«Может, с ходу, только уедем, позвонит этим „Новым центурионам“, расскажет, чем интересовались…»

Неприветливый, сумрачный подошел к плану города. Задал несколько постылых вопросов:

— Кто указал маршрут, каким ехать к начальству?

— Я сам… Шеф живет в Серебряном бору.

Шоссе, которым они следовали к Хорошевке, проходило в стороне от места убийства бухарского банкира, но водитель мог прогнать мимо дома Арабова, подождать кого-то, кто оттуда выбежал…

«Кто-то мог подсесть по дороге… Исчезнуть в районе Серебряного бора. Если бы не Рэмбо. Не муниципалы…»

Бутурлин ничего больше не спросил, пошел к машине. Дежурный выскочил следом.

— Как будем?.. — думал сказать «товарищ подполковник». Не выговорилось.

— Проверяй! Это твоя забота! Никого пока не отпускать…

Из машины позвонил Савельеву — заместителю:

— Поедешь в охранное агентство «Новые центурионы». Кроме того, организуешь осмотр местности по маршруту движения «корвета». В курсе? По дороге из машины могли выкинуть оружие. Я еду к дому Арабова… Свежее есть?

— Утром Сметану и Серого видели на Хорошевке. Приезжали к твоему другу…

— К Рэмбо?

— Около четырех… Сейчас они в центре. А засекли их ночью. На Минском шоссе. В районе Голицына.

С Хорошевских проездов, из охранно-сыскной ассоциации, «Джип-Чероки» с бандитами правил на Новый Арбат. Ехали молча. Судьба брата Серого, томившегося в одиночке в ожидании расстрела, похоже, определилась. Все зависело теперь от людей, входивших в Комиссию по помилованию, и тех, кто готовил им материал.

Брат был не судим, его подозревали в связи с чеченскими боевиками Басаева, но точных данных о его участии в боях на их стороне не было. Как в насмешку, в последнее время перед случившимся на него словно что-то нашло: брат бросил пить, не пропускал ни одной заутрени, причащался.

К нему вломились из местной милиции на рассвете. Но собственной инициативе, без приказа. Все с большого бодуна. С руганью, с угрозами. Ничего не объясняя, сорвали дверь… Брат схватился за автомат. Положил троих. Все трое молодые. Казаки. Потом оказалось: учились вместе… Один оставил мать-инвалидку, у второго только родился первенец — его они и обмывали всю ночь. Станица ахнула. Брата еле спасли от самосуда, хотели запороть на месте. Он и сам желал и готов был принять смерть. Потом казаки протрезвели, малость отошли…

Перенос времени бандитского визита к Рэмбо был действительно связан с переговорами о спасении брата Серого, Они проходили в ближнем Подмосковье. В «Иверии» — грузинском коммерческом ресторане на Минском шоссе, при въезде в Голицыне Захолустный поселок, родовое поместье именитых князей Голицыных, известный прежде разве лишь поклонникам пушкинских мест, за последние годы быстро обустраивался. Совместное российско-германское производство — завод сборки популярного «Мерседеса-Бенц» обещал прогреметь в европейском автобизнесе.

Придорожный ресторан в сосновом бору — с дичью, приготовленной по-мингрельски, имеретински, абхазски, с хачапури, хашем — обживали германские специалисты.

Никому не было дела до троих русских за столиком в углуи еще четверых по соседству — трезвых, накачанных типов— «правая рука в кармане».

Переговоры со Сметаной и Серым вел Сотник — из новых авторитетов, имеющих поддержку силовых структур. В нем угадывался кадровый офицер спецназа, хладнокровный, вышколенный КГБ или ГРУ, не теряющийся при любой ситуации, точный в словах. Сотник сказал определенно:

—Есть адвокат, он вхож в Комиссию по помилованиям…

Он теперь уже не мог повернуть назад. Но Серый не верил.

— Реально?

— Да. Миллион баксов. Налом.

