, он строил его только для нее, для Элизабет Кэган.

Глава 5

– Не сейчас, Элизабет. Пока еще рано. Не открывай глаза...

– Но, мистер Кэган...

– Я крепко держу Элли под уздцы, так что не волнуйся. Просто не открывай глаза, пока я не скажу. Тебе понравится, я клянусь.

– Хорошо, сэр.

– Такой красоты больше нет в мире. В целом мире, дорогая! Мы здесь, в Санта-Инес, называем это место Землей Обетованной. Через минуту ты поймешь почему.

Элизабет послушно закрыла глаза, подставив лицо жарким лучам солнца и свежему ветерку. Распрощавшись с Натаном Кирклендом, они уже больше часа ехали по горам Санта-Инес.

Тропа привела их на самый верх, к перевалу Сан-Маркос, и тут Джеймс вдруг схватил кобылу жены под уздцы, заставив ее остановиться.

– А теперь, милая, открой глаза и взгляни на свой новый дом.

– Ох! – изумленно выдохнула она. Перед ней, насколько хватало глаз, расстилалась желто-зеленая долина. Заросшие дубами склоны холмов казались светлыми на фоне мрачных гор, шаловливый ветерок играл с могучими великанами, заставляя их взволнованно шуметь листвой. Будто зеленый океан тихо рокотал у их ног, а вдалеке среди изумрудной листвы золотом отливали поля. – Какая красота!

– Да, – кивнул он, – красота. Знаешь, я ведь прожил тут все свою жизнь, но до сих пор не устаю любоваться. И каждый раз, возвращаясь сюда, вижу словно впервые. Хорошо, верно? Дома вообще хорошо. – Он улыбнулся жене. – Тебе нравится здесь, Бет?

«Нравится ли мне?» – задумалась она. Господи, да такое ей и не снилось! Хорошо бы родители были живы и могли убедиться, что и вправду есть на свете та земля обетованная, о которой они так много слышали.

– Да, мистер Кэган, нравится.

Он рассчитывал совсем не на это будничное «да», но тем не менее улыбнулся как ни в чем ни бывало.

– Что ж, рад за вас, миссис Кэган. Отсюда долина просматривается лучше всего, а вот Лос-Роблес пока не виден. Он вон там, – Джеймс указал на тропу, которая, извиваясь, круто уходила вверх, – за горами десять тысяч акров лучших в мире пастбищ для скота, – с гордостью сообщил он и с удовлетворением отметил изумление, мелькнувшее в глазах Элизабет. – И погода у нас здесь что надо. – Отдав Элизабет поводья, Джеймс двинулся вверх по тропе. – Весной тепло, летом не слишком жарко, и не слишком холодно зимой. Дожди тут бывают часто, а вот снег – никогда.

– Нет снега?! – Элизабет решила, что ослышалась.

– Нет. Это ж земля обетованная! Зачем здесь снег?

Он перехватил ее взгляд – один из тех, к которым уже успел привыкнуть и который ясно давал понять, что Элизабет не в восторге от подобных шуток.

Джеймс хмыкнул.

– Подожди, Элизабет. Ты полюбишь свой дом так же, как и я.

Девушка, впрочем, и так уже влюбилась в волшебную долину, которая должна была стать ее домом. Глаза Элизабет сияли. Как хорошо! Похоже на сладкий сон... или на рай на земле.

– Дед приехал в Калифорнию в 1836 году. Еще до того, как она стала штатом, до того, как эти места называли Территорией. В те дни землей в основном владели миссии, большей частью католические, но и они порой продавали эти земли. Ну вот, старый Бен Кэган, мой дедушка, устав от холода Массачусетса – там, на востоке, тогда жила вся семья, – ну так вот, ему там надоело, и он решил двинуться сюда, на запад, потому как услышал, что в этих краях солнце светит круглый год. Взял жену, младшего сына – моего отца, перецеловал остальных детей – все они уже давно обзавелись собственными семьями и отказались тронуться с насиженных мест, – собрал вещички да и двинулся сюда.

Джеймс Кэган болтал, не умолкая ни на минуту, а Элизабет изо всех сил старалась не пропустить ни единого слова. Это было довольно трудно, ибо уже с час назад он объявил, что они едут по его собственной земле, и чем дальше, тем больше росло недоумение Элизабет. Разве может человек иметь столько земли?! И неужто она замужем за этим самым человеком?!

