Глава 19

НЕПРИСТОЙНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Брэнд сознавал, что не должен был это говорить, но все же, как ни странно, почувствовал облегчение – он столько лет молчал... и вот, наконец, высказался. В любом случае ему хотелось убедить Шарлотту в том, что она на его счет заблуждается. Очень заблуждается.

Он ожидал, что на ее лице появится выражение отвращения, это презрительное «так я и знала», столь для нее характерное.

Но она, явно озадаченная, пробормотала:

– Брэнд, я не понимаю... Ведь они умерли от холеры. И это, конечно же, не твоя вина.

– Это была моя вина, черт побери! Такая же, как если бы я застрелил их из пистолета.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что отравил их?

Ему следовало бы солгать. Правда и без того была ужасной. В любом случае Джорджа и Питера уже не вернешь.

– Они заразились этой болезнью из-за меня. Потому что, беспробудно пьянствуя целый месяц, я скрывался от всех в меблированных комнатах Чипсайда. Джордж приехал туда за мной, чтобы отвезти домой. Тогда он и заразился холерой.

Брэнд судорожно сглотнул; ему вдруг показалось, что он вот-вот задохнется. Сделав глубокий вдох, он подошел к окну и уставился в темноту. Те недели до сих пор виделись ему как в тумане. Желая впасть в забытье, он пил беспробудно. Чего он только не делал, чтобы забыть Грейс, чтобы заглушить злость и боль от того, что она вышла замуж за его лучшего друга. Грейс отдалась ему накануне свадьбы. Всю ночь шептала она нежные слова любви, а утром пошла с Майклом к алтарю.

Будь она проклята. Будь проклят он сам, он оказался слишком слаб.

Брэнд почувствовал за спиной присутствие Шарлотты. И почти тотчас же услышал шуршание ее юбок и уловил аромат цветочного мыла.

– Почему ты пил? – спросила она.

– Какая разница?! – взорвался Брэнд. – Факт остается фактом. Джордж не заболел бы, если бы не приехал за мной.

– Тогда почему же ты сам не заразился?

– Я? – Брэнд усмехнулся. – Я был насквозь проспиртован, так что меня никакая зараза не брала.

– А Питер? Ведь его там не было...

– В том-то все и дело. Я тогда выгнал Джорджа, но он явился на следующий день и привез с собой сына. Он надеялся, что Питер сможет убедить меня вернуться домой.

Эти воспоминания до сих пор терзали его душу. Пьяный до безобразия, он лежал на кровати и пытался сфокусировать взгляд на племяннике, стоявшем в дверях. Маленький белокурый мальчик со страхом и удивлением смотрел на незнакомца, в которого превратился его дядя. Брэнд до сих пор не мог без содрогания вспоминать об этом.

– Джордж не имел права так поступать, – проговорила Шарлотта с негодованием. – Какие бы ни были причины, он не должен был тащить туда маленького ребенка.

Брэнд тоже так считал, но все же не мог отделаться от чувства вины. Тяжко вздохнув, он продолжал:

– Как бы то ни было, Джордж своего добился. Я вернулся домой, а на следующий день они оба слегли. Через два дня я уже готовился к похоронам и...

Брэнд внезапно умолк, хотя самого главного еще не сказал. Да, конечно же, он был в отчаянии в тот момент, когда услышал приговор доктора. Но увы, кроме боли, он испытывал безудержную радость – ведь теперь он, Брэнд, становился графом, и, следовательно, Грейс должна была ради него покинуть мужа. В этом и заключалась его тайна, низкая и омерзительная. Все те дни его не оставляла мысль, что отныне он не младший сын, а человек, который может ею обладать. Каким же глупцом он оказался.

Шарлотта молчала. В темном оконном стекле он видел ее отражение, хотя не мог различить выражение лица. Она ничего не знала ни о Грейс, ни о том, как он домогался жены лучшего друга. Но рассказывать об этом Брэнд не собирался, он и так рассказал слишком много.

Он ждал ее осуждения. Не просто ждал, а жаждал его. Он хотел, чтобы она увидела его таким, каким он был на самом деле, хотел, чтобы они снова ступили на знакомую тропу взаимной неприязни.

