Марк стиснул под столом ее руку и прошептал:
      — Я завтра пойду с тобой.
      Любовь и горячая благодарность обожгли ей сердце, потому что он, угадав ее мысли, сказал именно то, что ей хотелось от него услышать.
      Гарек доел рыбу, обследовал дно своей деревянной миски и швырнул ее в огонь.
      — Слишком старая стала, — заявил он. — Из-за этих мисок у нас скоро во рту язвы появятся. Нельзя ими и дальше пользоваться. По-моему, у Гилмора в мешке было несколько запасных.
      Гарек некоторое время смотрел, как потрескивает в очаге его миска, потом встал из-за стола и принес потрепанный холщовый мешок.
      Пока он развязывал кожаные тесемки на его горловине, никто не произнес ни слова. Гарек, слегка побледнев, стал вытаскивать разные вещи и выкладывать их на стол, словно вещественные доказательства в суде: шапка, пара шерстяных носков, одна перчатка, немного табака в кожаном кисете, какая-то книжечка на языке Праги... Вытащив знакомую деревянную трубку, украшенную резьбой и потемневшую от времени, Гарек вдруг замер, точно пораженный ужасом.
      — Прости! Прости меня! Мне, честное слово, очень жаль!.. — зашептал он, чуть не плача, и принялся снова укладывать имущество Гилмора в мешок.
      Бринн подошла к нему и, крепко обняв, сказала:
      — Да нет, Гарек, ты все делаешь правильно. Совершенно неразумно тащить два мешка. Ты сложи все нужное в свой мешок, а остальное оставь здесь.
      Гарек колебался, словно надеясь, что произойдет какое-то чудо. На лбу у него выступили крупные капли пота. Наконец ему удалось разжать влажную от напряжения ладонь, и трубка упала на дно мешка.
      — Гарек, — тихо сказал Стивен, — память о нем живет не в этих вещах.
      Гарек молча кивнул, потом, ни на кого не глядя, сунул мешок Стивену, поднял с пола свои колчаны и стал приводить в порядок оперение стрел.
      Стивен быстро посмотрел на Бринн, не решаясь снова открыть мешок Гилмора. Та кивнула. Гарек оказался прав: Стивен извлек из мешка три новые миски и аккуратно поставил их на середину стола. Потом он немного подождал, не зная, продолжать ли ему разбирать вещи старика, но все же снова полез в мешок и извлек оттуда еще три курительные трубки, два кисета с табаком, короткий нож, несколько колец бечевки, кое-что из одежды и маленький брусок приятно пахнущего чистотой мыла. Марк взял одну из мисок и принялся крутить ее в руках, осматривая, нет ли в дереве личинок, термитов или гнили.
      Пожитки Гилмора кучей хлама лежали на столе: носки оказались дырявыми, нож погнутым, а кожаные ножны были не просто потертыми, но и порвались, а потому никуда уже не годились. Эти вещи никак не могли принадлежать могущественному магу и просветителю, думал Марк; куда больше все это напоминало потрепанное барахло какого-нибудь бездомного бродяги, завещавшего после своей смерти раздать его «имущество» желающим. Марк молча пил вино, очень надеясь, что эта неприятная процедура скоро закончится. Молчание нарушил Стивен.
      — Все, больше там ничего нет. — Он еще немного пошарил в мешке. — Если не считать этого.
      И он бросил Марку спички в виде книжечки.
      Тот поймал их одной рукой, раскрыл «обложку» и увидел знакомую надпись: «"Паб Оуэна", Майнерз-стрит, Айдахо-Спрингс».
      Потом Стивен вытащил из мешка несколько листов старого пергамента, свернутых в трубку и обтрепавшихся по краям, положил их на стол рядом с деревянными мисками и бросил пустой мешок Гилмора на пол.
      — Ах, сукин сын! — вырвалось у Марка, и Бринн с любопытством посмотрела на него. — Так это он мои листочки и мои спички спрятал! Он, наверно, взял их, пока мы в реке купались.
      — Пички? — спросила Бринн, спотыкаясь на иностранном слове.
