Eldarn Trilogy - Ореховый посох

Он, собственно, начался еще на лестнице — я слышал, как кто-то громко выкрикивает разные заклинания, и надеялся лишь, что мои соратники стоят твердо. Но вскоре звуки стали иными — было ясно, что борьба идет уже у дверей, ведущих в покои Лессека. Странно, подумал я. Ведь если мои люди уже погибли, то Нераку достаточно просто произнести открывающее двери заклятие, и он войдет в кабинет. Теперь-то я могу лишь догадываться: видимо, уже испуская последний вздох, кто-то из тех храбрых мучеников, что стояли у дверей, сумел изменить заклятие, а потом убил себя, чтобы Нерак не успел завладеть его душой и получить столь необходимые ему сведения.
      Гилмор умолк. Стивен видел, как дрожат его руки, когда он в очередной раз наполнил свою кружку и залпом осушил ее.
      — Ты в состоянии продолжать? — тихонько спросил он старика.
      — О да, — кивнул Гилмор, явно собираясь с силами. — Я понимаю, все это было очень, очень давно, но для меня — словно только вчера. Я мало кому рассказывал об этом. Но теперь, возможно, пора настала. Но вернемся к событиям того дня. Я понимал, что двери в покои Лессека вот-вот падут под натиском той дьявольской силы, что вселилась в Нерака, и попытался привлечь к этому внимание Пикан. Мне хотелось, чтобы она поняла, что наша последняя линия обороны вскоре будет прорвана. У стены я заметил чей-то палаш и схватил его, готовясь сражаться с тем или с теми, кто ворвется в кабинет. Я, разумеется, неплохо владел магией, однако моих знаний и умений не хватало, чтобы с помощью заклинаний остановить ту невероятную силу, что ломилась в двери кабинета, сотрясая толстенные каменные стены замка, и на мгновение мне показалось, что сейчас стены попросту рухнут и все мы погибнем под грудой обломков. Казалось, все вокруг движется каким-то странно замедленным образом. Я понимал, что моя смерть близка. Я никогда не отличался особой храбростью и надеялся лишь, что, может быть, погибну сразу, после первого же яростного удара этой неведомой силы. А потому и стоял в немом ужасе, ожидая неминуемой гибели. И в душе моей не проснулся живительный родник гнева или презрения, способный придать мне сил, и я понял, что боги дали мне эти несколько мгновений, чтобы я успел осознать, как неправильно вел себя, когда жизни моей действительно пришел конец. Затем, словно издали, словно находясь от нее на расстоянии в целую жизнь, я услышал голос Пикан, которая звала меня по имени. Я обернулся и увидел ее — это была удивительно красивая женщина... И она, как мне показалось, даже слегка улыбнулась, когда я бросился к ней через всю комнату. «Мне нужен третий "Трактат о ветрах"! — крикнула она мне, с трудом перекрывая царивший вокруг шум, ибо в воздухе звучало и двигалось великое множество различных магических заклятий, действовавших как внутри, так и снаружи кабинета. — Этот свиток лежит у Лессека в библиотеке на самой верхней полке, за письменным столом!» Схватив меч, я со всех ног бросился вниз по лесенке, ведущей из кабинета в личную библиотеку Лессека. Его письменный стол стоял у дальней стены, которая, как и все остальные стены, была сплошь закрыта книжными полками. Добравшись до самой верхней, я принялся искать нужный мне свиток. «Трактат о ветрах» — это описание могущественнейших древних заклинаний, собранных Канту и Нераком во время многократных странствий по острову Ларион, расположенному близ берегов Малакасии.
      Но я так и не нашел этого трактата.
      У лесенки, ведущей в библиотеку, вспыхнуло красно-синее пламя, полетели искры и раздался оглушительный взрыв. Свитки и древние манускрипты полетели с полок и рассыпались по всей комнате, а в меня словно ударила страшной силы волна, и я тут же потерял сознание.