Официант, рябой парень, сделал попытку приблизиться, телохранители закрыли ему проход.

— Может, бутылочку «Киндзмараули»?

— Не нужно.

Партнеры ничего не пили, кроме колы. Ели тоже лениво, без аппетита.

Приоткрылся и путь, каким будет действовать адвокат. Вернуть к жизни убитых братом парней, пришедших его арестовывать, все равно невозможно. Приговор к расстрелу стал местью общества, на словах публично осуждающего вендетту как пережиток родового строя. Комиссия, сплошь московская интеллигенция, члены творческих союзов, прекрасно это понимали. И вот теперь они были не против обменять жизнь убийцы на миллион долларов, которые брат преступника вложит в культурную сферу — в частности в кино, испытывающее при коммерциализации искусства наибольшие финансовые трудности.

—Интеллигенция выступает против смертной казни… Сейчас удобный момент. В Доме кино презентация фильма о преступности. В обществе огромный интерес к теме. Деньги пойдут на спонсирование отечественной ленты о русской мафии. Мафия и даст деньги…

Гарантом выступала могущественная структура, стоящая за Сотником.

—Адвокат снимет процент…

Серый прохрипел разом сжавшимся горлом:

—Нельзя тянуть.

—А зачем тянуть? Презентация фильма завтра. Точнее, уже сегодня. Если мы договорились, вот приглашения в Дом кино.

Сотник и стоявшие за ним были людьми слова, Сметана и Серый успели в этом убедиться. Участвуя только споим невмешательством, авторитеты за один раз добыли и о б щ а к миллион зелеными. Теперь его предстояло вынуть, чтобы спасти брата.

«Чемодан стодолларовых…»

Деньги были. Миллион баксов ждал своего часа в бревенчатой пятистенке на трассе Москва—Минск, недалеко от Одинцова. Серый иногда гонял туда на любимом «Харлее-Дэвидсоне», бешеном, послушном коне…

Серый выдвинул одно только условие:

— Я должен услышать об этом от Самого.

— Я передам.

Обиняками обсудили детали.

—Расстрел обещали заменить двадцатью пятью годам и. Или пожизненным. Если новый Уголовный кодекс… Главное, чтобы сейчас не шлепнули.

— Когда бабки?

— Вот телефоны адвоката. Ты дашь свои номера… Пока ничего не нужно.Бабки держи наготове.

— А там?

— Привезти надо по его звонку. Сразу. Днем ли, ночью…

Серый кивнул:

—Теперь твое…

Заказчик изложил свою проблему:

— Бухарский фонд «Дромит»… Арабов обратился в охранно-сыскную ассоциацию «Лайнс-секьюрити» насчет родственника. Там бывшие менты. Их хлебом не корми — дай покопаться в чужом белье… Заказ должен быть снят.

— Постараемся. Это все?

— Надо, чтобы иерусалимский авторитет оказался на пару дней в Москве. С ним хотят разобраться…

— Ты про Жида?

— Жид, или Афганец… У вас сейчас с ним свой человек в Лондоне…

Сметана и Серый были в курсе. Их посланец встречался с авторитетом, который интересовал Сотника и его к е н т о в, между ними много лет существовали дружеские отношения. Варнава, так звали посланца, должен был как раз успокоить братву за границей насчет наступления на фирмы вроде «Дромита». Несколько московских фирм с двойными крышами, наподобие «Дромита», внимательно следили за тем, как решится с бухарским Фондом.

«Если Арабова начнут давить, эти не продержатся…»

Серый и Сметана успокаивали через Варнаву. Теперь в интересах спасения брата Серого курс следовало сменить на сто восемьдесят…

Сделка состоялась.

—Мы сообщим: возможно, он даже прибудет в Москву сегодня к вечеру…

Ночь заканчивалась.

Из припарковывавшихся время от времени иномарок появлялись стандартные экипажи — крутые амбалы и юные дарования в коротких юбчонках, с высовывающейся ажурной оторочкой на нежных трусиках.