Сделав шаг в сторону, Шарлотта обошла его и посмотрела ему в лицо. Ее зеленые глаза излучали какой-то странный свет, и казалось, что она смотрит прямо ему в душу.

– Это все из-за Грейс, правда? – произнесла она. – Из-за нее ты напивался до бесчувствия? Вероятно, все это произошло сразу после женитьбы Майкла.

Ее слова пронзили его, как свинцовые пули. Неужели она знает?.. Нет, вряд ли ей известны какие-либо подробности. Скорее всего она просто предположила...

Он пристально посмотрел ей в глаза:

– Не понимаю, о чем ты толкуешь, Шер.

Она положила руку ему на плечо:

– Брэнд, не нужно мне лгать. Я знаю о твоей связи с Грейс. И знаю об Эми.

Он стоял как громом пораженный. Узнать, что твоя сокровеннейшая тайна на самом деле не является ни для кого тайной, – это было выше его сил. От подобной несправедливости Брэнд чуть не взвыл. Он чувствовал себя как на Голгофе – беспомощный и уязвимый, с обнаженной перед Шарлоттой душой. О Господи, Шарлотта знает. Она знает о его непростительной ошибке, о том, как низко он пал из-за женщины. И она знает об Эми.

Но какое она имеет право смотреть на него с состраданием? Какое имеет право лезть ему в душу? Как будто она способна понять его мучения...

Он сбросил ее руку.

– Будь ты проклята, – проговорил он с дрожью в голосе. – У тебя нет права вмешиваться в мою личную жизнь.

– Возможно. Но я не могла не сделать соответствующие выводы, когда увидела ту миниатюру...

– У меня в столе? Именно туда тебе не следовало совать свой нос.

Слава Богу, у нее хватило ума – или такта – изобразить смущение.

– Прости, но у меня не было иного способа навести справки о членах Лиги. Из тебя и слова не вытянешь. Мне пришлось самой до всего докапываться.

Брэнд вздохнул и провел ладонью по волосам.

– Что ж, можешь продолжать в том же духе. Я не собираюсь говорить о Грейс ни с тобой, ни с кем-либо другим.

На самом же деле ему хотелось открыться ей – хотелось открыть душу и излить свою боль.

– Тогда я сама обо всем расскажу, – сказала Шарлотта. – Я видела выражение твоего лица, когда ты обнимал Эми. И тогда я поняла, как много она для тебя значит. Да, Брэнд, я догадалась, что она – твоя дочь. Как это, должно быть, ужасно – сознавать, что ты не можешь заявить об этом.

Мало того что она выпустила в него пулю, ей еще понадобилось вскрывать рану, чтобы извлечь свинец.

– Не лезь не в свое дело.

– Но я должна спросить тебя о Грейс. Я только хочу тебе помочь...

– Отстань, Шер, – перебил Брэнд. – Не желаю говорить о ней.

Шарлотта поджала губы.

– Я допытываюсь не просто так. У меня есть... личный интерес. Все эти годы ты осуждал меня за предательство, а сам предал Майкла.

– Потому что я ко всему прочему еще и редкостный лицемер. Только не обольщайся, что получила на руки козырь.

Обуреваемый самыми противоречивыми чувствами, он отошел от нее. Немного помедлив, она последовала за ним.

– Мне не нужны козыри. Я не собираюсь с тобой бороться, только хочу быть с тобой на равных.

– На этом и покончим, Шер.

Она внезапно рассмеялась и покачала головой:

– Как это по-мужски. Будешь умирать, но не обратишься за помощью.

– Верно. Я не бездомный пес и не нуждаюсь в спасении. Я и сам способен о себе позаботиться.

– Мне бы не пришло в голову тебя спасать. Ты должен сделать это сам. – Глядя на него с нежностью, Шарлотта приблизилась еще на шаг. – В любом случае ты не должен винить себя в смерти брата и племянника. Ты ни в чем не виноват. Ты этого не хотел. Ты их не убивал.

Она говорила с такой убежденностью, что он почти ей поверил. Неужели она действительно права? Неужели все эти годы он напрасно себя терзал? Как же ему хотелось ей поверить! Однако его так просто не переубедить.

