Нет прощения!

      — А меня тут один рейдер бортанул, — припомнил Эрлиг, закончив смеяться. — Козел! Я себе весь бок ободрал, новый плащ, между прочим, порвал, когда катился вместе с мотоциклом!..
      — Решено, — подытожил Экстра. — Отомстим все вместе каждому из них. Вряд ли мы сюда вернемся.
      — Вернемся, — улыбнулся Лаки. — Не слушайте его.
      — Конечно, вернемся! — вскинулся Эрлиг. — А ведь я уже знаю, как именно убью этого урода!
      — Он эмпи? — поинтересовался Экстра.
      — Пфа! Конечно, нет! Я, кажется, придумал шоу…
      — Бросим жребий, чей враг будет первым, — пресек его фантазии Найк.
      — Идет, — согласился Лаки.
      — Бросим что? — не понял Эрлиг. — Жребий? Посчитаем, у кого больше монеток, что ли? Или как?
      — Сразу мы валить никого не будем, вот что я скажу! — Экстра вскочил на парапет, засунул руки в карманы. — Все будет по нарастающей. Лично у меня врагов нет, но мне хотелось бы сделать что-нибудь хорошее для вас. И я предлагаю начать с Пухлого!
      В ответ раздались громкие крики радости. Пухлый постоянно стучал на своих же товарищей, об этом знали все. Но про то, что Пухлый задействован еще и в федеральной разработке, Экстра узнал случайно. Ненависть к Пухлому сплачивала весь поток. Каждый из друзей Лаки, включая и его самого, хотя бы по разу попадал из-за Пухлого.
      — И что ты хочешь с ним сделать? — спросил Лаки. — У тебя есть план?
      — Да. Есть, — ответил Экстра, протягивая ему пачку «Стразза».
 

Бомба.

      Пухлый приходил в лицей гораздо раньше остальных. Он важно вваливался в аудиторию и занимал самое лучшее место — единственное красное кресло, более удобное, чем все остальные. Так что получалось, будто Пухлый — альфа в своей стае. Экстра предложил пронести и установить на столе преподавателя психолингвистических структур картонную коробку с надписью «Бомба». Подождать, пока Пухлый вызовет копов, забрать коробку и выскочить с нею в окно. Найку выпала честь подброса коробки. Он придумал, что разумнее будет втащить ее по веревке в окно, вместо того, чтобы переться с ней через центральный вход, что и было исполнено. Найк поставил коробку на преподавательский стол, обмахнул ее своей банданой и спрятался за рядами аудитории.
      За полчаса до звонка в конце аллеи нарисовался Пухлый. Он важно, с глубоким внутренним достоинством, прошествовал мимо скамейки, где сидели Лаки, Эрлиг и Экстра, и скрылся за дверью лицея.
      — Сверим часы, — сказал Экстра.
      Лаки поглядел на телефон. Было восемь тридцать три.
      Ровно в восемь тридцать пять из окна второго этажа вылетела коробка, и вслед за ней выпрыгнул Найк. Откатился в кусты. Осмотрелся. Аллея была пустой. Найк подобрал коробку, сложил ее и с картонкой подмышкой неторопливо пошел к своим друзьям. Когда он проходил мимо них, все трое снялись со скамейки и свернули на заросшую тропинку, ведущую к дырке в заграждении.
      Выбросив коробку в овраг, они вышли за пределы лицейского парка и скрылись в ближайшем кафе. В восемь сорок восемь мимо окон кафе, в направлении лицея, промчались три патрульные машины с включенными мигалками. Официантка как раз принесла кофе и поднос с рогаликами.
      Без десяти девять показалась бронированная амфибия без опознавательных знаков. Все четверо прыснули в чашки с кофе. Это была машина федеральных стрелков.
      — Бедняга, — посочувствовал Пухлому Найк.
      Они допили кофе, набили карманы рогаликами и отправились смотреть. Лицей был оцеплен по периметру, никого не пускали ближе, чем на пятьдесят метров.
      — Дети, покиньте пределы парка, — настойчиво повторял полицейский, но его никто не слушал.
      Повсюду кучковались учащиеся. Экстра заметил Скрэмпи и направился к нему.
      — Что-то случилось? — встревожено поинтересовался он.
      — Да вот, бомбу заложили, — обаятельно улыбнулся Скрэмпи, один из лучших хакеров потока.
      — Да ты что? — хором воскликнули Эрлиг с Найком.
      — Угадайте, кто ее нашел? — весело прищурился Скрэмпи.
      — И кто же?
      — Пухлый!
      — Он, должно быть, перекинулся, — цинично заметил Экстра. — Или нажрался таблеток.
      Эрлиг зашелся от смеха. Он никак не мог себе представить перекинутого Пухлого.
      — А я все же надеюсь, что это правда, — возразил Скрэмпи.
      — Если правда, я проставляюсь! — заявил Экстра, ничем не рискуя.
      — Да все проставляются, — усмехнулся Скрэмпи, с ненавистью глядя в направлении лицея.
      В девять восемнадцать из здания вышли федералы, и было ясно, что люди в черной форме крайне недовольны. Вслед за ними двое копов вывели красного, как вареный рак, Пухлого. И замыкал эту процессию директор лицея, буравя ненавидящим взглядом толстую спину. Все, кроме директора, скрылись в недрах амфибии. Через полчаса оцепление было снято.
      Скрэмпи вздохнул, поправил бэг. Внутри что-то звякнуло.
      — Не мой сегодня день, — сказал Скрэмпи.
      — Скушай рогалик, — посоветовал Лаки.
 