      — Спички. — Марк оторвал одну из спичек и поджег ее.
      Бринн и Гарек так и ахнули, увидев, как «сама собой» воспламенилась эта крошечная палочка. Гарек даже руку протянул и коснулся пламени кончиками пальцев — видимо, полагал, что это иллюзия.
      — Вот чудо! — потрясенно заявил он.
      — Ерунда, — возразил Марк. — Это просто химия, причем элементарная. — Он передал горящую спичку Бринн, и та осторожно взяла ее и стала смотреть, как огонек подползает все ближе к кончикам ее пальцев. Потом спичка погасла сама по себе, и Марк сказал: — Странно, что сенаторы Лариона не привезли спичек в Элдарн. — Он немного подумал и сказал: — На самом-то деле они, скорее всего, их привозили, просто спички у них кончились, прежде чем они сумели вывести нужные химические формулы, чтобы делать их самим. А впрочем... Может, кто-то из курильщиков там, в Сандклифе, все запасы спичек извел. — Но никто не засмеялся, и Марк принялся раскручивать свернутые в трубку листы пергамента. — Черт, а ведь эти листочки здорово могли бы нам пригодиться, когда мы карту в горах рисовали!
      — Где ты это нашел? — спросил Гарек, вертя в руках обгоревшую спичку.
      — В Речном дворце, в той комнате, куда вы нас со Стивеном связанными засунули. Это было спрятано в тайнике над каминной полкой. Камень расшатался, вот я случайно эти листочки и обнаружил.
      — И что там такое? — Бринн склонилась над пергаментом.
      — Возможно, просто объявление насчет распродажи курток для альпинистов и горных ботинок, — пошутил Стивен.
      — Нет, — серьезно возразила Бринн, — это скорее какое-то письмо.
      — И кто же его написал? — спросил Гарек, слушавший их вполуха, и снова склонился к своим стрелам.
      Марк протянул листки Бринн. Она быстро пробежала их глазами, нашла на последней странице подпись и, глубоко потрясенная, воскликнула:
      — Ты представляешь, Гарек, это же!..
      — Что? — пробормотал он, не поднимая глаз от работы.
      — Это же Теннер Уинн писал!
      Гарек моментально сунул стрелы в колчан.
      — Теннер Уинн? Тот самый?
      — Марк нашел это в тех покоях, что на третьем этаже дворца. Много ли других Теннеров Уиннов там проживало до пожара? — Бринн бегала глазами по строчкам, ища дополнительные свидетельства того, что письмо настоящее.
      — Кто такой Теннер Уинн? — спросил Стивен, пытаясь разжевать весьма твердый фрукт, который, по всей видимости, некогда был абрикосом.
      — Он жил давно, — сказала Бринн. — Теннер Уинн был наследным принцем Фалкана, прямым потомком короля Ремонда.
      — Но отказался от трона в пользу своей сестры, — вставил Гарек. — Как же ее звали?..
      — Анария, — подсказала Бринн. — Принцесса Анария. Выйдя замуж, она стала носить фамилию Барстаг.
      — Правильно, — кивнул Гарек и, льстиво поглядывая на Бринн, прибавил: — Бринн всегда слушала рассказы Гилмора куда внимательнее, чем я.
      — Жаль, что тебе не довелось послушать, как я рассказываю своим ученикам о введении закона о гербовом сборе, — усмехнулся Марк. — Ты бы наверняка и первую фразу до конца не дослушал — тут же крепким сном заснул.
      Гарек улыбнулся и поднял свой кубок. Марк сделал то же самое и предложил:
      — За закон о гербовом сборе!
      — За закон о гербовом сборе, что бы это ни значило!
      Оба осушили кубки, и Гарек потянулся за следующей бутылкой. Лахп, молча слушавший их болтовню, только плечами пожал, потом встал и подбросил в очаг еще дров.
      Но Стивен не дал разговору уйти в сторону:
      — Значит, этот Теннер был в Речном дворце в ночь пожара?
