- " Дедушку я лично не знаю. Настоящей матерью мне стала слабая здоровьем бабушка..." Ты тоже этому всему веришь, Исчурков? Да камера, должна была подыхать от хохота, когда это писалось...
      Исчурков поднял голову, ничего не сказал.
      - Зато исполнение какое!
      Текст был набран первоклассной машинисткой на отличной бумаге.
      - Видно на самом верху перепечатали... Для президиума Съезда!
      Игумнов прочитал еще абзац.
      -" Она любила меня, воспитывала в меру своих скромных возможностей и спсобностей честного человека..."
      - Ниже там о тебе персонально.
      Исчурков готовил какой-то документ начальству - спешил. Разрезал, клеил...
      - "Работники уголовного розыска из низменных побуждений и корыстных мотивов стали наживаться на моем горе и набирать служебные очки под видом псевдораследования..." Да это прямо для " Международной амнистии!"
      - И дальше...
      - " Совершенно пьяные Игумнов и Бакланов, грозя мне смертной расправой, унижали честь и достоинство моей супруги..."
      Игумнов щелчком отбросил бумагу.
      - Чушь!
      - Осторожно! - Исчурков подхватил бумагу. Жалобу полагалось возвратить в ЦК КПСС. - Там еще. В самом низу...
      Один из абзацев был отчеркнут.
      Игумнов узнал текст - те же обвинения присутствовали в жалобе на имя Генерального прокурора, с которой их знакомила следовательша:
      - "... Начальник уголовного розыска Игумнов и инспектор ГАИ нагрудный знак "МО-14565" Бакланов сразу после задержания немедленно подвергли меня жестокому избиению, грозили поломать ребра и изнасиловать..."
      - Жалоба взята на контроль, Игумнов. Установлен срок для проверки и дачи ответа...
      Игумнов почувствовал, как это с ним уже случалось в последнее время, нога его неожиданно дернулась...
      " Становлюсь психом..."
      - От меня-то что требуется?!
      - Для начала напишешь объснение.
      - Объяснения убийце? - В глазах что-то поплыло - серое пятно, закрывшее свет. - Этого не будет!
      - Что ты хочешь сказать?!
      - Пошли им его собственноручное признание! Как он взял из багажника металлический прут, положил девчонке на горло и встал на него. Наблюдал: как она умирает...
      Мутная пленка сейчас уже плотно прикрыла нижнюю часть глаз. Голова Исчуркова была теперь словно отрезана от туловища.
      - А то, видишь ли, Съезд всполошился: "Подумайте только: у убийцы в какалке косточка застряла!"
      Исчурков едва не потерял дар речи.
      - Подумай, что ты позволяешь себе!
      - Все! - Игумнов поднялся.
      На вокзале было полно дел.
      Он уже шел к дверям. Внизу его ждал Бакланов с машиной.
      - И больше меня по этому делу не вызывай, Исчурков!
      - Знаешь, что тебе за это будет?
      - А пошел ты...
      Место начальника отделения розыска не было синекурой: низкий оклад, рабочий день до глубокой ночи, постоянный мальчик для битья. Со стороны сюда не шли. Начальники вокзальных розысков были примерно одного возраста, прошли примерно один и тот же путь. Лесенка была одна: опер - старший опер - зам
      начрозыска... Если начальника розыска понижали - она падал сразу до старшего опера.
      - Смотри, не пожалей, Игумнов! Есть данные: с регистрацией совершенных преступлений у тебя не все чисто!
      - Еще бы!
      Грехи начальников розысков были все, как на ладони. До времени на них закрывали глаза.
      Сверху требовали: "все преступления зарегистрировать и все раскрыть.." Хотя все понимали - требовать полной регистрации преступлений и стопроцентной их раскрываемости, по меньшей мере, безнравственно.
      Начальники розысков регулировали возбуждение уголовных дел. А на деле укрывали от регистрации кражи чемоданов, сумок, вещей из контейнеров, раскрытие которых было бесперспективным. Полученным в результате бесчисленных фальсификаций процентом генералы отчитывались перед министром, а тот, в свою очередь, перед ЦК КПСС и это всех устраивало...