Концерт.

      У входа в «Затмение» стояли мотоциклы, и Эрлиг подозрительно покосился на группу рейдеров, но Экстра сказал «потом», и тот отвернулся. Лаки первым протискивался сквозь заполнившую клуб толпу, жалея, что не пропустил вперед двухметрового Эрлига. За одним из столов уже пили эмпи из их потока, Лаки направился туда.
      — А где Экстра? — тут же спросила Прис.
      — Уже идет… Хелл, двигайся давай! Это чье пиво? — Лаки заработал локтями, освобождая себе место. Эрлиг и Найк втиснулись на противоположную скамейку.
      — Вы когда играете? — спросил у Эрлига Рыжий. На нем в этот раз были совершенно чумовые очки. Навороченные, с различными коповскими приблудами, навроде указки метража и прочей чепухи, бесполезной, если нет соответствующего оружия.
      — Не знаю… Должны позвать, — флегматично отозвался Найк, а Эрлиг потянулся к очкам.
      — Дай заценить!
      Рыжий со вздохом протянул ему очки, и Эрлиг просиял.
      — Они идут тебе больше, чем Рыжему, — тут же сообщила Прис.
      Эрлиг поворачивался так и этак. С квадратными скулами и резкими чертами лица, в этих очках он был похож на садиста.
      — Дашь на время концерта? — кровожадно усмехнулся Эрлиг.
      — Я тебе их дарю, — сказал со вздохом Рыжий.
      — Спасибо, дружище! — заорал Эрлиг, расплескивая пиво по столу. — Темный Папа любит тебя!.. Теперь я знаю все, что знают копы!
      — К этим очкам тебе нужен немного другой имидж, — сказала Прис.
      — Например, какой? — поинтересовался Эрлиг.
      — Я знаю, какой! — Найк пристально оглядел Эрлига и неожиданно для всех ударом своего ножа распорол на нем футболку. Эрлиг засмеялся.
      — Покажи нож, — попросил Рыжий. Найк воткнул лезвие в деревянную столешницу.
      — Запрещенная тема, — сказал кто-то. Нож у Найка был монокристаллический, с напыленной на рукоятку алмазной крошкой.
      Подошел Экстра.
      — Мы играем через полчаса. Не будем терять времени зря…
      Тут же нарисовался один из менеджеров «Затмения» вместе с официанткой, принесшей целый поднос кружек. Организатор оттащил Экстру от пива в сторону и что-то быстро заговорил. Экстра рассеянно кивал головой, глядя, как исчезает пиво.
      — Слышали, что Пухлого выгоняют из лицея? — вдруг вспомнила Прис.
      — Серьезно? — удивился Лаки. Эрлиг с Найком уткнулись в кружки.
      — Да, из-за этой истории с бомбой.
      — Вроде его даже высылают из черты, — подключился Рыжий.
      — Могли бы и расстрелять, — улыбнулся Эрлиг. — Сволочи!
      — А вы не видели Брикета? — поинтересовался Лаки
      — Да бродит где-то, — Люис завертел головой. — Что, хочешь чего-нибудь купить?
      — Вроде того, — уклончиво ответил Лаки.
      — Угощайся! — Люис великодушным жестом бросил на стол пачку «Стразза», к которой тут же потянулись руки. Снова подошел Экстра.
      — Никаких экстремистских лозунгов! — крикнул он, видимо, повторяя слова организатора. — Никакого мата! И не драться на сцене на ножах, как в прошлый раз, ты понял меня?! — Экстра встряхнул Найка, отобрал у него нож.
