Полураспад

      Промычав что-то, Кукушкин убежал. В проходе зашушукались новые люди. Тетя Тося не пускала кого-то, потом буркнула:
      - Только быстро!
      Заглянула секретарша Марьясова:
      - Мальчики, который тут Гуртовой?
      Внезапно побледнев, Иван осторожно поднялся.
      - Вас Юрий Юрьевич просит зайти.
      - А-а! - Иван передал авторучку Жене. - Я сейчас. Наверняка это касается... - Не договорив, ушел вслед за девицей.
      Анна Константиновна Муравьева и Ваня Гуртовой молча сидели перед Марьясовым.
      Тот сухо известил их, что к нему приходил майор ФСБ (если не рассказать, все равно узнают) и что дела Левушкина-Александрова плохи.
      На письмо новосибирцев пока нет никакого ответа - ни от Президента России, ни от руководства ФСБ. Насколько известно ему, Марьясову, аналогичное письмо по собственной инициативе написали шестеро членов РАН из Томска, а также, в ответ на официальный запрос из областного управления ФСБ, знаменитые "механики" из того самого закрытого города, где конструируют спутники. Десять лет назад именно с ними работал в контакте Левушкин-Александров, как, впрочем, в контакте и с новосибирцами. Ах, как бы найти академика Соболева! Он теперь на Западе, в ранге посла, уважаемый в правительственных кругах человек. Если бы он вмешался... Но где искать? В Швейцарии, Америке?
      Кстати, только что звонили из Москвы, из Академии наук. Американское физическое общество обратилось опять-таки к Президенту России и в Президиум Академии с просьбой произвести независимое расследование по делу сибирского ученого. Американцы пишут, что аналогичные работы ведутся во всех развитых странах мира...
      - Ну и что делать? - рассказав все это, тихо спросил Марьясов у Анны Константиновны и почему-то довольно неприязненно посмотрел на Ивана. - Вы там с шумом и криками третий день что-то сочиняете. Я не могу запретить, если будет польза - пишите... Но вы уверены, что поможет? Не лучше ли найти хорошего адвоката и объяснить ему все на пальцах? - Он снова перевел взгляд на Анну Константиновну. - Впрочем, вы это сумели бы сделать лучше, я забыл, что Ваня не физик...
      Муравьева спросила:
      - А какую позицию занимает Кунцев? Ведь Алексей Александрович ныне его сотрудник, и от его позиции...
      Марьясов странно улыбнулся:
      - Иван Иосифович в больнице третий день... Так сказать, на профилактике. - И снова неприязненно покосился на Гуртового. - Нужен молодой адвокат. Цепкий, умный. Деньги мы найдем. Но его должны нанять вы! Молодежь! Ведь он ваш руководитель, черт возьми! Поняли?
      Иван поднялся и одернул пиджачок. Он то бледнел, то краснел.
      - Я пойду... Мы... мы сделаем все возможное.
      Когда молодой ученый ушел, Марьясов процедил:
      - Когда так говорят, ничего не делают. Анна Константиновна, ищите юриста. Мне нельзя. Говорю честно. - И он шлепнул ладонью по медной шее, которая, как и лицо, была вся в морщинах, как у моржа.
      Анна Константиновна прекрасно понимала: у директора сложнейшее положение. Многие знали: Марьясов в защиту Алексея Александровича письмо академиков не подписал, но на запрос ФСБ еще месяц назад отправил заключение, что в действиях бывшего сотрудника Института физики никакого криминала нет. Но почему же органы ФСБ так круто завернули гайки в деле Левушкина-Александрова? Что-то новое выяснилось? Или из упрямства? И что это за два академических института, которые дали убийственные заключения?
      17
      Алексей Александрович лежал с закрытыми глазами. Он был истерзан сомнениями и страхами, от которых никуда не денешься... Шутки шутками, а могут и упечь лет на двадцать. Его не допрашивали уже неделю. Правда, две ночи опять катали в автозаке, измучив до предела.
