В таком давлении на Украину (особенно, если верными окажутся упорные слухи о перемещении из Польши под Киев одной из спецтюрем ЦРУ, становящихся мрачным кошмаром современного мира) есть нечто даже от уголовного приема круговой поруки: докажи, что ты наш, возьми нож и зарежь своего брата — в данном случае почти 250 тысяч приднестровских украинцев. Это, конечно, ни в коем случае не оправдывает действий президента Украины: в конечном счёте, решения принимает он сам, он же несёт и всю ответственность за них. Решения эти, однако, а тем более выбранное для блокады Приднестровья время, как видим, настолько неудобны для него, что нет сомнений: не он был главным режиссёром и не им написан сценарий. А то, что должно дальше последовать по сценарию, далеко выходит за пределы Украины, ибо соотносится с той самой глобальной стратегией, о которой речь шла выше и к которой настало время вернуться.
      * * *
      Расчёт, конечно, в первую очередь делается на то, что загнанное блокадой в глухой тупик население непризнанной республики выступит против её руководства и осуществит очередную “цветную” революцию. Окрас, лидеров и цели её определят, где следует, тем более что один раз промолдавское, оно же проамериканское, лобби в Москве уже пыталось осуществить нечто подобное через генерала Лебедя. Ход событий подробно описан мной в книге “Россия и последние войны ХХ века”, и потому я не буду здесь вновь останавливаться на них, напомню лишь, что попытка оказалась неудачной. Приднестровье, наряду с Белоруссией, оказалось серьёзным препятствием на пути, в общем-то, триумфального продвижения этого пёстрого потока (к слову сказать, совсем недавно Кондолиза Райс и Дж. Буш с гордостью перечислили эти революции, именуя их именно по окрасу — словно поглаживая котят в корзинке). И хотя сегодня ситуация в республике на несколько порядков сложнее и острее, полной уверенности в успехе нет и теперь. Тем не менее жребий брошен, ставки слишком велики, а потому не исключён и военный сценарий для Приднестровья.
      О проработке его ещё в середине декабря 2005 года предупреждал бывший командующий дислоцированной в Приднестровье 14-й армии генерал-лейтенант Юрий Неткачев. При этом он уже тогда подчеркнул, что такой вариант развития событий станет возможным лишь при нейтрализации российского миротворческого контингента в ПМР, для чего, несомненно, потребуется острый политический конфликт. По сути дела — провокация. Что же, похоже, мы при этом и присутствуем. Продолжение блокады будет неотвратимо приближать всю ситуацию к критической черте, за которой почти неизбежным станет общий хаос, усугубляемый движением беженцев. Кто может исключить в этом случае вооружённые столкновения? А они станут прекрасным поводом для вмешательства международных сил — разумеется, под благовидным предлогом стабилизации положения в так близко расположенном к Европе регионе, коль скоро Россия не в состоянии справиться с этой задачей. О согласованности таможенной блокады Приднестровья с далеко идущими военно-политическими планами Запада говорит и то, что буквально накануне включения Украиной красного света для приднестровских грузов глава миссии ОБСЕ в Кишинёве Уильям Хилл заявил: миротворческая операция на Днестре должна проходить в рамках “признанного мандата”, а потому надо сменить её формат. Присутствие российских миротворцев, стало быть, объявляется нелегитимным, и министр иностранных дел ПМР Валерий Лицкай прокомментировал: “Говоря о смене формата, господин Хилл хочет создать здесь миротворческую операцию, в ходе которой рулить будут США, а Россия — выполнять приказы”.
      По его же оценке, “речь идёт не о миротворческой операции, а о вторжении Румынии на приднестровскую территорию под эгидой НАТО”.
      Не стоит сейчас гадать о том, в каких конкретно формах такое вмешательство может произойти: их прогнозирование — дело специальной оперативной работы. Но вот алгоритм подобных действий хорошо известен и на протяжении последних пятнадцати лет не менялся. Можно говорить лишь о “вариациях на тему” — и то не слишком разнообразных. Так что если дело действительно дойдёт до худшего, то очередные причитания российских политиков по поводу “неожиданности” такого поворота событий можно будет считать свидетельством либо полной некомпетентности, либо отсутствия политической воли, достаточной для того, чтобы разрушить сценарий “большой игры” на Днестре.
      И кто помешает тогда Владимиру Воронину, вслед за Михаилом Саакашвили, заявить: “Мы пользуемся полной поддержкой Евросоюза, ОБСЕ, Сената и правительства США. Мы точно знаем, что делать, и доведём до конца всё, что запланировали. Если это кому-то не нравится, то, как говорится, собака лает — караван идёт. Наш караван уже далеко ушёл и дойдёт до конца”.
