Я приставил к дуплу глаз, прикрылся от света ладонью. Теперь надо повертеть в глубине прутиком.
Раз - и в глаз! Залепило глаз чем-то мокрым и липким! И таким вонючим, что дух захватило! Гнилью, тухлятиной понесло - тут уж не до дупел и не до летяг.
Прикрыв ладонью глаз, скатился я быстренько вниз и побежал к роднику. Кто же это мне припечатал?
Плещусь, плещусь, а все равно разит. Еле отмыл.
Когда я вернулся к дуплу, отгадка была уже там! Сама прилетела, села рядом на ветку и распустила роскошный хохол. У дупла топтался удод. И значит, в дупле сидели удодики. А удодики не любят, чтобы их трогали посторонние. Стреляют в нарушителя жидким пометом. И хоть бы простым, а то липучим и очень вонючим. У любого отобьют аппетит... Раз - и в глаз!
Красивую - прямо роскошную! - птицу за это прозвали вонючкой. Не помог и распрекрасный хохол.
Так что заглядывать в дупла - способ не самый лучший. То ничего не видно, а то и вовсе залепит глаз!
ПУХОВОЕ ДУПЛО
Обитатели дупел изо всех сил берегут свои секреты: даже по виду дупло жилое от нежилого почти что не отличается. Потому-то я так удивился, увидев однажды дупло, сплошь залепленное по краям птичьим пухом. И на коре был пух, и на сучьях, и даже пуховая дорожка под деревом. Кто это такой беззаботный, кто, нарушив лесные законы, выставил свое жилье напоказ?
Чернело безмолвное дупло, по краям, поблескивая, шевелились пушинки.
Пушинки летали и в воздухе. Недалеко от березы с дуплом пушила отцветшая ива. Ветер срывал ивовый пух; он-то, наверное, и налип на ствол, на сучки, на дупло. И выстлал на земле пуховую дорожку.
Нет, не то, ива-то от березы с подветра. Не может же пух против ветра лететь! Тогда, выходит, кто-то собирал этот пух на иве и носил в березовое дупло на подстилку? А пока носил - растерял. Наследил и намусорил. Все снова стало на место. Только вот кто носил, кто намусорил?
...А пух-то на березе совсем не ивовый, пух-то у дупла птичий!
Снова замелькали в голове предположения и догадки. Значит, так: кто-то облюбовал это дупло и выбросил из него старую пуховую подстилку. Пух прилип по краям, прицепился на кору, ветер выстлал им дорожку у дерева. А может, и не облюбовывал никто, а ветер сам выдул подстилку из дупла? И в дупле сейчас нет никого. И не за чем мне на березу лезть. А просто стукнуть по стволу для очистки совести.
В дупле кто-то есть! Только я стукнул, как внутри завозилось, зашуршало и вывалилась из дупла... утка! Мелькнули два белых глаза, плоский утиный нос и растопыренные перепончатые лапы.
Утка в дупле! Что бы вы сказали, увидев дятла на воде или гуся на дереве?
Да, в дупле живет утка. Утка-гоголь. Единственная в наших местах утка, которая гнездится не на болотной кочке, не под кустом у реки, а в дупле дерева. Вот только не научилась она еще, как настоящие дуплогнездики, прятать свое дупло. Пух его выдал.
Здорово: утка в дупле! Дупляная утка...
Хоть глазам не верь!
Но глазам своим верить надо.
ВЗЛОМЩИК
Перехвалили мы, по-моему, дятла: и лесной хирург он, и лесной санитар, и сторож леса. А он еще и разбойник! Взламывает дупла мелких птиц, как настоящий взломщик. У него даже свой "почерк" при взломе: пробивает стенку точно на уровне гнезда. И не как-нибудь, а всегда в самом тонком месте!
Еще весной на темной сырой земле увидел я свежие желтенькие опилки. Пухляк намусорил, долбил дупло в сушине. Вот и оно: круглая дырочка под грибом-трутовиком. А из дырочки опилки летят, словно кто их выбрасывает оттуда пригоршнями. Тоже знакомо: пухляк закончил дупло и наводит внутри порядок.
Зашел к сушине через неделю, пощелкал пальцем по дуплышку - сейчас же из него высунулась белощекая голова в черном берете, лихо надвинутом на глаза и нос.