      От жены принесли передачу: сигареты россыпью (здесь только так!), красные яблоки апорт и сухари в прозрачном пакете. В записке, которая была приложена (не изъяли!), Бронислава писала: "Мы с мамой не верим в наветы, мы надеемся: скоро справедливость восторжествует, среди работников ФСБ есть честные люди". Наверное, последние слова и спасли записку.
      Молодые люди в камере относились к Алексею Александровичу хорошо. Он раздал им яблоки, они угостили его коньяком (и где взяли?!). Все они ожидали скорого суда, но, кажется, не особенно тряслись. У коммерсантов и адвокаты умные, да и статьи УК, по которым их зацепили, зыбкие. Единственное, что огорчило всех: вдруг перестал показывать телевизор. Шла сплошная рябь. Неужто из-за шума, который подняли журналисты вокруг дела о "китайском шпионе", теперь всем страдать? Один из соседей по нарам (на его босых ногах синей тушью выколоты цепи, а спит он, привычно положив руки поверх одеяла) прозрачно попенял Алексею Александровичу:
      - Без тебя было веселей.
      На что, правда, внимательно глянув на него, некий амбал с золотой цепью на шее, которую он, выходя на прогулку, забирал в рот, буркнул:
      - Тебе скучно, лапоть?
      - Нет, ничего! - сразу замельтешил исколотый. - Там бабы иногда голые ходят.
      - Я тебе картинку подарю. "Неизвестную" Крамского видел? Так вот, она, только голая, сидит в тарантасе. Парни на компьютере сделали.
      Что же касается новостей, то они все равно доходили - через адвокатов, от конвоиров, из газет, которые тайком все-таки попадали в камеру. Здесь мигом все узнали и про обращение американцев, и о мнении "механиков" из тайги, и о том, что студенты университета - около семисот человек пикетируют подъезды и выезды из Академгородка с требованием, чтобы местные ученые высказали свое мнение.
      Наконец, Алексею Александровичу сделали царский подарок - вручили целое полено свернутых туго городских и областных газет. На первых полосах поверху шли жирные заголовки:
      "СВОБОДУ РУССКОМУ УЧЕНОМУ!"
      "ШПИОНЫ"XXI ВЕКА".
      "ПРЕЗИДЕНТ РОССИИ И КИТАЙСКИЙ ВОЖДЬ ПОДПИСЫВАЮТ ДОГОВОР О СОВМЕСТНЫХ РАБОТАХ В КОСМОСЕ, А МЕСТНЫЕ ГОРЕ-ЧЕКИСТЫ ХОТЯТ БЫТЬ ПРАВОВЕРНЕЕ ПАПЫ!"
      Все-таки впечатляет. Лет десять назад и помыслить о таких публикациях было нельзя.
      - Держи хвост пистолетом! - сказал амбал с золотой цепью. - Когда такая слава, прибить не посмеют.
      - Какая слава... - скривился Алексей Александрович.
      - А как же не слава? Послушай. - Амбал кивнул в сторону темного окна.
      И надо же, откуда-то издали, с улиц донесся звериный рев:
      - Свято-ого запря-ятали в гро-об!.. Вы, свободы, гения и славы палачи!.. Александрыч, держись!
      Господи, Кукушкин! Зря он, еще арестуют.
      - Проведи-ите меня-я. Проведи-ите меня к нему... Я хочу ви-идеть этого человека...
      - Есенина читает, - растерянно пробормотал профессор.
      - Знаем! - коротко отозвался "с цепями на ногах", в украинской расшитой рубашке. Глянув на дверь, громко запел:
      - Счастлив я, что цаловал я женщин,
      Мял цветы, валялся на траве
      И звер-рье, как братьев наших меньших,
      Никогда не бил по голове...
      Алексей Александрович прежде не особенно любил стихи Есенина, они ему казались сусальными, слишком раскрашенными. Но строчки: "Оттого и дороги мне люди, что живут со мною на земле..." - здесь, в тюрьме, раскрылись вдруг иначе. А ведь, в самом деле, там, куда мы уйдем, не цветут чащи, "не звенит лебяжьей шеей рожь". Вот и дороги все, кто рядом с тобой еще жив.