Сметана и Серый поднялись первыми.

Сотник заметил ненавязчиво:

—Будет жаль, если с Нисаном Арабовьш сегодня что-то случится…

Сметана и Серый деликатно промолчали.

У авторитетов была возможность осуществлять контроль за событиями в фонде «Дромит». В квартире на двенадцатом этаже дома в районе Калининского проспекта, в одной из трех, которые держал Серый в столице, должна была ждать самая последняя новость. Известие могло быть передано только Серому — устно и в стерильном месте, полностью исключающем подслушивание. Предварительно должен был поступить сигнал в машину. Позвонить должны были из уличного автомата. По их данным, отсчет времени на часах Нисана Арабова уже начался…

В районе Верхней Масловки неожиданно затрещал один из двух установленных в машине телефонов. Серый снял трубку.

— Спишь? — Голос был заливистый, шалый.

Сам звонивший явно еще не ложился.

— Вам кто нужен? — буркнул Серый.

Звонивший, в сущности, не знал, кому и в связи с чем передает сообщение. В трубке раздались короткие гудки.

Это и был сигнал.

Через час — в США, в Нидерландах, в Израиле — должно было стать известным, что на Фонд в Москве, находившийся под братской крышей «Белой чайханы», совершен наезд, а столичные авторитеты, которым пообещали взамен жизнь смертника из «Лефортова», не поддержали моров из Бухары.

—А-а!.. Семь бед — один ответ!

Из московских газетчиков первыми к месту убийства Нисана и Ковача прибыли полицейские репортеры — профессионалы, короли оперативной информации. Их портативные радиостанции работали на волне Московского главка — Петровки, 38. Один из вновь прибывших с ходу подвалил к Рэмбо:

—Два слова для прессы. «Лайнс» давно опекает Арабовых?

Злое чутье газетчиков не раз попадало в точку. Фраза могла легко оказаться заголовком бойкого газетного репортажа.

Рэмбо пожал плечами:

— У Нисана собственная служба, безопасности! Это всем известно.

— Могу я в таком случае спросить — чем, собственно, ты тут занят? Известно, что у тебя ни минуты свободного времени!

Рэмбо кивнул:

—Но только тебе!

—Могила.

— Я жду приятеля из Регионального управления. В последнюю минуту его наверняка загонят сюда…

— Ментовская дружба — святое дело… — Репортер был тоже малый не промах. — И потому с тобой дама-секьюрити, которую я видел однажды… Дай Бог памяти! В программе покойного Влада Листьева! Один вопрос… Арабов давно в этом доме? Почему здесь?

Семнадцатиэтажная башня высилась в удалении от шумной городской магистрали. Нисан выбрал место в престижном месте. Дом населяли «бывшие» — аппаратчики, совминовцы, тут же неподалеку была их поликлиника, по-прежнему обслуживавшая по пропускам. Каким образом в их числе оказался бухарский банкир, не имевший московской прописки, можно было только предполагать.

—Может, спросишь что-то полегче…

—Ловлю на слове.

Разошлись, довольные друг другом.

Водитель «мерседеса» не был оставлен без внимания. С Ниндзей у передней дверцы беседовал Бутурлин. Он только что появился. Со стороны могло показаться, что, пользуясь общим замешательством, они лениво переливают из пустого в порожнее.

Милицейская фортуна была к Бутурлину благосклоннее, чем к главе «Лайнса». В низовых подразделениях — н а з е м л е , — где риск сломать себе шею и голову для начальника среднего звена особенно велик, долго пахать ему не пришлось. Без особых затруднений и как бы нехотя быстро взбирался по служебной лестнице. Личное дело Бутурлина, как и история болезни, было не толще обычной школьной тетрадки. На Петровке в публичных собраниях, где Рэмбо обычно задирал начальство, резал правду-матку, Бутурлин был осторожен. Кастовая среда полковников и генералов, из которых большая часть руководила Петровкой, 38, уже во втором и даже третьем поколении, обламывала быстро. Ни разу Бутурлин не предстал перед коллегами хоть на йоту энергичнее, честолюбивее или образованнее. Так серой лошадкой и проскочил наверх, не изменяя избранной однажды манере. Только теперь, похоже, под влиянием обстоятельств маска приелась Бутурлину, и он то и дело давал начальству знать об этом.