Еще через неделю зашел - взломан пухлячий дом! Пролом ниже и сбоку от входа - прямо против гнезда. В гнезде пусто: ни яиц, ни птенцов. Подстилки у пухляка не бывает: голые стены да пол, засыпанный мусором. По "почерку" взломщик - дятел.
Сколько раз я натыкался на такие взломанные птичьи квартиры. Что это: намеренный грабеж или... или ошибка?
Я думаю, что ошибка. Ведь как дятел находит в древесине личинок? Выстукивает дерево, словно доктор: больное оно или нет? Стук, стук глухой звук; пустота, значит, личиночий ход. Раздолбит, а там... гнездо пухляка!
Ведь если б умышленно грабил, зачем ему стенку ломать, если "дверь" открыта? Входи и разбойничай. А он стенку долбит, потому что чувствует пустоту и надеется на личинку. Ничего с собой поделать не может: охотник напал на след! Долбит в самом тонком месте - это уже навык опытного хирурга. Продолбил, и вот пожива: поди разбери - личинки это или голые птенчики?
Дятел и свои старые дупла взламывает. Казалось бы, чего уж проще в свое-то дупло залезть - и "дверь" расширять не надо. А он стену под "дверью" крушит - только щепки летят! А уж потом - как положено! длинным языком вытаскивает из трухлявой подстилки личинок и насекомышей.
"Как положено" - очень важно для птиц и зверей. "Как на роду написано", "к чему душа лежит", "чего сердце велит" - главные рычаги, определяющие поступки животных. Осоед подохнет с голоду, но не тронет курицу или утку; змееяд не станет клевать овес или пшеницу. И если дятел хищничает, хоть хищничать ему и "не положено" и "на роду не написано", то делает он лишь по ошибке, а не как "душа велит" и "к чему сердце лежит". Ошибается дятел. Кто в жизни не ошибается?..
НАВОДНЕНИЕ
Мухоловки-пеструшки облюбовали большое дупло в березе. До чего хорош был черно-белый самчик на фоне бело-черной коры! Березовая птичка.
Иные птицы нарочно раскрашены под цвет своего любимого дерева. Сорока и пестрый дятел - под цвет березы. Зеленый дятел - под сочную зелень осины. А у сойки раскраска сосны: оранжевато-бурая грудка и голубая рябь на крыльях - как весеннее небо сквозь переплет сосновых ветвей.
Я предвкушал съемку черно-белой птички у бело-черного дупла, но все мои планы рухнули. На лес обрушился ливень, всю ночь грохотало и полыхало, и мокрые ветви мотались от ветра.
К утру стихло: теперь все блистало, светилось, искрилось на солнце. Когда я заглянул в дупло - в нем тускло поблескивала вода. В бурой воде голубые яички. Наводнение... на втором этаже!
Прошло много лет, но в этом ненадежном дупле так больше никто и не поселился. Наверное, это была молодая парочка мухоловок и у них еще не было опыта. Они приобрели его, но дорогой ценой.
СЫЧ
Жил-был в лесу воробьиный сыч: лапы цапучие, глаза завидучие. По ночам разбойничал, днем прятался в густых ветках. Но пришла осень, ветер-листодер все листья содрал - негде стало прятаться.
- Надо дупло искать, - решил сыч. - Зима на носу.
Нашел дупло, стал в дупле жить. Что теперь ему зимние холода! А если еще мышь про запас скогтить, так и зимний голод не страшен.
Скогтил жирную мышь, положил в дупло. Хороша мышь, вот бы еще такую! Еще скогтил - и опять в дупло.
- А теперь, - разохотился, - в самый раз синицу поймать!
Синицу поймал, сунул в дупло. Землеройку придушил. Птичку пищуху. Потом птичку королька. Напоследок воробья придавил. И всех затолкал в дупло.
- Заживу теперь в сытости и тепле!
И хотел было сам в дупло спрятаться. Да, глядь, а места-то в дупле нет! Доверху дупло припасом забито, голову и ту не втолкнуть.
Сел рядом с дуплом на сук голый: перья от ветра дыбом, на носу дождевая капля. Что делать?
