Гилмор и Бринн рассказали примерно такую же историю. Греттаны, по следу которых они шли, сожрав одного из раненых серонов, направились на юг, в предгорья. Бринн принесла с собой то, что осталось от могучего воина: часть его волосатой руки. Она бросила свой жуткий трофей в потухший костер, и его тут же облепили серо-черные хлопья золы.
      — Пожалуй, нам сегодня лучше переночевать в ущелье, — сказал Саллакс. — А если успеем взобраться куда-нибудь повыше, так и еще лучше. До наступления темноты не больше пол-авена, так что надо поторапливаться.
      — А следов Версена я так и не сумел отыскать, — сообщил друзьям Гарек. — По-моему, следует предположить, что он все-таки остался жив и сумел уехать отсюда на одной из лошадей.
      — Надеюсь, поехал он в ущелье, — заметил Гилмор. — В таком случае он, наверное, уже разыскивает нас.
      — Он знал, что с лошадьми мы на первом перевале особенно далеко не поднимемся, так что если мы не встретимся с ним в ближайшие два дня, то вполне возможно, он сейчас уже держит путь на юг или на юго-запад, — прибавил Марк.
      — Это не имеет значения, — оборвал его Саллакс. — Сейчас для нас самое главное — поскорее убраться отсюда и до наступления темноты подняться как можно выше, хотя бы вон на тот холм.
      — Ладно, я пока попробую наловить немного рыбы на ужин, — сказал Гарек, извлекая из колчана несколько стрел и торопливо спускаясь к реке.
      — А я наполню бурдюки, — сказала Бринн. — Мы же не знаем, как высоко в горы нам придется подняться. Может, там и ручья нет.
      — Хорошо, — согласился Саллакс и повернулся к Стивену. — А ты погляди в тех седельных сумках, что валяются на земле: может, найдешь там еще что-нибудь полезное.
 

* * *

 
      К вечеру сильно похолодало. Маленький отряд торопливо уходил вглубь узкого ущелья. Когда они миновали ту тропу, что ведет на вершину горы Пророка, Гилмор в очередной раз погрузился в глубокую задумчивость. Гарек догадывался, что тревожит его старого друга. Алмор, сероны, греттаны — и все они почти сразу отыскали их лагерь под горой. Значит, кто-то подсказал им путь туда! Значит, за ними действительно все это время кто-то следил! Значит, Малагону тут же становилось известно о каждом их шаге!
      Гареку, конечно, было не совсем понятно, с чего это вдруг сероны стали сражаться с греттанами, если и тех и других специально послали, чтобы уничтожить их отряд. Возможно, Нераку безразлично, даже если они и поубивают друг друга. Видимо, он на всякий случай решил использовать всех сразу, чтобы нанести беглецам поистине смертоносный удар. А может, Нерак счел, что для него даже безопаснее, если, уничтожив Гилмора и его спутников, его верные слуги заодно истребят и друг друга?
      Пробираясь по узкой извилистой тропе, Гарек снова вспомнил тот свой сон, в котором умирала земля Роны, превращаясь в безводную пустыню, а река Эстрад выглядела совершенно пересохшей и превратившейся в жалкий ручеек. Оставалось лишь надеяться, что это посланное Лессеком видение не означает неизбежного будущего. Потом Гарек вспомнил тех страшных призраков, что двигались меж деревьев в Запретном лесу, — тысячи бесплотных бессловесных душ, без малейшего усилия плывущих над землею, не касаясь ее. Кого или что искали эти мрачные духи? И что означало третье видение — та странная пара, те любовники, что так яростно совокуплялись на роскошном шерстяном ковре в королевских покоях Речного дворца? Гарек никак не мог понять, почему такая утонченная, такая прекрасная женщина захотела разделить ложе со звероподобным безумцем.
      Если это действительно была последняя попытка продолжить род Грейслипов, то, возможно, где-нибудь в Роне и сейчас живет наследник элдарнского трона. Гарек пребывал в полной растерянности: почему Лессек показал это во сне именно ему? Неужели именно ему суждено отыскать нового законного правителя Элдарна и служить ему, оставшись в Роне, пока его друзья продолжают свой трудный поход на север? Но ведь на поиски этого прапраправнука короля Ремонда, рожденного неизвестной женщиной от безумного и умирающего принца, может потребоваться не одна сотня двоелуний.
