Глава 28

Миновало четыре дня, и для Робелардо пробил час расплаты. На рассвете Джеймс и Мэтью явились вместе с остальными горожанами, чтобы стать свидетелями этого события. Увидев Элизабет, которая стояла на крыльце магазина рядом с Натаном, Джеймс стал проталкиваться в ее сторону.

Опечаленное лицо ее было бледно до синевы, и сколько Натан ни старался приободрить ее, то сжимая в своих ладонях ее холодные пальцы, то нежно обнимая за плечи, Элизабет каждый раз раздраженно отталкивала его прочь.

– Джеймс! – заметив его, взволнованно закричала она. – Что же это такое?! Как дети Божьи решаются на такое?!

Взяв ее руку в свои, Джеймс крепко сжал ее и, сколько бы Элизабет ни дергалась, не выпускал.

– Так все и должно было кончиться, и ничего уже не изменишь. Если боишься, позволь, я отведу тебя в магазин.

– Я отведу ее, – вмешался Натан.

– Нет-нет, – запротестовала Элизабет. Глубоко вздохнув, она постаралась обрести свое обычное хладнокровие. – Нет, он попросил меня быть, и я не уйду!

Скоро из ворот вывели Робелардо и сопроводили на специально сколоченный помост. Джеймсу показалось, что мексиканец, как всегда, спокоен – похоже, его ничуть не страшил ожидавший его конец. Толпа глухо зароптала, когда шериф Бродмен с помощником выполняли свою неприятную обязанность – помогали Робелардо подняться по лестнице и накидывали петлю ему на шею.

Взгляд Робелардо упал на Элизабет, и Джеймс почувствовал, как дрогнула ее рука, мгновенно став холодной как лед. Бандит улыбнулся и ободряюще кивнул ей, потом взгляд его упал на стоявшего рядом Джеймса. Заметив, что они держатся за руки, он вопросительно взглянул на Джеймса.

Джеймс снял шляпу и кивнул. Сейчас ему очень хотелось сказать ему спасибо. Он так и поступил: не сводя глаз с Робелардо, с признательностью склонил голову и почувствовал немалое облегчение, когда увидел, что тот все понял. Слабая улыбка искривила жесткие губы бандита, и морщины на лице его разгладились.

Под конец Робелардо перевел взгляд на угрюмо усмехнувшегося Мэтью.

– Тупой ублюдок, – громко пробормотал шериф, ничуть не заботясь о том, что его слышат. – Проклятый тупой ублюдок!

Само собой, Робелардо его не слышал, но было ясно, что он каким-то образом догадался. Вдруг он широко осклабился – блеснули белые, как сахар, зубы – и весело, беззаботно расхохотался. Никогда еще Джеймсу не приходилось видеть человека столь бесстрашного, как этот старый бандит, способного смеяться в глаза собственной смерти. Такое вряд ли забудешь.

Вызванный из миссии священник тихо что-то шепнул ему на ухо, потом отошел в сторону и принялся беззвучно молиться. Шериф Бродмен откинул люк, и через мгновение тело Робелардо рухнуло вниз.

– Будь я проклят! – вырвалось у Мэтью. В наступившей тишине слова эти прозвучали особенно громко. Джеймс положил руку ему на плечо, но брат, чертыхнувшись, стряхнул ее и ринулся прочь, расталкивая толпу и вполголоса проклиная глупость людей, которые сами не ведают, что творят, а заодно и весь этот идиотский мир.

Спустя неделю после казни Робелардо, в чудесный субботний полдень прихожане церкви собрались на ежегодный пикник. Событие это по популярности среди жителей Сан-та-Инес уступало разве что Дню благодарения, и сюда, к водопаду, стекался чуть ли не весь город. Натан привез Элизабет, а Джеймс – Мэгги. В первый раз за много недель их снова увидели вместе.

Несмотря на то что Натан пару раз порывался заговорить со старым другом, обе пары держались на расстоянии. Джеймс довольно приветливо поздоровался, вежливо сняв шляпу при виде Элизабет, но потом каждый раз, стоило лишь Натану приблизиться, брал Мэгги под руку и увлекал в сторону под благовидным предлогом. Совершенно сбитый с толку, Натан решил, что Джеймс до крайности озабочен предстоящим перегоном скота.