      Кроме председателя КГБ, боровшегося с МВД за влияние на власть...
      У двери Игумнов обернулся:
      - Я тебе сам дам список всех незарегистрированных краж. Там сотни три чемоданов! Представляешь? Сразу отличишься! Завалишь показатель всей Федеации. КГБ скажет ли тебе спасибо...
      Игумнов пришел в себя уже за дверью.
      Впереди по коридору шел генерал Скубилин. Начальник управления шел в туалет. Обгонять его подчиненным не полагалось.
      " Делает вид, что ничего не знает! Ни про укрытые кражи, ни про выстрел на перроне. Ни про то, как раскрыто убийство на Белорусском... Какого черта!.."
      СКУБИЛИН
      - Товарищ генерал... - За Скубилиным бежал его помощник, чудной, напрочь лишенный оперативного чутья статистик, которого готовили на пенсию. - Товарищ генерал...
      Он догнал Скубилина у самого туалета.
      - Звонил заместитель транспортного прокурора...
      Скубилин приостановился, повернул голову.
      - У него новость по поводу нашего сотрудника Саидова. Помните? Ну, который родственник... - Помощник намекал на Авгурова. Он все-таки успел докричать свое. - Вымогательство у мясника. Вы в курсе..
      - Ты бы еще на колокольню забрался... - Скубилин остановился, досадливо повертел пальцем у виска. - Вот уже поистине " заставь дурака богу молиться..." Все?
      - Еще заместитель министра генерал Жернаков...
      - Ты сказал, что я здесь, в Управлении?
      - Да. Он перезвонит...
      Звонок раздался минут через десять после того, как Скубилин возвратился к себе. Генерал наскоро пил жидкий чай, заваренный все тем же помощником.
      Звонил заместитель министра:
      - Ты радио слушал днем?
      - Нет, Борис Иванович. А что? - Скубилин уменьшил звук работавшего сбоку на столике телевизора.
      Жернаков помедлил:
      - Иногда надо не только телевизор, но и радио включать. Про твоего Саида Саидова речь вели. В курсе?
      - Первый раз слышу!
      - Транспортный прокурор освободил его из под стражи.
      Скубилин не поверил своим ушам.
      - Саидова?!
      - Транспортный прокурор сам приехал к нему в Бутырку - извиняться! Представляешь, как сейчас Ильин с Авгуровым торжествуют... Какое у них настроение!..
      - Ничего не понимаю! А что с мясником?
      - Уже в Бутырке! Санкцию дал Московский прокурор...
      - Сейчас я свяжусь с его заместителем. Узнаю...
      - И сразу перезвони.
      Через минуту на проводе у Скубилина уже был все тот же заместитель транспортного прокурора Дороги.
      На этот раз судачили не о парилке, ни о деликатесах. Ни о детективах.
      Зампрокурора был в полной прострации от случившегося.
      - Я звонил на Радио. Там все тоже в недоумении...
      - Что за эфир?
      - "Человек и закон".
      - Что они там? Оборзели?!
      - Ну, вообще-то, это сейчас модно - лить грязь на правоохранительные органы. Такое время. Играют на низменных чувствах толпы...
      Зампрокурора терялся в догадках:
      - Но, главное, ракурс! Вы бы слышали! Звучало примерно так. Я записал: "За бесчестного работника торговли, которого давно надо было гнать грязной метлой вступился прокурор!.. Молодого оперативного уполномоченного - комсомольца - упекли в следственный изолятор...Его матери - заслуженной сельской учительнице, воспитавшей не одно поколение советских труженнников - даже не сообщили..."
      - Это кто-то подготовил!
      - Тут же вмешалась Генеральная прокуратура... Прокурору позвонили. "Хочешь дальше работать - срочно принимай меры..." Наш откровенно струсил... Тут кто хочешь накладет в штаны...Тут же поехал в Бутырку с постановлением об освобождении, с цветами. Принес извинение...