      Все те, с кем он сидит в камере, в кого круглые сутки уставлен невидимый чужой глаз, для кого из железной двери три раза в сутки с лязгом отпадает столик, как скатерть-самобранка, и кому из коридора подают хлеб, кашу, в огромном чайнике кипяток, хотя у соседа с золотой цепью имеется свой кипятильник, - каким-то образом разрешили... Но дороги не только те, кто с тобой рядом в СИЗО.
      "Почему же я так мало обнимал сына, не говорил с ним о вещах более серьезных, чем мотороллер или кожаная куртка? О вечности, о хаосе, о живом веществе? О любви, да, почему нет? О девушках, о поэзии, рыцарском кодексе чести, о жертвенности? И почему так мало общался с матушкой? И даже с Брониславой... Ведь и ее, культурно неотесанную, но сильную, страстную, можно хоть как-то было образовать, чтобы она не вызывала недоумение у окружающих... Дело даже не в том, что она, как говорится, бросает некую тень на меня... Случаются же минуты раскаяния у нее после очередного идиотского поступка, значит, идет внутри ее души борьба. И даже если ты любишь Савраскину, что же, у тебя настолько узка душа, что не можешь по-человечески вести себя с Брониславой? Постель - это еще не близость... Особенно пьяная постель... Скотный двор... Когда ты в последний раз с ней на концерт симфонического оркестра ходил? А у нее, между прочим, неплохой слух. Прокрутив упрямо раза три дома Патетическую симфонию Чайковского, готовясь к походу в филармонию, она после концерта вполне точно отметила, что скрипки во вступлении сфальшивили...
      А ученики твои? Ваня Гуртовой, который восхитил тебя еще во времена своей учебы в университете, - молчун, предельно скромный мальчик. А вот спросишь - поднимется, одернет пиджачок (или что-то вроде френча он тогда носил) и негромко объяснит наилучшее решение задачи... А Женя Коровин, бородатый выпивоха, холостяк, пропахший плесенью, как старый гриб?.. Молчит-молчит, пыхтит-пыхтит и вдруг такую потрясающую мысль выскажет... А Живило Артем мастер на все руки. Мгновенно соображает, красив, не без самоуверенности, конечно... Давно ли ты с ним говорил? А ведь когда он был твоим аспирантом, как вы грандиозно фантазировали о вариантах зарождения жизни в космосе...
      А Генрих Вебер, нынешний аспирант? Хоть и железных немецких кровей, но как долго он не мог объясниться с Таней Камаевой. Ты их свел на пикнике, который организовал Артем на берегу Маны. Заметил, как Генрих смотрит на Таню, соединил их руки возле костра и попросил, глядя в огонь, сказать мысленно: "Мы навсегда вместе". И он тебе навек благодарен. Может быть, только того не подозревает, почему столь настойчиво ты принял участие в их судьбе. Да потому, что помнил о своей беде студенческих времен...
      А девочка с пятого курса, похожая на Галю Савраскину?.. Когда ты рассказываешь особенно интересный материал (например, об опытах японцев с перепелами в космосе: родившийся в невесомости перепеленок не может научиться летать! А мама там летает!), то неотрывно смотришь на нее, и она смотрит с восхищением на тебя... Ты хоть спросил как-нибудь, как она живет, в каких условиях, какие у нее мечты?
      А Кукушкин, громогласный Илья? У него бледная, худенькая жена, детей нет... Она, кажется, работает в библиотеке, а для него Институт биофизики, лаборатория Левушкина-Александрова - единственный свет в окошке. Когда ты с ним о ЕГО жизни говорил?
      Что за небожитель, в тридцать семь лет с пепельным лицом одевшийся в тогу? Если у тебя уже перестали рождаться новые яркие идеи, если перегорел, так молодым помогай придумывать! Расти сына! Боже мой, теперь я понимаю, почему меня всегда трогала прощальная ария художника в опере "Тоска", когда он поет что-то вроде "и никогда я так не жаждал жизни..." Стоило попасть в тюрьму - и ты тоже вдруг оценил красоту и жар жизни. Господи, выйти бы отсюда!"
      - Алексей Александрович! А, Александрович?