Проходя, Рэмбо вроде случайно приложил его сзади локтем.

—Извиняюсь, товарищ подполковник…

Бутурлин резко вскинулся, но тут же затих. Приятельство каждый раз подтверждалось вместе с иерархической тонкостью: Рэмбо перед переводом его на самостоятельную работу был старшим группы МУРа, в которую входил Бутурлин…

— У, медведь! Здорово…

— Привет!

Милиция спешила. Первым к месту убийства прибыл наряд муниципальной милиции, находившейся тут же, под боком. Все последние годы то Думой, то Президентом издавались законоположения об усилении борьбы с уголовной преступностью, одно строже другого, но заказные убийства продолжались, и с ментов могли строго спросить.

С разрывом в несколько минут вслед за ментами появились сразу две «скорые» и тут же оперативно-следственная группа с Петровки: следователь прокуратуры, судебный медик, кинолог со служебно-розыскной собакой… В распоряжении опергруппы был один из немногих «Мерсов»,подарок то ли федерального, то ли австрийского канцлера. «Скорые» тут же уехали — работы для них не нашлось. Следствие, напротив, немедленно принялось разворачиваться. Двор наполнили люди. Появились машины конторы. Зеваки реагировали на них без энтузиазма: «Волги», «Жигули» — казенный набор…

Первый же лимузин — длинный, сверкающий — привлек общее внимание, затормозив у подъезда.

—Брат приехал…

Второй сопредседатель Совета директоров Фонда Неерия Арабов — шестипудовая копия своего расстрелянного у лифта брата — выскочил из машины, впереди телохранителей пробежал в дом. Муниципал, несший охрану, безотчетно отстранился — слишком очевидной была внешняя схожесть с погибшим. Вместе с Неерией шагнул и ближайший советник Аркан — один из первых лиц в Фонде, — красноглазый, с огненно-рыжей корявой бородкой и красным обгоревшим лицом.

Все трое — Арабовы и Аркан — коренастые, тяжелые, с круглыми крупными глазами и подбородками — были из бухарских евреев, представлявших в Москве интересы «Белой чайханы». Их азиатские кореша, имевшие по библейским понятиям общих предков с иудеями, считались потомством Агари, наложницы, понесшей от праотца Авраама первенца Ишмаила… Последнее обстоятельство делало их как бы двоюродными братьями, укрепляя союз.

Неерия и Аркан пробежали внутрь, к лифту. Телохранителей Неерии муниципал не без помощи коллег тормознул в дверях.

Дом, не подававший признаков жизни во время бандитской разборки, дал знать о себе. На нижнем лестничном колене густо толпились жильцы.

—Проходи! — незлобно шуганул их один из ментов. — Завтра будет все известно из прессы…

Газеты все больше специализировались на сообщениях о так называемых «диких случаях». Два этих слова — «дикий случай» — вполне могли бы служить названием сразу нескольких печатных органов. Стоило лишь взглянуть на заголовки корреспонденции — «Сын зарубил родителей», «Любовник задушил сожительницу и ее дочь», «Маньяк сварил и съел любовницу»…

Неерия пробыл у тела брата недолго. Вместе с Арканом быстро поднялся на пятый, в квартиру. Невестка, которой он позвонил еще из машины, с плачем бросилась ему на шею:

—Не могу поверить… Вот его стакан! Он еще теплый… А Нисана нет…

В этот день она должна была лететь к родителям в Бухару и там остаться: невестка была беременна. Ждали сына, и медики тоже подтвердили: да, должен родиться мальчик.

— Папа уже знает?

— Ему передали. Твоему отцу тоже позвонили…

— Представляю, что там творится!