Другое дупло искать - трудов жалко. Припас из дупла выбросить добро жалко. Рядом с дуплом зимовать - себя жалко.
Стал сыч у дупла жить, добро сторожить. Худо ему: и дом есть, и припас есть, а радости нету.
ПОЮЩЕЕ ДЕРЕВО
Всю ночь скрипело в лесу дерево: скрип-скрип, скрип-скрип... И ветер с шипеньем накатывался на вершины, как тяжелая волна. И опять скрипело дерево о своей серой древесной жизни.
Сколько отшумело тысячелетий, пока в глухом лесу, рядом с мертвым скрипом деревьев, родился настоящий, живой голосок? Сначала, наверное, и он был вот таким же нудным, робким и слабым, как этот скрип.
Волны накатывались и накатывались, а дерево все скрипело и скрипело. И я уснул.
Проснулся я не от шума, а от тишины. Ветер утих, замолчало дерево, и стало слышно, как падают с елки сухие хвоинки.
И вдруг дерево запело! Сперва тихо и робко, а потом все смелее и громче. Запело живым голосом, и звуки неслись не с ветвей, а изнутри ствола, из самой древесной сердцевины. Дерево верещало, стрекотало, что-то выкрикивало - дерево пело!
Это был не сон. Было утро, и я видел, как ленивым колечком поднимался с лесной полянки туман. Росинки стреляли в солнце синими и красными стрелами. А на сучке зевал и потягивался дятел.
Может, вот так когда-то и родился в лесу живой голос?..
Не хотелось вставать, а еще больше не хотелось самому разрушать тайну поющего дерева.
Тайну разрушил дятел. Как волшебную палочку, поднял он вверх свой длинный нос, качнул головой и громко крикнул. И дерево, в ответ на крик, вдруг запищало, завопило отчаянно и нетерпеливо. Оно уже не пело: оно кричало, звало, торопило, просило и умоляло.
У каждой загадки - своя отгадка. В дереве дупло, в дупле - гнездо, а в гнезде - дятлята.
Всю ночь дерево качало их и баюкало, песни им лесные скрипело. Утром пришел их черед, и понеслось из дерева настырное и голодное верещание.
Много тысячелетий слышался в лесу унылый скрип. Но когда-то зазвучал в нем первый живой голосок. И может, вот так же зазвучал на рассвете, в дупле, под надежной защитой какого-то дерева.
ШИШКА В ПОЛЕНЕ
Лесные дупла и дома не оставляют в покое, и тут ухитряются загадки загадывать!
Колю дрова. Ставлю на пень целое осиновое полено. Раз! - и пополам. А в середине полена - дупло! И в дупле еловая шишка. Каково?
Повторяю еще раз: целое осиновое полено, а внутри... шишка! А снаружи ни входа, ни выхода. Как косточка в целой вишенке, как ядрышко в ореховой скорлупе. Крепкий орешек!..
Но я его раскусил. Опять дятел! Начал он долбить свежую сочную осину, полдупла выдолбил, не понравилось, бросил. Другой дятел затолкал в полудупло шишку, хотел заклинить, чтобы раздолбить, а она внутрь провалилась. Не беда, в лесу шишек много. Повертел носом и улетел.
Молодая осина быстро растет; через год-два дыру снаружи рубцом затянуло, а еще через год и рубца не осталось. А шишка внутри...
Теперь-то все кажется просто. А тогда? Осиновый целый чурбан и шишка внутри! Еловая...
СЪЕДЕННОЕ ДУПЛО
Даже дети знают, что медведь любит сладкую малину и мед. Но не все даже взрослые - слышали, что любит медведь и горький осиновый лист. И так любит, что карабкается за ним на самые высоченные осины. Как монтер на телеграфный столб.
Но монтер, взобравшись на столб, начинает чинить, а медведь, вскарабкавшись на осину, начинает ломать. Треск по лесу идет. Толстенные сучья обламывает и сбрасывает на землю. А пока лезет вверх, всю кору избороздит когтями вдоль и поперек. Правда, ссадины на коре быстренько заживают, затягиваются, но рубцы остаются на много лет. И долго видно потом, где медведь пировал и сбрасывал медвежатам сучья. И медвежата из-за горьких листьев ссорились и даже дрались, как из-за сладкой малины или меда.