      - Да-да?
      - Рассказал бы что-нибудь. Вот в Китае был, как они? - это спрашивает певец с цепями на ногах. - Лучше нас живут?
      - Поднимаются, - ответил Алексей Александрович. - Как дрожжи на сахаромицетах...
      Скорее всего собеседник не знает, что такое сахаромицеты, но мысль понял.
      - И ведь маленькие такие, а смотри ты! - И вдруг мужичок заржал. - А знаешь, как по-китайски Дон Жуан?
      - Нет, - ответил ученый. - Разве не Дон Жуан?
      - Бляо Дун! - выпалил тот.
      Алексей Александрович изобразил улыбку, чтобы не обижать человека. Он это слышал раз сто.
      - Но, между прочим, - начал он всерьез рассказывать, обхватив кулаком нос, - многие имена великих людей на иных языках, в иных культурах звучат иначе. Например, помните, был Авиценна?
      - Конечно, - ответили два-три голоса. - Врач.
      - На самом деле его звали Абу али Сина. Так же и Конфуций, если точно воспроизвести... - Он рассказывал им очевидные вещи, но, видимо, достаточно интересные для них, и только сейчас обратил внимание: за спинами молодых людей поодаль, под окном, сидит, поджав по-турецки ноги, скуластый мужчина лет тридцати - то ли татарин, то ли бурят. И, слушая профессора, время от времени хмуро кивает. Наверное, в рассказах Алексея Александровича для него ничего нового нет.
      Один раз даже поправил негромко:
      - Насколько я помню, не Альберт - Анри Бейль?
      - Да, да, - покраснев, согласился Алексей Александрович. Он оговорился, называя подлинное имя писателя Стендаля, потому что думал совсем об иных вещах - вспоминал, как проводили обыск у него дома и как мать на все это смотрела. - Вы правы.
      Скуластый молчун махнул рукой: мол, мелочи, ерунда. А во время обеда, когда они мягкими алюминиевыми ложками выгребали кашу из плошек, пробурчал:
      - Я вот подумал: когда все обойдется, вам надо уехать ко мне.
      - Это куда? - спросил Алексей Александрович, удивившись спокойной вере нового товарища в то, что они оба выйдут из тюрьмы.
      - Это север нашей области, река Кандара. Там мой рудник. Фамилия моя Катраев. Эмиль Васильевич. К сожалению, золото в основном осталось только сульфидное. Но есть же метод обогащения бактериями?
      - Конечно, конечно! - закивал Левушкин-Александров. - Но для этого надо строить целую линию! Это же при высоких температурах и давлении делается, с подкормкой... Опять же бактерии эти живут в серной кислоте, значит, нужна химзащита...
      - Это я все знаю, - сказал хозяин рудника. - У меня был главный инженер, его убили. Не успели мы. А деньги есть, купим линию.
      "Но за что же вы сюда попали?" - подумал Алексей Александрович, не решаясь спросить.
      И Эмиль Васильевич, как бы отвечая на его невысказанный вопрос, рассказал, что его заподозрили в убийстве собственного сотрудника, упомянутого инженера, с которым они вместе начинали дело.
      - Разумеется, милиция понимает: при любых резонах мне не было смысла убивать друга и компаньона, тем более что я неплохой организатор, но никакой ученый. Я теперь без него как слепой. Старыми методами вымывать это два-три граммах на тонну... - Он вынул из кармана бумажную салфетку и вытер ложку - Наверняка это конкуренты на меня стукнули. Один раз уже сажали. Но я не сломаюсь. Я через верного человека письмо переслал мэру Москвы... Мы дружим... Он знает, что я честен... Еще немного, еще чуть-чуть. Так что, если поможете мне, я дам денег на вашу "Трубу" и на что хотите. Но для этого вам придется минимум год у меня на руднике поработать с наладкой линии. Как?
      - Я подумаю, - ответил Левушкин-Александров, снова втайне радуясь спокойной уверенности нового знакомца в том, что их освободят. "Но, если освободят, я, наверное, просто уеду к чертовой матери - в Америку или Англию!" Однако этого он Катраеву не сказал. Присев на его кровать, хотел было поговорить с ним подробнее о методах обогащения бедных руд, но дверь в камеру с лязгом отворилась и появившийся надзиратель буркнул:
      - Профессора требуют.