Не успевшее загореть юношеское лицо было полно боли. Неерия едва еще вступал в пору своей мужской зрелости.

Трехлетнюю дочь Нисана не собирали в детский сад, малышка растерянно следила за взрослыми.

—Иди сюда…

Неерия на секунду взял девочку на руки, передал Аркану.Тот поставил ребенка снова на пол. Предстояло много дел. Вполне вероятен был обыск в квартире. Способ поиска убийц зависел от ментов, и в подобных случаях они предпочитали всему осмотр письменных столов и портфелей потерпевших. Излюбленный ментовский прием — пытаться найти материалы, компрометирующие жертву,чтобы объявить их причиной кровавой разборки. Такбыло почти со всеми заказными убийствами банкиров,бизнесменов, оставшимися нераскрытыми. В случае с Арабовым в оперативную группу вместе со следователем наверняка могли включить представителя налоговой полиции, квалифицированного экономиста-эксперта.

В любом случае это грозило неудобством.

Не исключалось, что квартира Нисана и сейчас находилась на кнопке. Прослушивалась компетентными органами.

—Аркан! — Неерия поманил советника.

Они вошли в ванную. Неерия включил кран, достал из кармана «паркер». Сбоку лежало несколько книг, Нисан тут читал, делал пометки. Тут же у зеркала лежали мягкие салфетки, которые он использовал для письма.

Неерия написал на верхней:

«ЧЕК НАUBS».

Чернила поползли внутрь нежнейших волокон.

UBS был известный швейцарский банк — « UNION BANK SUISSES».

Неерия взял вторую салфетку.

«Срочно проверь в сейфе у Нисана».

Это было не все.

«Ковач не должен был сегодня заезжать за братом! Что произошло?»

Неерия скомкал салфетки, сунул в висевший рядом халат.

Надо было идти к невестке, к ментам.

—Поезжай в офис. И быстро возвращайся…

Красноглазый кивнул.

Они вернулись в коридор. Советник пошел к дверям. Неерия на несколько минут еще задержался с невесткой.

— Мы улетим сегодня дневным рейсом. Я постараюсь договориться… — Он еще из машины отдал несколько распоряжений. — С собой возьми самое необходимое. Главное, не волнуйся. В твоем положении сейчас нельзя нервничать.

— Его вещи…

— Я пришлю людей, они аккуратно все соберут.

— А что с Рахмоном-бобо… — Невестка всхлипнула. Судьба взятого в заложники старика оставалась неясной.

— Рэмбо занимается. Он должен подъехать. Держись!

Невестка заплакала еще тягостнее:

— Не представляю, что я скажу папе!..

Когда Неерия показался на площадке, там было полно людей. С Неерией здоровались — он кивал, не замечая. Бегом сбежал по лестнице. К брату больше не подошел. Там правила бал контора: осматривала, замеряла, фотографировала.

Прямо у входной двери на крыльце молились несколько вызванных из синагоги бородатых, в полосатых накидках-талитах стариков во главе с руководителем сефардской общины — круглолицым горским евреем.

С крыльца Неерия увидел еще плотное кольцо посторонних. До черта зевак, сдерживаемых муниципалами. Особняком держались десятка три знакомых. Всех их прямо или косвенно затрагивало происшедшее. Соучредители нуждались в подтверждении курса вторым лицом Совета директоров, автоматически становившимся теперь первым и единственным. Зондаж в этом случае принимал форму выражения соболезнования. Неерия самостоятельно установил очередность и регламент общения.

Водитель Черепашка Ниндзя… Был он с Рязанщины, из Шацкого района, с Выши — одинокий, со странностями, служивший фирме со дня ее основания. Никто не слышал, чтобы он вспомнил о родных, о родителях. Отрезанный ломоть. Внушительных размеров бронежилет и маленькая головка на двухметровой отметине. Контора успела опросить его только в общих чертах, кое-что Ниндзя уже рассказал Неерии по телефону. Оставалось узнать главное.