      - Ну, бардак! - Скубилин все еще ничего не понимал. - И что теперь?
      - Ждем-с.
      - А кто поставил этот материал в эфир да еще в дни работы съезда? Узнали?
      - Нет. Но думаю, такое решают на уровне зампреда с подачи ЦК! Поэтому совершенно непонятно, откуда ветер...Пришла беда, открывай ворота...
      Жернаков, которому Скубилин тут же перезвонил, тоже не мог даже предположить, какие силы стоят за молодым горцем. Грешил на Ильина:
      - Шибко надавил сверху. Через ЦК.
      - А что делать?
      - Придется Саидова восстановить, Василий. Дать срочный отпуск для поправки здоровья, путевку в санаторий... Другого не дано...
      - Ну дела...
      - Мы тебя конечно накажем, для примера. Не без этого... И будешь работать дальше. Выговор - не туберкулез, как говорили, жить можно...
      - Что делается, Борис Иванович?! - фальшиво пропел Скубилин. - Что же такое происходит?
      - Все интриги Ильина и Авгурова. Но сегодня не это главное. Сначала надо довести до конца со Съездом. Чтоб никаких претензий со стороны гостей, делегатов... Потом будем разбираться!
      - С жалобой насчет моей бывшей дачи не решили?
      - Ильин взял ее себе. " Для подготовки проекта заключения..." замминистра круто перевел стрелку. - Где у тебя вечером поезда с избранниками?
      - По Каширскому ходу... - Скубилин пустил скупую мужскую слезу.- Надо ехать. Служба есть служба! А что еще остается, Борис Иванович. Хочешь, не хочешь, а надо, хоть прошлая ночь вся была на ногах!
      - Тут ты прав, Василий! Держись.
      Скубилин положил трубку. Оставил остывший чай.
      По телевизору давали дневник съезда. На экране возник председатель мандатной комиссии.
      Скубилин прибавил звук.
      Оратор привычно рубал:
      - Убедительно раскрыты... научный анализ... по-ленински откровеннно и глубоко... - Покадив генсеку, оратор дальше курил фимиам всем подряд. Нерушимая дружба... Совершенствование социализма на многие годы вперед...
      Скубилин вырубил съезд, подошел к шкафу, принялся экиппироваться по-генеральски.
      Звонок замминистра его расстроил. Но не настолько, как можно было предположить.
      После разговора с начальником КГБ Скубилин первым делом встретился с милицейским хозяином аэропорта "Шереметьева". За бутылкой коньяка было выработано судьбоносное решение...
      Расстановка сил в борьбе с Ильиным и его командой вот-вот должна была круто измениться. И не в пользу Авгурова и Ильина.
      Очень скоро! Сразу после прилета Авгуровой с Кипра...
      АВГУРОВА
      Самолет из Ларнаки в Москва вылетал поздно ночью.
      Новые друзья Авгуровой - Сократис и Нина Романиди - приятные, интелегентные люди - привезли ее в аэропорт с вечера. Прямо из ресторана.
      В аэропорту супруги извинились. Они не могли ждать начала регистрации и посадки. Утром обоим следовало быть на службе: ему - в отделении Общества дружбы "Кипр-СССР", ее ждали в партийной школе в Никосии, она преподавала тамошним слушателям основы марксистской философии.
      - К сожалению, нам никак не удалось подыскать себе замену на завтра... - Выпускники Университета Лумумбы, они говорили по-русски с едва заметным акцентом.
      - Ничего, я одна прекрасно уеду!
      Она действительно не нуждалась в них.
      Днем вместе с Сократисом и Ниной они зашли в небольшой ювелирный магазин, поблизости от их дома, на Платия Элэфтэрияс - с неброской вывеской и с перламутрово-белой, похожей на рис, крупчаткой на витрине, нанизанной на нити и уложенной кольцами.
      Здесь продавался самый крупный дорогой жемчуг.
      - О, Нина! Сократис! - В магазине их уже ждали.