      18
      Два молодых человека в штатском повели его по длинному, хорошо освещенному коридору нового корпуса, затем - через железные двери с часовыми - вверх по ступенькам, и далее снова по коридору, и снова через железные двери. Наконец, начался свежий линолеум - не бетон под ногами, стены зеленой масляной краской покрашены, а вот и деревянная, совершенно не тюремная дверь. Ее открывают - и узник входит в кабинет.
      Значит, у них и в СИЗО есть помещение для допросов? Зачем же возили по городу, мучили? Или для того и мучили, чтобы сломался?
      Сегодня допрос ведет лейтенант Кутяев. Господи, как такому заморышу дело доверили? Садится важно за стол, кивает:
      - Алексей Александрович, я хочу с вами поговорить тет-а-тет...
      Профессор насторожился:
      - Зачем?! Тет-а-тет - значит просто трепать языком. Нет, прошу все протоколировать. Просто лялякам не верю. И сам ни слова не скажу, пока не будет допрос фиксироваться. Вам еще придется отвечать, и протоколы допроса пригодятся.
      Лейтенант подергал усиками и нажал кнопку сбоку стола. Вошла девица, он кивнул ей на компьютер - дескать, работай.
      - Вопросы такие, - наконец произнес Кутяев, кусая губки и обнажая заячьи зубы. - На них вы все-таки должны ответить, господин Левушкин-Александров. Чтобы восстановить объективную картину вашей поездки. Вы же в этом заинтересованы?
      - Молодой человек, - пробормотал Алексей Александрович, - чтобы понять, чем я занимался в КНР, почитайте журнал "ЖЭТФ" номер три за девяносто четвертый год... или хотя бы элементарный учебник физики.
      - А мне это не нужно, - вдруг обиделся Кутяев. - Я, Алексей Александрович, по образованию тоже физик. Не помните по универсу?
      - Минуту! - Левушкин-Александров поднял палец. - Не ставил ли я вам двойку по электродинамике?
      - А вот и нет, вы не у нас преподавали, я из группы два-семнадцать. Хотели подвести базу мести с моей стороны? Нет. Более того... - Кутяев, обретя уверенность, поиграл бровками, как певец Каррерас перед исполнением песни "Katarin". - Более того, считаю вас одним из самых талантливых русских ученых. И это трагедия, что вы вынуждены подрабатывать на стороне.
      - Что вы говорите! Но я не подрабатывал - я работал. И деньги переведены на счет официального учреждения. А так как они лишь малой частью попадут в мою лабораторию, я, стало быть, хотел помочь всей российской науке. Это я, разумеется, говорю в принципе, там лишь начиналась работа, главные деньги еще не пришли, а могли попасть действительно в мою лабораторию, но не в Зеленую, которую разграбили, а в ту, которая в Институте биофизики...
      - Красиво звучит, - прервал его Кутяев. - А как же тысяча долларов в конверте?
      - Опять про эту тысячу?! Да сдайте вы химреактивы в магазин и, я думаю, вернете эти деньги! Если не хватит, я доплачу. - Алексей Александрович раздраженно добавил: - И вообще я думал - в том конверте визитки коллег, памятные открытки... Там не было открыток? Может, полтора месяца назад вы их прибрали? С драконами, змеями...
      Хлюпик с иронической улыбкой помолчал и назидательно произнес:
      - Алексей Александрович, не надо! Совершенно ясно, вы знали, что там деньги, и эти деньги вручены вам как эксклюзивная плата за продажу государственной тайны ученым КНР.
      - Что-то маловато за тайну - тысяча... Значит, тайна не велика.
      - Но вы согласны, что тайна есть?
      - Нет, так как лично я никаких денег не получал.
      - Да?
      - А то, что потом выяснилось... Может, вы их туда сунули?