      — Ну да, он там жил, — пояснила Бринн. — Он был знаменитым врачом, самым, наверное, знаменитым в Элдарне. А еще все знали, что он — лучший друг принца Маркона и его ближайший советник.
      Раскупорив очередную бутылку, Гарек сказал:
      — Это Теннер стал первым преподавать медицину в университете Эстрада, и студенты отовсюду приезжали туда учиться. — Он налил всем вина и жестом указал на бутылку Лахпу, но тот помотал головой и принялся расстилать на полу одеяла, готовясь лечь спать. — Он был поистине великим целителем, но помнят его гораздо больше как советника и защитника короля.
      — Короля? — Марк смутился. — А я думал, что Ремонд к тому времени уже умер.
      — Ну да, Ремонд умер, — сказала Бринн. — Но он всегда правил Элдарном из Роны и жил в Речном дворце, который был построен посреди Запретного леса. А принц Маркой был старшим сыном Вацлава Грейслипа и законным наследником элдарнского трона...
      Гарек снова вмешался:
      — И умер, когда к нему съехались все его многочисленные родственники, представители королевских семейств Фалкана, Малакасии и Праги. Все они как раз находились в Речном дворце, когда тот страшный недуг сразил и Маркона, и нескольких его гостей. По-моему, как раз Анария, правительница Фалкана и родная сестра Теннера, и покончила с собой, потому что ее сын умер, заразившись той же болезнью; а потом, не прошло и двоелуния, как умер принц Дравен, тогдашний правитель Малакасии.
      — И этот недуг, как мы можем теперь с уверенностью предположить, назывался Нерак, — сказал Стивен.
      — В течение всего лишь одного двоелуния были уничтожены все потомки короля Ремонда, все главы правящих семейств Элдарна, — устало обронила Бринн и прислонилась к Марку.
      Тот обнял ее за талию.
      — А принц Марек? — воскликнул Стивен, чувствуя, что начинает понемногу разбираться в генеалогии королевского семейства.
      — Верно, — кивнул Гарек. — Марек Уитворд стал первым малакасийским диктатором и правил Элдарном из дворца Велстар.
      — Но законность его правления была под вопросом, верно? — спросил Стивен, припоминая тот разговор на вершине горы Пророка.
      — Опять-таки верно, — подтвердила Бринн. — Марек считался незаконнорожденным сыном принцессы Мернам и кого-то из придворных.
      — И, таким образом, любые претензии Малакасии на управление всем Элдарном попросту незаконны, — задумчиво промолвил Марк.
      — Некоторые так и считают. — Гарек вновь поднес к губам свой кубок. — Хотя, конечно, все это случилось девятьсот восемьдесят двоелуний назад, и теперь почти никто всерьез об этом больше не думает...
      — Саллакс думает, — тихо возразила Бринн.
      — Значит, — Марк все еще пытался разобраться в исторических деталях, — Теннер отказался от фалканского трона, чтобы остаться в Роне, так? Он прославился там как врач, но главным своим делом считал поддержку и защиту короля Маркона. Я прав?
      — Не короля, — поправил его Гарек. — Маркой никогда не хотел быть королем. Он хотел, чтобы все пять земель Элдарна объединились и вместе стали бы развивать науку, образование, торговлю, медицину и так далее. Маркой был вполне счастлив, сидя на ронском троне, но ему хотелось видеть Элдарн вновь объединившимся под эгидой потомков короля Ремонда. Он хотел создать такое новое, коллективное правительство...
      — Ага, парламентская монархия, — оживился Марк. — Что ж, отличное намерение!
      — Но он не успел осуществить свой план — его убили. — Бринн еще теснее прижалась к Марку, и он лишь крепче ее обнял. — В те времена, — продолжала Бринн, — одним из самых могущественных людей в Элдарне был именно Теннер Уинн. И если уж он спрятал это письмо в тайнике, значит, оно наверняка имеет немаловажное значение.
      — А ты прочти нам это письмо, Бринн, — попросил ее Стивен и, опершись локтями о стол, приготовился слушать. Бринн расправила истрепавшиеся листки и стала читать.