      Но если верно то, что Дравен, тогдашний правитель Малакасии, — не настоящий отец принца Марека, значит, и сам принц Марек, и его потомки не имели законного права на малакасийский трон, не говоря уж о том, чтобы править всем Элдарном. И возможно, его, Гарека, задача как раз в том, чтобы восстановить в Элдарне правление законного короля?
      Гарек вдруг осознал, что и он, подобно Гилмору, слишком глубоко погрузился в свои мысли. Но, оглядев своих спутников, догадался, что и все остальные тоже, видно, пытаются решить для себя какие-то трудные и важные вопросы, встающие перед ними на этом опасном пути к северу.
      Ущелье завершалось узкой горловиной, зажатой двумя массивными утесами, — здесь начинался перевал, который им предстояло преодолеть. Уже почти совсем стемнело, и Саллакс предложил прямо здесь разбить лагерь и поужинать теми жалкими остатками, которые им удалось сберечь. Пока остальные готовились к ночлегу, Гарек вернулся по своим следам назад, к скалистому выступу, с которого узкое ущелье отлично просматривалось в оба конца. Он также надеялся, что ему хватит света, чтобы успеть выследить и подстрелить какое-нибудь неосторожное животное, ищущее на ночь убежища в этом ущелье.
      Но вскоре он уже ничего не мог разглядеть перед собой, так что об охоте и речи быть не могло. Пришлось возвращаться в лагерь с пустыми руками, усталым и голодным.
 

* * *

 
      Версен старался хоть немного размять затекшие конечности, которые уже начинало сводить судорогой; они ехали без остановки весь день, так что усталость и напряжение сказывались весьма ощутимо. Сопровождавшие их сероны почти не обращали на них внимания, разве что следили за тем, чтобы они не останавливались. Карн ехал впереди, держа путь на юго-запад по узкой тропе, что вилась по холмам предгорий и вскоре должна была вывести их к Равенскому морю. Рала ехала следом за Карном, а за ней на Ренне — они с Брексан. Замыкал отряд тот серон со шрамом, Хаден. Если Карн и Рала хоть изредка переговаривались с помощью почти звериного ворчания, рычания и каких-то странных, но, похоже, человеческих слов, то Хаден за весь день не проронил ни звука.
      В полдень они слегка перекусили, не слезая с коней, какой-то весьма неаппетитной рыбой и черствым хлебом, после чего им выдали по кусочку темпины, что было очень приятно. Версен долго потом пытался восстановить во рту приятный вкус этого плода, пахнущего апельсином. А вот Брексан, сидевшая у него за спиной, казалось, не испытывала особых страданий от долгого пути верхом и жалкой еды. Эта малакасийская женщина-воин и впрямь была отлично подготовлена, ибо за весь день ни разу даже не пожаловалась. Версена просто восхищала ее стойкость.
      — Разве ты не устала? — спрашивал он, потряхивая затекшими руками и стараясь вернуть им чувствительность.
      Брексан улыбнулась.
      — Тридцать пять двоелуний я училась танцевать, бычок. У меня осанка куда лучше, чем у тебя.
      — Но тело-то у тебя хоть немного болит от этой бесконечной тряски? Неужели даже ноги не устали?
      — Если честно, то задница, по-моему, у меня отвалилась где-то по дороге еще авен назад! — усмехнувшись, призналась она.
      Версен рассмеялся и тут же притих, потому что Карн сердито сверкнул глазами, оглянувшись на него. Чуть повернувшись назад, он шепнул Брексан:
      — Я уверен, что какая-то ее часть все-таки осталась на месте.
      — Спасибо, что не стал проверять, бычок, — тоже шепотом ответила Брексан. — Между прочим, насчет осанки я вовсе не шутила. Это действительно очень помогает.
      Версен выпрямился и гордо расправил плечи.
      — Ну, как?
      — Неплохо. Из тебя получится отличный танцор.
      Версен усмехнулся.
      — Уроки танцев! Это только в Малакасии возможно. А в Роне детишки танцам учатся тайком — в подвалах или в амбарах, чтобы ваши оккупанты не заметили!
      — Да ладно тебе, бычок. Никаких уроков танцев мне сроду никто не давал. — Брексан нахмурилась. — Просто я куда лучше езжу верхом, чем ты. — И почти сразу перестав хмуриться, она прибавила: — И не думай, что я с рождения только и мечтала, что об оккупации Роны; просто я с самого детства хотела солдатом стать. И в итоге со своим полком попала в Рону, что меня, кстати, совсем не радовало. Я и покинула полк без разрешения только потому, что поняла, насколько все это нечестно и несправедливо. И теперь в своей родной стране я считаюсь преступницей и буду незамедлительно казнена, если меня поймают. Так что будь, пожалуйста, со мной поласковее.