Еще медведь лазает на деревья за дуплами. Тут совсем непонятно: зачем медведю дупло? Ну если бы с сотами, с медом или птичьим гнездом, а то пустое и старое, выдолбленное и брошенное дятлом. От него уже и гнездового запаха не осталось, и осина или береза давно раструхлявились. А медведю такое дупло нужно зачем-то. Сколько раз находил старые дупла, разгрызенные, разодранные, растерзанные от входа до донышка, - съеденные дупла.
Ну, прямо разбомбленный дом с обрушенной передней стеной - вся комната на виду! Внутри никого и никакой обстановки, одни голые стены. И непонятно, зачем медведь-взломщик старался. Одна из бесчисленных лесных загадок, отложенных до поры, до времени. До лучших времен.
Нужно зачем-то медведю дупло, что-то он чует, наверное, в нем, раз не проходит мимо, а непременно влезет и разгрызет. Чует, конечно; ведь крохотное дуплышко снизу не разглядишь, да еще и подслеповатыми медвежьими глазами. Но что можно почуять в пустом дупле, в котором даже подстилки нет? Может, ночевала в дупле птица и оставила свой легкий запах? Или брел медведь мимо, толкнул сушину боком, а птица ворохнулась спросонок, и мишка услышал?
Гадай не гадай, а медведь залез на дерево - и съел дупло!
Пустое дупло ест, а жилое не трогает. Уж летягу-то он в дупле наверняка чует, но не видел я ни одного дупла летяжьего, которое медведь хоть бы царапнул. Даже на ободранных осинах. Лез мимо за листьями, не мог не почуять летяжий дух, а ни зубами не прикусил, ни когтями не шаркнул. Или ему не по вкусу летяжий дух? Хуже горьких осиновых листьев?
Или понимает медведь, что свежее дерево не разгрызешь и не стоит зря зубы тупить? Тогда хоть бы фукнул в дупло для острастки или когтями поскреб!
Странный вкус у медведя. Сладкий липовый мед и... горький осиновый лист! Пустое дупло целиком съедает, а жилое не трогает. А почему? Спросите у него сами. Мне он пока ничего не ответил.
БЕЛЫЙ ГЛАЗ
Однажды я заглянул в дупло и отшатнулся: уставились на меня из глубины два белых глаза. А мы привыкли к цветным глазам: черным, карим, голубым. Но только не белым!
Начнем с себя. Тоже ведь отшатнешься, если вдруг встретишь человека с глазами пустыми и белыми, словно бельма. Это так же неожиданно, как если бы высунул человек язык, а язык-то раздвоенный...
Белые глаза - непривычно и не положено.
А почему, впрочем, непривычно и не положено? Это нам непривычно, а галке, например, привычно и положено. И не только галке, а многим птицам, которые в дуплах живут: желне-дятлу, утке-гоголю. Сами они темные, их не разглядишь в дупле: только два глаза белеют. И это пугает: поди знай, кто там притих в глубине? Ведь это все равно, что нам с вами войти в темную комнату, а там уже кто-то сидит на стуле и в упор смотрит на нас белыми большими глазами...
Чужак заглянет в дупло и отшатнется - затаился там кто-то! Ну, а свой заглянет - только обрадуется. Чего своему своего бояться? Пусть даже и белоглазого? Эка невидаль - сам такой.
Те, у кого нет белых глаз, а жить приходится в дуплах, приспосабливают под "глаза" что придется. Синица щеки свои белые приспособила, мухоловка-пеструшка - плечи. Заглянешь, а они белеют в глубине, как два страшных глаза. А дятел пестрый приспособил под глаза сразу и щеки и плечи: четыре "глаза" в одном дупле!
Когда синица выглянет из дупла, второпях ее можно спутать с маленьким пучеглазым сычиком. А мухоловка-пеструшка только еще к дуплу прицепится, а уже кажется, что кто-то белоглазый и толстоносый из дупла голову высунул. Лучше его стороной облететь.
Темнеют дупла в лесу. А в глубине их белеют глаза. Видящие и невидящие...
В-ТРЕТЬИХ...
Есть испытанный способ проверки дупла: запусти в него руку по локоть, по плечо - и выверни, что называется, дупло наизнанку! Но во-первых, не во всякое дупло руку просунешь, во-вторых, не в каждом дупле достанешь дна, а в-третьих...