       «Любому, кто найдет это послание.
      Меня не будет на торжественной церемонии — нет времени. Если это письмо будет обнаружено уже после моей смерти, его следует считать моим завещанием. В нем я не преувеличиваю и не умаляю ни единого факта, описанного мною в официальных документах или личных посланиях. Все эти документы легко можно найти в архивах Фалкана, а также в моем родовом поместье в Ориндейле. Данное письмо я называю своим завещанием, потому что в нем содержатся сведения чрезвычайной важности, связанные с продлением ронской и фалканской линий королевского рода Элдарна. Королевские дома Роны и Праги лежат в руинах. После смерти моей милой сестры один лишь я могу продолжить фалканскую ветвь нашего древнего семейства, однако же я пока не имею живых наследников. Страшные слухи достигли Эстрада: Сенат Лариона полностью уничтожен; в живых остался только сенатор Канту, однако сведений о его местонахождении ни у кого нет. Он, несомненно, выжидает, собирая сведения о том, как бороться с недугом, который уже успел стольких погубить, но сам я, будучи профессором медицины, уверен: причиною смерти принца Маркона и принцессы Анис явился отнюдь не болезнетворный вирус. Нет в природе такого вируса, который действовал бы столь избирательно, ограничиваясь членами только одной семьи. Их гибель — прямой результат страшного злодеяния, и совершил его неведомый преступник, стремящийся захватить элдарнский трон с помощью террора, хаоса и страха.
      И он, надо сказать, весьма в своих намерениях преуспел. В течение одного лишь двоелуния плодородные земли моего возлюбленного Фалкана превратились в пустыню, а искусных фалканских земледельцев подвергли жестокой казни, несправедливо обвинив в выращивании ядовитых зерен, плодов или фруктов, с помощью которых якобы и умертвили принца Маркона, а также свели с ума принцессу Анис, сделав ее убийцей. Теперь-то я вижу ясно: винить этих несчастных было не в чем. Увы, мое признание несколько запоздало. На рынках творилось нечто невообразимое, возникали настоящие мятежи, когда целые стада овец и рогатого скота пускали под нож и оставляли гнить под жарким солнцем Роны. А Саутпорт, Эстрад, Стрэндсон и Ориндейл попросту превратились в зоны боевых действий, когда любое судно, везущее вино, шерсть или продовольствие, брали на абордаж и тут же топили или сжигали дотла обезумевшие от ужаса местные жители.
      Принцесса Даная тихо ждет смерти в своих покоях. Она уже никогда не будет править своей страной. Принц Данмарк также не покидает своих покоев — он совершенно обезумел, превратившись в страшную тень себя прежнего. Нет сомнений: ему никогда не оправиться от поразившего его загадочного недуга. Жители Роны не раз уже добивались аудиенции у своего нового правителя, и я не знаю, долго ли еще они будут верить моим сказкам о том, что принц жив и здоров, но не желает никого видеть, ибо оплакивает безвременную кончину отца. Нет, этим моим уловкам явно не пережить и одного двоелуния!
      Клянусь богами Северных лесов, я страшно устал!
      Принцесса Детрия изо всех сил старается поддерживать в Праге порядок, однако всем ее подданным прекрасно известно, что они с Равеной слишком стары, чтобы родить нового наследника. Анис была последним ребенком Равены, и теперь Равена, охваченная горем, удалилась в свое загородное поместье и предпочитает более не покидать его. Детрия все еще достаточно сильна, однако она стара, и, боюсь, ее попросту убьет постоянная тревога за будущее Праги — если, конечно, этого раньше не сделает все тот же загадочный вирус.
      Я должен вернуться в Фалкан, чтобы спасти то, что еще осталось от двора моей сестры, и дать людям хотя бы относительный покой, и все же я не поеду туда, пока не обеспечу будущее ронской королевской династии. Именно об этом я и намерен сейчас написать. Регона Карвик, служанка, особа неблагородного происхождения, делила ложе с принцем Данмарком в течение всего последнего двоелуния, дабы зачать наследника элдарнского трона. Честно говоря, это довольно грязная история, и я понимаю, что когда-нибудь мне придется за нее ответить. Но таких сильных, волевых и надежных людей, как Регона Карвик, я более в жизни своей не встречал; к несчастью моему, наше знакомство произошло слишком поздно.