      Очнувшись, я какое-то время видел все вокруг сквозь какую-то красную пелену — глаза мне залепила пленка засохшей крови. В библиотеке было темно. Лишь свет двух лун, с трудом пробиваясь сквозь пелену падающего снега, падал в окошко, давая возможность хоть что-то рассмотреть. Хлопья снега тоже казались мне красными, и я, выглянув в окно, с изумлением смотрел, как холмы Горска окутывает это невероятное красноватое покрывало. Казалось, во всем Элдарне не осталось никого живого. Вокруг стояла такая мертвящая тишина, что я не удержался и несколько раз громко крикнул — просто чтобы услышать в темноте хотя бы свой собственный голос.
      Несколько овладев собой, я пополз к лестнице, пробираясь среди обломков полок и рассыпавшихся по полу свитков и книг и надеясь спуститься вниз, в кабинет Лессека.
      Мне это удалось. И я увидел, что все находившиеся там люди мертвы. Тела их были страшно изломаны и разбросаны по всей комнате, словно сметенные диким ураганом, какие случаются в период двойного полнолуния. Не хватало лишь тела Пикан. Одного из моих верных помощников я обнаружил на каменном полу у самых дверей: это был рослый молодой человек по имени Харрен Бонн, сын фалканского фермера. Сила, заключенная в Нераке, убила его, видимо, как раз перед тем, как ей удалось сломить заклятие, запиравшее дверь. Ноги и руки Харрена были вывернуты таким неестественным, непристойным образом, что я хотел оттащить его к стене и прислонить к ней, чтобы придать ему более приличествующую мертвому позу, но, лишь коснувшись его, я почувствовал, что тело его колышется, точно желе. Вряд ли у него уцелела хоть одна косточка...
      И я беспомощно заплакал, оставив его лежать в прежней позе. Я по-прежнему видел все вокруг сквозь ту кровавую пелену, которую я совсем позабыл стереть с лица, и сколько бы я еще ни прожил на свете, хоть тысячу двоелуний, Харрен Бонн навсегда останется в моей памяти кроваво-красным.
      Голос Гилмора дрогнул.
      Гарек встал, пересел поближе к своему другу и наставнику и, желая его немного успокоить, обнял за плечи.
      Гилмор благодарно ему улыбнулся и, немного помолчав, продолжил свой страшный рассказ:
      — Спускаясь на нижние этажи замка, я повсюду видел следы страшной резни. Мне раньше это слово — резня — даже и в голову-то приходило нечасто. Во всяком случае, для меня это было просто слово. Но когда оно обрело плоть, то стало поистине жутким, неописуемо жутким, и я очень надеюсь — и стану молить об этом всех богов Северных лесов, — чтобы вам никогда не пришлось испытать такое. На каждом шагу мне попадались тела сенаторов; многие из них с виду были целехоньки — если не считать открытой раны на запястье, — и я все пытался успокоить себя, без конца повторяя: «Они, должно быть, просто спят». Те же, кто вступил в бой, были разорваны в клочья. Я, наверное, целый авен собирал разбросанные повсюду руки, ноги, пальцы, уши... Мне хотелось, чтобы каждый из погибших обрел Вечный покой в целости. Каменный пол был залит кровью. Порой мне удавалось отыскать лишь отдельные небольшие фрагменты тел — это были телатех людей, которых я так хорошо знал, с которыми виделся еще сегодня утром, тела ученых, великих магов, моих коллег. Тела настоящих людей. Тела моих друзей...
      Выйдя на галерею, проходившую над нашим главным залом, я наконец увидел Пикан. Она стояла, опершись локтями о перила, и смотрела куда-то вниз, в темноту. На щеке ее зияла страшная рана; даже в темноте было видно, что у нее, по сути дела, отсутствует пол-лица. Пряди ее прелестных льняных волос падали прямо в открытую рану, протянувшуюся от уха до подбородка. Одежды с нее сорвало взрывом, и на ней остались только короткие штанишки, слишком короткие, чтобы спасти от зимней стужи, царившей в замке.
      И тут она повернулась ко мне, и я сразу понял, что проснувшиеся в моей душе страшные подозрения не лишены оснований.