      — Ты хочешь, чтобы получился скучный концерт? — удивился тот.
      — Я хочу, чтобы нам записали альбом! — рявкнул Экстра. — А альбом нам никто не запишет, если ты будешь плохо вести себя!
      — А я один так себя веду, да? Да?!
      — Найк, послушай…
      — А чего он!..
      Экстра махнул рукой, схватил Прис и усадил к себе на колени.
      — Ты будешь меня ждать всю жизнь, детка?
      — Ты же знаешь, что да, — фыркнула Прис.
      — Жизнь — это недолго, — заметил Эрлиг. — Это только миг. Ясно, кретины?
      — «Нет Прощения!», на сцену! — объявили в микрофон под всеобщий рокот.
      — Быстро! — Эрлиг схватил сразу две кружки, весь облился, но выпил до дна. — Быстро!
      — Хватит! — заорал Экстра.
      — Мне нужна энергия! Энергия пива! — выкрикивал Эрлиг, размахивая кружкой. — Энергия солода и ветра! Экстра, зашибу!
      — А может, ну его, этот альбом? — Найк достал еще один нож и, покачиваясь, побрел в сторону сцены.
      К моменту выхода «Нет Прощения!» на сцену Лаки был изрядно пьян. Зал на секунду утих, чтобы в следующий миг взорваться приветственными криками. Экстра подошел к микрофону, хотел что-то сказать, но его опередил Эрлиг. Наставив гриф гитары на толпу, он заорал:
      — Полиция! Всем стоять!
      Толпа захохотала, заулюлюкала, Эрлиг в «антикоповских» очках выглядел великолепно.
      Показался Найк с басом наперевес, лениво прошелся по сцене. Экстра отогнал Эрлига от микрофона, взял аккорд. Андерс, барабанщик из дружественной группы, залез за установку. Андерс играл сразу в нескольких группах, от барабанов его было просто не оттащить. Он предпочитал тренироваться по ночам, чтобы никому не мешать.
      — Нет прощения! — крикнул Экстра в микрофон.
      Эрлиг взял несколько ревущих аккордов. Их группа играла «мрак». Люди могли ничего не знать о ментальных программах, но «Нет Прощения!» звучала просто сверхъестественно, их музыка подчиняла, а странный голос Экстры эмпировал весь зал. Лаки провалился вместе со всеми в бездну звука. Ему не хотелось вслушиваться в слова, он чувствовал музыку, как эмпи, и она имела свои измерения, свои миры, она погружала в транс, она заставляла испытывать эмоции потрясающей силы.
      Лаки огляделся по сторонам. Возле сцены шла драка, но дрались пока не страшно, стараясь попадать в ритм. За соседним столом отдыхала группа рейдеров. Бородатые взрослые дядьки размахивали кружками и подпевали нестройными голосами:
 
«Острым кленовым листом
Открывает мне осень
Вены.
Красные брызги зари
Опрокинули кровь на
Стены.
Остановить невозможно, но можно убить,
Если надо.
Я теряю последнюю нить,
Проходя терминатор.
Терминатор».
 
      А Экстра уже начинал сходить с ума, его энергетикой накрывало зал. «Нет Прощения!» полным составом впадали в боевой транс. И вот драка от сцены переместилась ближе к столам. Прямо перед Лаки грохнулся грузный рейдер, пролетевший перед этим пару метров, проехался на спине через весь стол, сметая попутно все, что там стояло, и застыл, бессмысленно глядя вверх. Никто даже не обратил на это внимания.
 