      "Напрасно я начинаю новый виток тумана. Он может спросить: а если деньги в конверте оказались случайно, если я их не ожидал увидеть, почему не вернул? А кому? И так, и этак - получается некрасиво..."
      - Даже странно, такой умный человек говорит такие нелепости. А ноутбук... вы что, везли его, полагая, что это том Дэн Сяопина?
      - Нет, я видел, что это ноутбук. Хороший. Но в нашем законодательстве нет статьи, обязывающей немедленно сдавать все подарки вам.
      Лейтенант Кутяев задергал усиками:
      - Вас никто не обязывает... я не говорил...
      - Тогда чего же вы мне тут кишечной палочкой в мозги лезете?! Сегодня, я думаю, ни один русский ученый, да еще руководитель лаборатории, не откажется от того, чтобы привезти домой для работы такую машинку! - И язвительно добавил: - Понимаю, она и вам нужна...
      - Ее вам вернут... если решит суд!
      - О-о! Наш самый справедливый, он же закрытый суд решит - с конфискацией имущества, так?! Стало быть, с конфискацией квартиры, на которую отец и мать пахали всю жизнь, трех костюмов... Жаль, они будут вам великоваты... Но еще подрастете немного, станете майором, пузо появится, каблуки приколотите...
      - Что вы тут мелете, подследственный Левушкин-Александров? - взъярился следователь, вскакивая из-за стола. - Да знаете ли вы, что за неуважение к органам следствия...
      - Стоп! Кого уважать? Вас?! - поднялся и подследственный. - За что?! Вы прихватили "жесткий диск", лишили мою лабораторию базы данных, мои сотрудники сидят без работы... А вон фирмы-однодневки, которые успевают прокрутить миллионы долларов и исчезают, их-то что же вы не ловите?! Не по зубам рыбка? А если я, как вы считали, владею государственной тайной, зачем же выпустили меня в Китай? Зачем? Ваш мерин с желтыми зубами до того уже вызывал меня, предлагал подписаться под какой-то бумажкой, грозил! Почему же выпустил?!
      Лейтенант зашипел:
      - Прекратить порочить органы! Мы сорок раз думаем, прежде чем...
      - Вы не умете думать! И вообще... - Алексей Александрович вдруг побледнел, как бумага. - Пошли вы на хер! - И, чувствуя, как лицо стягивается от холода, закричал фальцетом, оборачиваясь к стенографистке: Какого-то двоечника подсунули!.. Вот истинные враги наши - двоечники, облаченные властью!.. Пошел вон, это моя Родина! Мои изобретения принесли ей два миллиарда прибыли, горшок с ручкой!
      Ошарашенный сотрудник ФСБ поднял и бросил трубку, нажал на кнопку появились конвоиры, Алексей Александрович встал и сам быстро пошел прочь, забросив руки за спину.
      Идиоты! И, не умея сдержаться, продолжал выкрикивать уже в коридоре авось, услышат:
      - Зачем же выпускали, прекрасно зная, для чего приглашен в Китай?! Значит, ждали тут, потирая руки, готовились начать беспрецедентное дело о шпионаже! Это как называется? Провокация? Но, выходит, если я там что-то не то сделал, вы, вы виноваты! Не надо было выпускать! Скучно вам, вот и выпустили! Теперь есть возможность изобразить бурную деятельность!..
      В ответ со всех сторон было молчание. Конвоиры не одернули профессора - не их это дело. Не убегает же. Да и вряд ли кто его слушал. Или нет, наоборот, вряд ли его не слушали? В слишком серьезную игру вбухались. Вот пусть и подумают на досуге. А он спать ляжет. Только вот правый висок ноет, там словно шарик какой-то бегает...
      19
      В лабораторию к Муравьевой в обеденный перерыв пришла Бронислава сама по телефону напросилась на встречу, хотя понимала - ее здесь не любят. Но беда соединяет людей.
      У Муравьевой уже сидела, заваривая кофе на старой электроплитке, ее подруга - Елена Золотова.
      - Проходите, Броня, - мягко сказала Анна Константиновна. - Ничего, что я так? Все же постарше вас.