      Романиди проверили отобранный заранее товар.
      Авгурова отсчитала требуемую сумму.
      Жемчуг упаковали в целофановые пакеты. Теперь они были с ней здесь, в аэропорту "Ларнака", в сумке...
      Было начало марта, вечер выдался исключительно теплый.
      Они еще посидели втроем за столиком в открытом кафе, на крыше здания аэропорта.
      Красные черепичные крыши вдали напомнили Авгуровой Израиль. Как и смуглые кипрские школьники. Они садились в автобусы. В руках дети несли транспаранты.
      Сократис объяснил:
      - Школьники протестуют против турецкой оккупации острова... Но туркам это как дробь слону! Турция и Израиль - сейчас два главных мировых палача на Ближнем Востоке!
      Новые друзья придерживались жесткой ориентации времен Московского фестиваля демокатической молодежи в Москве, на котором они познакомились. Теперь многое из того выглядело как анахронизм. В Союзе этого особо не придерживались.
      Авгурова попыталась сменить разговор:
      - И это не опасно для детей? Вот так... С плакатами!
      - Вообще - то у нас спокойно. По крайней мере так было. Пока не открылся великий этот морской путь из Лимасоли в Хайфу... Ты уж нас извини!
      Супруги неодобрительно относились к последним веяниям в регионе, к транзитникам из Союза в Израиль, к заигрыванию Комитета сторонниц антивоенного движения с сионистским государством.
      Сократис заметил серьезно:
      - Им дай палец, они всю руку отхватят! Я эту публику знаю. Поставили всех под ружье! Вы небось насмотрелись...
      - Было...
      Она сидела расслабленная. Ни о чем серьезном думать не хотелось. На израильских военных она действительно насмотрелась. И в Иерусалиме, и в Тель-Авиве...
      В субботу они заполняли центральные улицы - солдаты, офицеры - все, до генерала, в одинаковой форме, все друг с другом на "ты" и по имени.
      Горбоносый гид все об этом рассказал.
      " Йоси ..." - так мог обратиться солдат к генералу Иосифу Пеледу, которого из-за его фамилии русскоязычная печать называла не иначе, как Иосиф Сталин.
      " Арик" - к легендарному Ариэлю Шарону.
      Гид объяснял им все очень подробно.
      Агурова не очень прислушивалась, но тем не менее что-то застряло.
      - Эти солдаты, - напрягал своих слушательниц гид, - знают, против кого они воюют и что им грозит в случае поражения - поголовное истребление! Армия, не умеющая ходить строем, разрешающая солдату сдаться, разгласить военную тайну под угрозой смерти или насилия... - Он мотивировал: - Шифры сменят. Коды тоже. Если солдат останется жив, его обязательно вытащат из плена, обменяют одного к десяти, к ста, к тысяче...
      Нину Романиди интересовало другое:
      - Не перегибают ли у вас с гласностью? Иногда в ваших газетах такое пишут, что мы, коммунисты, тут просто не знаем, как объяснять людям... Она развела руками. - Вот сейчас! В докладе Горбачева опять - Узбекистан, Киргизия...Повальное взяточничество, коррупция в высших эшалонах партии...
      Они атаковали ее вдвоем:
      - Буржуазная пресса уже основательно погрела на этом руки. Как у вас там это не понимают?! Мы ведь тут живем этим. И работать приходится все труднее...
      Сократис взглянул на часы. Их циферблат украшало цветное изображение Саддама Хусейна.
      - Надо ехать. Думаю мы еще успеем сегодня послушать Москву. Трансляцию со съезда... Представляю, что сейчас творится в Москве! Заключительный день!
      НИКОЛА
      К приезду высокого начальства на вокзале все менты и приданные им силы уже стояли на ушах.
      Никола торчал на втором этаже, в зале для транзитных пассажиров. Народу было не очень много. Столицу закрыли. В Москву ехали только по командировкам, по оказии. И те - кто как-то ухитрился взять билеты.