      «А, Фантус, привет! — Пикан говорила голосом Нерака. — Не хочешь ли к нам присоединиться? »
      Она приподняла руками свои груди и принялась их ласкать так, как это делает мужчина в порыве страсти.
      «Нам, правда, и вдвоем не скучно, но мы можем потесниться».
      Это Пикан сказала уже своим собственным голосом, но я успел понять, что она мертва. Нерак, должно быть, проник в ее тело за мгновение до того, как она погибла, и теперь дергал ее душу за ниточки, как кукловод, удерживая несчастную на расстоянии одного последнего вздоха от вечного покоя.
      Я стер с глаз кровавую пленку и увидел, что Пикан медленно движется ко мне. Я крепче стиснул рукоять клинка, и мне показалось, что я смогу с ним сразиться, выстоять и даже, возможно, победить.
      Гилмор умолк и довольно долго смотрел поверх костра во тьму, что повисла над рекой Эстрад. Затем продолжил:
      — Но я ничего этого не сделал. Страх одержал надо мною верх, и я бежал, как перепуганный ребенок. Бросив свой меч к ногам Пикан, я со всех ног бросился от нее по галерее и, добежав до ее дальнего конца, громко выкрикнул заклятие, открывающее окна. Окна распахнулись с такой силой, что сорвались с петель, и я головой вперед, ни секунды не колеблясь, бросился в ночной мрак. Последнее, что я услышал, прежде чем ударился о землю, это голос Нерака и его демонический хохот, вырывавшийся из окровавленных уст Пикан.
      При падении я вывихнул плечо и лодыжку, но что значили эти телесные страдания, когда душа моя умирала! Я лишь огромным усилием воли заставил себя жить дальше и больше никогда не брал в руки оружия. А затем я на все девятьсот восемьдесят двоелуний погрузился в изучение магии — в точности как когда-то Нерак.
      Я думаю, что в ту ночь он, захватив ключ Лессека и дальний портал, отправился на юг, в Рону. Там он погубил принца Маркона и большую часть его родственников, потомков короля Ремонда, затем, как можно предположить, он посетил Колорадо и спрятал то единственное оружие, которое способно его уничтожить, в сейфе того банка, где ты, Стивен, теперь работаешь.
      Я полжизни ждал возможности добраться до ключа Лессека. И теперь, когда он может стать вполне для нас достижимым, я непременно воспользуюсь им, чтобы уничтожить ту силу, что безжалостно погубила моих друзей и посеяла в Элдарне страх и смерть.
      И Гилмор, закончив свой длинный рассказ, вновь раскурил трубку, улыбнулся своим молодым друзьям и побрел к своей постели, которую устроил на берегу реки. Более никто из сидевших у костра не проронил ни слова. Слишком многое им нужно было осознать.
 

В РОНСКИХ ПРЕДГОРЬЯХ

 
      Стивена разбудил шум бегущей рядом реки, и, проснувшись, он почувствовал, что все тело у него затекло. Он повернулся на другой бок и, не задумываясь, посмотрел на часы. Но часов на запястье не оказалось, и Стивен не сразу вспомнил, что он еще два дня назад подарил их Гареку. Приподняв голову, Стивен увидел, что Марк уже встал и умывается, присев на корточки у воды.
      — Который час? — спросил у него Стивен, не вставая.
      — Не знаю, — ответил Марк, продолжая плескать себе в лицо холодной водой. — Здешнее время заставляет мои биологические часы вести себя так, словно я пьяный турист, приехавший в Памплону. В общем, солнце уже встало, так что, наверное, и день наступил.
      — До чего ты проницательный! — проворчал Стивен, сел, протер глаза и огляделся.
      Бринн заливала остатки вчерашнего костра речной водой из котелка, а больше поблизости никого не было.
      — Куда все подевались? — спросил Стивен, натягивая через голову чистую рубаху.
      — Доброе утро, Стивен. — Бринн махнула ему рукой и подошла ближе. — Они пошли проверить, много ли народу на Торговой дороге. Она отсюда совсем близко, и они опасаются, что там могут быть солдаты, которых направили на север — нас искать.