«Бьет электрический ток,
За которым мы будем
Вместе.
Располосован восток
Запрещенной пыльцой
Созвездий.
Остановить невозможно, но можно убить…»
 
      — Если надо!!! — проорал Люис Лаки в ухо. Лаки отшатнулся.
 
«Я теряю последнюю нить…»
 
      — Проходя терминатор!!! — вопили пьяные рейдеры.
 
«Терминатор…»
 
      Барабаны взорвались бешеным ритмом, и в зале поднялся вой. Лаки спихнул тело рейдера со столешницы на колени Рыжему, Люису, Хеллу и Прис, вскочил на стол, поднимаясь над беснующимся залом, успел запечатлеть в своей памяти кульминацию яростной драки, и, неожиданно для себя, увидел бредмена. Эта тварь тащилась наравне со всеми.
      Лаки выхватил нож и прыгнул вперед, пробиваясь к Брикету.
      Ветер гулял на «Высоте». Город замер внизу, застывая в летаргии. Покрывало заката накрывало Стад-Рей мерцающим светом. Они вышли на крышу. Эрлиг, державший бредмена за скованные наручниками руки, резким движением рванул его вперед, мимо себя, и тот покатился по кровле с жалобным криком. Экстра проводил его рассеянным взглядом — он все еще был там, в мире своей яростной музыки. Найк сплюнул. Бредмен скулил. Его глаза были завязаны, он ничего не видел, но длительный подъем по лестнице и ощущение открытого пространства подсказывали ему, что он находится где-то очень высоко.
      — Ты умрешь, — сказал ему Лаки. — Рано или поздно. Возможно — сегодня. Это не важно.
      Имеет значение только то, как ты жил. А жил ты, как поганая крыса!
      — Я не хотел!.. Я же не хотел!.. — истеричный крик, подхваченный ветром, растаял вдали.
      — Целый блок «Стразза»! — никак не мог успокоиться жадный Эрлиг.
      — Мы дадим тебе шанс, — бросил Экстра. — Остальное будет зависеть от тебя. Снимите с него повязку.
      — Я больше никогда… Не убивайте! Я правда не хотел… Румбер подставил меня, это он!.. Он кинул меня на товар!
      — Заткнись, — попросил Найк, срывая с него повязку. Брикет пополз, пытаясь подняться, глядя умоляющим взглядом на всех по очереди.
      — Ты готов? — спросил его Эрлиг.
      — К чему? — у бредмена клацали зубы.
      — К смерти, — подсказал Эрлиг зловещим шепотом.
      — Нет… Не надо… Я не хочу!..
      — Как же ты живешь? — удивился Найк.
      Эрлиг захохотал. Рывком вздернул Брикета вверх, поставил на трясущиеся ноги.
      — Самое прекрасное, что только есть в этой жизни, сможет тебя убить, — тихо заговорил Экстра. — Я имею в виду адреналин. Сейчас ты испытаешь то же, что и мы все. Тебе предстоит прыжок в пустоту.
      Брикет заорал, думая, что его сбросят с крыши, предпринял попытку вырваться. Эрлиг даже не ударил его, так он был ему отвратителен. Эрлиг дрался лишь с равными и ничего не мог с собой поделать.
      Лаки подхватил упирающееся тело, и они с Эрлигом затолкали Брикета на лестницу. Здесь было слышно, как ветер гоняет песок по крыше. Бездна застыла за тонкой бетонной стеной.
      На бредмена надели ремни обвязки. Он больше не вырывался. От страха он обмяк настолько, что не мог стоять самостоятельно, без поддержки Эрлига. Найк подтащил трос, зацепил карабин, защелкнул застежку. Брикета развернули лицом к открытой двери. Посветили на трамплин тремя фонариками сразу.
      — Теперь иди.
      Бредмен попытался встать на колени, но Эрлиг, неожиданно потеряв терпение, схватил его одной рукой за куртку, второй — за ремень, пробежался по рельсу и швырнул Брикета в бездну.
      От душераздирающего крика заложило уши. Все хохотали до слез.
      — Пойдемте… На «Высоту»… — закашлялся Лаки. — У нас еще осталось пиво?
      Они снова вышли на крышу, уселись рядком на парапет, свесив ноги вниз.
      — А давайте махнем на море, — предложил Лаки. — Снимем яхту, нормально отдохнем…
      — Мы сначала должны записаться, — Экстра открыл пивную банку.
      — Это долго?
      — Нет. Пара месяцев всего. А потом — на море, куда хочешь. Я согласен.
      — А давайте спрыгнем? — предложил Эрлиг. — К вопросу о невозможных проектах! Вы задолбали мечтать!
      Они замолчали. Каждый подумал о Базе. Где-то под ними, далеко внизу, голосил Брикет. Ветер приходил со стороны Туаканы, и Лаки казалось, что он пропитан запахом йода и водорослей.
      Шумом побережья, грохотом волн, умирающих у Туаканских скал. Думать про Базу не хотелось.
      «А ты? Ты готов к смерти?» — спросил Лаки самого себя. — «Сейчас? Пока у тебя все есть?»
      Солнце спряталось за конус реактора. И в тот миг, когда оно исчезло, три уже полностью построенных экрана озарились огненным сполохом.
      — Нет прощения! — сказал Эрлиг, вскидывая руку.
      — Нет прощения! — повторили остальные.