      Транзитные без конца что-то жевали. Читали, слонялись по залу. Пялились в ящик. На экране поднятого к потолку телевизора передавали все ту же одну бесконечную канитель. Выступления, обращения, отклики...
      Никола и головы не подымал.
      " Неужели им еще не надоело, в натуре?!"
      Кроме Николы, было в зале много и других тихушников разных служб, рассаженных в зале среди пассажиров - с газетками, с книжками.
      Менты зыркали по сторонам.
      "Книги берут, а сами и не разворачивают!.."
      Никола старался не встречаться с ними глазами.
      Место его было против лестницы, у окна. Всегда безопаснее, когда контролируешь подходы. Ему-то с его стремной работой нельзя было не заботиться об этом ежесекундно...
      За окном, уже горели светильники.
      Никола видел, как вдоль перрона проехала патрульная машина ГАИ. Он узнал номер.
      " Игумнов с Баклановым. Сейчас ментов соберут на контрольный инструктаж: депутаты поедут..."
      Съезд Николу не колебал. Он знал главное по жизни:
      " Вор - украдет, фраер - заработает."
      Отсюда и мысли каждого, кто понимает жизнь, должны быть всегда только существеными:
      " Для фраера - как заработать. Вору - где украсть."
      Занятия эти нельзя было путать:
      " Ворам - не следовало вкалывать, фраерам - воровать."
      Для фраеров, которые все же решались красть, у ментов наготове были припасены хитроумные ловушки.
      Была такая и тут, в зале.
      Рядом с одной из скамей, у стены, около часа уже стоял как бы оставленный кем-то без присмотра чемодан. Импортный, аккуратный, на колесиках. С кожаной уздечкой в торце.
      Чемодан был с сюрпризом.
      Младший инспектор Карпец, который работал со спецчемоданом, сидел неподалеку, спиной к нему. Если бы чемодан потащили - мгновенно проснувшаяся бы в нем сирена в состоянии была бы поднять на ноги весь вокзал...
      Постояв у окна, Никола решил спуститься на перрон.
      Мимо главной лестницы он прошел к боковой - тихой, со сплошным бордюром, отделанным мраморной плиткой. Лестница делала два крутых колена и дальше терялась в лабиринте административных помещений. Пассажиров тут было мало. Никола предпочитал всегда пользоваться только ею.
      Спуститься он, однако, не успел.
      На последнем марше из-за крутого поворота лестницы возникла фигура. Гибкий, с вытянутым черепом, с грубыми, выдавшимися надбровьями мужик поднимался навстречу. Разминуться было невозможно.
      Никола узнал "залетного мокрушника, разыскивавшегося якобы милицией за кражу из универмага в городе Нерехте, с которым накануне сидел в камере.
      - Привет!
      - Здоров...
      Тот был не один.
      Николу поджидала и другая, более опасная неожиданность.
      Вслед за "мокрушником" поднималась команда кавказцев, катал.
      Первым шел другой знакомец Николы - коренастый с усиками...
      " Эдик!"
      С ним Никола тоже познакомился в камере, но в другом месте - в Истре.
      - Ты на воле... - Кавказец не удивился.
      У Эдика были все основания его подозревать как стукача. Хотя Никола попал тогда в камеру в Истре за преступление, а не как наседка.
      Менты действительно доставили его с пустого стадиона. Там, за футбольными воротами, он пил в одиночку и по пьянке калякал сам с собой. Никому не мешал. Молодой неученый жизнью нахал принял его за тихого безобидного пенсионера, над
      которым можно безнаказанно поиздеваться. Гоняя мяч, он приблизился, вместо мяча врзал по бутылке...
      Никола сделал единственное, что научен был делать...
      Что в очередной раз повторил с амбалом у магазина перед тем, как попал в 33-ье.
      Нож вошел нахалу чуть выше бедра. Потом говорили, что задета селезенка.
      Николу задержали прямо там же, на стадионе.
      Подрезанный им парень выжил, хотя надолго и остался инвалидом. Потом он получил от Николы компенсацию - цветной телевизор и забрал назад заявление...