      — Потрясающе. А я-то считал, что мы еще денек будем улепетывать без оглядки, спасая собственные жизни. Я уже как-то и привыкать начал к такому темпу.
      Он, покряхтывая, поднялся и тоже пошел умываться на реку.
      — Кстати, — крикнула ему вслед Бринн, — до полудня еще целых два авена.
      — Ты слышал, Марк? — сказал Стивен. — Значит, сейчас где-то около семи.
      — Ага. Начальные классы как раз к первому уроку готовятся. — Марк выпрямился и вытер лицо своей футболкой. — Пари держу: мой заместитель в данную минуту как раз бьется над темой «Промышленная революция».
      — Ладно, ты по этому поводу особенно-то не переживай, — подмигнул ему Стивен. — Если все получится более-менее нормально, ты попадешь домой как раз вовремя, чтобы успеть рассказать своим любимым ученикам о Ялтинской конференции.
      — Это было бы отлично. — Марк оглянулся. — А что у нас на завтрак?
      — Не знаю. — Стивен стряхнул воду с рук и тоже поднялся. — Но запросто могу оставить вас с Бринн наедине, если ты хочешь с ней помириться.
      — Не уверен, что она этого захочет, — печально заметил Марк. — По-моему, она все еще сердится на меня за то, что я тогда привязал ее к дереву.
      — А ты бы не сердился?
      — Да уж! — Марк сокрушенно развел руками, натянул футболку и завязал ее узлом на поясе. — Ну что ж, попробуем помириться, только, боюсь, ничего из этого не выйдет.
      И Марк неторопливо поплелся к Бринн, которая, ловко скатав одеяла, укладывала в сумки провизию. А Стивен снова вернулся к реке. Из головы у него не шла та полуфантастическая история, которую вчера рассказывал им Гилмор, — о злых духах и магах-убийцах, захвативших власть в Малакасии. В принципе, он не особенно любил фэнтези, и в литературе, и в жизни предпочитая логичность и осмысленность; вещи, практически не имеющие смысла или даже абсолютно невозможные, его не интересовали. А то, о чем рассказывал Гилмор, и то, что происходило сейчас с ними, было действительно абсолютно невозможным. Вот он, Стивен, стоит сейчас здесь у реки, в роще, и эта роща и река похожи на десятки других рек и рощ, которые он видел столько раз в жизни, но именно здесь, в этой роще, ему грозит такая опасность, какой он неделю назад даже представить себе не мог!
      Ему предстоит путешествие, которое запросто может закончиться для него смертью. И он уже начинал это осознавать, и уже воспринимал происходящее не как некую далекую реальность, которая, в общем, не имеет к нему отношения и лишь изредка навевает некие пугающие мысли, а как неотъемлемую часть собственной жизни, часть того, кем он теперь стал. И река эта тоже была совсем другой,чем все прочие реки, ибо над ней, подобно туману, висел тот ужас, который поджидал их в Малакасии.
      И вдруг, как это было и вчера вечером, Стивен почувствовал непреодолимую потребность немедленно собрать вещи и как можно быстрее мчаться во дворец Велстар. Он снова опустился на колени, напился холодной воды, еще раз умылся и вылил несколько пригоршней воды себе на голову.
      «Возможно, у нас еще ничего и не получится».
      Он несколько раз повторил про себя эти слова, чувствуя, как вода стекает с волос по шее и по щекам и капает на гладкие камни внизу. И эта мысль понемногу стала пускать корни в его душе.
 

* * *

 
      Марк зашел с другой стороны и принялся помогать Бринн, которая привязывала к седлу лошади спальные принадлежности и сумки с припасами.
      — Извини, что я тебе не сразу поверил, — без всякой преамбулы начал он. — А все потому, что мы толком не понимали, что происходит. Мы, правда, и сейчас еще многого не понимаем, но я, по крайней мере, знаю, что вы все хотите нам помочь. — Он потупился и некоторое время молча изучал собственные ступни, но потом все же решился и прибавил: — Знаешь, я ведь боялся, что ты отведешь нас в город и сдашь...