      Версен, снова опустив плечи и наклонившись вперед, пробормотал только:
      — Ладно, посадка у тебя действительно лучше, но верхом ты ездишь все-таки ничуть не лучшеменя.
      — А вот мы когда-нибудь это проверим. — Брексан сдаваться явно не собиралась.
      Самодовольно усмехнувшись, Версен поддразнил девушку:
      — А уж пою я точно лучше тебя!
      — Любовные песни, небось? Воспеваешь тех бесчисленных прелестниц, которых в тавернах встречал?
      — Может, и их тоже.
      — Ну, тогда я просто жду не дождусь, когда ты исполнишь «Оду во славу Капеллы из Кейпхилла».
      — Ты что, с ней знакома? — притворно удивился Версен.
      — Все, хватит шуток, бычок. — И Брексан сердито ткнула его в бок.
      — Между прочим, она никогда не возражала, когда я на нее поглядывал.
      Брексан рассмеялась и снова прижалась здоровой щекой к его спине. Разбитая скула по-прежнему сильно болела, и девушка прямо-таки мечтала приложить к ней целебные листья керлиса, так хорошо утишающие боль. Версен, зная, что ей очень больно, время от времени спрашивал, как она, но она каждый раз отвечала, что все хорошо.
      Брексан сильно смущало, что она не сумела скрыть свой очевидный страх перед серонами. Именно поэтому она поначалу и не решалась обсуждать случившееся с Версеном, но теперь, когда он уже стал свидетелем ее позорного поведения — такого позорного, что дальше некуда! — она решила вытащить все свои сомнения наружу и, слегка оттолкнувшись от его такой удобной спины, тихо сказала:
      — Мне очень жаль, что сегодня утром так получилось.
      — Ты же не виновата! — удивился Версен. — Они нас со всех сторон окружили.
      — Нет... — Она колебалась. — Мне жаль, что я оказалась недостаточно...
      — Храброй?
      — Ну... в общем, да.
      — На этот счет не беспокойся. Ты очень храбро себя вела.
      — Нет, я ужасно испугалась.
      — Я тоже.
      — Мне казалось, они нас сейчас убьют.
      — Возможно, и убили бы, если б мы чуть больше храбрости проявили.
      — Не хотелось бы, чтобы ты считал меня никудышным солдатом.
      — А я и не считаю. Ты — отличный солдат, и я уверен, что любой хороший солдат должен испытывать страх, когда на него внезапно нападают. — Версен слегка повернулся и посмотрел в ее распухшее лицо. — Ты покинула свой полк, преследуя шпиона и убийцу. Ты в одиночку прошла за ним полпути от Эстрада до фалканской границы. Ты рисковала всем на свете только для того, чтобы по справедливости наказать убийцу твоего командира, этого лейтенанта, которого, по сути дела, даже недолюбливала. — Версен, осторожно вывернув руку назад, ласково пожал ей колено и заключил: — Я очень мало встречал таких храбрых людей, как ты.
      Брексан судорожно вздохнула и затаила дыхание. Ей не хотелось, чтобы он видел, как она плачет. Отчего-то ей было очень важно сейчас держать себя в руках.
      — Как у тебя щека-то? — Версен почувствовал, что ей не по себе, и сменил тему.
      — Болит. Ужасно! — И на этот раз Брексан не сумела сдержать слез.
      — Ты особенно-то не тревожься. — Версен довольно неуклюже попытался ее утешить и пообещал: — Когда остановимся, я что-нибудь придумаю, чтобы снять боль.
      — Я не хочу, чтобы они меня снова били. — Теперь слезы уже ручьем текли у нее по щекам.
      — Я не позволю им бить тебя. Обещаю. А теперь, может, попробуешь немного поспать? Не бойся, я не дам тебе упасть.
      И Брексан, пролепетав какие-то слова благодарности, снова прижалась лицом к его спине, удобно пристроив щеку ему между лопатками. После этого откровенного разговора ей сразу стало легче.
      А Версен, стараясь отвлечь ее от боли, стал рассказывать:
      — Знаешь, когда мы впервые ограбили богатый караван на Торговой дороге, мне еще и ста десяти двоелуний не исполнилось. Совсем мальчишка был. А караван хорошо охранялся, но все же наша взяла.