Так вот в-третьих. Случилось это не со мной, чему я несказанно рад. Не думайте, что кто-то наткнулся в дупле на змею: древесных змей у нас нет. Но зато у нас есть... Сейчас, сейчас - чуточку потерпите. Ага, вот эта запись:
"Стояли у высокого пня с черным дуплом. Пока я отламывал прутик, нетерпеливый спутник мой запустил в дупло руку. Свирепо зундя, из дупла вылетел шершень и с лёта ударил его прямо в нос. Выпученные глаза, слезы струями! А нос - маленький его и курносый нос - на глазах стал багроветь и расти, словно надували резиновый шар.
Он уже было разинул рот, чтобы зареветь, но нос уже так раздулся, что губы было не разлепить. Тут второй шершень с воем выдрался из дупла: мы кинулись в заросли, повизгивая от страха".
Вот как бывает. Не суй нос - прищемят, не пяль глаза - залепят. А руку ткнешь - останешься с носом, да еще и с каким!
ДУПЛЯНОЙ СТОРОЖ
В это дупло не надо стучать, не надо заглядывать. Дупло сторожит сторож. Раз сторожит - значит, есть что сторожить, значит, кто-то сидит в дупле.
Но увидеть сторожа очень трудно. Сторож не выставляется напоказ. Дело его не гостя незваного предупреждать, а того, кто притаился в дупле. Вот он, сторож! Как вырост коры, как сухой сучок. Еще и листиком прикрылся.
Сторожит свой дом и свою семью: жену и полдюжины деток. Жена сова-сплюшка, со скворца ростом, цвета коры, как и муж. А дети пушистые и похожие на белых мышей. Для сплюшек они вполне симпатичные. И надо их сторожить и беречь.
Я приближаюсь к сторожу чуть дыша. Чтоб ни листик не колыхнулся, не треснул сучок. Я совсем уже близко, а он и ухом не ведет, и в ус не дует. Хоть усы и уши на месте. А сторож-то спит! Глаза его не только закрыты, а даже крепко зажмурены. Дрыхнет бдительный часовой!
Великан, чудище рядом - а он сны приятные смотрит. Разнежился под ласковый шелест листвы. Тени гладят по голове. Спит посреди бела дня, веки бархатные смежил.
До сторожа один шаг. Отвожу листик у самого его носа. И тут дрогнуло левое веко, прорезалась щелочка и заблестел в щелочке влажный золотой глаз. Подсматривает. Не спит, за мной в щелочку подглядывает - кто я, зачем и откуда?
Это он нарочно глаза закрыл, чтобы я его не заметил. Одела его природа в покровительственную одежку, а про блестящие глаза забыла. Приходится прикрывать.
Понял сторож, что выдал себя. И вдруг выпучил на меня глаза - как два отшлифованных драгоценных камня. Так бражник пугает, разворачивая яркие глазчатые подкрылья. Смотрим глаза в глаза. Я моргнул, сторож вспорхнул и исчез. Но подал неслышный сигнал своей сплюшке - она сразу же выпорхнула из дупла. И снова нет никого вокруг, хоть глаза прогляди. Темнеет одно дупло. Да что с него, если никто его больше не сторожит. Пустое, значит.
НУ-КА, ДУНЬ!
Стучал, царапал, заглядывал в дупла - мало толку.
А что, если дунуть в дупло? Фу! - и все. Летяга струсит и выскочит.
Способ, конечно, так себе. Чтобы в дупло фукнуть, надо еще до него добраться. А вы когда-нибудь лазали по гладким осинам? Пока вскарабкаешься, ведь дух выйдет и фукать нечем. Это все равно, что на телеграфный столб карабкаться: подтянулся - и съехал. Рубаха как хомут на шею сползает, а ты голым-то животом да по корявой коре...
Начал я с низких дупел, чтобы приноровиться. Вижу, стоит сушина, вся в паутине, а паутина - в опилках; хотя никто не пилил сушину. В сушине два дупла, одно над другим, как два этажа. Постучал на всякий случай, поцарапал, заглянул в окошко первого этажа - никого. Тогда поглубже вдохнул, как на физзарядке при дыхательном упражнении, вставил губы в дупло и - фух!