      Свободу Никола добыл себе сам, потому что внимательно слушал все, о чем говорили не в меру расхваставшиеся сокамерники - Эдик и другой Алексей, местный отморозок...
      Николу отпустили, потому что с его помощью менты раскрыли грабежи, которые весь год висели у них нераскрытыми.
      Оттуда же из истринской камеры от Эдика потянулась и ниточка к убийцам - ночным охотникам за одинокими женщинами: Эдик и Муса встретились с ними в такси и Эдик рассказал об этом в камере...
      Кавказец, естественно, об этом всем не догадывался.
      За "мокрушником" и каталой по лестнице поднимались еще несколько их кентов.
      Шедший последним - низкорослый, в тесном пиджаке - нес на плече короткий, в черном чехле зонт.
      Эдик явно что-то знал и хотел разобраться.
      - Человека зарезал на стадионе и не сидишь...
      - Зачем мне сидеть? - ответил вор. - Пусть мусор сидит...
      - Есть вопросы.
      - Это всегда можно... - Никола уже понял, что разборка с кавказцами не будет легкой и потребует от него напряжения всех сил. - Только вот. Воры есть среди вас? С ворами я готов всегда объясниться...
      - Это на сходке у вас, у воров... А мы поговорим так. Помнишь Алексея, который сидел с нами в Истре? - Катала смотрел чужими нерусскими глазами. - Его должны были освободить, но в последнюю минуту завернули. Сейчас срок тянет...
      Никола не отвел взгляд. Бесцветно-желтоватые, как у уличного кабелька, зенки его ничего не выражали.
      - Чего ж?! Алеха - фраерок. Это его дела.
      - От него записка пришла. Следователь - его земляк. Он ему сказал, кто его вложил...
      - Ну?!
      - И почему ты на свободе...
      " Продажные менты... Вот и помогай вам..."
      - Мусору веришь...
      Кавказец оставил слова без внимания.
      - И за что тебя прописали в Москве. Управление милиции на железке... Так?
      На карту была поставлена его жизнь.
      - Тогда ответь... - У Николы был существенный аргумент в его пользу. - Тебя с Алексеем посадили ко мне? Или меня бросили в камеру к вам?!
      Его посадили к ним.
      Это было важным. Менты, как правило, первым сажали своего человека. Обосновавшийся в камере он получал, таким образом, неоспоримое преимущество старожила над вновьприбывшими....
      Никола мельком взглянул на "мокрушника".
      Его кавказские кенты вряд ли знали, что он провел ночь в камере в 33-ем как залетный из Нерехты...
      Никола намеренно обходил его, рассчитывая на ответную помощь.
      - Вы ведь уже сидели, когда меня привели?!
      Но катала только отмахнулся.
      - А как меня самого взяли в гостинице в ту же ночь! Кто мог знать, что я там? Только ты и Алексей!.. Но он сидел! И сейчас еще сидит...
      Никола выругался.
      - Да в московских гостиницах вертухай на вертухае!
      - Менты приехали четко за мной! Знали что у меня пистолет!
      - Менты тебе что хочешь скажут!
      - У меня там баба - администратор. Я ей плачу... Она все слышала.
      Кавказец оглянулся - вокруг по-прежнему никого не было. Что-то негромко добавил по-своему.
      - А брали меня как раз транспортные менты. С этого вокзала. Соображаешь? Начальник розыска. Фиксатый. Знаешь его?
      Тайное, в конце концов, всегда становится явным.
      Никола погибал.
      В огромном набитом конторой зале рядом с лестницей ни одна сволочь не смотрела по сторонам - а только на херотень, что шла по телевизору.
      Богатый чемодан-ловушка все стоял у стены.
      " Хоть бы кто нибудь толкнул..."
      Сирена мгновенно бы подняла всех.
      Кавказцы взяли Николу в кольцо - даже при желании он не смог бы теперь из него вырваться.
      " Вот как бывает..."