      — Да ладно тебе, — прервала его извинения Бринн. — Между прочим, я действительно собиралась отвести вас в таверну «Зеленое дерево», потому что точно знала, что там будут малакасийские солдаты, и надеялась как-то от вас улизнуть, когда они вас заметят…
      Марк рассмеялся:
      — Значит, я был прав? Она улыбнулась.
      — Боюсь, что да. Я и правда хотела от вас сбежать. Но потом решила: хорошо, что Саллакс вас тогда не убил. В Речном дворце. Я и сейчас этому рада.
      — Я тоже. К тому же это наверняка поставило бы крест на наших взаимоотношениях. Особенно если бы твоему братцу удалось пронзить меня десятком стрел или проткнуть своей рапирой. И я совсем не уверен, что после такого у меня хватило бы смелости куда-нибудь тебя пригласить.
      — Как это «куда-нибудь пригласить»?
      — Ну, пригласить, назначить тебе свидание, — попытался объяснить Марк.
      — Свидание? То есть свидеться? Но мы и вчера виделись, и сегодня уже успели свидеться. — Бринн явно смутилась.
      — Нет, не просто свидеться... Свидание — это нечто совсем иное! — Марк тщетно пытался найти в ронском языке подходящее слово.
      — Марк, я бы тебе с удовольствием помогла, но я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.
      Он заметил, что по губам Бринн скользнула едва заметная усмешка.
      — А, так ты просто притворяешься? Шутишь, да? — воскликнул он. — Значит, ты прекрасно поняла, что я имел в виду.
      — Возможно. Но ты всегда делаешь такие забавные ошибки! А потом так смешно стараешься из них выпутаться, но только больше запутываешься. — И Бринн, рассмеявшись, слегка, через седло, толкнула его в плечо.
      Он тут же схватил ее за руку и с горестной иронией воскликнул:
      — Что ж, смейся, смейся над несчастным иноземцем, о, бессердечная красавица! Давай, ну? Что же ты не смеешься?
      — Между прочим, этот несчастный иноземец привязал меня к дереву, разве нет?
      — А твой братец, между прочим, пытался зарубить меня топором, разве нет? По-моему, мы с тобой квиты. А ты разве так не считаешь?
      Он все еще держал ее руку в своей. Понимая, что излишняя смелость тут ни к чему, он выпустил пальцы Бринн якобы для того, чтобы поправить болтающийся ремешок седельной сумки.
      — Что значит «квиты»?
      — Ой, только, пожалуйста, не начинай снова!
      И Марк отправился за своей постелью и прочими пожитками.
      Бринн тем временем засунула в седельную сумку деревянные плошки, из которых они ели, осторожно наблюдая за темнокожим чужеземцем, который в данный момент стоял к ней спиной. Потом она устроилась у потухшего костра на том полене, которое Марк вчера вечером притащил из леса в качестве сиденья, и принялась играть с его наручными часами, медленно вращая их вокруг своего запястья. Позабавившись, она улыбнулась и принялась готовить остальных лошадей к дневному переходу.
 

* * *

 
      Когда ронцы вернулись к костру, Марку и Стивену сразу стало ясно, что между Гилмором и Саллаксом возникла какая-то ссора.
      — Я понимаю, почему тебе так хочется на них напасть, Саллакс, — спокойно говорил Гилмор, — но нам нельзя привлекать к себе внимание. Кто знает, сколько солдат уже послано по нашему следу?
      — Вот именно! — Саллакс был настроен воинственно. — Раз у нас нет иного выбора, раз мы можем только спасаться бегством, то почему бы напоследок не напасть на этот караван, пока он до порта не добрался? Ты же знаешь, что он принадлежит богатым купцам и землевладельцам, которые за счет своего богатства покупают себе спокойствие у генералов Малагона.
      — Это все верно, — согласился Гилмор, — но в данный момент цель наша совершенно ясна. И те дни, когда мы совершали налеты на караваны, остались в прошлом.