      - Да конечно же, - с надеждой глядя на нее глубокими глазками, ответила гостья. Прошла и опустилась на продавленный диван. Она была одета сегодня более чем скромно - в серый сарафан по случаю жары, и никаких украшений - ни в ушах, ни на шее, только на безымянном пальце серебряное кольцо.
      Впрочем, и дамы-физички среди рабочего дня не выделялись нарисованной или надетой красотой, лишь у Золотовой мерцал на руке черненый серебряный браслет да на груди Анны Константиновны, как всегда, поверх крестика тускло сияли камни янтаря.
      - Давайте, Броня, пейте... Вид у вас... - Анна Константиновна подала ей чашку кофе. - Ничего, все будет хорошо. Кстати, вы знакомы? Ленуся, как ты поняла, это жена Алексея...
      - А я ее знаю, - негромко сказала Бронислава. - Здравствуйте.
      Муравьева включила приемничек на подоконнике, обмотанный изолентой, и под развязный говорок "Эха Москвы" спросила:
      - Я так поняла, Броня, что нашли адвоката? Кто он?
      Бронислава рассказала, что этот молодой парень сам ей позвонил, вызвался быть адвокатом Левушкина-Александрова. Пояснил, что на большой гонорар не рассчитывает, ему интересно поработать над серьезным делом. Его зовут Евгений Яковлевич Чуев. Окончил Иркутский университет, юрфак.
      Анна Константиновна покачала головой.
      - Или хороший парень, или подстава, - отозвалась хрипло Елена, закуривая. - Позвонить бы в Иркутск... Да и самим посмотреть на него.
      - Я попрошу прийти. Когда?
      - Да хоть завтра, - предложила Анна Константиновна. - С другой стороны, адвокатов может быть несколько. Пока не нашли какого-нибудь аса, пусть хоть этот навестит Алексея. Ведь не пускают?
      - Не пускают, - Бронислава зашмыгала носом. - Говорят, через контакты может повлиять на следствие.
      Сейчас муж не узнал бы ее - она сидела, опустив плечи, бледная, исхудалая. Каждый вечер выстаивает по два-три часа возле СИЗО - по закону передача разрешается раз в месяц, уже второй пошел, а не берут!..
      - Теперь вот что. - Муравьева достала из стола листки бумаги. - Мы тут, Бронислава Ивановна, физики и биофизики, сочинили кое-что. Завтра выйдет в "Сибирском комсомольце". Этот экземпляр отдайте вашему Чуеву, здесь все довольно подробно и понятно...
      Бронислава впилась глазами в текст: "Разъяснение физиков НИИ физики СО РАН по делу Левушкина-Александрова".
      Вначале шли строки о том, что ничего секретного в работе арестованного профессора давно нет, по этой проблематике существует много открытых публикаций, в том числе и самого Левушкина-Александрова - с описанием злополучного стенда.
      Далее ученые писали: "Действия ФСБ идут в разрез с официальной политикой государства в отношении Китая. Подписанный этим летом договор о дружбе наших государств имеет раздел, посвященный совместным исследованиям космоса. Казалось бы, контракт, который выполнялся Левушкиным-Александровым, должен получить всяческую поддержку. Но очевидная геополитическая задача России - освоение гигантского китайского рынка высоких технологий - этим уголовным делом торпедирована. Нам уже известны случаи отказа вступать в переговоры по передаче научных разработок как со стороны Китая, так и с российской стороны. Фактически контракт сорван, и Институт физики теперь должен возвращать деньги и выплачивать неустойку.
      Учитывая все это, а также состояние здоровья А. А. Левушкина-Александрова, ходатайствуем об изменении меры пресечения. Мы также присоединяемся к письму ведущих физиков, академиков РАН из Новосибирска, которые требуют проведения независимой экспертизы с привлечением специалистов из Российского аэрокосмического агентства".
      - И вот еще письмо из закрытого города, - машинально оглянувшись на дверь, продолжила Анна Константиновна, - где конструируют эти спутники. Пишет друг Бузукина, он там работает...