Вечером, когда в ветвях исполинских дубов загорелось множество разноцветных фонариков, отчего на поляне стало светло как днем, музыканты заняли свои места и заиграли веселую мелодию, а молодежь, разбившись на пары, закружилась в танце под задорные возгласы собравшихся. Заметив, что никто не обращает на них внимания, Джеймс увлек Мэгги в сторону, чтобы им никто не мешал.

– Не могу поверить, – хмыкнула она, – просто уму непостижимо, что ты попросил об этом меня!

– Не вздумай жаловаться – грозно предупредил ее Джеймс. – Ты мне кое-что должна!

Мэгги рассерженно фыркнула:

– Прекрати, Джим! Я ведь дала тебе слово, значит, сделаю! Неужели ты мне не веришь?

– Ха! – хмыкнул Джеймс. – Слушай, Мэгги Вудсен, главное – не дать ему тебя перехитрить. Пистолет не забыла?

– Нет, не волнуйся! Боже милостивый, Джим! Ну что ты за человек?! Словно ребенок, честное слово! Вечно что-нибудь выдумаешь! Почему бы тебе просто не подойти к ней, а?

– Будто сама не понимаешь! Чтобы завтра весь город только и говорил об этом, да? Подмочить ее репутацию? И потом, она запросто может захлопнуть дверь прямо у меня перед носом.

– Такая забота о ее репутации... Боже, как трогательно! – ехидно усмехнулась Мэгги. – О моей ты так не заботился!

Джеймс едва не расхохотался.

– О чем ты говоришь? Можно подумать, она у тебя была! А потом... знаешь, стоит мне только вспомнить, что ты сделала, так я вообще с трудом сдерживаюсь, чтобы не свернуть тебе шею! Скажи спасибо, что в результате я женился на Бет. Не то точно придушил бы тебя!

– Я готова. Ради всего святого, Джим, прекрати дергаться! Ты действуешь мне на нервы. Если рука у меня дрогнет и вместо тебя я пристрелю Ната, обещаю все выложить на суде! Одна я на виселицу не пойду, так и знай!

Джеймс вдруг побледнел как полотно.

– Господи Боже мой, неужели ты его зарядила?! Мэгги смерила его презрительным взглядом.

– Конечно! А что толку в пистолете, если он не заряжен?!

– Но, Мэгги!..

– О, прекрати молоть вздор! Я вовсе не собираюсь его убивать! Просто хочу задержать подольше, чтобы дать тебе благополучно убраться. А потом отвезу беднягу в Вудсен-Хиллз и накачаю виски, чтобы у него хватило сил перенести этот удар! Ну а теперь отцепись от меня! Ступай, разыщи свою крошку прежде, чем я...

– Ш-ш-ш! – Тяжелая ладонь Джеймса запечатала ей рот, и он мгновенно затащил ее в кусты. – Замолчи! – свирепо шикнул он, когда Мэгги попыталась вырваться.

Она тут же притихла. И почти сразу же поняла, почему он так встревожился.

– Господи, что подумают Вирджил и Энн, если мы вот так возьмем да исчезнем? – Этот робкий голос, судя по всему, принадлежал Элизабет.

Мэгги знаком попросила отпустить ее, и они с Джеймсом притаились в кустах, стараясь оставаться незамеченными. Она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться, – казалось к ним вновь вернулось детство.

– О, держу пари, никто и не удивится! – беззаботно рассмеялся Натан. – Все решат, что мы просто хотим побыть вдвоем, как все обрученные. Не волнуйся, Элизабет!

– Но мы же не обручены, – решительно возразила та, и Мэгги невольно пожалела бывшего товарища детских игр. Конечно, Натан Киркленд был настоящим мужчиной, но все-таки сердце у него не каменное. – Ты слишком самоуверен.

На мгновение повисла тишина. А когда Натан вновь заговорил, у Мэгги защипало глаза от жалости:

– А разве мы не обручились? – И снова наступило гробовое молчание. – Ты же знаешь, как я люблю тебя, Элизабет! Знаешь, что я ничего так не хочу, как жениться на тебе. Конечно, я понимаю, нельзя венчаться сразу после развода, и ты правильно решила подождать пару месяцев. Но почему я не могу назвать тебя своей невестой?

– Но, Натан!..