      — Извини, если я не слишком доверяю твоим мистическим предвидениям, Гилмор, но от таких налетов нам всегда была только польза. Почему бы не сыграть еще разок в кошки-мышки с этим ленивым толстым котом? Он ведь только того и ждет.
      — Это было бы проявлением крайней неосторожности, Саллакс, — возразил старик. — Караван идет в сопровождении серьезной охраны. Мы можем потерять людей. Или, по крайней мере, надолго застрять, если кого-то ранят. Нет, это слишком рискованно.
      — Да мы бы с ними с одного раза справились! Один мгновенный удар — град стрел сверху и стремительная сабельная атака в конном строю. И все было бы кончено. Откуда им знать, сколько нас всего и насколько мы опасны?
      — Правда, Гилмор, можно было бы попробовать, — вступил в разговор и Гарек. — Уж мы бы с Версеном сумели внести в их ряды сумятицу, стреляя вон оттуда, сверху!
      — Верно, — поддержал его Версен. — И пробили бы изрядную брешь в охране.
      Марк, склонившись к уху Бринн, спросил шепотом:
      — О чем это они?
      Она тоже наклонилась к нему и так же тихо пояснила:
      — Мы уже давно, в течение многих двоелуний, совершаем налеты на караваны ронских купцов, которые направляются на север, к фалканской границе, чтобы встретиться там с генералами оккупационной армии Малагона. Люди у этих купцов трудятся до полусмерти, а денег им почти не платят. Зато сами купцы только и делают, что богатеют.
      — Что ж, так оно обычно и бывает в условиях диктатуры, — Пробормотал Марк. — Приятно видеть, что и здесь ничто не противоречит общей теории.
      А Бринн, положив руку ему на плечо, прошептала Марку в самое ухо:
      — В общем, поэтому мы их и грабим. Мы отнимаем у них деньги и оружие, чтобы помочь сопротивлению.
      — Так вот что вы прятали в Речном дворце! — Марк резко повернулся к ней, и теперь их лица почти соприкасались. — Но ведь после захвата дворца...
      — Увы. Все, ради чего мы приложили столько усилий, пропало. И хуже всего то, что теперь малакасийцам известно, что именно Эстрад был центром сопротивления. — Глаза ее смотрели с тревогой, и эта тревога горячо отозвалась в сердце Марка. — Кто знает, какие ужасы они будут творить, прочесывая город в поисках повстанцев? Они наверняка воспользуются этим предлогом — хотя никакого предлога им вовсе и не нужно! Нет, мне не хочется даже думать об этом...
      Гилмор спешился, погладил рукой лысину и, повернувшись к молодым ронцам, спросил:
      — Значит, вы все-таки хотите на них напасть?
      Гарек, Саллакс и Версен дружно закивали, а у Мики даже вырвалось несколько неуверенное: «Да, хотим!»
      — Хорошо, мы нападем на них. — Гилмор отошел к самой воде, где стоял, внимательно слушая их спор, Стивен, и велел ему: — Встань у меня за спиной, а лучше отойди подальше.
      Затем, приложив ко рту сложенные рупором ладони и повернувшись к противоположному берегу реки, старый маг издал такой пронзительный крик, что его верхние ноты человеческому уху уловить было просто невозможно.
      Стивен был рад, что послушался и отошел от него. Слушая этот немыслимый зов, Бринн заткнула уши, а Гарек даже вскрикнул от боли и стиснул пальцами виски. Марк, чувствуя странное головокружение, на всякий случай поскорее сел на землю, опасаясь, что упадет.
      Саллакс, которому тоже явно стало не по себе, тряхнул головой и спросил, слегка пошатываясь:
      — Что это? Такого никто, пожалуй, и за тысячу двоелуний нашей вонючей жизни не слышал!
      Гилмор самодовольно улыбнулся, вытащил из-за пазухи трубку, набил ее, крепко зажал в зубах и только после этого ответил:
      — Ты же хотел напасть на них? Вот я и провел необходимую подготовку.
      — Какую подготовку? — смущенно спросил Версен. — Что ты такое сделал, Гилмор?