      Из десятков разборок выходил он невредимым, незапятнанным авторитетом, никогда - с пацанов еще - не знал страха за жизнь.
      Что-то в нем дрогнуло.
      - Погоди! - он обернулся к "мокрушнику". - Ты -вор! Я вижу людей... Скажи свое слово!
      Тот был сейчас его союзниковм по жизни - когда-нибудь его непременно ждало то же.
      " И начальство в 33-ем не погладят по головке, если выяснится, что их человек участвовал в мокрухе..."
      Никола не сомневался в намерениях бригады.
      " Залетный" его понял:
      - Я лично к тебе ничего не имею, браток...
      Кавказец покосился:
      - Помолчи! С тобой тоже будет разговор!
      Разборка закончилась тут же, у лестницы.
      Эдик взглянул на мужика с зонтом, стоявшего позади.
      И тут же короткая металлическая трубка в черном чехле с виду несильно коснулась шеи Николы.
      Вор упал, но еще прежде голова Никола свалилась набок, как верхушка на сломаном стебле.
      - Уходим! - скомандовал Эдик.
      СМЕРДОВ
      Подрезанный накануне Николой у винного магазина амбал все еще находился в стационаре. Смердов появился, когда огромная многоэтажная больница уже забылась в тревожном неглубоком сне.
      Заместитель начальника 33-ьего и его опер - молодой дембель с Алтая двинулись нескончаемо-длинным узким коридором, в котором им не встретился ни один человек.
      Проплутав в больничном подвале, они попали в приемный покой.
      - С кем тут можно поговорить? - Смердов наугад открыл одну из дверей. В
      кабинете никого не было. На сломанной кушетке спал пьяный бомж, лицо его было в крови.
      Наконец Смердов нашел дежурную бригаду.
      Врачи только что поужинали, включили магнитофон. Никто не спешил взяться за работу.
      Узнав, что требуется ментам, бородач-хирург вызвался помочь, он был чуточку поддатый.
      - Сюда...
      Лифт поднял их на пятый, к блоку интенсивной терапии. Длинный, метров на триста, коридор был полуосвещен.
      Больные спали.
      - Идемте.
      Бородач и менты двигались мимо неосвещенных столовых и ординаторских. На постах у ночных сестер светились неяркие настольные лампы.
      - Сюда. Это здесь...- позвал хирург.
      Раненый лежал у окна, под капельницей, он слышал, как скрипнула дверь, открыл глаза. В палате лежали еще двое, тоже с капельницами, они не пошевелились.
      - Лежи, лежи...
      Все трое подошли к кровати.
      - Мы на два слова! - Смердов сказал жестко: - Преступник, который тебя подрезал у магазина, задержан. Он у нас. Надо кое что уточнить.
      - Я уже сказал... - чуть прошептал раненый.
      - Что именно?
      - Упал я!
      Смердов прервал грубо:
      - Мозги нам не парь, малый!
      - Я сказал...
      - Доктор, - Смердов обернулся к хирургу. - Вы посмотрите пока других больных. А мы пошепчемся...
      - Хорошо... - Бородач растерялся.
      - Прикрой дверь, - скомандовал Смердов оперу-алтайцу, едва хирург вышел.
      Вчерашний дембель отошел к двери.
      - А ну, быстро рассказывай! - Смердов нагнулся над раненым. - А то я сейчас посмотрю, какой ты герой, если тебе швы распустить...
      - Я...
      - Ну!
      Он поднял одеяло. Справа на животе амбала белела наклейка.
      - Быстро!
      Наклейка была уже в руке у Смердова. Безобразный, большими стежками шов заканчивался коротким шнурком.
      - Он молодой, в годах?
      Смердов уже держал конец шнурка.
      - Ну!
      Раненый сдался.
      - В годах...
      - Высокий? Среднего роста?
      - Среднего.
      - Худощавый.
      - Да.
      - А одет?
      - В осеннем пальто. Дедок...
      - Правильно. За что он тебя?
      - Сам я полез, пьяный был.
      - Опознать сможешь?