—Я унес «Макаров», который был у Ковача… — Разговор шел тет-а-тет. — К чему тебе лишняя головная боль?..

У Ковача не было лицензии на ношение оружия. Водитель снова в тысячный раз доказал свою преданность братьям.

—Ковач успел выстрелить. Гильза у меня. Вместе с пистолетом…

Неерия потрепал его по плечу:

— Ты наш брат… — Взгляд его скользнул по распластавшейся на заднем сиденье жене убитого секьюрити. — Как она?

— Соседка вынесла ей снотворное…

— Родители у нее есть?

— Ковач взял ее из детского дома. Она жила у него.

— Сколько ей до совершеннолетия?

— Года два…

Неерия оглянулся — один из телохранителей, державшийся поблизости, тотчас подошел. Неерия показал на женщину на сиденье.

— Передашь ее сотруднице из охранно-сыскной ассоциации, они сейчас подъедут.

— Я понял, Неерия!

— Скажешь, я так распорядился. Введи ее в курс дела: похороны, поминки — за счет фирмы. Единовременное пособие — такое же, как сестрам Ковача…

— Я извещу!

— Кроме того, страховка и ежемесячная материальная помощь по день совершеннолетия… Похороны через двое суток, когда я прилечу из Бухары.

— Родственники уже знают?

—С матерью Ковача я договорился…

Телохранитель отошел. Другие секьюрити все время, пока он стоял у машины, молча смотрели в их сторону. Ниндзя на минуту снова завладел вниманием Арабова:

—Это рука Афанасия…

Водитель назвал имя вора в законе, с которым в свое время у бухарской братвы не сложились отношения.

— Я видел киллеров. На них черные шапки-«бандитки»…

— Сейчас их носят все!

— Это его стиль! Тот, что повыше, нес «Джеймс бонд» Нисана.

— Все, оставь… Афанасий сидит! Исходи из реального. Извини! — Неерия увидел человека, который был ему сейчас необходим. — Рэмбо!

Президент «Лайнс-секьюрити-информ» стоял рядом с «Волгой» ассоциации. Позади, за спиной водителя, в машине была тоже молодая женщина — бывший офицер милиции. Увидев приближающегося Арабова, она вышла из «тридцать первой», встала рядом с шефом.

—Такая беда…

Они коснулись друг друга щеками.

—Вот женщина, о которой меня просили… — Рэмбо мягко отстранился.

Неерия и дама-секьюрити обменялись поклонами.

— Она должна постоянно находиться с женой убитого телохранителя… — На Неерии был шелковый костюм, то и дело начинавший шуршать. — Чтобы девочка ничего не натворила. Не повесилась. Не наложила на себя руки… У них с Ковачем была большая любовь…

— Она там? — Рэмбо кивнул на «мерседес» Нисана.

— Да. Я не могу оставить ее одну. Она успела хватить снотворного или транквилизаторов…

— Не беспокойся. Это — бывший майор милиции. Сотрудница уголовного розыска…

Ассоциация на три четверти состояла из бывших ментов. Женщина снова раскланялась.

Одна проблема Неерии была решена.

—Что с моим родственником? С Рахмоном-бобо? Есть новости?

—Люди работают… — Рэмбо не собирался уточнять.

Неерия показал телохранителям, что хочет остаться с Рэмбо наедине, — амбалы мгновенно образовали кольцо. Полученное ассоциацией поручение ограничивалось поиском похищенного заложника.

—Я хочу расширить существующее соглашение…

Речь шла о всеобъемлющем заказе. Майор-секьюрити открыла «Волгу», снова заняла место на заднем сиденье.

— Откуда идет угроза? Кто за этим? В какую сторону разводят стрелки…

— Ты считаешь, что розыском убийцы должен заниматься частный инвестигейтор? — Рэмбо не сказал «детектив», имел в виду специалиста более высокого уровня — «исследователя». — Следствие все равно ведется. Мы окажем РУОПу помощь…

— Я говорю о безопасности в глобальном смысле. На крышу Савона нет надежды… Я хочу, чтобы ты возглавил эту работу.