А теперь угадайте, что из этого получилось?
Выскочила летяга?
Выпорхнула птичка?
Выбежал жук?
Мне просто запорошило глаза. И нос, и рот. Сухая труха и древесная пыль. Те самые "опилки", что облепили на коре паутину, теперь с головы до ног облепили меня. В дупле их скопились целые пригоршни.
Так - с закрытыми глазами - я сделал открытие. Я открыл конкурентов летяги.
Оба дупла внутри соединялись ходами, прогрызенными древоточцами-муравьями. Они весь ствол внутри издырявили, как ломтик сыра. Заняли и испортили оба этажа, обе квартиры. Что это за квартира, если потолок и пол в дырках? И из дыр труха на голову сыплется. Вот так в старину жуки-древоточцы выживали из деревянных домов и нас. Но мы хоть можем стены какой-нибудь дрянью ядовитой залить или окурить смрадным дымом. А что делать летягам, когда в квартире муравьи заведутся? Только одно - переезжать, поскорее искать другое жилье.
"Муравьи-древоточцы выселяют летяг, - записал я, протирая глаза и промаргиваясь. - В дупле остатки летяжьей подстилки", - пишу дальше, размазывая по щекам слезы. Вот ведь как: муравьи летягу из дома выгнали, а плачу я.
"ПЕРЕЖДИ НЕНАСТЬЕ"
Середина августа, а на вид поздняя осень: серо, моросит, холодно. Ни на что не надеясь, так, на всякий случай, повертел я в подвернувшемся дупле тонким прутиком - и тут в дупле что-то шуркнуло. Повозилось, пошуршало, и вот уже мелькает у выхода светлое пятнышко. Соня, летяга или лесная мышь?
Птица. Черная птица со светлым горлышком и блестящими выпуклыми глазами. Быстрокрылый, стремительный стриж.
Но сейчас он совсем не стремительный, а сонный и вялый. Я прикрыл дупло ладонью, и он сразу же успокоился, ему совсем не хотелось наружу.
И тут я вспомнил, что за весь день не видел в небе ни одного стрижа. И даже подумал, что они уже улетели на юг. Холодно, насекомые не летают. А стрижи, оказывается, в дуплах отсиживаются - ждут в дуплах погоду. И выходит, это дупло передо мной не просто дупло, а дупло "пережди ненастье".
Давно я заметил, что в непогоду стрижи разом куда-то скрываются: на день, на два, а то и на три. Поговаривали, что будто бы поднимаются они на немыслимую высоту и, распластав крылья, сонно парят, пока не потеплеет внизу. Еще говорят, что стрижи, как ежи и ужи, могут в спячку впадать. Словно бабочки: холодно - и нет ни одной!
И правильно делают: в непогоду больше израсходуешь калорий, чем наловишь.
Шумит холодный ветер, плещет нудный дождь. Ни одного стрижа в небе. Но я-то знаю теперь, где они! По дуплам сидят, погоду ждут. Оцепенелые, как бабочки, и холодные, как ужи.
ДУПЛЯНЫЕ ГРИБЫ
За подосиновиками ходят в осинники, за подберезовиками - в березники. За боровиками, понятно, в боры. У каждого гриба свои излюбленные места. Моховики во мху, навозники на навозе, опенки - на пнях.
А я собирал опенки... по дуплам. Осень была сырая, и из всех больших дупел высунулись опенки. Как желтые кружевные занавески на лесных окошках. Или как диковинные цветы на подоконниках. И не нагибаться за этими грибами надо было, а карабкаться вверх.
Никто, конечно, не жил в этих грибных дуплах. Было в них сыро, затхло и пахло плесенью. На дне скопилась влажная труха. Древесные муравьи, наверно, нагрызли. К осени труха отсырела, перегнила и получилось дупло-оранжерея. Рассадник грибов. Грибов-дуплогнездиков.
ЗАГАДОЧНОЕ ДУПЛО
Дупла мне загадки загадывают - я загадки разгадываю. А эту не разгадал. Хотя вначале ничего особо загадочного и не было.
Упала старая сухая сосна. Глухо ударила в землю и переломилась посередине: точно там, где было старое дупло дятла.