РИЧИ ТОКАДА — 2

      Иногда я начинаю верить в кармические законы. Все-таки мы причинили зло этому человеку, Римо Стаксу, и его жене, хотя про женщину я старался не вспоминать. Несколько дней я не посещал занятия в лицее, Лаки ходил туда без меня. На четвертый день моего затворничества, вернувшись из лицея, он сказал:
      — Завтра из больницы возвращается Кул.
      Я уже и думать забыл про него!
      — И что? — спросил я.
      — Я узнал об этом по поведению его животных. Сегодня они пытались на меня кинуться, пришлось усмирять… Так! Ты опять провалялся весь день, да? Сколько раз ты сегодня отжался?
      — Пятьдесят два, — соврал я.
      — Не верю!
      Он требовательно посмотрел на меня. Я вздохнул и лег на пол.
      — Раз, два, три… — считал Лаки.
      Он пообещал, что научит меня драться, но сказал, что для этого нужно отжиматься по пятьдесят раз, много бегать и есть только трижды за день. Эта новость здорово расстроила меня. А сенсей из Лаки был весьма поганый. Все эти дни, пока я пропускал занятия, он бил меня, демонстрируя различные приемы. Должно быть, именно от этого у меня начались странные провалы в памяти, так как лицо птичника почти уже стерлось — мертвое искаженное лицо сползающего по стене Римо Стакса… Теперь я знал, как его зовут. Вернее, звали…
      Лаки запретил мне включать визор и смотреть «Новости Второй черты», но я смотрел. Первые дни только об этом и говорили. А потом на границе с Тройкой сгорела федеральная лаборатория, и об «Экотерре» на время забыли. Честно говоря, я весьма опасался, как бы пресса не связала оба случая между собой. Этого я бы точно не вынес.
      Но постепенно ужас начинал отступать. Каждый вечер Лаки гонял меня так, что я не мог уже ни о чем думать.
      — Кул вернется, рано или поздно, — подвел черту Лаки. — И ты сделаешь его!
      Я вздрогнул. Только не это!..
      Лаки наблюдал за моей реакцией с удовольствием.
      — Что? Боишься? — издевательски поинтересовался он. — Да Кул просто сморчок! Ты справишься, я знаю! И завтра ты поднимешь свою задницу и потащишь ее в лицей, потому что бить его надо сразу, как только он придет! После больницы он тебе не страшен. Ты меня понял?
      Настроение у меня резко упало.
      — Не сможешь ударить его в лицо рукой, бей ногами! — учил меня Лаки. — Ну-ка встань!
      Я встал. После сорока семи отжиманий у меня отваливались руки. Правое плечо, кажется, вообще распухло.
      — Тебе что, больно? — не понял Лаки. — Постарайся не думать об этом. Боль для эмпи — непозволительная роскошь. Вас этому что, не учат? Ударишь его вот так! — И он ударил меня с ноги в грудь. Я упал в кресло.
      — А теперь встань и повтори! — приказал Лаки.
      У меня не было выбора. Я ударил его. Он остался стоять.
      — Хорошо, Ричи. А теперь сделай так, чтобы я упал.
      Я мысленно собрался и ударил его чуть сильнее.