      И вот сегодня вечером я наконец-то совершенно убедился, что Регона беременна. Я попросил своего верного слугу сопровождать ее — он увезет девушку на север, где она, скрываясь в семье купца Веслокса Турвана из Рандела, впоследствии и родит августейшее дитя. Когда кипящие вокруг королевского семейства страсти несколько улягутся, я вернусь в Эстрад и останусь возле этого ребенка до тех пор, пока он (или она, если родится девочка) не сможет взять в свои руки правление Роной и ее народом.
      Всю свою сознательную жизнь я был верен правителю Роны и честно ему служил, ибо только его по праву можно было бы назвать королем всего Элдарна. И мечта принца Маркона увидеть Элдарн вновь объединившимся под руководством некоего высшего представительного собрания не умрет до тех пор, пока буду жив я!
      И последнее: я, разумеется, прекрасно понимаю, что тоже могу явиться мишенью для этого "вируса", уже погубившего стольких моих друзей и родственников. Если его цель — уничтожить всех возможных наследников элдарнского престола, а сам я именно так и предполагаю, то риск и для меня весьма велик, я в любой момент могу заразиться. А потому сразу после похорон Маркона и поминок, то есть в прошлом двоелунии, я взял в жены Этрину Липпман из Кейпхилла. Хоть мы и вступили в брак тайно, но это вполне законный союз. Этрина из знатного фалканского рода, ее родители — прекрасные люди, и я не мог придумать для себя лучшей супруги, способной вместе со мной трудиться, дабы вновь вернуть Элдарну мир и процветание. Меня она не любит, но нынешние времена требуют жертв, и ее мужество и чувство долга могут служить всем нам примером. Когда-нибудь, возможно, у нас будет больше свободного времени и возможностей наслаждаться обществом друг друга, и не исключено, что меж нами все же возникнет любовь, но в данный момент мы оба вполне довольны уже и тем, что сумели зачать наследника фалканского трона. Если я все же сгину, пав жертвой той же дьявольской напасти, Этрина незамедлительно исчезнет, скрывшись в надежном убежище, и сделает все, чтобы наше дитя росло в покое и благополучии, чтобы впоследствии непременно набросить себе на плечи мантию правителя моего возлюбленного Фалкана.
      Я задержался здесь лишь для того, чтобы дождаться известий о благополучном прибытии Регоны в Рандел. Придворному врачу я велел непременно кормить Данаю, хотя бы и силой, пока меня здесь не будет, сам же я стану каждый день молиться, чтобы она к моему возвращению смогла все же превозмочь свое великое горе и вновь обрела хоть какую-то цель в жизни.
      Итак, механизм мною запущен. Я приложил к этому все возможные усилия, соединив их с усилиями двух замечательных женщин — храбрых, верных, любящих родину — Регоны Карвик и Этрины Липпман. Возможно, именно это и сможет впоследствии как-то обеспечить будущее Элдарна. Впрочем, принц Дравен у себя в Малакасии пока что жив, да и юный Марек готов унаследовать трон, случись что дурное с его отцом. Марек — добросердечный, хорошо образованный, начитанный молодой человек. Я послал Дравену и Мареку весточку и просил их непременно встретиться со мной в Ориндейле в следующем двоелунии. Возможно, с помощью Детрии и Канту нам еще удастся до некоторой степени восстановить то, что так быстро пало в прах.
      И пусть мечты принца Маркона о будущем Элдарна станут явью!
       Написано моей собственной рукой и подписано мною,
       Теннером Уинном Ориндейлским, принцем Фалканским».
      Бринн закончила читать, и некоторое время в комнате слышно было лишь потрескивание огня да шумное дыхание Лахпа. Затем она принялась вновь просматривать исписанные листы, опасаясь, что могла что-то пропустить. Но ничего нового не нашла и, аккуратно свернув письмо, передала его через стол Стивену.