      — Я вызвал греттанов. — И Гилмор в полной тишине выдохнул облачко синего дыма, которое повисело немного у него над головой и растаяло. — А теперь надо поскорей сниматься с места. Когда греттаны сюда доберутся, вряд ли я смогу долго их сдерживать.
      И он, сурово поджав губы, направился к своему коню.
      Версен, судя по его виду, был потрясен до глубины души. Мика смотрел на Гилмора во все глаза, смахивая со лба капли пота.
      — Еще в Речном дворце я видел в окно, — обвиняющим тоном начал Гарек, — как ты призвал этих греттанов и они напали на малакасийских лошадей!
      — Ну и что? Да, я их призвал. — Гилмор говорил таким тоном, словно это было нечто само собой разумеющееся. — Не мог же я допустить, чтобы всех вас взяли в плен или поубивали? У нас еще впереди столько дел, да и вы мне еще очень даже пригодитесь.
      Но Гарек не сдавался:
      — Так ты что же, призвал их из самого Горска? Иначе откуда бы они взялись тут, так далеко на юге? Между прочим, эти проклятые твари чуть меня вместе с Ренной на завтрак не слопали, когда я в Запретном лесу охотился!
      — Нет, тех греттанов позвал не я. И, по-моему, один из них был не греттаном, а Малагоном. Точнее, Нераком. И явился он в таком обличье сюда... чтобы наконец меня прикончить. — Гилмор помолчал и прибавил: — Или, возможно, всех нас — по очереди.
      Версен громко, судорожно сглотнул. У Мики был такой вид, словно он вот-вот потеряет сознание и упадет с седла.
      Гилмор ласково похлопал его по колену и сказал:
      — Малагон не знает, что и я умею общаться с греттанами.
      — Как это — общаться? — переспросила Бринн.
      — Ну, я могу призвать их к себе или предложить им перебраться куда-то в другое место — такие-то вещи они вполне способны понимать. Но я не смогу их сдержать, если они вдруг тут появятся, а мы так и будем стоять на месте и развлекаться вопросами и ответами. — Он жестом велел Марку и Стивену сесть на коней.
      А Гарек, глядя на Гилмора со смешанным чувством восторга, преклонения и изумления, воскликнул:
      — Так значит, это правда?
      — Что — правда? — Старик уже явно терял терпение.
      — Ты действительно маг? — Гарек смущенно смотрел на него, не находя нужных слов. — И все это было на самом деле — то, о чем ты рассказывал вчера вечером?
      — Разумеется, это правда и было на самом деле! — рассердился Гилмор. — Неужели ты подумал, что я все сочинил? Ладно, поехали. Нам нужно поторопиться. — И он, обернувшись к Саллаксу, прибавил: — Пусть греттаны нападут на тот караван. Надеюсь, они сумеют разгромить повозки и перебить охрану — в общем, сделать так, чтобы деньги этих купцов никогда не достигли порта.
      И Саллакс лишь мрачно кивнул ему в ответ.
 

* * *

 
      Они ехали весь день, держа курс на север, и вскоре Стивен заметил перемену в окружающем ландшафте. Деревья твердых пород уступили место вечнозеленым растениям, и шуршание листьев под копытами коней сменилось приглушенным топотом по мягкому ковру из опавшей сосновой хвои. Подъем шел постепенно, почти незаметно, однако к концу дня путешественники достигли южных склонов довольно высоких холмов — видимо, здесь начинались предгорья того горного массива, который изломанной синеватой линией виднелся в туманной мгле у самого горизонта. Время от времени отряд выезжал на открытые места, откуда видна была река Эстрад, и если прежде она вольно и плавно несла свои воды к морю, то теперь стала значительно уже и превратилась в бурную и быструю горную речку.
      Версен ехал впереди, и от него ни на шаг не отставал Мика, жаждавший получить от своего старшего и куда более опытного друга как можно больше знаний о жизни этих лесов. И Стивен понимал, почему великан Версен производит на Мику столь сильное впечатление: его знаниям действительно цены не было.