Дятловое дупло внутри всегда чистое. Дятел не выстилает гнездо, никогда в гнезде не пачкает: ни летом, когда выкармливает птенцов, ни зимой, когда в дупле ночует. Нельзя ему в дупле пачкать, иначе сам себя выживет из дупла.
Но это дупло не было пусто. Оно наполовину было заполнено черной трухой, состоящей из надкрылий и ножек крохотных насекомых. Пригоршни надкрылий, ног и голов! Откуда, кто и зачем?
Не знаю, не знаю, не знаю...
СВЕТ В ДУПЛЕ
Темнота густела, и тишина настораживалась. Я не сводил глаз с темнеющего большого дупла в сухой светлой осине. Ничего не происходило: вокруг ни шороха, ни движения. Глаза устали от напряженного всматривания: стало уже казаться, что передо мной не светлая сушина с темным дуплом, а темная сушина со светлым дуплом.
Происходило невероятное: сушина темнела, а дупло... светлело.
Да, так и есть! Чем гуще вокруг темнота, тем лучше виднелось дупло.
Дупло светилось!
Может, оно сквозное и сквозь него светлеет вечернее небо? Но вот и небо угольно почернело, а дупло все светилось. Словно в глубине дупла зажгли огонек и слабый отблеск его теплился у входа. Светящееся окошко повисло во тьме, и я жду, когда тень хозяина проступит на занавеске. А он не спешит: затеплил свечу, прислушивается, собирается, наверное, на ночную охоту.
Но отгадка уже стучится в висок. Ах, как не хочется рушить сказку! Постой, постой еще под таинственным огоньком.
Тягучая тишина леса, плывущая темнота сырой ночи. И живой загадочный огонек над головой. Светящееся окошко...
Нет ни чудика, ни бабы-яги.
И никто не живет в дупле, и никто не зажигал в нем свечу. Просто светятся сырые гнилушки: разложение, гниль, бактерии. Все очень просто. Если, конечно, живой свет - это "просто"...
Столько диковинных дупел, а летяги-то ни одной! И опять я возвращаюсь к "уборным" - хоть у них какое-то постоянство. Может, тут повезет?
Ж Е Л Т Ы Е З Е Р Н Ы Ш К И
Светлой июньской ночью спрятался я возле летяжьей уборной, чтобы дождаться зверька. Должна же летяга прийти, раз это ее уборная! Но я ошибся...
Вот она, пора белых ночей! Июньские радости, которые из года в год в точности повторяются. Снова зарянка поет на еловой пике: одним глазком провожает зарю вечернюю, вторым встречает зарю утреннюю. Снова все тайное стало явным, все невидимое - видимым. Спят, смежив лепестки, цветы дневные. А ночные цветы просыпаются в темной чаще, испуганно приоткрывают лепестки-ресницы и зачарованно поворачивают головки за плывущей луной.
Вижу, как слетаются ночные бабочки-бражники к нашей северной орхидее - ночной красавице любке. Только ночью открываются ее цветы и пахнут только ночью.
Ночная кукушка над головой годы мои считает, ночной ежик шуршит в кустах, порхает ночная летучая мышь, и ночной козодой, расширив большие сумеречные глаза, урчит как лесной моторчик.
Туман повис над рекой; сонно чмокают в воде губами ленивые рыбы.
Метелки тростников, склонясь, вглядываются в свое отражение.
Все призрачно и невесомо; видно и не видно, слышно и не слышно. И лес стоит по пояс в тумане, дыхание затая.
А звезды тускнеют, так и не успев разгореться. А заря разгорается, так и не успев потускнеть. И снова зарянки славят зарю. Все, как и в прошлый июнь.
Кончилась ночь, но никто на уборную не прилетел. И прежде чем подкарауливать здесь летягу, надо понять, что же такое летяжья уборная? Снова надо было подбираться издалека: снова летяга огородила себя частоколом загадок.
Так что же такое уборная?
Для начала я выдвинул несколько версий и принялся разрабатывать их.
РОССЫПЬ ЗАГАДОК
Для случайного прохожего это просто россыпь желтых зернышек на комле осины или ели, а для меня - золотая россыпь загадок, куча лесных секретов. Вороха "где", "как", "зачем", "почему".