      — Это нужно непременно сохранить, — сказала она и смутилась, потому что первой нарушила тишину, сказав нечто столь очевидное.
      Сунув письмо во внутренний карман пиджака, Стивен спросил:
      — А Теннер умер до того, как стало известно о происшедших с принцем Мареком переменах?
      — Да, — сказал Гарек. — Речной дворец сгорел еще до того, как умер отец Марека, Дравен, так что Нерак, должно быть, прямо из Эстрада отправился в Малакасию.
      Следующий вопрос возник у Марка:
      — А Теннер успел встретиться с этими людьми? С Канту, Мареком и остальными? Он ведь пишет о том, что просил их встретиться с ним в следующем двоелунии. Эта встреча состоялась?
      — Нет, — сказала Бринн, — вряд ли.
      — Ну почему же вряд ли? — возразил Стивен. — Может быть, если нам удастся разыскать Канту, он расскажет нам об этой встрече. Эти сведения могли бы оказаться чрезвычайно полезными. Если он успел встретиться с Теннером, то, возможно, знает что-то такое, чего не знает даже Гилмор... — Марк быстро на него глянул, и Стивен тут же умолк, покраснел и поправился: — Чего даже Гилмор не знал, конечно. Простите.
      Он с виноватым видом оглядел своих друзей, но никто, похоже, и не собирался ставить ему в вину эту невольную оговорку.
      — По-моему, они все же вряд ли тогда встретились. Ведь мы кое-что знаем о том, что творилось в Элдарне сразу после похорон принца Маркона. — Бринн сухо усмехнулась. — Саллакс довольно много об этом знал, ну и я волей-неволей узнала. В общем, во всех Восточных землях и в Праге началась жуткая суета, смена политических постов и тому подобное; казалось, любой человек в приличной одежде — хотя бы и с поддельными документами — имеет право претендовать на трон Роны или Фалкана. Я помню, как Гилмор рассказывал, что объявилась даже одна семейка, которая заявила, что они — законные наследники правителей Горска, хотя этой страной уже несколько тысяч двоелуний управлял Сенат Лариона.
      Стивен и Марк молчали, а Гарек, громко фыркнув, прибавил:
      — Правда, когда Гилмор об этом рассказывал, получилось куда смешнее.
      Бринн показала ему язык и продолжила:
      — Детрия Соммерсон и Равена Ферласа трудились, не покладая рук, чтобы политическими средствами обеспечить в Праге приход к власти кого-то из членов семейства Грейслипов, даже если это будет какой-нибудь неведомый дальний родственник... десятая вода на киселе...
      — Или бастард, — подсказал Гарек. Бринн кивнула:
      — Ну да. Принцесса Даная вместе с сыном погибли во время пожара, а вскоре после этого один ронский адмирал создал временное правительство, усиленное военным советом.
      — Военную диктатуру, — подсказал Марк.
      — Вот именно. А кучка богатых купцов вместе с оставшимися в живых придворными подняли на улицах Ориндейла мятеж, пытаясь захватить фалканский трон. Без Теннера или Анарии некому было возглавить народ Фалкана, и любой, у кого были деньги, мог нанять банду головорезов, назвать ее «миротворческим корпусом» и, используя для усмирения жестокость и террор, держать большую часть населения в заложниках.
      — А потом туда явился принц Марек, — предвосхитил Стивен продолжение этой истории.
      — Он не явился! Он обрушился на Фалкан, как черная смерть, — тихо сказал Гарек. — И привел с собой из Малакасии огромную армию. Марек казнил направо и налево — убивал лжеправителей, инсургентов, бунтарей, фалканских военачальников. В общем, казнить могли любого, даже тех, кто всего лишь мечтал о собственной выгоде.
      — И его стали считать героем, — предположил Марк. Когда Бринн прислонилась к нему, он придвинулся к ней так, чтобы под столом касаться своим коленом ее колена, и чувствовал себя при этом шестнадцатилетним мальчишкой. Бринн, глянув на него, с трудом подавила улыбку и продолжила свой рассказ.