      — Так не пойдет… — задумчиво проговорил Лаки. — Ладно… Завтра мы вместе разберемся с этим кретином.
      Утром мы поехали в лицей, взяв велосипеды. Я не особенно боялся встречи с Кулом и его собаками, полностью доверившись Лаки. Все произошло возле школы. Мы подъехали, поставили велосипеды на стоянку и начали подниматься по ступенькам крыльца, когда Кул и его нукеры обступили нас.
      — Надо поговорить, — Кул поглядел на меня, и я вдруг осознал, что он — в отличной форме.
      — Говори, — согласился Лаки.
      — Не здесь.
      — Куда пойдем?
      — Тут недалеко… — уклончиво ответил Кул.
      И мы пошли.
      Мы миновали залитый солнцем двор. По асфальту змеились ручьи. Какой-то мальчик пускал кораблик из коры, и я остро позавидовал ему — он жил в мире своих иллюзий, и этот мир охраняла его мама, сидевшая рядом на скамейке. Мы дошли до парка, свернули за ограду, и тут меня схватили за руки и несколько раз ударили по почкам. Я задохнулся, замер с выпученными глазами и перекошенным ртом.
      Они оставили меня падать и набросились на Лаки.
      Сознание пульсировало вспышками. Вспышка — и Лаки в центре толпы просто прячет руки в карманы… Вспышка — и Лаки уже лежит на земле, раскинув руки, а эти парни прыгают на нем…
      Вспышка — и какие-то люди бегут к нам, а вокруг уже никого. Что-то текло по моему лицу. Это была кровь. А я даже не почувствовал удара… Я стоял на коленях, вглядываясь в лицо Лаки Страйка, и пытался понять, жив он или нет. Стоило проверить пульс, но я не знал, смогу ли я пошевелиться. Потом я, наверное, потерял сознание.
      Когда я открыл глаза, передо мной сидели копы в белых халатах. Я не понимал, что со мной произошло. Увидев копов, я даже не испугался — в тот момент я начисто забыл про «Экотерру».
      — Он сможет говорить? — спросил один из них у медсестры. Она наклонилась над консолью аппарата жизнеобеспечения, проверила какие-то параметры.
      — Он ничего не помнит.
      Копы переглянулись.
      — Тогда мы настаиваем на применении спецпрепарата, прошедшего тесты Комитета здравоохранения. Вам придется расписаться вот здесь. — И медсестре протянули ручку.
      — Это может быть опасно для больного, — сказала она. — Здесь должен решать врач, а не я.
      — Это — стандартная процедура, — сказали копы. — Абсолютно безвредный стимулятор поддержит его, пока мальчик будет отвечать на вопросы.
      — Ну, я не знаю… — сказала медсестра.
      — Мы выпишем для вас соответствующую бумагу, — сказал кто-то из копов. — Но применение спецпрепарата необходимо для установления правды. Вы понимаете меня?
      Я закрыл глаза.
      — Введите ему камфару, — услышал я сквозь вату в ушах. — И подпишите вот здесь…
      Мне было все равно. Потом я, кажется, заснул.
      Я видел много разных снов. В одних я просто возвращался домой и смотрел по визору разные фильмы. В других видениях я сочинял стихи, навроде:
 
«Среди снегов
Скрывается река
Под покрывалом смерти…»
 