– Ничего не говори, прошу тебя! Пусть все будет как положено. Послушай, я купил его давным-давно. Именно для тебя. Заказал его у самого модного ювелира в Нью-Йорке. Только все не решался показать.

– О нет, прошу тебя! Только не сейчас. Ты был так добр ко мне все эти месяцы, а я...

– Я люблю тебя. Прости, я не умею говорить красиво, да и вообще, но я люблю тебя, Элизабет, и счастлив, что могу наконец сказать тебе об этом. Конечно, если тебе не понравилось кольцо... да и дом у меня...

– Что ты, такое красивое кольцо! И дом у тебя выйдет замечательный, я уверена в этом! Натан, мне надо кое-что тебе сказать...

– Ничего страшного, любовь моя, я все понимаю. Конечно, ты сама говорила, что все еще любишь Джима. Но мне все равно, разве ты не понимаешь? Мне все равно, любишь ты меня или нет, только будь со мной. А я жизни не пожалею, лишь бы ты была счастлива!

«Боже праведный!» – вздохнула Мэгги. Она уже и сама не понимала, кого больше жалеет. До нее донесся неясный шорох – должно быть, Нат – неисправимый романтик Нат! – решивший сделать все как положено, упал на колени перед своей избранницей.

Джим позади Мэгги нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Она чувствовала нарастающее в нем раздражение и могла только гадать, надолго ли его хватит. Впрочем, Мэгги знала его достаточно хорошо, чтобы сообразить, что времени у нее в обрез.

– Элизабет, – донесся до них голос Ната, – если ты согласишься стать моей женой, счастливее меня не будет в мире человека. Согласна ли ты оказать мне честь...

Джим ее не разочаровал. Мэгги и глазом моргнуть не успела, как он уже молнией метнулся в сторону и исчез. Вздохнув, она поняла, что пришел и ее черед. Откуда-то до нее долетел испуганный возглас Элизабет. Продираясь сквозь кусты, Мэгги чуть было не растянулась во весь рост, споткнувшись о распростертое на земле тело Натана. Тяжело вздохнув, она достала свой «смит-и-вессон».

– Как ты мог? – Скрестив руки на груди, Элизабет смерила бывшего мужа суровым взглядом. – Ты ударил его! Своего лучшего друга!

Джеймс в ответ только сильнее хлестнул лошадей. Прошло всего несколько минут с тех пор, как он сунул брыкавшуюся Элизабет в фаэтон, и сейчас гнал что было мочи.

– Не волнуйся, милая! Я всего лишь сшиб его с ног и слегка оглушил. Через пару минут он очнется!

– Это просто возмутительно! – вспыхнула она. – Поднять руку на друга! Ну что ж, надеюсь, он больше не станет с тобой знаться! Во всяком случае, я – никогда! Боже милостивый! Ну что ты за человек!

– Бет, ну что ты, в самом деле! Я и сам не рад, ей-богу! Выбора-то не было, так ведь? Если хочешь, я завтра же пойду к нему – пусть тоже меня стукнет. Тогда мы будем квиты.

– Ты прекрасно знаешь, что он этого не сделает! А сейчас, сэр, будьте так добры отвезти меня обратно. Не желаю больше ни минуты оставаться с вами!

Он покосился на нее и ничего не ответил, только вновь подхлестнул лошадей.

– Через полчаса вернемся, если захочешь. И никто ничего не заметит, – наконец отозвался он.

– Нет, не через полчаса, а сейчас! И вообще, куда ты меня везешь?

– Вон туда. – Он свернул на развилку дорог. – Смотри!

Двери в полузаброшенный амбар были предупредительно распахнуты – Джеймс заранее позаботился об этом, а поставить фаэтон внутрь оказалось минутным делом. Поспешно заперев дверь на засов, Джеймс повернулся, чтобы подать руку Элизабет, но та уже спрыгнула на землю и теперь смотрела на него как на помешанного.

– Джеймс, – прошептала она, – для чего ты меня сюда привез?

Он и сам не знал, как ей объяснить А может, просто так и сказать? И будь что будет. Набрав полную грудь воздуха, Джеймс повернулся к ней, снова увидел ее бездонные глаза и забыл обо всем.

– Элизабет, я люблю тебя, – выпалил он, будто ринувшись в бездонную пропасть вниз головой. Почему-то у него вдруг защипало в глазах.