      — Сперва да, но очень скоро все в Элдарне поняли, что принц Марек — совсем не тот, каким был раньше. Он выставил по границам Восточных земель военные посты, задушил торговлю на побережье Равенского моря, закрыл университеты в Роне, Праге и Фалкане и запретил без разрешения властей кому-либо как посещать Горек, так и выезжать оттуда.
      И Гарек, задумчиво водя пальцем по краешку стакана, подытожил:
      — И это было еще только начало темных времен! Хотя эти темные времена у нас и до сих пор, пожалуй, не кончились.
      — Я одного не понимаю, — сказал Стивен, счищая с рукава кусочки корпии. — Почему за все это время на поверхности ни разу не показался ни один законный наследник элдарнского престола? И куда исчезли Регона Карвик или та женщина из Кейпхилла — как ее звали?..
      — Этрина Липпман.
      — Да, Этрина. — Стивен помолчал, собираясь с мыслями. — Почему они-то ни разу не предъявили свои законные права? Разумеется, ребенок Данмарка считался бы бастардом, но ведь Данмарк тогда и не мог ни с кем вступить в законный брак, верно? К тому же Теннер пишет, что женился на Этрине Липпман вполне официально, так почему же она, его законная жена, ни разу не напомнила о своем существовании? Вот что меня удивляет!
      Ему ответил Марк:
      — По словам Теннера, Этрина отлично знала, что ей делать и где скрыться в случае опасности. Возможно, опасность была слишком велика, чтобы обнаруживать себя. Возможно, она прекрасно понимала, что у нее нет ни малейшей надежды на победу в смертельно опасной борьбе с Мареком.
      — Значит, ее ребенок мог так и не узнать, что он — законный наследник престола?
      — Вот именно! — воскликнул Гарек. — Ох, вонючие боги Северных лесов! Да это же мой сон! Я же все это видел!Ну конечно! Это были Регона и Данмарк! Какой же я глупец! Проклятье! Даже не глупец, а слепец!
      И он снова пересказал всем тот сон, который видел на горе Пророка. И описывая, ту девушку — Регону Карвик, такую холодную и испуганную, и ее любовное свидание с принцем Данмарком, Гарек понимал, что теперь все встало на свои места. Да, он не сомневался: именно это и хотел сообщить ему Лессек.
      — Да только все их усилия, все эти беременности ни к чему так и не привели, — сокрушенно вздохнул он, чувствуя себя совершенно опустошенным.
      — Пожалуй. — Стивен кивнул. — Какой прок в наследнике, если о нем так никто и не узнал? Если он так и не появился в своей стране, чтобы возглавить сопротивление и свергнуть узурпатора?
      — Возглавить сопротивление и свергнуть существующую власть способен любой более или менее целеустремленный народный вожак, — возразила ему Бринн. — Пари держу: наследников скрывали, чтобы сохранить королевский род. Возможно, так велел этим женщинам Теннер: предъявлять права на трон только в том случае, если у сопротивления действительно достанет сил совершить государственный переворот.
      — А может, эти женщины и их дети продолжали скрываться, потому что Теннер так за ними и не явился? — предположил Гарек. — Ведь, по его словам, он собирался непременно вернуться в Рону и оставаться подле наследника, занимаясь его воспитанием. Возможно, он велел Регоне оставаться в тайном убежище в Ранделе, пока он за ней не приедет. Но он погиб, и она решила раствориться среди местного населения, чтобы спасти ребенка.
      — И себя, — кивнула Бринн. — Наверное, и Этрина поступила примерно так же.
      Но Стивен еще не полностью удовлетворил свое любопытство.
      — А интересно, сказали они своим детям правду или нет? — спросил он.
      — С какой стати? — возразил Марк. — Ведь тогда детишек почти наверняка уничтожил бы Нерак. Зачем давать детям знания, которые способны привести их к бессмысленной гибели?