Соратники Неерии находились совсем близко, сразу за амбалами-телохранителями. Не исключалось, что разговор им слышен. Детали решено было обсудить после возвращения Неерии из Вабкента.

—Кредит «Лайнсу» открыт уже сегодня в «Рассвет-банке»…

Банк был достаточно известен.

—Рад помочь, Неерия. Со мной будет мой друг-детектив. Он возвращается из Англии. Завтра, на похоронах Ковача, я его представлю…

Игумнов — рыжий, в жаркой кожаной куртке, под Марлона Брандо пятьдесят третьего года в фильме «Дикарь», с которой не расставался даже в Лондоне, — видел джентльмена сбоку. Одно короткое мгновение. Он знал этот тип — костлявые, стройные, с матовыми лицами, крупными блестящими глазами. Похожи на афганцев. Джентльмен впереди спешил.

«Туманов! Миха!»

Российский авторитет, известный как Жид, или Афганец, в последнее время обитал в Иерусалиме — третьем по величине центре русской мафии за границей, после Нью-Йорка и Амстердама.

Миха исчез внезапно, пару лет назад, и в столичной криминальной хронике проскочило сообщение, что Прокуратура России во главе с новым Генеральным в порядке экс-традиции выдала его ФБР по делу Иванькова-Япончика.

Миха на ходу дернул из кармана платок. Вытер лицо. Пачка стофунтовок с изображением королевы плюхнулась на горячий асфальт.

Солнце жгло беспощадно.

Под черепичными крышами окрестных зданий сверкали непривычного блеска и чистоты огромные британские окна.

Миха свернул в подземный переход, тут же исчез.

Улица была не из шумных.

Кроме Игумнова и незнакомого соотечественника, случайно навязавшегося ему в попутчики у гигантского лондонского «Си-энд-Эй», никого вблизи не было.

Две смуглые леди впереди толкали в направлении перехода детскую коляску.

—Интересное кино получается… — Попутчик проворно подхватил валюту с панели. Обернулся к Игумнову: — Найти — не значит украсть! Согласны?

С Пикадилли донеслась музыка — там начиналась демонстрация представителей сексменьшинств.

—Деньги по праву не мои… — Соотечественник протянул стофунтовки. — Я вытащил их у вас из-под ног…

Небольшого роста, курносый, с несвежим одутловатым лицом, он выглядел как после сильной поддачи; утром успел поправиться.

—Тут тысячи три. Может, больше… — Купюры были вложены в узкий прозрачный пакет. — Предпочтительнее, конечно, разделить между нами…

Сбоку виднелся ветхий заброшенный киоск. Они отошли к нему. Киоск стоял пустой, со сквозными пулевыми пробоинами в витрине. Кто-то, возможно, схлопотал в нем свое.

—Но это вам решать…

Игумнов пристально взглянул на попутчика. Прием был стар как мир. Его собирались кинуть на полторы тысячи, предложив в обмен первосортную английскую туалетную бумагу, аккуратно нарезанную, в прозрачном пакете, с двумя выложенными поверху стофунтовками. В России для этой цели вместо туалетной бумаги использовали календари, выпущенные Гознаком. Что-то стояло за этим. Человек, набившийся ему в попутчики, не был обычным кидалой. Да и Миха — московский авторитет — никогда не опустился бы до фармазонства. И, уж конечно, не бросил бы куклу Игумнову, с которым его связывали чисто дружеские отношения. Жид явно играл чужую игру.

—Так что поздравляю… — Кидала изобразил на лице радость. — Держите!

Игумнов поманил его ближе.

Верхний металлический ряд зубов, делавший его похожим на ординарного уголовника, мелькнул тускло.

—Твой паспорт!