Элизабет словно оглохла и только молча стояла и смотрела на него.

– Знаю, что с самого начала был для тебя плохим мужем, – пробормотал Джеймс, в горле у него пересохло.

– Ну что ты!

– Но это правда. И дело вовсе не в Мэгги, хотя тут уж я хватил через край. Всему виной моя проклятая глупость. Если бы ты знала, Бет, как мне стыдно теперь об этом вспоминать! А то, как я обращался с тобой!

Будто ты всего лишь одна из моих коров! Так и надавал бы сам себе по шее!

– Прекрати, Джеймс! – перебила она, и он вдруг почувствовал ее пальцы на своей руке. – Ты всегда был для меня замечательным мужем. И ты должен знать, что я всегда, всегда, Джеймс, гордилась тем, что я твоя жена! И твоей вины тут нет! Я сама во всем виновата. Разве на такой женщине тебе следовало бы жениться? Вспомни, я ведь сразу сказала тебе об этом, предупредила, что не стою тебя... в ту самую ночь на берегу, когда ты предложил выйти за тебя замуж. Помнишь? Уже тогда я понимала, что наш брак будет ошибкой.

– Нет!

– Но так оно и было. Я ведь тогда даже была неграмотной! Ничего не знала... Господи, как ты, должно быть, стыдился меня! Как подумаю об этом...

– Бет! – Он шагнул к ней, обнял ее за плечи и принялся немилосердно трясти. – Не смей так говорить! Не смей винить себя! Ты была просто ребенком, Бет, и тебе пришлось многое пережить. А я... проклятый дурак! Тут же взвалил вес на твои плечи, да еще требовал, чтобы ты стала такой, как я хотел! Но я никогда – слышишь? – никогда не стыдился тебя! Я тебя любил... и сейчас люблю, Бог свидетель!

– Нет. – Элизабет покачала головой. – Нет, Джеймс, ты любишь мисс Вудсен. Свою Мэгги.

– Я люблю тебя! – крикнул он.

– Нет. Разве бы ты женился на мне, знай ты тогда, что она жива? Помнишь, как сам дал мне понять, что твое сердце отдано ей навсегда и что ни одну женщину так, как ее, ты не полюбишь? Правда, на большее я и не рассчитывала. Чтобы такой джентльмен, как ты, влюбился в простую девчонку? Нет, в такое невозможно поверить!

Он сильнее сжал ее руки.

– Боже, Элизабет! Ты мне дороже всех женщин на свете!

– Послушай, это глупо! – отталкивая Джеймса, раздраженно фыркнула она. – Может, я и необразованная, но не дура! И еще не забыла, как в ту ночь, когда родился Джон Мэтью, ты сказал ему... сказал, – голос Элизабет упал до шепота, – сказал, что он должен был родиться у нее.

У Джеймса голова пошла кругом. Он протянул было руки чтобы обнять ее, но Элизабет тотчас отпрянула. Гнев боль и возмущение читались в ее глазах.

– Милая, что ты говоришь? Ты не могла этого слышать! Элизабет, глотая слезы, яростно замотала головой. И вдруг изо всех сил замолотила кулаками по его широкой груди.

– Но его матерью была я! Я, а не она!

– Милая, милая, – бормотал он, стараясь обнять Элизабет, успокоить ее, но она сопротивлялась как дикая кошка. – Бет, милая, ну прости меня, дурака! Прошу тебя, Бет! – Джеймс даже не пытался увернуться. Он подходил все ближе и ближе, пока Элизабет, сама не понимая как, вдруг не оказалась в тесном кольце его рук. – Девочка моя милая! Сладкая моя! Мне так жаль... если бы ты знала... Как я мог такое сказать?! Наверное, такого осла, как я, на всем белом свете не сыщешь! Ничего удивительного, что ты не хотела видеть меня после смерти нашего малыша. Эх, знала бы ты, как я гордился тобой! А ты ведь даже не догадывалась об этом, милая?

– Нет! – захлебываясь слезами, выкрикнула она, уткнувшись ему в плечо.