      В Закавказье этот “конец” подразумевает не просто вывод российских миротворцев, но — и это главное — дальнейшее вытеснение России с “Черноморского пространства”. Геополитически это симметрично соотносится с почти уже неизбежным уходом российского флота из Севастополя. И пусть даже он произойдёт в 2017 году (хотя, скорее всего, и раньше), для истории остающиеся 11 лет — срок ничтожно малый, а прозвучавшее год назад твердое заявление Сергея Иванова о том, что Россия не собирается покидать колыбель своего Черноморского флота, повисло в воздухе — как, впрочем, случалось уже не раз. Для России это станет катастрофой, обрушивающей остатки её связей с собственной историей, но катастрофа произойдет не только в национальном самосознании. Потому что, как бы ни золотили сейчас пилюлю, обещая построение к 2016 году главной военно-морской базы в Новороссийске и дополняющих её сооружений в Геленджике, Туапсе, Анапе и Темрюке, ясно, что Новороссийск никогда не сможет заменить Севастополь. Таврида, как писал в своё время пригретый “третьим рейхом” украинский эмигрант Юрий Липа, автор ныне обретающей вторую жизнь доктрины “Черноморского пространства”, самой природой предназначена быть “командным мостиком” на этом пространстве. А что до Севастополя, то вице-адмирал Ф. А. Клокачев, под чьим командованием русская эскадра в мае 1783 года вошла в Ахтиарскую бухту, где и был заложен ставший священным для России, а ныне покидаемый ею город, писал в своём донесении в Петербург: “При самом входе в Ахтиарскую гавань дивился я её положению со стороны моря; а вошедши и осмотревши, могу сказать, что подобной гавани нет во всей Европе”.
      Новороссийскую гавань такими качествами природа не наделила; и, уж конечно, ни сам этот город, ни Анапа, ни Темрюк с Геленджиком, при всех их достоинствах, никогда не смогут обладать той силой воздействия на самую сердцевину нашей национальной души, которой обладал Севастополь. Это будет уже другой Черноморский флот; стабильность же его положения в новом месте базирования окажется напрямую связана с развитием ситуации вокруг Абхазии и Южной Осетии. А развиваться эта ситуация может не так гладко и однозначно, как обрисовал это премьер-министр Грузии Зураб Ногаидели после встречи с Кофи Аннаном, в ходе своего визита в США заявивший, что курс Грузии получил полную поддержку: “других мнений нет”.
      Что ж, на тех уровнях, где проводил свои встречи Ногаидели, их, может быть, и нет. Но народы самих этих непризнанных республик явно придерживаются иного мнения, и не только они. 28-29 января 2006 года в Сухуми прошла конференция народов Кавказа, на которую из республик Северного Кавказа приехало около 50 человек. Это было напоминание о той роли, которую сыграли в войне 1992-1993 гг. вставшие на сторону Абхазии её горские соседи. Возможно, это было также и предупреждение: во всяком случае, на конференции прозвучали призывы к воссоединению Абхазии и Южной Осетии с Северным Кавказом. Вряд ли при таком остром развитии событий положение в остающейся у России части Северного Причерноморья сохранит ту стабильность, о которой не без натяжки ещё можно говорить сегодня.
      И в любом случае теперь уже почти неизбежное и, очевидно, скорое вступление Грузии и Украины в НАТО выводит вопрос о Черноморском пространстве на совершенно новый уровень, а это как раз и возвращает нас к вопросу о Приднестровье. К слову сказать, прибытие в Тбилиси оценочной миссии НАТО, призванной обсудить готовность Грузии к получению ею статуса страны — кандидата в члены альянса, вряд ли случайно совпало с началом жестокой блокады Приднестровья.
      Речь ведь, как уже сказано, о комплексной стратегии. А в этой стратегии важнейшее место занимает цель простраивания балтийско-черноморской дуги, окончательно замкнуть которую не позволяют Белоруссия и — крошечное непризнанное Приднестровье.
      * * *
      Сравнительно недавно немецкая газета “Юнге вельт” поместила статью Кнута Меллентина, подзаголовок которой содержит, по сути дела, резюме вопроса и объясняет стойкую ненависть западного альянса к президенту Лукашенко: “Со сменой режима в Белоруссии окружение России было бы завершено”. Автор напомнил, в частности, о состоявшейся ещё в ноябре 2002 года в Вашингтонском Конгресс-центре Американского института предпринимательства конференции на тему “Беларусь — недостающее звено”, и наивно было бы полагать, что давление ослабеет после победы Лукашенко на выборах. Напротив, всё ещё впереди, и России предстоит “последний и решительный бой”, потому что сдать Белоруссию — значит окончательно сдать свои позиции на западном рубеже и позволить дугу замкнуть. События же вокруг Приднестровья получают в этом контексте значение авангардного боя, ибо здесь, не в последнюю очередь, проверяется решимость России свои позиции отстаивать и своих союзников защищать.