      — И как же все это было?
      — Я не успел даже ни одной стрелы в лук вложить, даже меча ни разу не поднял — так и застыл как вкопанный, пока на меня ронский наемник с топором не налетел. Так я от страха обмочился прямо посреди дороги.
      — И как же тебе удалось спастись?
      — Мой друг, Гарек, убил его. Потрясающий стрелок! Прямо в горло ему попал. Этот наемник лишь замахнуться успел, да так и рухнул. — И Версен, поняв, что увлекся, понизил голос до шепота. — А ведь Гарек был даже моложе меня. Ему тогда, наверное, двоелуний восемьдесят пять было, не больше, но он уже считался у нас самым лучшим стрелком. Я таких стрелков больше никогда не встречал. Он в то утро шесть человек убил и спас жизнь не только мне, но и другим. Вот с тех пор Саллакс и стал называть его «Приносящий смерть».
      — Вы же совсем детьми были! — Брексан даже голову приподняла. — Вам вообще не следовало в таких делах участвовать.
      — Может, оно и верно, да только я точно знаю, что именно тогда и научился скрывать свой страх.
      — Я в следующий раз тоже постараюсь.
      — Дело твое, но это вовсе не обязательно. — Версен взял ее за руку. — Я-то никогда тебя — да и никого другого тоже — судить не буду, если тебе во время боя страшно станет.
      — А что сталось с тем твоим другом? — спросила Брексан.
      — Теперь он еще лучше стреляет. Настоящий виртуоз большого лука. Хотя ему здорово надоело...
      — Убивать?
      — Ага. Он это дело просто ненавидит. Он, наверное, лучше всех в Элдарне стреляет, одним выстрелом любого убить может, но прямо-таки исстрадается весь, когда ему это делать приходится. Говорит, что каждая стрела словно частичку его души уносит.
      — Так, может, ему стоит перестать?
      — Может, и стоит.
      Оба умолкли, и Брексан, крепко обняв руками Версена, снова зарылась лицом в складки плаща у него на спине и вскоре как-то незаметно уснула. Что-то произошло в эти последние пол-авена; их отношения стали совершенно иными, и теперь, касаясь друг друга, они не испытывали ни тени смущения.
      Версен прямо-таки наслаждался сознанием того, что эта молодая женщина настолько уверенно чувствует себя рядом с ним, что крепко спит, прижавшись к его спине. Но поскольку разговор с Брексан больше ни от чего его не отвлекал, он вдруг с новой силой почувствовал, как болит у него все тело.
      — Уроки танцев! — насмешливо хмыкнул Версен. — Что ж, от меня не убудет, можно и попробовать.
      И очень осторожно, чтобы не разбудить девушку, он выпрямил спину и высоко поднял голову. Черт побери, а ведь она была права! Это действительно помогло!
      Еще через пол-авена Карн знаком показал им, что следует остановить лошадь и спешиться. Пленники спешились и, не зная, что им делать дальше, остались стоять рядом с Ренной. Брексан, шепча что-то ласково-бессмысленное, все гладила кобылу по шее и страшно сожалела о том, что у нее нет ни яблока, ни хотя бы горсти овса, чтобы угостить усталое животное.
      Затем Рала, грубо оттолкнув их обоих, взяла кобылу под уздцы и отвела подальше от тропы на небольшую полянку, где привязала ее к низко растущей ветке и оставила пастись.
      Карн, махнув рукой, подозвал к себе пленников и швырнул каждому по одеялу. А потом жестом приказал Версену собрать топлива для костра.
      Версен, памятуя о своем обещании и не желая оставлять Брексан наедине с серонами, заявил:
      — Она пойдет со мной.
      Карн тут же угрожающе навис над ним, и ронец сморщился, ожидая удара, но бить его серон почему-то не стал. Напротив, он даже улыбнулся, обнажив страшноватые, неровные и какого-то неприятного цвета зубы.
      — Не, не. — Качая головой, он указал Брексан на седельные сумки и жестом велел ей перетащить их к костру.
      — Он, похоже, хочет, чтобы ты еду приготовила, — с облегчением вздохнув, сказал девушке Версен. — Я думаю, они тебя не тронут.
      Брексан робко улыбнулась. Улыбка вышла кривая — щека у нее жутко распухла, один глаз почти полностью заплыл.
      — Ну, когда они обнаружат, что я даже текан толком сварить не умею, то в следующий раз и меня отправят хворост собирать.