– Моя любимая Бет, – бормотал он, прижимая ее к себе. – Родная моя, прости меня за ту боль, что я причинил тебе! Послушай меня, любовь моя. Пожалуйста, послушай! Да, я не стану отрицать, что любил Мэгги, потому что так оно и было тогда. Но вся беда в том, что я просто не понимал... не знал, что любовь – не одно лишь желание. Я не знал, что любовь – это то, что случается с человеком, хочет он того или нет! Я твердил, что не смогу полюбить тебя, а сам уже любил, любил и не догадывался об этом. Сказать по правде, я любил тебя с самого первого дня.

Элизабет подняла на него глаза, затуманенные слезами.

– Значит, ты именно это хотел бы знать с самого начала? Помнишь, ты тогда не договорил...

Джеймс кивнул:

– Да. Просто я, тупоголовый осел, сам себе боялся признаться. Ох, если бы я только знал, Бет... разве я позволил бы тебе уйти? Да никогда в жизни! Да, я еще тосковал по Мэгги, но тебя я любил! Понимаешь, Мэгги я знал с детства, она была моим другом, первой моей любо – вью, но ты, Элизабет... ты – вся моя жизнь! Я не просто люблю тебя, без тебя я умру!

Элизабет и верила, и не верила.

– Но мисс Вудсен...

– Теперь мы с ней просто друзья. Она знала – думаю, мы с ней оба знали, – что теперь все совсем по-другому. Я был так счастлив, когда узнал, что она жива, но не потому, что обрел любовь. Нет, очень скоро я понял, что больше всего мне недоставало ее дружбы. – Джеймс ласково коснулся лица Элизабет, вытер мокрые от слез щеки. – Но когда ты покинула меня, Бет, мир для меня рухнул. У меня не осталось ничего. Я люблю тебя, Бет. Ты мне веришь?

Ей отчаянно хотелось поверить в это. Но она молчала, и в душу Джеймса стал закрадываться страх. Он попытался заглянуть Элизабет в глаза.

– Скажи, у меня есть хоть какая-то надежда? – страдальчески произнес он. – Господи, ведь все наперебой твердили мне о том, что ты меня любишь! Нат, Мэтью, даже Робелардо! Но я им не верил, потому что считал, что ты не способна любить! Да, я совсем не знал тебя, а потом стало уже поздно! Я клял себя последними словами, вспоминал, как ты, казалось, жила только для меня одного, а я ничего не замечал! Ты так старалась подарить мне счастье, что порой мне приходило в голову: а вдруг ты тоже меня любишь?

Элизабет только молча смотрела на него своими бездонными глазами, и он тоже замолчал. И тут она осторожно сделала шаг назад. И, все еще не спуская с него глаз, дрожащими пальцами расстегнула верхние пуговки высокого воротничка строгой блузки.

– Как-то раз ты упрекнул меня, что, дескать, ты для меня ничего не значишь, – Элизабет потянула за цепочку, и на ладони ее блеснул золотой медальон, – но ты ошибся. Дороже этого у меня ничего не было.

Джеймс узнал крохотное золотое сердечко, которое подарил ей надень рождения. Элизабет разжала пальцы, и медальон скользнул вниз, в ложбинку между ее грудей. Джеймс только молча проводил его взглядом.

– В тот день, когда ты его подарил, – продол – жила она, – я вдруг подумала: а что, если я тебе не совсем безразлична? – Щеки ее слабо порозовели. – Может быть, потому что он в форме сердечка и ты выбрал именно его... – Она с трудом перевела дыхание и судорожно сжала кулачки. – Конечно, очень скоро я поняла, как все это глупо... когда увидела тебя рядом с мисс Вудсен.

Ее слова заставили сердце Джеймса сжаться от жалости и раскаяния.

– Прости меня, – прошептал он. Слезы потекли по щекам Элизабет.

– В тот день я оставила его вместе со всем остальным. Мне казалось, что так будет только справедливо. Ведь все это по праву принадлежало ей – той, которую ты любил. Не хватало еще, чтобы ты посчитал меня воровкой. Лучше бы ты вообще забыл меня, как будто ничего и не было!

– Это невозможно, Бет.

Слезы ручьем текли у нее по лицу, но она, казалось, не обращала внимания.

– Когда ты принес его обратно, я была так счастлива! Даже не передать словами! С тех пор я ни разу его не снимала.

Элизабет замолчала, и Джеймс наконец решился задать тот вопрос, который вот уже много дней не давал ему покоя. Одно слово, одно коротенькое слово... и либо он будет счастлив до конца своих дней, либо жизнь его станет кромешным адом.