Со стороны Оксфорд-стрит неожиданно возникли двое полицейских — поджарые, средних лет, — в белых аккуратных сорочках, черных брюках, черных легких касках, при черных галстуках. Английские л е г а в ы е направлялись в их сторону. Они о чем-то болтали, помахивая короткими черными дубинками, не переставая поглядывать вокруг.

—Живо!

Соотечественник предпочел не рисковать.

—Пожалуйста, начальник!.. — Он опасно улыбнулся. «Союз Советских Социалистических… Варнавин Виктор… Номер УВД, выдавшего документ…»

Варнава!..

По оперативным данным, которые никогда не фиксировали на бумаге, земляк Игумнова Туманов, по кличке Жид, гарантировал безопасное прохождение партий газового и охотничьего оружия из Европы в магазины генералов-отставников МВД, которые пооткрывались в Москве.

Лицензионно-регистрационная служба находилась в системе Министерства внутренних дел, и потому отставники других ведомств не могли составить им серьезную конкуренцию… Недавние противники — авторитеты типа Жида — были в этом их главными и желанными партнерами. Бывшие начальники главков принимали их на высшем уровне, наперебой демонстрировали расположение и благоприятство.

Что касалось Варнавы — он был не только кидала и фармазон, мастер на все руки. Кроме всего, держал собственное бюро, предоставлявшее девиц для сопровождения за рубеж… По сводкам оперативной информации МВД он проходил связью столичных авторитетов — Сметаны и Серого.

Игумнов перелистал паспорт. В Соединенное Королевство из Москвы оба прилетели в один и ни же день и, скорее всего, по одним и тем же делам.

Игумнов моментально догнал: «Тут он как частный детектив или секьюрити!». Большой лондонский сбор российских охранников под названием «Защитить себя и свой бизнес!» проходил в конференц-центре Елизаветы II.

—Ты с семинара служб безопасности!

Официальная часть тусовки завершилась накануне. Сегодняшний день был свободный. Братва гуляла. Наутро двумя рейсами секьюрити возвращались в Москву.

Игумнов участвовал в семинаре как частный детектив «Лайнса». Он представлял ассоциацию также на двусторонних встречах с английскими партнерами и по заданию Рэмбо интересовался соотечественниками, входившими в международный преступный картель «Наркотики. Оружие. Девочки».

—Второй кто с тобой?

Британский полицейский патруль был уже в нескольких метрах. Одутловатое нездоровое лицо Варнавы покрыла испарина. Он попал между крысятниками двух государств.

—Может, потом? Мы ведь еще увидимся сегодня…

Варнавин тоже смекнул, что к чему. Вечером предстоял торжественный заключительный гала-банкет семинара.

—И в Москве тоже встретимся…

— Быстро! Пока я не обул обоих! Кто он?

— Не знаю! Познакомились в отеле, поддали…

— Какой отель? — Секьюрити проживали в двух центральных гостиницах.

— «Черчилль».

На рассвете из Москвы звонил президент ассоциации. Игумнов еще сидел у телевизора.

— Что смотришь? — Рэмбо ждал припозднившихся авторитетов. — Детектив?

— И эротику.

По коммерческому каналу гнали два эротических фильма и еще крими.

—Это как же?

— Перехожу с канала на канал…

— Я по поводу нового заказа. Фондсодействия процветанию. — Рэмбо дал понять: речь шла об освобождении заложника. — Фонд «Дромит»!

— Ичкерия?

— Иврит. Начинай вентилироватьу себя…

Когда что-то закручивалось, то всегда сразу в нескольких местах, с разных сторон. Игумнов рискнул наудачу:

— Что за фирму здесь представляешь? «Дромит»?

Варнава едва не сел от неожиданности:

— Ты что, мент?!

— Быстро.

Вопрос был последний. Варнава взял себя в руки:

—«Новые центурионы»! Слышал?!

В голосе прозвучала угроза.

В агентстве коммерческой безопасности в Москве подчиненным Бутурлина не спешили открыть. Наблюдали в «глазок» стальной двери.