      "Ошибка Алексея и его бывшего руководителя Соболева в том, что в свое время со свойственным многим из нас пренебрежением они не озаботились снять гриф с работ по данной тематике в части рабочей группы, приданной от университета. Это дало возможность органам ФСБ на формальном основании начать процесс. А по сути мы считаем: все обвинения - чушь и несусветная глупость. При таком подходе можно пересажать всю нашу контору от Генерального конструктора до последнего слесаря, так как наша организация, как известно, сделала и отдала иностранному заказчику (EUTELSAT) свой лучший спутник связи! И правительство, которое подключило нас к международным проектам, тоже надо посадить! А тут еще дело не дошло до результата, до "железа", а ученый уже сидит в тюрьме. Бедная Россия!"
      - Что это за "часть рабочей группы" от университета? - спросила Лена Золотова.
      - Меня тоже встревожил этот намек. Там возле Соболева, кроме Алеши, было еще два-три человека. Орлов, что ли?.. Поспрашивать у него? Николай Николаевич теперь проректор по учебной работе, сказать откровенно, большой склочник и дурак. Что там могло произойти? И второе. - Анна Константиновна выключила приемник. - У ребят из лаборатории Левушкина ничего с письмом не вышло, только перессорились. Каждый пообещал написать сам лично. Когда лично - это опасно для пишущего. Хотя... наше дело правое, я уверена, дело будет прекращено.
      20
      А в камере произошло неожиданное событие: золотопромышленника Катраева увезли на суд и обратно не вернули. На прощание Левушкин-Александров и Катраев обменялись взглядами, профессор кивнул своему новому знакомому.
      И еще новость - в камеру затолкнули человека с серым, как пепел, лицом. Он только мычал и хрипел. И ничего не ел. Лишь изредка пил холодный чай, наливая из кружки себе в уголок ощеренного черного рта, - так пьет воду синица после дождя, подвиснув под веткой вверх ножками. И не сразу сидельцы поняли, что этот человек сам себе откусил язык, чтобы не отвечать на вопросы следователей. Пойти на такой страшный шаг! Почему? Не хотел заговорить из принципа или боялся за себя, что заговорит? Новый жилец камеры лег, где ему показали, - почти у входа - и целыми сутками тихо скулил...
      Вскоре произошла и маленькая радость - тюремный механик наладил телевизор (скорее всего просто подсоединил антенну). И теперь Алексей Александрович, ожидая своей участи, вместе с новыми товарищами с утра до ночи смотрел идиотские истории с погонями и беременными мексиканками. Но однажды показали зал областного суда - как освобождают из-под стражи Катраева. Милиция сняла с него наручники, он глянул прямо в телекамеру и, кажется, даже подмигнул. Уж не Левушкину ли?
      Слава богу! Значит, если повезет и Алексею Александровичу, есть куда податься за помощью.
      А вот заговорили по местному каналу и о нем! Предоставили слово молодому ученому Ивану Гуртовому. Алексей Александрович перед экраном радостно сцепил пальцы.
      В красной водолазке, такой ладный и симпатичный, с гладко зачесанными набок волосами, Ваня тихим голосом стал рассказывать, какой талантливый у них руководитель... Но вот беда: в последнее время забросил работу, перестал помогать группе, увлекся деньгами, вспомнил времена, когда был физиком. Конечно, на него повлиял ужасный случай, когда разграбили Зеленую лабораторию с "Трубой"...
      - Он прав, - пробормотал, морщась, Алексей Александрович. - Наверное, прав...
      Молодой ученый говорил, все более запинаясь, то хваля, то откровенно предавая своего шефа, пока ведущая, наконец, ласково не остановила его и не поблагодарила, сообщив телезрителям, что по последним сведениям из неофициальных источников следствие вскоре будет закончено и профессору Левушкину-Александрову передадут материалы уголовного дела для ознакомления .
      Но Алексей Александрович этого уже не слышал... Он боком повалился на постель, лицом в одеяло... Оно пахло, как ему показалось, псиной... Ночью его рвало. Заключенные загрохотали в дверь, надзиратели дали сигнал дежурным, те вызвали врача. Врач констатировал предынфарктное состояние, и "скорая помощь" снова увезла профессора в областную больницу.