      Сам Стивен ехал между Гареком и Гилмором; их троица большую часть времени проводила в разговорах, хотя Гарек всегда держал свой лук наготове и уже успел подстрелить несколько кроликов и фазана — значит, маленький отряд нынче вечером опять ждал отличный ужин.
      Пока Гарек и Стивен обменивались вопросами и ответами о столь новых для каждого мирах, Гилмор помалкивал, лишь время от времени вмешиваясь в их беседу и давая весьма точные пояснения насчет различий в культуре и традициях Праги, Фалкана и Малакасии. Гарек был потрясен тем, какого уровня достиг в мире Стивена технический прогресс. Когда молодой американец описал ему путешествие по воздуху, а затем — кое-какие достижения в области медицины и производства оружия, Гарек надолго погрузился в ступор. На Стивена, впрочем, не менее сильное впечатление произвело то благодушное спокойствие, с которым в Элдарне все относились к магии, считая ее само собой разумеющейся. Гарек рассказывал о различных случаях проявления магии, о том, в каких местах это происходило и на какие исторические события повлияло, словно повествуя всего лишь о какой-нибудь весенней грозе, сопровождавшейся особенно сильным ливнем.
      Вопросы Гилмора касались истории различных государств земли. Стивену приходилось все время напоминать себе, что достопочтенный сенатор Лариона не раз бывал там и собственными глазами видел многое. Особенно Гилмор интересовался Гражданской войной в Америке и знал массу таких потрясающих подробностей о передвижении войск и политических решениях, которые Стивену были совершенно не известны. Он с удовольствием рассуждал о резне в Шарпсбурге, о точности артиллерийского огня на Генри-хилл во время сражения при Булл-Ран и об эзотерических пристрастиях в еде генерала Ли .
      — Жаль все же, что я не смог остаться у вас дольше и увидеть, чем закончилась та война и каковы были ее политические последствия, но, увы, мои знания, как и умение руководить, были очень нужны в Элдарне, — с некоторым хвастовством признался Гилмор.
      Когда он услышал, что президент Линкольн был убит еще до капитуляции конфедератов, то сильно помрачнел и заявил Стивену, что был уверен: Джон Уилкс Бут не обладает чувством справедливости, а потом, задумчиво поглаживая усы, прибавил:
      — Если уж они хотели его убить, так хоть до конца войны подождали бы!
      Стивен слушал лекции по истории Гражданской войны еще в колледже и пообещал старику, что непременно разыщет в кладовке все свои книги на эту тему и отдаст ему, если Гилмор сможет уделить этому хотя бы несколько минут, когда они вернутся в Айдахо-Спрингс.
      Старик, казалось, прямо-таки готов был расцеловать его за эти слова, однако ограничился тем, что весьма ощутимо, хотя и вполне дружелюбно, шлепнул Стивена по спине и радостно воскликнул:
      — Замечательно! И тогда я наконец-то смогу закончить свой роман, который начал писать девятьсот двоелуний назад!
      Пока Стивен рылся в памяти в поисках каких-то исторических подробностей, связанных с периодом Гражданской войны, чтобы позабавить своих спутников, Марк и Бринн тоже времени не теряли, стремясь получше узнать друг друга. Они ехали рядом весь день, и Саллакс то и дело бросал в их сторону неодобрительные взгляды. Саллакс вообще чрезмерной доверчивостью не отличался, а уж насчет Стивена и Марка его и вовсе терзали сомнения: неужели эти парни и впрямь попали сюда из другого мира? Ему тогда просто пришлось заставить себя поверить Гилмору, и пока что он решил держать свои сомнения при себе.
      Зато Бринн, видно, совсем позабыла, как злилась на этих двоих, когда они сперва таскали ее за собой как заложницу, а потом и вовсе к дереву привязали. Дружеская беседа, которую они вели с Марком, то и дело вгоняла ее в краску, а Марк глупо ухмылялся, точно подросток, который собирается украдкой влепить девушке свой первый в жизни поцелуй. Саллакса прямо с души воротило, когда он замечал, как его сестра осторожно протягивает руку, чтобы коснуться руки Марка или дружески погладить его по плечу.