– Бет? – пересохшими губами прошептал он, чувствуя, как в груди глухо, словно кузнечный молот, колотится сердце.

– Я люблю тебя, Джеймс, – тихо сказала она. – Мне казалось, ты всегда знал об этом. Люблю с того самого дня, когда впервые увидела тебя в лагере Робелардо. И любила всегда, каждый день, каждую минуту. Даже потом, когда мы уже не были мужем и женой.

– Бет...

– Я люблю тебя, Джеймс.

– Боже, благодарю тебя! – хриплым от волнения голосом пробормотал он, крепко прижав ее к груди, и поцеловал. Он целовал ее мокрые от слез щеки и припухшие губы, а Элизабет радостно смеялась, и оба они боялись поверить в свершившееся чудо.

Джеймс осторожно уложил ее на солому, и Элизабет обняла его с такой же страстью, что сжигала тело и сердце Джеймса Ее руки скользнули ему под рубашку, и он тотчас сорвал ее с себя.

– Бет, – с трудом выдохнул Джеймс. Элизабет томно раскинулась под ним, не обращая внимания на то, что задрались ее юбки. – Ты выйдешь за меня? Скажи «да», милая, потому что, если ты не хочешь, я немедленно отвезу тебя назад.

– А если соглашусь?

– Тогда я буду любить свою жену так, как видел во сне каждую ночь с тех пор, как она покинула меня, – свистящим шепотом выдохнул он. – Я люблю тебя, Бет, – тихо прошептал он, – но не стану винить если ты не захочешь вернуться. Особенно после того, что произошло. А Нат... с ним ты будешь счастлива. Я знаю, он будет обращаться с тобой как с королевой, он скорее отрубит себе руку, чем обидит тебя, но даже Нат не сможет любить тебя сильнее, чем я.

– Натан чудесный, – вздохнула она. – Я очень люблю его... но не так, как тебя, Джеймс.

Он снова вздохнул полной грудью.

– Так, значит, ты согласна, Бет? Даешь мне еще один шанс? На губах ее заиграла лукавая улыбка.

– Ты ведь знаешь мои условия?

Совсем сбитый с толку, Джеймс опешил. И вдруг лицо его просветлело.

– Да, мэм. Разумеется, мэм: не пить, не ругаться, ходить в церковь и не валять дурака.

– И ты согласен?

Джеймс торжественно поднял руку:

– Клянусь!

Она ласково коснулась его щеки.

– Когда-то, – нежно прошептала Элизабет, – я отдала тебя другой, потому что искренне верила в то, что ты ее любишь. Но если мы снова станем мужем и женой, сэр, предупреждаю: если вы только глянете в другую сторону... – она больно потянула его за ухо, – клянусь, я сдеру с вас шкуру живьем! Бог свидетель, я так и сделаю!

– Милая! – С трудом высвободившись, Джеймс ласково поцеловал ее пальцы. – Клянусь, я буду смотреть только на тебя! Хочешь, могу поклясться на нашей семейной 4Библии! – Спустя мгновение он с готовностью предложил: – Могу начать прямо сейчас, но сначала я хочу услышать ответ.

Элизабет улыбнулась.

– Ну? Ты выйдешь за меня?

Она задумчиво уставилась в потолок.

– Скажи «да», – прошептал он, целуя ее, – ну же, давай!

– М-м-м...

– Ну, милая, не заставляй меня страдать! Господи, да эта женщина любого с ума сведет! Скажи «да», Бет, не то я умру! – Он прижался к ее губам, и она почувствовала его жаркое дыхание. – Скажи «да»!

– Да, – прошептала она, и он тотчас захмелел от ее слов.

Глава 29

Свадьба Джеймса и Элизабет – событие, которое надолго выбило из колеи всех жителей города, – была назначена на июнь. Впрочем, все с нескрываемым одобрением встретили это известие.

Элизабет, желая избежать очередной шумихи, то и дело возмущалась, ибо Джеймс чуть ли не каждый день преподносил ей подарок за подарком.

Он буквально устроил осаду ее дома, ухаживая за ней так, будто она была принцессой королевской крови.

Одним из первых подарков явилось обручальное кольцо с таким огромным бриллиантом, что Элизабет онемела, а потом робко намекнула, что он просто оттянет ей руку.