Он схватил ее за плечи и проговорил:

– Как ты не понимаешь? Я презирал Джорджа. Он всегда был такой... безупречный, безукоризненный, совершенный. Капитан, ведущий корабль к цели. Человек, к которому не придерешься. Да-да, он был именно таким.

– В то время как тебя выгнали из школы за то, что тайком водил к себе в спальню девочек. Да, я слышала, как много лет назад Розочки обсуждали это событие. Однако это не значит, что ты желал смерти брата.

– Да, разумеется. Но все-таки временами я его ненавидел.

– Потому что хотел услышать от родителей и бабушки похвалу и в свой адрес. Поскольку же ничего не получалось, ты решил, что должен как-то иначе привлечь к себе внимание. И в конце концов бросил вызов всему миру. Мне это знакомо, потому что мои братья всегда дрались, когда хотели, чтобы их заметили.

Брэнд решительно покачал головой:

– Уверяю тебя, ты ошибаешься. Просто мне нравится шокировать окружающих своим поведением. Такой уж у меня характер.

– Не стану спорить. По правде говоря, в своем вызывающем поведении ты достиг вершин мастерства.

Ее губы дрогнули в насмешливой улыбке. В этот миг в нем что-то перевернулось, и он осознал, что они одни в темной спальне, освещенной лишь мерцающим пламенем свечей. Лучшую сцену для обольщения трудно было представить. Зачем тратить время попусту на ссоры? Проще ее обольстить, и она обо всем забудет.

Брэнд привлек Шарлотту к себе и уткнулся носом в ее лоб. Потом прикоснулся губами к щеке.

– Распутство требует надлежащей практики, Шер.

Она затаила дыхание и закрыла глаза. Потом вдруг сказала:

– Перестань, мы так не сможем разговаривать.

– Вот и хорошо, верно?

Он прикоснулся губами к ее губам. У них был необыкновенный вкус, богатый и загадочный, как у хорошего вина. Он ощутил лихорадку желания, затмевавшего реальность. Он хотел ее раздеть, увлечь в постель, хотел овладеть ею – возможно, таким образом ему удалось бы забыть о боли прошлого и предаться радостям настоящего.

Однако он не торопился. Не торопился, хотя и чувствовал, что она сдалась без сопротивления. Ему было приятно ощущать, как ее самоуверенность и раздражительность плавятся, превращаясь в мягкую податливость. Ее моментальная реакция уже сама по себе являлась наслаждением. Шарлотта не могла ему противостоять, и это служило утешением.

– Давай нарушим нормы морали, – пробормотал он, чуть отстранившись. – Я подарю тебе наслаждение, о котором ты и не мечтала.

Он принялся поглаживать ее груди сквозь тонкую ткань платья. Шарлотта тихонько вздохнула и положила руку поверх его ладони. Она вовсе не пыталась остановить его, но все же сказала:

– Брэнд, мы не можем. Мы не должны...

Она была права. Это походило на безумие. Но трепетная вибрация ее голоса только подхлестнула его желание.

– Нет, можем, – прошептал он, покрывая поцелуями ее шею. – И должны.

– Брэнд, пожалуйста. Кто-нибудь может зайти сюда.

– Я могу об этом позаботиться. – Он подошел к двери и повернул в замке ключ. Лязг металла словно вернул его к реальности, пробудил в нем голос разума.

Внутренний голос напомнил: «Шарлотта – не шлюха, услугами которой можно воспользоваться по первой прихоти. Она девственница, к тому же благородная дама».

На что он рассчитывал, задумывая ее совратить? Чуть дальше по коридору находились Розочки.

Проклятие! Положение безвыходное.

Он повернулся – и глазам своим не поверил. Шарлотта стояла у кровати и пыталась расстегнуть пуговицы на спине платья. Увидев, что он смотрит на нее, она бросила на него пылающий взгляд, исполненный мольбы.

– Пожалуйста, помоги мне, – проговорила она. – Я не могу достать остальные пуговицы.

Господи всемогущий! Он только что получил четыре туза! Тут платье немного сползло с ее плеча, и его взору открылась полная грудь, обтянутая кружевным корсетом.