      — Но ведь уже через поколение никому и в голову не приходило, что на свете существуют живыенаследники элдарнского престола!
      — Все же приходило, наверное. А теперь и подавно приходит, — не согласился с ним Гарек. — Вот и Лессек об этом знал, потому и показал мне во сне, как все было.
      — Значит, судьба всего вашего мира зависела от весьма сомнительной случайности? От того, найдем мы это письмо в тайнике или нет?
      — Извини, Стивен, — улыбнулась Бринн, — но это звучит довольно глупо. Почти так же глупо, как ставить будущее всего человечества в зависимость от склонности какого-то управляющего банком к излишнему любопытству, приведшему его в итоге к краже чужого гобелена и чужого, хотя и ничем не примечательного камня.
      Стивен с притворной горячностью возразил:
      — Во-первых, помощника управляющего — ты переоцениваешь мои возможности. А во-вторых, я эти вещи не крал!
      Марк встал и двинулся к кладовой.
      — Кто-нибудь еще хочет сушеных фруктов? Мне, например, очень понравились те, оранжевые. Что это, Гарек?
      — Темпина.
      — Да-да, темпина. Она самая вкусная, по-моему. — Марк хотел было открыть дверцу кладовки, но вдруг рухнул на колени и сердито заорал, зажимая уши руками: — Черт возьми, Габриель, не так громко!
      Остальные тут же вскочили, роняя стулья и расплескивая вино.
      — Что случилось? — Гарек инстинктивно схватился за лук. — Что с тобой, Марк?
      Лахп в своем углу тоже моментально проснулся и по-звериному припал к полу, сжимая в руке кинжал.
      — Стен каз Лахп! — тихо попросил он.
      — Да мне пока нечего тебе сказать, Лахп, я и сам еще ничего не понял, — прошептал Стивен, не сводя глаз с Марка.
      Лицо его друга было мокрым от пота, зрачки возбужденно расширены.
      — Марк! — осторожно окликнул его Стивен. — Марк, объясни, что происходит. Я могу тебе чем-нибудь помочь?
      — Призраки! — в ужасе прошептал Марк и повернулся к Бринн. — Сотни призраков! Таких же, как Габриель О'Рейли. Но они, к сожалению, отнюдь не на нашей стороне. — Он крепко прижал к себе Бринн, продолжая бормотать: — Нет, совсем не на нашей! Мало того: они на нас охотятся! И уже убили траппера, хозяина этой хижины.
      — А Саллакс? — спросила Бринн, страшась ответа, но еще больше — того, что не узнает правды.
      Марк закрыл глаза и на несколько мгновений словно ушел в себя. Потом сказал:
      — Габриель про Саллакса ничего не знает. Он сразу поспешил сюда, обнаружив у реки тело несчастного траппера. Он видел, как призраки идут сквозь лес и поднимаются на соседний холм.
      Слова Марка словно что-то задели в душе Гарека, и он воскликнул:
      — Но я и это тоже видел!
      — Что ты видел? — спросила Бринн, поправляя на поясе свои ножи.
      — На горе Пророка я видел еще один сон... — Теперь-то Га-реку стало ясно, зачем Гилмор заставлял его снова и снова вспоминать и пересказывать подробности того сна: чтобы уж никогда их не забыть. — Его послал мне Лессек. Но только я думал, что мне приснился Запретный лес. И там — сотни призраков, которые куда-то шли, пробираясь меж деревьями. Но, видимо, я ошибался. Видимо, мне снился вовсе не Эстрад, а...
      — Это ни в коем случае не простое совпадение!
      Стивен уже держал наготове ореховый посох, даже не заметив, как сходил за ним в коридор. Впрочем, посох, возможно, и сам собой появился у него в руках, поскольку мог ему понадобиться. Что ж, это было бы весьма полезным его свойством. В общем, пока что Стивен мог почти наверняка сказать, что посох им не управляет; мало того, он сам, похоже, уже способен призвать или не призвать магию посоха на помощь и отнюдь не является простым проводником этой неведомой волшебной силы.