      А один раз я видел Мэйджи и даже держал ее за руку, а она, глядя на меня с бесконечной эмпатией, гладила мою голову и повторяла ласковые слова.
      Лаки я не видел во сне ни разу. Защитные механизмы психики не пускали этого демона в мир моих видений.
      О том, что копы применили ко мне «Нейролептическое подавление личности категории А», чего не имели права делать вообще, я узнал уже потом. А тогда опустошительная депрессия едва не уничтожила мой внутренний мир. Именно тогда ко мне впервые и пришел Добрый Герой.
      Он был мультяшкой. Он сотни раз спасал свою планету и теперь насмешливо глядел, как я заставляю себя умирать. Он не бил меня, как Лаки, а просто смеялся надо мной. И мне приходилось жить, хотя бы для того, чтобы ненавидеть его. Когда-то мы были с ним друзьями, и он явился, чтобы напомнить об этом.
      Потом все закончилось. Однажды я открыл глаза и понял, что свободен. Я сел на кровати. К моим венам приросли пластиковые трубки, я был одним целым с аппаратом жизнеобеспечения. Отчего-то мне стало страшно. Я начал все это срывать с себя, но тут прибежали врачи, обступили меня, заставили лечь обратно.
      — Что случилось? — спросил я у них.
      — Все хорошо, Ричи. — Один из врачей остался, прочие ушли. — Тебя ударили по голове, ты был в коме около недели.
      — Недели? — повторил я. — О нет… А как же зачеты?
      — Все в порядке, — он поглядел на меня, как смотрят на недоразвитых.
      — Насчет зачетов не беспокойся. Главное, что ты будешь жить.
      А вечером дверь в палату распахнулась от сильного пинка и я увидел Лаки Страйка в инвалидной коляске.
      — Как дела, Токада? — бодро крикнул он, подъезжая к моей кровати.
      — Лаки?! — прохрипел я.
      — Я слышал, тебя едва не убили этими нейролептиками?
      — Нейролептиками? — это слово далось мне с трудом. Я едва не заплакал. Лаки поглядел на меня, как недавно глядел мой доктор.
      — Ты лучше подумай, как будешь сейчас отжиматься.
      — Что? — не понял я.
      Он засмеялся, но не обидно, не так, как смеялся Добрый Герой.
      — Токада! Я чертовски рад тебя видеть! Ты такой же идиот, как и раньше!
      Медсестра, пришедшая сделать мне вечерний укол, закричала, чтобы он убирался, но Лаки крутился вокруг нее на своей коляске, и ей пришлось выкатить его за дверь.
      Однажды, когда нам разрешили выходить в парк, я пожаловался Лаки на постоянные головные боли.
      — Знаешь, мне кажется, что я схожу с ума.
      Он долго молчал. Я довез его кресло до скамейки. Я все еще быстро уставал, но Лаки, которому везде мерещились электронные датчики слежения, так свирепо на меня посмотрел, что я повез его дальше. На веселой лужайке, поросшей модифицированным травяным ковром, силы оставили меня окончательно, и я повалился на спину. Небо было ультрасинего цвета, как летом. Стояла жара.
      Быстрая весна закончилась, в Стад-Pee свирепствовало солнце.
      — Как ты думаешь, они все знают про птичника? — задал я вопрос, мучивший меня уже пять дней, с тех пор, как я все вспомнил.
      — Забудь об этом, — небрежно махнул рукой Лаки. — Нас бы уже не было здесь. Ты ничего им не сказал, так как в основном тебя спрашивали про Кула.
      — А тебя? Тебя допрашивали? — я остро чувствовал несправедливость. Я даже начал злиться заранее. Если ко мне применяли нейролептики, как утверждал Лаки, то у него, скорее всего, не спрашивали ни о чем. В этом просто не было необходимости. Я должен был рассказать им ВСЕ.
      — Ты спрашиваешь вообще или конкретно в этот раз? — поинтересовался он. — Нет. В этот раз допрашивали только тебя, бедолагу. Я рад, что так вышло. Теперь ты можешь жалеть и накручивать себя сколько угодно, вспоминая тех кретинов, которых мы с тобой завалили — никто даже не обратит на это внимание. Если ты будешь правильно себя вести, тебя вообще спишут со счетов, как психически неполноценную особь. Знаешь, Программа имеет процент выбраковки, и ты попадаешь в него. В этом нет ничего страшного.
      — Ты специально не стал драться? — спросил я у него. Я все никак не мог понять, отчего это Лаки, умеющий ТАК драться, не разобрался тогда с этим сбродом.
      — А ты сам почему не дрался? — он язвительно улыбнулся. — Тоже специально? В общем, так.
      Времени у нас почти не осталось…