В следующее мгновение он уже стоял у нее за спиной и расстегивал маленькие перламутровые пуговки.

– Я не понимаю... – пробормотал Брэнд. – Действительно... ничего не понимаю. Ведь ты же... только что ты мне отказывала.

Она бросила на него через плечо загадочный взгляд:

– Я решила, что не могу дальше жить, не зная.

Что за взгляд! Так смотрят женщины, сулящие плотскую усладу.

– И только-то? Ты решила принести мне в жертву свою девственность?

На губах Шарлотты промелькнула улыбка.

– Видишь ли, я давно об этом думала. Мне уже двадцать девять лет, и я не хочу умереть добродетельной старой девой.

Выходит, она смотрит на него как на подвернувшийся удобный случай. Но почему его это раздражает? Он всегда проповедовал именно эту философию – получать удовольствие и не задавать лишних вопросов.

Брэнд сомкнул руки вокруг ее тонкой талии. – Черт побери, Шер. Ты должна сказать «нет».

Она тихонько рассмеялась:

– Нет, нет и нет. Пожалуйста, не насилуй меня, коварный обольститель.

Он тоже рассмеялся:

– Шер, ты не должна дразнить мужчину.

Тут она наконец-то повернулась к нему лицом и, глядя ему в глаза, прошептала:

– Я ничего не могу с собой поделать, Брэнд. Я так давно о тебе мечтаю. Я вся истомилась.

В этот момент он утратил всякое представление о действительности, и от желания уберечь их обоих от этого безумства ничего не осталось. Возможно, это было неизбежно и предопределено свыше – с того самого момента, когда она, рано созревшая тринадцатилетняя девочка, уселась ему на колени и посмотрела на него влюбленными глазами. Что ж, в таком случае у него не было выбора, оставалось лишь подчиниться неизбежному...

Он снова ее поцеловал, – но на этот раз так, чтобы она почувствовала всю силу его страсти. И Шарлотта, привстав на цыпочки и прижавшись к нему всем телом, ответила на поцелуй. Его руки взлетели к ее волосам и, нащупав заколки, выпустили на свободу тяжелую шелковистую массу, волной скатившуюся по плечам до самой талии. И почти тотчас же платье соскользнуло вниз и упало на пол, к ее ногам. Он взялся за шнурки корсета и потянул. Но – проклятие! – его руки дрожали, и ему никак не удавалось справиться со столь простым делом, никогда не представлявшим трудности для такого искусного соблазнителя, каким он считался.

Когда же он наконец избавил Шарлотту от корсета, то замер в восхищении. Его старания были не напрасны. Только тонкое полотно сорочки прикрывало ее наготу. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивали обольстительные формы с набухшими от желания сосками.

От желания, которое пробудил в ней он. Желания к нему. И только к нему.

Когда он отступил на шаг, чтобы полюбоваться ею, она сделала какое-то судорожное движение – словно хотела спрятать руку за спину. Потом в смущении пробормотала:

– Мы не могли бы... забраться под одеяло?

Он тоже этого хотел. Забраться под одеяло, в кресло, лечь на пол, в любое другое место – куда она скажет. Он будет послушным, будет делать все, что она пожелает.

Но вместо этого он подвел Шарлотту к большому, во весь рост, зеркалу и прижал к себе спиной. Как же это мучительно – прижимать ее к себе, усмиряя порывы необузданной страсти. Было мучительно видеть под тонкой тканью сорочки интригующие тени и контуры, отраженные в зеркале.

В мерцании свечей была заметна паутина шрамов, покрывавших ее правую руку почти до самого плеча, – там кожа была гладкой и матовой. Но он почти не замечал ее руку, его взгляд был прикован к ее роскошным формам.

Шарлотта взглянула на себя и тут же отвернулась, прикусив нижнюю губу. Судя по всему, она испытывала смущение, хотя он ожидал от нее совсем другого.

Мысленно улыбнувшись, он повернул ее лицо к зеркалу и осторожно, едва касаясь, провел большим пальцем по ее влажным губам.

– Посмотри на себя, – прошептал он ей в ухо. – Ты чертовски красивая.