      К сожалению, эта роль Приднестровья сегодня не понимается не только широким общественным мнением, но, похоже, и многими во властных верхах. Белоруссия — это более или менее ясно, но крошечная полоска земли, некогда звавшаяся Диким полем?.. Между тем в самом этом названии уже обозначено её геостратегическое значение, намного превосходящее размеры самой территории Приднестровья. В своё время оно, никогда не входившее ни в Молдавское княжество, ни тем более в Румынию, было местом, куда стекались “вольные люди”, готовые служить самым передовым рубежом России в её противостоянии с Турцией. Оно связует Северное Причерноморье с обширным восточно-славянским пространством, и эта связь была вещественно явлена цепочкой крепостей, заложенных Суворовым. Можно было бы, конечно, углубиться ещё дальше в тьму времён и напомнить, что “точкой сопротивления” эта земля была ещё в эпоху императора Траяна, не сумевшего продвинуть власть Рима за Днестр. Но ещё важнее, на мой взгляд, обратиться к истории Великой Отечественной войны, когда необыкновенно ярко обнаружились и свойства Приднестровья как плацдарма, и его рационально непостижимая сопротивляемость. Необыкновенно интересен и малоизвестный факт, о котором сообщает Хайнц Хёне в своей написанной по архивным материалам книге “Орден “Мертвая голова”. Оказывается, в ведомстве Гиммлера вынашивался план создания государства СС, “если бы война с Россией принесла удачу немцам”, и в качестве полигона был выбран четырехугольник Люблин-Житомир-Винница-Львов. Особо подчёркивалось, что Винница даёт выход на всё Приднестровье, значение которого, в силу его роли “замка”, смычки северного Причерноморья и обширных славянских территорий, оценивалось должным образом.
      Так же оценивается она и сегодня в проекте строительства балтийско-черноморской дуги, и, конечно, именно этим объясняется упорный отказ Кишинева принять неоднократные предложения Приднестровья о создании в регионе демилитаризированной зоны, что стало бы громадным шагом на пути к сравнительно мягкому урегулированию конфликта. Однако у стоящих за Кишиневом сил другие планы, и если позволить им полностью осуществиться (“дойти до конца”, по выражению президента Саакашвили), то мы можем стать свидетелями чудовищного трагифарса. Свидетелями, разумеется, не построения в этом регионе “государства СС”, но обретения одной из стран — участниц гитлеровской коалиции территории, на которую она не имеет никаких исторических прав и которой с августа 1941 года по апрель 1944 года обладала лишь как государство-оккупант. Далеко идущие последствия такой рокировки исторических событий и, строже, итогов Второй мировой войны либо не просматриваются российским руководством, либо оно, преследуя свои цели и продолжая начатую Горбачёвым политику односторонних уступок, сознательно их игнорирует. И, стало быть, в перспективе принимает тот оборот, который приобретут — в случае подобного реванша Румынии — проблемы Калининградской области, Карелии, Выборга, да и Курильских островов тоже.
      Во всяком случае, адекватного ответа на то, с каким упорством проводится линия на неизбежное в будущем объединение Румынии и Республики Молдова (с подаренным ей Приднестровьем, в качестве приданого, конечно), со стороны России нет. И, более того, любая попытка указать на это встречается насмешливо-скептически, как своего рода бред преследования. Между тем о перспективах такого объединения открыто говорили и говорят первые лица обоих государств — начиная с первого президента РМ Мирчи Снегура, в мае (!) 1991 года, то есть еще до распада СССР заявившего о необратимости начавшегося движения к соединению с Румынией, и кончая недавним выступлением нынешнего президента Румынии Траяна Бэсеску, с обращенным к соседям призывом объединиться. Ответ из Кишинёва последовал лишь через несколько дней и не отличался той жёсткостью, которую, казалось, требовало подобное, пусть и косвенное, посягательство на его суверенитет.
      План, предложенный Бэсеску, предполагает прежде всего вывод из зоны конфликта всех российских военных (будь то ОГРВ или “голубые каски”) как, по его словам, “зонта приднестровского режима”. Не меньшее значение придаётся в этом плане и экономической блокаде: “Если эти шаги будут реализованы, я вам гарантирую, что группа Смирнова не протянет и больше месяца”. Такую позицию он и намерен отстаивать на уровне ЕС, ОБСЕ и НАТО, а также на встречах с Дж. Бушем, добиваясь в перспективе объединения “двух румынских государств”, как гласит эта почти официальная формула.
      Несомненно, именно рассматривая перспективу объединения (или, как любят говорить в Кишинёве и Бухаресте, “воссоединения”), молдавское руководство, в лице всех своих президентов, упорно отказывалось рассматривать проект создания федеративного государства, который также предлагался Приднестровьем. Предлог такого отказа смехотворен — малая территория Молдавии (словно в мире нет малых федераций!), и его весьма развязно в 1995 году озвучил президент П. Лучинский: “…Создавать территориальные образования по национальному признаку… не идиоты же мы!.. Да это же идти в ХIХ век”. “Идиоткой”, надо понимать, является Российская Федерация, организованная именно по такому признаку и следующая в указанном направлении. Москва, однако, и тогда отмолчалась, а самое главное — не прекратила своей политики фактической поддержки Кишинёва, ограничиваясь в крайнем случае мягким журением его. Словом, хрестоматийная ситуация “кот и повар”. И, как это ни покажется странным на первый взгляд, режим особого благоприятствования по отношению к Кишинёву только укрепился со сменой высшего руководства в России. Кишинёву потворствовала созданная в июле 2000 года Государственная комиссия под руководством Евгения Примакова, фактически вернувшаяся от идеи общего государства (в составе РМ и ПМР как равноправных субъектов), к которой склонялись уж и некоторые члены миссии ОБСЕ, к концепции единого государства и заговорившая о “Приднестровском регионе Республики Молдова”.
      Ещё резче такое благоприятствование сказалось чуть позже, когда Молдавия в одностороннем порядке нарушила Московский меморандум 1997 года и ввела новый таможенный режим. Полная блокада Приднестровья тогда не стала возможной лишь в силу отказа Киева сделать то же самое со стороны Украины. Что же до Москвы, то она не только не пресекла действий Кишинева, но частично и поддержала введённую им блокаду. Март 2006 года естественно увенчал эту линию поведения, с той только разницей, что продолжавшееся на протяжении последних лет системное стратегическое отступление России создало новую ситуацию, в которой Кишинёв может позволить себе ещё меньше считаться с мнением Москвы. Особенно когда последняя высказывает его в форме размытых пожеланий “мира на земле и в человецех благоволения”.
      Она до сих пор — а сейчас, когда я пишу эти строки, истекает уже вторая неделя удушающей блокады — не пустила в ход и малой доли тех средств, которыми располагает. И речь вовсе не о средствах военных. Но ведь по отношению к Молдавии не были даже частично применены те экономические санкции, которые заставили бы её ощутить эффект блокады на себе самой и которые она вполне заслужила, разрушив созданный усилиями России переговорный процесс и обратив в посмешище её собственную подпись как гаранта.
      Есть и ещё более сильное средство: введение визового режима для приезжающих на заработки в Россию граждан республики Молдова (а они обеспечивают около 30% её ВВП), но к нему, весьма вероятно, не пришлось бы прибегать, применив средства промежуточные. Однако до них дело не доходило ни разу, не дойдёт, видимо, и теперь.
      Что ж, отступающего заставят отступать до конца — до того самого конца, который в столь красочных выражениях описал Михаил Саакашвили. Караван идёт, и идёт он к замыканию балтийско-черноморской дуги, слагаемой из двух колец: военного — баз НАТО, которые, при попустительстве России, могут появиться и на приднестровском плацдарме. И политического — Союза демократического выбора, в который преобразовался бывший ГУАМ, в своё время и созданный для замыкания России в геополитическом мешке.
      Совсем недавно, то есть в контексте рассмотренных событий, создание СДГ ещё раз горячо одобрила Кондолиза Райс. Ну а венчает всё, как водится, идеология: объявленная Дж. Бушем программа “продвижения свободы по всему миру”. И как раз накануне запуска профинансированного ЕС масштабного проекта информационной атаки на Белоруссию американский президент сделал многообещающее заявление: “Мы стали свидетелями революции роз, оранжевой, фиолетовой (имеются в виду выборы в Национальную ассамблею Ирака в январе 2005 года. — К. М.), тюльпановой и кедровой, и они являются только началом. Свобода марширует по всему миру, и мы не успокоимся, пока обещания свободы не распространятся на народы всего земного шара. Это в наших национальных интересах”. Вот так: только начало.
      Вялое топтание России на днестровском направлении, увы, заставляет думать, что если кто и остановит триумфальный марш, то уж, во всяком случае, не она. Но это будет уже другая история, в которой её место окажется обратно пропорциональным её же усердию в изучении “науки отступать”.

ОБЪЕДИНИТЬ ЛЮДЕЙ ДУХОВНО