      Оглядевшись, он неожиданно встал и помог мне подняться с земли.
      — Ты ходишь?! — возмутился я. — Так какого черта…
      — Стоп! — сказал Лаки. — Слушай меня. Через неделю я заеду за тобой. К этому времени ты должен быть в форме. Я не знаю, как ты это сделаешь. Меня это не волнует. Я знаю одно: эта больница — наше лучшее алиби.
      — Ты бредишь! — вырвалось у меня.
      — Нет. Я все придумал. Я расскажу тебе, но позже.
      — Мне придется убивать?
      — Думаю, да…
      — Но ты же не сможешь драться! — вырвалось у меня.
      — Его глаза потемнели.
      — Ты так думаешь?
      Я промолчал.
      — Прикидывайся слабым изо всех сил, — продолжал Лаки. — И не жри никаких таблеток. Понял?
      Мы должны все сделать, пока нас не перевели на общую терапию!
      Лаки появился примерно через неделю. В этой больнице я потерял счет времени. Целыми днями я качал пресс, выжимал гантели, которые притащила мне Ритка, приседал и старался ни о чем не думать, так что дни были похожи один на другой. А еще ко мне повадилась Ритка, и я бы не сказал, что ее посещения были мне противны. Она не приставала ко мне больше, и это я объяснял своим внешним видом — меня побрили налысо. Зато мы много болтали, и я выяснил для себя, что она вовсе не такая глупая, как мне казалось.
      — Меня скоро переводят на общую терапию! — радостно сообщил Лаки, вваливаясь в комнату на своей каталке. — Еще неделя — и я буду дома!
      Вот и все.
      Улыбка сползла с моего лица.
      — Как ты себя чувствуешь? — продолжал Лаки валять дурака перед несуществующими видеокамерами. — На улице лето…
      — Тепло? — слабым голосом спросил я.
      — Тепло. И светло. Идем.
      Я нехотя встал и повез его во двор.
      На этот раз Лаки не успокоился до тех пор, пока я не завез его черт знает в какую даль, а больничный сад был немаленьким. Мы остановились у распиленного на кольца тополиного ствола.
      — Ну-ка, отожмись! — приказал Лаки. Я послушно упал на кулаки и отжался шестьдесят четыре раза.
      — Ладно, сойдет, — поморщился он, но я понял, что он доволен моими успехами.
      — Действовать надо быстро, — сказал Лаки. В своем кресле он напоминал мне Диктатора Крэга из сериала «Цена жизни — смерть». — Сегодня ночью, ровно в час, ты выпрыгнешь в окно мужского туалета. Там, под окнами, есть лужа. Ты как следует изваляешься в грязи…
      — С этого места — подробнее…
      — Ричи, я тебя сейчас ударю, честное слово! Ты намажешься грязью для того, чтобы охрана не засекла твою белую пижаму, когда ты будешь перелезать через стену…
      — Через стену?..
      — У тебя есть другой план? — ледяным тоном осведомился Лаки.
      — Хорошо, — сдался я. — Продолжай.
      — Я буду ждать тебя с той стороны стены. Пока все.
      — А дальше?
      — Дальше? Сделай хотя бы это! И придумай какую-нибудь легенду, если они тебя схватят. Ты все понял, Ричи?
      Я понял только то, что Лаки просто лихорадит от безумия.
      Ночью я сделал все, как он велел. Я прокрался в туалет, открыл окно и выглянул наружу. Там было холодно. Я вздохнул — и спрыгнул вниз, думая только о том, чтобы не сломать ногу. Я упал прямо в грязь, и это решило часть проблемы. Я честно вывалялся в ледяной грязи и стал похож черт знает на кого. Теперь мне было что терять. Если меня сейчас поймают, психушка примет меня с распростертыми объятиями… Короткими перебежками, от дерева к дереву, я добежал до стены.
      Теперь мне предстояло преодолеть три метра железобетонной ограды. Я пошел вдоль стены и довольно скоро наткнулся на грязные разводы. Так, значит Лаки уже на той стороне… Я подтянулся на выступе, сорвался, попробовал еще раз… Мне показалось, что я слышу шорох. Собаки!.. Я мысленно взвыл и бросился на стену. Я слышал о том, что на ночь охранники выпускают собак, но, конечно же, забыл об этом. Адреналин придал мне новые силы, и я не понял, как оказался по ту сторону больничной территории.
      Лаки сидел на корточках под деревом и глядел на меня. Он был весь в грязи, как и я, и еще он здорово замерз, пока ждал меня. Мы побежали, чтобы согреться. Лаки был в прекрасной форме. Он мчался, как бешеный, я просто не успевал за ним. Мы добежали до моего дома минут за двадцать, и тут я понял, что у меня нет ключей.