      Для приготовления ужина сероны выдали Брексан бледноватую смесь растертых в муку зерен овса, пшеницы, орехов и каких-то трав. Ей нужно было принести воды, вскипятить ее и всыпать туда зерновую смесь, а потом, постоянно помешивая, подождать, пока все это не превратится в кашу. Сероны с аппетитом уминали приготовленную Брексан еду, да и Версен ел с удовольствием. Заметив ее взгляд, он вопросительно посмотрел на нее, отправляя в рот ложку за ложкой.
      — Как ты можешь есть это месиво? — с отвращением спросила она.
      — Разве это месиво? — Версен изобразил крайнее удивление. — Да это же легчайшее суфле из яиц благородных перепелок, над которым ты трудилась несколько авенов!
      — Ох, бычок...
      — Я жутко голоден, — сообщил он ей. — Да и ты, должно быть, тоже. Я, конечно, тебе немного польстил, но, честно говоря, каша вполне съедобная. Во всяком случае, это не какое-нибудь тухлое мясо. Ты бы и сама поела, а? Ты же знаешь — не стоит ходить голодной, когда в том совсем нет нужды.
      Брексан обмакнула палец в кашу, сунула в рот и нахмурилась.
      — На вкус как вода, в которой белье со вчерашнего дня замочено.
      — И все-таки поешь.
      Надув губы, точно недовольный ребенок, Брексан съела свою порцию, но ее чуть не вырвало, когда Версен сунул ложку в котелок и положил ей добавку. Впрочем, она догадывалась: ему не столько хотелось ее накормить, сколько посмотреть, как прореагируют сероны на то, что он кладет ей добавку, не спросив у них разрешения.
      Как ни странно, Карн проворчал что-то одобрительное и жестом разрешил ей есть столько, сколько она пожелает.
      Потом Рала и Карн, сидевшие напротив пленников, вдруг начали ссориться, но сперва Версен никак не мог понять, что вызвало этот спор. Ясно было одно: Рала в чем-то не согласна со своим командиром, а Карн предпочитает с ней спорить, но не прибегать к насилию. Он вообще казался не таким опасным, как Лахп: тот, скорее всего, попросту выдрал бы Ралу за то, что она осмеливается подвергать сомнению его приказы. Версен надеялся, что с этими двумя серонами можно будет поддерживать и не столь натянутые отношения, а потом, улучив момент, бежать. Однако рядом с ними постоянно маячил Хаден, который по-прежнему не исторг из себя ни звука.
      Бурное выяснение отношений между Ралой и Карном закончилось тем, что Рала сердито выругалась и принялась стелить себе постель. Карн, тоже сильно помрачнев, отправился к лошадям и перевел их на другой конец поляны, где было много сочной травы и зеленых кустарников. С пленниками никто из серонов не разговаривал и, похоже, не обращал на них внимания.
      — Если и дальше так пойдет, то нам наверняка сбежать удастся, — не глядя на Брексан, прошептал Версен.
      — Похоже, им, в общем-то, не до нас, — кивнула Брексан.
      — Вот именно, только я не совсем понимаю почему.
      — Может, им все равно, сбежим мы или нет? Ведь ясно же, что у нас нет того ключа, о котором ты говорил. — Брексан подтянула колени к груди и осторожно положила на них голову.
      — Именно поэтому они пока и держат нас при себе, — сказал Версен. — А вот если они поймают Гилмора, то действительно убедятся, что ключа ни у кого из нас нет, и тогда...
      — И что будет тогда?
      — Тогда они, скорее всего, Гилмора убьют, а остальных станут пытать.
      — И нас тоже?
      И Версен, даже не пытаясь смягчить ответ, сказал:
      — Этот со шрамом... наверняка нас прикончит. Спустилась ночь. Хаден, подбросив в едва тлеющий костер последнюю охапку дров, завернулся в одеяло и закрыл глаза. Рала дремала, прислонившись к стволу соседнего дерева; Брексан видела, что голова этой воительницы все сильнее клонится на грудь. Один Карн еще продолжал бодрствовать. Он еще целый авен, наверное, возился с дубовой веткой, кинжалом очищая с нее кору и напевая себе под нос нечто на редкость немузыкальное. Наконец он кивком велел пленникам тоже ложиться спать и, шаркая ногами, поплелся к своей постели.