– ...Тогда эта земля стоила по доллару за акр. Дед купил порядка тысячи акров, а потом постепенно прикупал еще. Само собой, сейчас она стоит в тысячу раз больше, но тогда здесь не было ничего... ни города, ни людей... жили одни краснокожие, чумахи... нет, милая, они вполне миролюбивые люди, да еще несколько мексиканцев и испанцев...

«Господи, неужели им никогда не будет ни конца ни края, этим владениям Кэганов?» – про себя взмолилась Элизабет. Все тело ее затекло. Что она наделала? Как решилась выйти за него.

– …Отец сражался в Гражданскую войну, вернулся только в 1866-м, мне было уже четыре. На военных поставках-то Лос-Роблес и разбогател. И отец вдруг стал весьма состоятельным человеком. Тогда-то они с дедом и решили построить дом – самый красивый в долине. Знаешь, милая, ведь они строили его целых четыре года. Четыре года... и красивее его нет на земле!

– Да, наверное, – только и сказала Элизабет, мрачно подумав, что любая часть владений этой семьи непременно должна быть самой лучшей в мире.

– Смотри, Бет. – Он вдруг резко остановился. – Смотри, любимая. Вон он, видишь?

Элизабет взглянула в указанном направлении и увидела дом. Белый как снег элегантный двухэтажный особняк горделиво возвышался посреди долины, с королевским величием озирая толпившиеся вокруг него столетние дубы, могучие сикоморы и настоящее море полевых цветов. Темно-зеленая крыша прекрасно гармонировала с белоснежными стенами, а две гигантские каминные трубы венчали ее как башни средневекового замка, который она когда-то видела в книге.

Пожалуй, Натан Киркленд был прав.

Оцепенев от восхищения, Элизабет молчаливо любовалась своим новым домом. Наконец Джеймс двинулся вниз. Дорога, по которой они спустились к воротам дома, уходила вдаль, в холмы и поля.

За оградой оказалось еще несколько строений, но Элизабет видела только дом.

Вблизи он оказался еще роскошнее: остроконечная крыша, в тон ей бесчисленные окна с веселыми зелеными ставнями, огромная веранда с изящными белыми колоннами и с великолепной балюстрадой по всей длине дома, лестница из шлифованного камня и резные массивные двери с блестящими медными ручками. На веранде – несколько легких кресел из белого камыша, такие же качалки и гамак.

В этот миг сильные руки Джеймса обхватили Элизабет за талию, и она смело взглянула в лицо своему мужу. В ответ глаза его весело блеснули. Осторожно сняв жену с седла, он улыбнулся и поставил ее на землю.

– Добро пожаловать в Лос-Роблес, Элизабет! Джеймс улыбался, а сердце Элизабет почему-то сжалось от страха. По спине ее побежали мурашки. Еще раз кинув взгляд на дом, она с недоумением посмотрела на мужа. Такого она не ожидала.

– Я... – начала она и потихоньку попыталась высвободиться.

– Джим! Эй, Джим! Ты вернулся!

Кэган обернулся и разжал объятия. Будто из-под земли появились четверо мужчин. Элизабет молча смотрела, как они обмениваются рукопожатиями, смеются и хлопают друг друга по спине. Она же старалась унять бешеный стук своего сердца. Ей не хватало воздуха, от страха сводило мышцы, в глазах потемнело. Этот дом, эта земля... как она могла?..

Она вдруг вздрогнула, почувствовав, что наступила тишина: мужчины с интересом стали ее разглядывать. Значит, Джеймс им все сказал, и теперь, точно так же, как недавно Натан Киркленд, они на мгновение онемели. Ладони Элизабет вдруг стали влажными, сердце отчаянно затрепыхалось. Когда же муж обернулся, она смущенно отвела глаза в сторону. Не ответив на его улыбку, она до боли стиснула зубы и заиграла желваками. Лицо ее помрачнело, поджатые губы превратились в бескровную полоску.

– Вот она, – сказал Джеймс, обняв ее за плечи. – Парни, это и есть Элизабет. Миссис Джим Кэган. Моя жена. Бет, познакомься с моими ребятами. Зах Роулендс, мой управляющий, Антонио Лопес... – мужчины, все как один почтительно сдергивали шляпы и смущенно бормотали «мэм», – Денни Содлер и последний – Стен Бреч.

А Элизабет, едва касаясь натруженных ладоней, которые те почтительно протягивали ей, не менее смущенно повторяла: