Он сел через стол от нее и, отпив горячего чаю, ожегшись, но не подав виду, уставился на ее шею, мощные ключицы. Да, силы здесь огромные, в этом белом напрягшемся теле.
      - Знаешь, почему твои коллеги всерьез с тобой уже не считаются? Потому что ты потерял себя. Зачем-то стал консультировать чиновников... эта труба... язык пташек и змей, ха-ха... Фигаро здесь, Фигаро там. Ты же занимался биомассами...
      - А какое твое, собственно, дело? - побледнев, прервал он ее разглагольствования. Сейчас он ей скажет. - Почему ты решаешь, куда мне ехать, куда не ехать? Кто ты такая?! Мать моего сына... Ну так случилось... Но я тебя не люблю!
      - Да? - Она отмахнулась, словно услышала глупость, над которой не стоит и думать. - Не любишь - так полюбишь. Вот увидишь.
      Конечно, безумная. Какая самоуверенность! Скрежетнув по плиткам пола стулом, он отодвинулся от стола, поднялся.
      - Уже пошел? Ты хоть спроси: как я защитилась?
      - От кого? Где? А! - Наконец он понял. - Поздравляю.
      - На банкет придешь? Решили завтра, в ресторане "Гусары".
      Алексей Александрович, конечно, не придет. Но Броня неотступна, как робот с когтями.
      - Подожди! Ты помнишь наш разговор о необходимости правды? Хочу привести один свежий пример: наш земляк, известный писатель, лауреат двух Сталинских и одной Государственной премий умер в Москве, и вдова отдала весь его архив на родину, нам. Привезли два вагона, расставили по полкам, забили все углы. Я посмотрела: Боже мой! Его презирали как партийного соловья, а вот дарили же книги очень даже хорошие писатели... Ну да ладно. Главное не это. Представляешь, там копии всех его писем - видно, сразу под копирку писал на машинке. И что ты думаешь? Или он впал в маразм, или умер в твердой вере, что жил абсолютно правильно, но там копии его доносов!
      - Копию твоего доноса тоже когда-нибудь найдут!
      - Перестань! - заорала она. - Случайно получилось! К нам в связи с этими текстами приходили оттуда. Я брякнула, ну дура, конечно, что ты собираешься за границу, а паспорт тебе не дают. Думала помогу...
      "Врет? Впрочем, какая разница? Ненавижу. Даже звук ее голоса ненавижу!"
      - И на Виктора Некрасова, - продолжала она, - и на Твардовского, и на Пастернака, мол, таким не место под советским солнцем. Скажи, почему он не уничтожил?.. - Бронислава вперилась в него взглядом и выждала паузу. - А я знаю. Он считал, что прав. И, главное, вдова считает до сих пор, что он был прав. Она же могла изъять. Ну не дура же! Идет война вдов! Вдов тех, кто сгинул в лагерях, и тех, кто сажал... Вдов мальчиков, которые в Чечне погибли... Вы, мужики, хлипкие, а вдовы восстанавливают правду. Прямо хоть пиши статью "Феномен вдовы в постсоветском государстве". Тебе не интересно?
      - Нет, почему. Я скоро умру. С кем воевать будешь?
      - Во-первых, ты не скоро умрешь. Я все сделаю, чтобы ты жил. А когда умрешь... с тобой буду воевать. За все лучшее, что в тебе было... Ладно, иди. Сходил бы лучше к врачу. К психологу или психиатру...
      Выйдя на улицу и вдохнув густой запах цветущей синей сирени, он подумал: а ведь правда, не помешало бы. Еще натворю что-нибудь. И, придя в лабораторию, позвонил и напросился на прием к местной знаменитости - Игорю Ивановичу Цареву.
      - Рад встрече. - Психиатр, заглядывая в глаза, мягко, слишком мягко пожал руку. - Садитесь, ничего не рассказывайте. Я про вас все знаю. И представляю, что вас может постоянно беспокоить. Кстати, "Трубу" так и не восстановили?
      Алексей Александрович покачал головой.
      - Н-да. Ну-с, проверим рефлексы. Смотрите сюда. - Врач помаячил блестящим молоточком перед лицом профессора. - Ногу на ногу. Так. Теперь встаньте. Закройте глаза, вытяните вперед руки. Так. Дотроньтесь до своего носа указательным пальцем правой руки. Так. Теперь левой рукой. Откройте глаза, посмотрите в окно. Вон на то светлое облако. Внимательно смотрите. Так. Спасибо. Можете сесть. - С улыбкой доброго всезнайки Игорь Иванович смотрел на посетителя. - Психотропные порошочки принимали когда-нибудь? Нет? Наркотики? Курите?
      - Немного, - буркнул Алексей Александрович. - Губы горят.
      - О-о, губы горят? Это сколько же надо курить, чтобы губы горели?.. Кофе пьете? Пьете. Как спите по ночам?.. Что снится?.. Дамы? Или нечто темное, вроде коридора? Затягивающая бездна снится? - Он словно бежал внутри Алексея Александровича, постукивая своим молоточком по всяким его внутренностям. - Так. Астения, милый человек, упадок сил. Вам надо бы в море поплавать, поесть фруктов, отвлечься. Лучше с красивой женщиной. Или хотя бы бромистые попить, хотя бы глицин... Будете спокойный, как пульс покойника, как говорил Маяковский... В подсознание не лезу, я вас и так вижу насквозь... Вам надо отдохнуть. Что-то с женой? С сыном? Но кто-то сказал: разлука возвращает любовь.
      - Спасибо. Уже не надо. - Алексей Александрович поднялся, вынул из пиджака кошелек, но врач замахал руками:
      - Нет, нет! Мне было приятно поговорить с умным человеком. - Хотя Алексей Александрович за время визита и фразы путной не сказал.
      Выйдя от психиатра, Левушкин-Александров направился обратно в институт, но у дверей остановился.
      А может, пришла уже пора упасть в ноги Гале Савраскиной? Он же сказал своему бронтозавру, что не любит. Он свободен!
      Иди же, трус, иди прямо к ней! Но ведь и она сказала, что не любит тебя. Ну и что? Выяснишь раз и навсегда...
      Галина Игнатьевна сидела в лаборатории БИОС перед компьютером в синем халатике, в туфельках, одна. С первых же дней лета многие коллеги в длительных отпусках (денег на зарплату все равно нет). Обернулась, невозмутимо спросила:
      - Вы к Исидору?
      - К вам, - ответил Алексей Александрович. - Галина Игнатьевна... Галя... тут такое дело... - Он подергал себя смущенно за нос. - Не хотите уехать со мной куда-нибудь... хоть в отпуск? Я прямо всем скажу.
      - В качестве кого? - Галина даже не улыбнулась. - Сиделки?
      - Ну зачем вы так?
      - Женой не могу быть... В каком-то смысле я теперь феминистка... Просто другом? Кто поверит?
      - А это важно?
      - Тоже верно. - Она печально смотрела на Алексея.
      Он стоял у порога в обтрепанном пиджаке, в измятых брюках, сильно сжав правый кулак. Это у него привычка со времен студенческих экзаменов, чтобы не потерять самообладание.
      - Ну попробуем. - Она поднялась, вздохнула, подняла и опустила руки. Ты тоже... сумасшедший.
      Алексей Александрович медленно приблизился к ней, веря и не веря в происходящее. Закрыв глаза, обнял как облако или тонкое деревце. Они не целовались. Все, что они сейчас испытывали, и так было на грани того, что может вынести исстрадавшаяся человеческая душа...
      4
      У них не было денег. А для поездки хотя бы и по России деньги нужны немалые. Алексей Александрович не пытался занять у коллег. Какие у современных ученых деньги? А у Кунцева просить не хотелось. Переговорил с Нехаевым, тот вдруг заволновался:
      - У меня дя-дядька шахтером в Прокопьевске. Им вроде бы выдали за-зарплату за полгода. Большие бабки. Может, даст? А на ско-олько времени?
      Алексей Александрович этого сам не знал.
      - Ладно, обойдусь, - соврал он.
      Может, у матери есть деньги, отложенные на черный день? Нет, тоже нельзя...
      Когда, походив по друзьям и знакомым, совершенно удрученный, поникнув, с красными ушами, он признался Гале Савраскиной, что у него в кармане сущие копейки, она тихо засмеялась:
      - Это не самая большая загадка, удалой стрелец. Боюсь, дальше будут посложнее. А пока что... придется потеребить бывшего мужа, он теперь украинский бизнесмен, наш газ ворует.
      Господин Штейн, уезжая на Украину, пообещал: надо будет, проси сколько хочешь - пришлю. Галя по студенческой привычке погрызла авторучку и послала краткую телеграмму: "НУЖНЫ ДЕНЬГИ" - и через сутки получила на сберкнижку полтора миллиона рублей.
      Прилетели в Москву, поселились в разных номерах, хотя по нынешним временам их могли и в одном поселить. Вечером поужинали в буфете, с вином, все еще не веря в свою встречу, желая и не желая ее, страшась, что будет с ними дальше, - двенадцать лет жизни потеряно...
      Всю ночь по телефону переговаривались:
      - Ты спишь?
      - Конечно. Как и ты.
      - Завтра будем в Ялте... Там море. Бездна воды.
      - Которая волнуется в ожидании нас.
      - А может, удастся дальше махнуть?
      - Если достанем тебе другие корочки.
      А что? Поговаривают, что загранпаспорт запросто можно купить. Особенно если ты не в розыске. Но даже если Броня успела сибирский город поставить на уши, вряд ли успели задействовать официальные структуры ловли...
      Но увы, увы, увы! Что за вирус (страха? неуверенности в судьбе?) принуждает Алексея Александровича утром как бы походя снять трубку и набрать телефон родного института, хотя черт бы с ним?..
      Ответил Нехаев. И, заикаясь, сказал, что Бронислава Ивановна вчера пыталась покончить с собой. Сейчас лежит в реанимации.
      Оставив Галю в гостинице, попросив, чтобы непременно ждала, что через сутки он будет здесь, Алексей Александрович первым же рейсом вылетел в Сибирь...
      Он вернулся к Брониславе.
      Галина прилетела через неделю и вышла на работу. И все вокруг сделали вид, что ничего особенного не случилось.
      Нет, Броня не симулировала. Как рассказала Алексею шепотом мать, трясясь от пережитого, Броня сначала хотела, судя по всему, спрыгнуть с балкона (там нашли окурки в помаде), но испугалась высоты. И поэтому выпила все снотворные таблетки, которые имелись дома.
      - Я спала и не спала... Думаю, чё-то тихо у ней, пошла, заглянула - а она на полу.
      Старуха вызвала "скорую", Броню спасли.
      Врач-реаниматор, седой, как одуванчик, маленький ловкий мужчина, поведал Алексею Александровичу, что давно не видел такой сильной женщины. Когда она пришла в себя, так металась, рвалась к окну. Обычно в этом состоянии лежат как бревно, - медсестры и дежурные врачи еле удержали...
      И жаль ему ее было, и ненавидел он ее, эти мокрые глаза, похожие на вареные луковки, когда она с больничной койки простонала:
      - Вернулся? Я знала - не бросишь меня... Митька сказал: если отец нас бросит, пойду в бандиты.
      Дома Алексей Александрович взял своего уже долговязенького востроносого сына за руку, усадил перед собой и спросил:
      - Это правда, ты пригрозил пойти в бандиты, если я... ну, в общем уеду?
      - Правда, - дерзко ответил мальчик, глядя на него жгучими глазами Брониславы. А вот губы у него твои, Алексей. Нервные, мягкие.
      Алексей Александрович обнял костлявого мальчика и не знал, что ему сказать.
      - Давай пожарим яичницу, - предложил наконец. - Хочешь?
      - Ага, - ответил сынок, шмыгая носом, как Буратино, и приглаживая вихор.
      - Я все равно уйду, - сказал он ей недели через две, сам не понимая, зачем это говорит. Он же все ей и так высказал. Но вот повторил словно играючи, задумчиво глядя на жену.
      В эту минуту Бронислава, уже румяная, веселая, терла на зубастой терке морковь, и ее телеса, особенно ниже талии, смешно мотались вправо-влево.
      - А я тебя зарежу, - так же легко, словно бы даже весело ответила она. - Где наш немецкий... ну с зазубринами? Или ножницы большие... - Обернулась и рассмеялась, показав ослепительные дельфиньи зубы. - Всего тебя на фантики.
      5
      Среди лета Галя Савраскина неожиданно исчезла. По слухам, улетела к мужу в Киев. А кто-то говорил, что в США. Вместе с мужем?
      Из госархива как-то позвонила Шурочка Попова - Алексей Александрович, слова не сказав, повесил трубку. Не надо маленькой девчонке связываться с измученным немолодым человеком.
      Телефон затрезвонил снова - наверное, опять она, не стал поднимать трубку. Что делать? Как жить? Забыться помогала водка, вернее, лабораторный спирт, но все сильнее скулила печень.
      Нехаев, любитель пива, убедил Алексея Александровича, что пиво для печени полезно...
      - Оно об-бволакивает... ла-ласкает...
      После работы стали покупать "Сибирскую легенду". И, опьянев от пива, как от водки, Алексей Александрович подолгу бродил потом душными июльскими вечерами по улицам, по которым когда-то провожал Галю Савраскину домой.
      Броня, разумеется, видела мужа насквозь. Однажды, придя на работу, он заметил на полу, на лиловом линолеуме, несколько разбросанных фотокарточек. Что за сор? Пригнулся, всмотрелся - это же лицо Галины! Сфотографировали на улице со стороны и раз даже в упор - Галя, видимо, не заметила. И на каждом снимке пририсованы черным фломастером усы и очки.
      - Кто постарался? - сатанея, процедил сквозь зубы Алексей Александрович. Но в лаборатории еще никого не было, он пришел первым.
      Бледный, взмокший, собрал фотоснимки с пола и сунул в карман. Когда явился Нехаев, завлаб хотел было устроить допрос, но его осенило: это, конечно, жена. Или Шурочка.
      Оказалось, что они вместе, веселясь, это подстроили. О чем и поведала по телефону шепотом, с паузами, бывшая подруга Брони Эльза, которая однажды приходила к Левушкиным-Александровым в гости.
      - Увеличили, у нас в архиве своя мастерская, а потом рисовали... Бронька жестокая. Вот про меня один мальчик в газете написал положительную информацию, а она теперь ревнует, премию срезала...
      Ах, Броня! Сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая...
      И ты, Шурочка. Тоже, тоже.
      Бронислава стала вдруг лучшей подругой матери Алексея, прямо-таки стелилась перед нею.
      - Мама, я боготворю ваше поколение. Вы - поколение созидателей.
      Когда садились завтракать, рыкнула на сына:
      - Отдай бабушке хороший стул, сам сядь на табуретку!
      - Да зачем? - испуганно посмотрела на нее старуха. Чего еще задумала невестка?
      - Давай-давай, садись, мама. Вот мед, вчера купила, сама еще не пробовала... Как тебе? Ну я тебя прошу, отведай! Я не разбираюсь.
      - Да мне нельзя - пост...
      - А что можно?
      - Ничего нельзя.
      - Мамочка, нехорошо... Мед - это не мясо, не сыр, а? Ну немножечко, дорогая?
      Старуха, съежившись, краем ложечки прихватила каплю меда.
      - Хороший.
      - Так ешь, мамочка!
      Алексей Александрович изумленно смотрел на супругу. Она решила теперь через дружбу со свекровью держать его возле своего белого бедра? Надолго ли хватит тебя, бешеная? Мать и рада и не рада этой неожиданной ласке.
      Ощущение накапливаемого напряжения... Что, какое теперь слово столкнет бешеную пружину с крючка? Или Бронислава отныне уверит себя, что любит старуху, и, поскольку ни в чем не ведает меры, будет крикливо заботиться о ней, надеясь через это растопить сердце супруга?
      У Алексея Александровича все сильнее болит голова. Ничего не помогает. Словно под череп что-то попало. Решил опять напроситься на прием к психиатру Цареву. Тот мягко ответил в телефон:
      - А я уже жду вас. Приходите, дорогой коллега.
      В коридоре психдиспансера несколько женщин, переглянувшись, поздоровались с Алексеем Александровичем. Он раздраженно кивнул. Кто такие? Разговоры теперь пойдут. Ну и черт ними! Сел в кресло, закрыл глаза, хотел смиренно дождаться очереди, но кто-то, видимо, шепнул врачу - тот выглянул из-за двери и пригласил в кабинет.
      Сегодня психиатр был весел, несколько раз нагнулся и погладил белую кошечку, сидевшую под столом. Похвастался, что защитил докторскую и стал отныне как бы ровней Левушкину-Александрову.
      - Ну-с, теперь поговорим. Давайте прямо, первыми попавшимися словами, они самые верные... - Он отошел к окну и кивнул.
      И пациент, угрюмо глядя против света, вдруг рассказал о себе все начиная со студенческих времен, с его измены девушке Гале. Про свою сломанную жизнь... и про невероятный поворот в поведении жены...
      Врач помолчал.
      - Я кое о чем догадывался, конечно. Да и знал, город маленький. Что касается Брониславы Ивановны, это обычная реакция. Метание от истерики до вселенской любви... - Он подошел и сел рядом, как в кинозале, на соседний стул. - Курить будете?
      - Нет.
      - Губы горят? Помню. Надо что-то предпринять, чтобы успокоить ее. В ней накапливается страх, что вы все-таки уйдете. Накапливается решимость что-то натворить, коли раз уже была попытка...
      - Ну зачем, зачем я ей?
      Врач, разведя руками, хмыкнул:
      - Боюсь, Алексей Александрович, это ваша судьба.
      Хотелось заорать, как умеет орать Кукушкин, на весь мир! Алексей Александрович кивнул, поднялся. И уже от дверей, глядя исподлобья, спросил - и страшные слова вылетели легко, как бы даже весело:
      - Может, мне тогда самому? Уже не раз думал. Все надоело.
      Царев сделал круглые глаза. Он явно что-то упустил в беседе с пациентом. Нахмурившись, походил взад-вперед и веско молвил:
      - Не имеете права так говорить. Вы известный ученый. Вас знают и в Москве, и на Западе. О вашей "Трубе" рассказывали по НТВ. Работайте! Бывает так, что любовь уже ушла... и надо только работать.
      - Я бы работал. Но не могу. Мозг - как муравейник зимой. Понимаете?
      - Хорошее сравнение. Надо его согреть. Давайте, проведу сеансы гипноза. Только здесь необходимо ваше согласие, ваша уступчивость...
      Алексей Александрович покачал головой. Нет, он не хотел, чтобы копались в его подсознании. Он как-нибудь сам.
      - Вот все вы так, дорогие интеллигенты! Ноете, а от помощи отказываетесь. При всем современном уме - пещерные люди. Как же на Западе будете жить?
      - Я туда не собираюсь.
      - Все равно же уедете. И очень скоро.
      - Откуда вам известно? Я русский, я тут буду жить.
      - Патриот, да? - То ли злость охватила Царева, то ли обида отвернулся к окну. С минуту молчал. Деланно рассмеялся. - А вот уехали бы, взяли власть в Америке в свои руки... имею в виду науку. Кстати, там и так уже четверть наши... И случилась бы замечательная рокировка: их шпионы здесь, а наша группа влияния там. Вот тебе и конвергенция, и глобализм... и никаких войн. - Он обернулся к Алексею. - Тоже бред. И у меня бывает. Подсел к столу, выписал несколько рецептов. - Хоть вот это купите... умоляю! Укрепляет на клеточном уровне. Но если что-то начнет происходить вот мой домашний телефон.
      Когда Алексей Александрович пришел домой, Бронислава сидела в спальне в старых джинсах и тренькала на гитаре любимую песню Алексея "Сиреневый туман". А когда увидела его в дверях, еще и запела, замурлыкала. Пьяна? Зачем именно это поет? Зачем мучает?
      - Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда...
      6
      Он полетел в Санкт-Петербург на совещание по экологии, получив официальное приглашение и показав его, как бы между прочим, жене и матери. Он был рад - его давно никуда не приглашали с серьезным докладом, который обещали еще и оплатить.
      Но, когда перед началом совещания позвонил домой, мать прорыдала в трубку:
      - Сыночек, она опять..
      - Что? Что?!
      - Вены себе... в ванной...
      - Где она сейчас?
      - В больнице. Говорят, живая... - Мать завыла в трубку.
      Бедная мама! А что испытал Митя, даже трудно представить.
      - Я вылетаю, успокойся...
      И Алексей Александрович вернулся в Сибирь, так и не прочитав своего доклада, которому прочили внимание и славу. Что ж, судьба не спит, ведет железной рукой именно туда, куда не хотелось бы Алексею. Господи, за что?!
      За все.
      - Ну зачем ты, Броня? - спросил он, входя в палату.
      Жена лежала перед ним на покатой койке, бледная, будто ей сметаной намазали лицо, дышала хрипло и часто. Шевельнула запекшимися губами:
      - Я думала, бросил... Ты не бросишь меня? Нас в городе уважают... Я стану депутатом, мне обещали... Ты получишь Нобелевскую... Я верю. Вот никто из твоих друзей не верит, а я верю...
      - Перестань.
      - Хорошо. Поцелуй меня. Пока я жива.
      Он прикоснулся губами к белой щеке и вышел.
      "Она сказала насчет друзей. А остались ли они у меня? Был Митя Дураков. Был умный Роальд Разин - этот жив, где-то в Канаде... Был хитрый Славка Аруллин - тот неизвестно где, то ли в Канаде, то ли в Израиле... Впрочем, если ты уже ТАМ, какое имеет значение?
      Но я еще могу понять, когда улещивают, заманивают ученого, чьи труды дают мгновенный результат. У того же Славки - полупроводники, для "оборонки" важное приобретение... И как его выпустили? Умудрился уехать через Прибалтику, как и Белендеев. Правда, тот раньше. А Роальд - теоретик, его статьи для КГБ-ФСБ - китайская грамота.
      А что есть ценного у меня? Мой мегаязык - сегодня он никому не нужен, может быть, о нем вспомнят лет через сорок. "Труба очищения" нужна ВСЕМ, то есть никому...
      Мои монографии? Есть пара неплохих мыслей, но все это в прошлом..."
      Алексей Александрович стоял возле Института биофизики, глядя на железную каракатицу на постаменте, злополучный памятник электромагнитной волне. С ним кто-то здоровался, он отвечал. Нет друзей. Ученые помоложе это другое поколение, а постарше... Вон Кунцев - совершенно пустой человек, в прошлые годы ему бы не светило и звание членкора, а нынче, когда многие гении уехали, он тут царит...
      Алексей Александрович подмигнул сверкающей загогулине на постаменте. Зря тут стоишь. Науку в России пора закрывать. Как дверь в пустое пространство.
      Повернулся и пошел прочь, чтобы исполнить новый ритуал - постоять под окнами бывшей квартиры Галины Савраскиной...
      7
      Боже, что это? На ее этаже, в ее окне - отодвинуты шторы. И за стеклом зыбкое - как из-под воды - лицо. Он кивнул... и застыл, думая, не сошел ли уже с ума...
      И услышал слабый оклик:
      - Алексей Сандрыч... - У подъезда стояла темноликая женщина, махала рукой. Что ей надо? Алексей недоуменно приблизился. Кажется, азербайджанка или узбечка. Золотозубая.
      - Здравствуйте, - проговорила она с небольшим акцентом. - Я теперь здесь живу. Меня попросила Галина Игнатьевна, если будете звонить или зайдете, передать, что она с сестрами уехала в Америку, ее там устроил на работу Баландин... или как его?
      - Белендеев? - изумленно спросил Алексей.
      - Да, кажется. Говорит, если будете в Америке, заезжайте в гости. А пока, если будет желание, напишите ей. - Женщина протянула почтовый конверт, надписанный, с марками для дальних стран.
      Милая Галя. Милая, одинокая Галя. Тебя что же, Белендеев купил? Или как приманку для меня увез в свою страну? Но не слишком ли высоко себя ценишь, Левушкин-Александров? Поди, Белендеев уже отступился от тебя... Нет, все сделано вполне весело и цинично. Мишка абсолютно уверен, что хотя бы раз да залетит Алексей Александрович в его сети.
      И что теперь делать? Что?!
      "Надо ему позвонить!" - Он лихорадочно рылся дома в ящике стола. Где-то была визитная карточка Майкла Белендеева, да и телефоны его отдельно Алексей в блокнотик записывал... Но как корова языком слизнула и блокнотик, и гладкую визитку.
      И вдруг, поймав в открытой двери жуткий вороватый взгляд Брониславы, Алексей понял: она, она выкрала. Но не проблема попросить координаты Мишки-Солнца у коллег.
      Он заторопился в институт.
      Не слишком хотелось разговаривать с сияющим, как пластмассовый робот, Кунцевым, но все же пересилил себя - ступил в приемную.
      - Мне бы к шефу...
      - Сейчас узнаю, - ответила девица с надменной мордашкой. Ушла и вернулась. - Просит извинить, он сейчас занят. У него гость из Сибирского отделения РАН. Просил узнать, по какому вопросу.
      Тяжелым взглядом оглядев эту пичужку с кривыми ногами, зачем-то напялившую джинсы, Алексей спросил:
      - Мне бы телефоны и э-мейл Белендеева.
      - Михаила Ефимыча? Сейчас узнаю. - Опять ушла и быстро вернулась. Шеф говорит, что лично он поссорился с господином Белендеевым и у него нет никаких его координат.
      Что за бред она несет? Они же с Мишкой вместе давали интервью телеканалу "Виктория". Кунцев его провожал в аэропорт... Что это? Нежелание пускать к новой кормушке конкурентов?
      Кивнув, Алексей понесся в Институт физики, к Марьясову. Конечно, неловко к нему обращаться - до сих пор не отданы десять тысяч долларов. Правда, Юрий Юрьевич при встречах небрежно машет рукой: мол, потом, как-нибудь, все это мелочи... И все равно неловко...
      Секретарши на месте не оказалось, и Алексей Александрович, злясь на свою вечную нерешительность, заставил себя сунуться в кабинет Марьясова:
      - Можно?
      Академик говорил по телефону. Увидев вошедшего, изобразил улыбку и кивнул на стул.
      - Да, договора с заводами этими... конечно, рубль им цена... Утром созвонимся. - И, положив трубку, снова заулыбавшись, впился взглядом синих детских глаз в молодого профессора. - Что-нибудь случилось?
      - Извините, Юрий Юрьевич, я потерял координаты Миши Белендеева. Он просил звонить, а я вот...
      - Миши? Всего-то? - И, задумавшись на секунду, предложил: - А давай прямо от меня, только недолго. - Он глянул на часы и набрал номер. Небось, уже проснулся... он рано встает...
      Через минуту ожидания вдруг просиял улыбкой юноши и, что-то пробормотав, протянул трубку Алексею Александровичу.
      - Вас слушают через все океаны, - услышал Алексей тихий и вкрадчивый голос Мишки. - Таня, ты? Вера, ты? - Он залился смехом. - Нет, нет, не говорите! Это, конечно, Левушкин-Александров!.. Ты когда к нам соберешься? Галя у меня, девчонки ее поступили в коттедж... или как правильно - в колледж? - и снова зажурчал смех. - Галя часто смотрит печально в окно... У тебя есть деньги? Нет, не так - у тебя есть валютный счет? Нет, не так - у тебя есть просто счет, сберкнижка?
      Противно почему-то было это слушать, и Алексей Александрович неприязненно ответил:
      - Ничего у меня нет. И от тебя ничего не нужно. Но, может, и приеду. Из Лондона или Торонто. Меня приглашали. Вот рассчитаюсь тут... - Он передал трубку Марьясову и пошел домой.
      8
      И тут словно прорвало. Сначала позвонили с алюминиевого завода:
      - В виде эксперимента не вернетесь ли с вашими сотрудниками к фильтру, о котором писали семь лет назад? На рабочую группу выделим хорошие деньги, полмиллиона. - Было ясно, что дирекции завода надоело платить штрафы за нарушение экологической обстановки в городе.
      "Полмиллиона рублей - на группу как минимум в три человека, минус налоги... по сто пятьдесят тысяч. Едва хватит на билет в одну сторону... Да и работа непростая - придется на завод ездить... И в научном смысле ничего нового. Пусть мои ребята заработают".
      Алексей Александрович решил поручить это дело Нехаеву, а в подручные посоветовал взять из лаборатории БИОС Бориса Егорова и двух своих аспирантов - Таню Камаеву и Генриха Вебера...
      Потом позвонил шеф, академик Кунцев.
      - Коллега, а не решить ли нам прикладную задачку? - Академик сделал интригующую паузу. - Вот и в нашем городе начинают сивилизованную жизнь все пластмассовые бутылки сносят в контейнеры. Надо бы разработать дешевый метод превращения их во что-нибудь путное, но с условием, чтобы в атмосферу не уходили кансерогенные вещества. Не возьметесь? Обещаю премию губернатора.
      Нет чудес. Из этих бутылок можно сварить только бутылки. Лучше бы вложили деньги в создание быстро разрушаемых полимеров. Есть же лаборатория, которая над этим бьется, в вашем же институте, господин Кунцев! Понимаю, много мороки, а если не получится - позор. А не позор ли изображать деятельность? Но Алексей Александрович не стал так отвечать Кунцеву. Он уже научился говорить с этими людьми:
      - Хорошо, я непременно подумаю.
      И вдруг еще звонок, причем явно нерусский голос:
      - Товарищ госпотин Левушкин-Алексантроф?
      - Слушаю.
      - Здравствуйте. Вас песпокоит перевотчик товарища Линь, Экспортно-импортная компания из Пекина. Ми не могли бы встретиться для делового разговора?
      - Почему же нет?
      - Ми в гостинице "Сибирь", номер три-ноль-один.
      Алексей Александрович решил поехать. Громадный Китай влияет на рынки всего мира. И если его представители хотят с ним встретиться, верно, не о кедах для ученых Академгородка пойдет разговор.
      Номер 301-й оказался двухкомнатным обшарпанным "люксом", состоящим из спальни и небольшой комнаты, вмещающей стол, тумбочку с телевизором, диванчик и стул. На стене - эстамп "Куропатки на снегу" сибирского художника В.Мешкова.
      С дивана поднялись два человека - один круглолицый, плотненький, типичный китаец в мешковатой одежде, другой - повыше ростом, носатый, с рябинками на щеках, более похож на казаха или уйгура.
      - Я переводчик Сергей, - представился высокий. - А это товарищ Линь.
      Со взаимными улыбками русский ученый и товарищ Линь пожали друг другу руки, а затем Алексей Александрович поздоровался и с переводчиком. Наверное, в такой последовательности нужно.
      На низком полированном, но в царапинах столике лежало несколько тонких книжечек в бумажной обложке, разложенных полукругом, как игральные карты, русские репринтные издания Академии наук СССР, в том числе и очень знакомое - "Электризация спутников" Н.Маркова, журналиста, много писавшего в прежние годы о сибирских "механиках", работавших на космос. Алексею Александровичу стало жарко и весело - значит, вот чем заинтересовались, уже у китайцев в руках эти материалы, а его за границу не пустили...
      - Знакомые книжки, - кивнул он. - Читаете?
      Сергей что-то сказал своему начальнику. Тот обрадовался, закивал, пододвигая скромные серые книжечки гостю. Тянуть резину не было смысла. Как выяснилось из разговора, гости представляли Экспортно-импортную компанию по точному машиностроению, которая как раз отвечает за космическую технику, и они приехали к товарищу-господину Левушкину-Александрову с предложением китайской стороны создать в Китае стенд по испытанию геостационарных спутников связи, нет, нет, отнюдь не шпионских, а для телевидения и телефонии. Имеется в виду прежде всего, конечно же, борьба с помехами.
      Товарищ Линь открыл красивый кожаный кейс, вытащил несколько бумажек в целлофановом пакете с пуговками, зачем-то глянул в окно, улыбнулся и, встав к нему спиной, подал русскому ученому.
      Это было приглашение в Пекин для работы и заключения контракта, с обещанием оплаты поездки. Увидев на лице ученого некое замешательство, Сергей торопливо сказал, что ЭИ-компания уже направила в официальные местные инстанции письмо с просьбой разрешить товарищу Левушкину-Александрову посетить Китай.