      Раненый колебался. Угроза его жизни была вполне реальной.
      - Да.
      - Ладно, давно бы так.
      Смердов прихлопнул наклейку. Раненый застонал.
      Появился хирург. Самолюбие его было уязвлено. Он не намерен был больше терпеть бесцеремонность ментов.
      - Все! Больному нужен покой!
      - Уходим. Где у вас телефон, чтоб поменьше ушей. Фу, черт! - Смердов чуть не сбил капельницу.
      - В ординаторской. Но там спят...
      - А автомат?
      - Рядом с отделением травмы конечностей.
      Смердов ответил со смешком.
      - Мог бы и сам сообразить: лежачие мало звонят. Тут недалеко?
      - В конец коридора.
      Из автомата Смердов связался с дежурным по отделению.
      - Звони в "скорую". Мне нужна их пленка с записью вызова к винному магазину. По поводу раненного...
      - Понял вас.
      - И еще подготовь наши магнитофонные записи за сутки...
      Смердов хотел сравнить голоса.
      В его распоряжении была бобина с записью ночного разговора лже-Анчиполовского из дежурки с его патроном. Не исключено, что один и тот же голос вызывал "скорую" к магазину, а потом и звонил из дежурки своему шефу...
      Начали с диктофона, установленного в дежурной части.
      Вчерашний дембель - занялся пленкой, быстро привел все в
      соответствие. Алтаец оказался рукастым.
      - Готово, товарищ подполковник...
      - Врубай.
      - "Муж буянит, приезжайте..."
      В помещение ворвались тревожные звонки, сбивчивые бормотания, всхлипы - весь непременный реквизит ментовской ночной службы.
      - "Ушла и не вернулась..." "Пальто из прихожей...""Муж..."
      Казалось, так будет длиться бесконечно.
      Смердов не выдержал:
      - Давай-ка с другого конца метров пятьсот!
      Его интересовал также звонок высокого начальства из ЦК КПСС с указанием дежурному освобдить лже-Анчиполовского.
      Они прослушали всю пленку.
      Звонка начальства не было.
      Возможно дежурному звонили на другой телефон, звонки на котором не записывались.
      "Если дежурному на самом деле звонили..."
      Майор-дежурный мог наговорить, что хочешь.
      " По смыслу дежурный должен был записать этот разговор в первую очередь..."
      Все снова упиралось в фальшивого Анчиполовского и человека, которому он на рассвете звонил домой - в строение, обслуживаемое Управделами ЦК КПСС.
      - Ладно...
      - Товарищ подполковник, - из дежурки позвонили. - Тут передали из "скорой помощи". В ответ на наш звонок...
      - Давай. Что у них?
      - Вызов к магазину был... - Дежурный зачитал текст. -" Человека порезали на Новой Башиловке. У винного магазина За домом. Я думаю, у него селезенка задета... "
      Смердов оборвал:
      - Пусть дадут пленку...
      - Я сказал им. Тут одна тонкость. Голос намеренно искажен. Поэтому мало чем может помочь...
      " Искушенный..."
      Он все больше убеждался, что все происшедшее - дело рук одной команды - покровителя Лже-Анчиполовского.
      " И у магазина, и потом, когда его вытащили у нас из отделения..."
      Смердов вернулся к бабине с ночными переговорами дежурной части.
      - Стоп! - Интересовавший его звонок вскоре нашелся.
      "- Это Ефим... Анчиполовский..."
      - Вот он! Сделай громче!
      Опер включил диктофон на полную мощность. Каждый звук слышен был теперь вполне отчетливо.
      - " Вам слышно меня?" - "Да... " -" Я чего звоню? Утром рано подадут вагоны под погрузку, а я тут..."
      Бобина медленно переворачивалась.
      - "... А ключи от склада у меня дома! Теперь штрафы... - ЛжеАнчиполовский аккуратно подыскивал формулировки. - Ваш друг - заместитель мэра в курсе опять же! А тут такие дела. И выпил-то самую малость..."