Что я про уборные знаю? Ну, первое то, что они существуют. Они-то меня и вывели на летяг. И я уверен, что они многое мне откроют. Уборные это вещественные доказательства, следы. А по следам, если уметь, можно все о звере узнать, даже не видя его самого.
"12 апреля. Удача! Оказывается, и с уборными бывают удачи... Вдоль лесного ручья на какой-то полусотне метров - тринадцать уборных! Десять на комлях осин и три на комлях елей. Лес спелый, смешанный: елки, осины, березы. Желтые зернышки прямо горстями насыпаны, но ни единого зернышка свежего; все старые и сухие. Уж не слетаются ли сюда летяги со всего леса? Лесная общественная уборная. Золотая россыпь - есть над чем голову поломать..."
Росинка разлетелась на брызги. Всего один факт и целая пригоршня версий. Первая: вряд ли летяги специально прибегали и прилетали сюда издалека. А раз так, то - версия вторая - летяги живут компаниями: семьей или колонией.
Вот сказал "живут", а помет-то в уборных старый. Значит, "жили", а не "живут". А может, и живут, но почему-то перестали свои уборные посещать? Вот вам и еще два "почему". Почему не живут, если жили, и почему не посещают, если посещали? И это не все. Находил ведь я раньше уборные и одиночные; выходит, и в одиночку летяги живут? Кто они, эти одиночки: добровольные отшельники или изгнанники, старые или молодые, самцы или самки?
Почему из тринадцати найденных мною уборных десять были под осинами, три под елками, но ни одной под сосной или березой? Выходит, уборные бывают "осиновыми" и "еловыми", но не бывают "березовыми" и "сосновыми". А почему?
Под толстыми деревьями уборные встречаются чаще, чем под тонкими, голые снизу стволы предпочтительнее заросших ветками. А стороны света для летяг безразличны. И в самом деле, уборная - это же вам не дача с видом на восход или закат!
"Почему" и "зачем" обрушились водопадом. Стоило сунуть нос, и его сразу же прищемило.
Вот вам и уборная! А казалось, чего еще проще? Так, навоз.
Может, не надо усложнять, может, и в самом деле все очень просто? Уборная как уборная. Живет летяга, пьет-ест, ходит в уборную. Но я караулил, а она не пришла. Правда, не обязательно ей ходить в определенное место: лес-то большой. Но скоро я узнал, что летяга полгода бегает в уборную, а полгода нет. Нет, уборная - не просто уборная. Это прямо какая-то таинственная уборная! Шут бы ее побрал...
Почему вдруг на лето все уборные "закрываются"? Уж не впадают ли летяги в летнюю спячку?
ЛЕТНЯЯ СПЯЧКА
Не торопитесь отмахиваться: и я знаю, что спячки бывают, как правило, зимние. Но вспомните желтого суслика и черепаху. Когда в пустыне не остается не только воды, но и свежей зелени, черепахи и суслики ложатся спать. И спят в своих норах до самой осени. А если и осень засушливая, то спят без просыпа до новой весны. У нас от нехватки воды появляется жажда, а черепах и сусликов клонит в сон!
Летягам летом воды хватает. Но зато не хватает им темноты. Летом ночи коротенькие, червяка заморить не успеешь. В белые ночи под Ленинградом солнце заходит в 22 часа, а в 3 часа 30 минут уже всходит. Да из этих пяти с половиной часов ночи полной-то темноты всего два часа. Попробуй-ка в них уложиться!
Итак, два часа бодрствования и двадцать два сна: чем вам не летняя спячка? Может, махнет летяга на эти два несчастных часа лапой да и спит себе круглые сутки, как суслик и черепаха? Не пьет, не ест, ну и, понятно, не ходит в уборную?
Нет, пьет и ест! Есть достоверные наблюдения.
"23 июня летяга вылезла из дупла и грызла мокрые от дождя листья осины. В дупло вернулась под утро. Но в уборную не спускалась".
Зимой спускается, летом нет. Версия летней спячки не подтвердилась. Тогда, может, она спит зимой и только изредка накоротке выбегает в уборную? Насыплет зернышек - и назад? Чтобы тепло в дуплышке не развеять и гнездышко не остудить? Тогда есть смысл иметь уборную под рукой: раз и обратно!