      Несмотря на усталость, спать Брексан совершенно не хотелось, но она притворилась, будто уснула — закрыла глаза и стала дышать ровно, размеренно. Убедившись, что все сероны спят, она тихо спросила у Версена:
      — Что же это они? Ведь они, должно быть, понимают, что мы запросто убежать можем.
      Собственный побег представился ей так ярко и живо, что она вздрогнула, уверенная, что и сероны услышали ее слова.
      — Я тоже ничего не понимаю. — Голос Версена звучал неуверенно. — Но нам все же придется рискнуть. Ты бери Ренну, а я прихвачу сумки Карна.
      — Нет! — испуганно и слишком громко воскликнула Брексан. И тут же испуганно понизила голос: — Не бери, ты их разбудишь. Давай просто уедем. А еду мы себе завтра и сами какую-нибудь найдем.
      Версен нахмурился, но потом согласно кивнул, и они вместе подползли к тому дереву, у которого была привязана Ренна. Брексан осторожно распутала кожаные поводья, намотанные на ветку, а Версен тем временем оседлал кобылу, стараясь все делать очень тихо и не звенеть стременами.
      Брексан потрепала лошадь по шее и прошептала ей на ухо:
      — Ты уж, пожалуйста, веди себя как можно тише, Ренни. И мы попробуем отыскать твоего Гарека.
      Версен вскочил в седло и протянул Брексан руку, помогая сесть сзади. Руку девушки он выпустил не сразу.
      — Гарек тоже так всегда ее называл.
      — Ренни?
      — Да. И, похоже, ты во время своего путешествия приобрела еще одного друга.
      Брексан в ответ только крепче прижалась к его спине.
      Версен тронул кобылу пятками, и они, стараясь двигаться как можно тише, выехали на тропу. Ренна, похоже, отлично поняла, что им нужно поторапливаться и ехать как можно тише, и ступала легко, несмотря на двух седоков.
      Когда тропа свернула на восток, Версену показалось, что побег полностью удался, и сердце у него радостно забилось. Он оглянулся на покинутую стоянку: никто из серонов даже не пошевелился. Оставшиеся у малакасийцев лошади не шли ни в какое сравнение с Ренной, но все же вдвоем скакать на ней в полную силу было опасно: она могла слишком быстро устать, и Версен решил пока что просто отъехать как можно дальше от стоянки, ибо с каждым шагом их шансы на спасение увеличивались.
      Однако не успели они проехать и пятидесяти шагов, как Версен понял, что вокруг что-то не так. Услышав какие-то слабые шорохи в зарослях вдоль тропы, он натянул поводья и остановил Ренну.
      — В чем дело? — шепотом спросила Брексан. — Нам нельзя останавливаться.
      — Помолчи-ка, — остановил ее Версен. — Ты это слышишь?
      — Это же просто ветер!
      — Да ветра-то как раз и нет!
      И Версен почувствовал, как напряглись руки девушки. Кажется, она опять превращается в солдата, с усмешкой подумал он. Вон уже и драться готова. А еще трусливой себя считает!
      Он всматривался во тьму, пытаясь понять, что же заставляет трепетать листву на корявых горных дубках.
      — А может, это просто птица? — предположила Брексан, но стоило ей произнести эти слова, как выглянула бледная луна, и ее лучи, пробившись сквозь густые сосновые ветви у них над головой, высветили какое-то странное дерево, которое сперва вздрогнуло, как живое, потом вдруг съежилось и усохло, став меньше ростом.
      — Вот черт! — Версен в сердцах сплюнул. — Так у них с собой алмор! Теперь понятно, почему их ничуть не заботит, попытаемся мы сбежать или нет.
      — Я думала, алмор за твоими друзьями пошел, — вздрогнув, прошептала Брексан.
      Увидев, как от соседнего дубка осталось одно воспоминание, она уже вовсе не стремилась к побегу.
      — Наверное, он тут не один, — вслух размышлял Версен. — Кто знает, сколько таких демонов способен наслать на нас Малагон? Или, может, еще каких-то?
      — А что, если нам попробовать от него убежать? В другую сторону?
      — Никуда мы от него не убежим. Алморы слишком быстро передвигаются. Он сразу схватит Ренну, и тогда мы окажемся пешими и совершенно беззащитными.
      Словно читая их мысли, алмор вытянул к ним бледную светящуюся конечность, похожую на щупальце. Это светящееся щупальце, резко выделявшееся на фоне темной растительности, выглядело как предупреждение: «Поворачивайте назад!»
      Развернув Ренну, они быстро вернулись в лагерь, привязали кобылу к тому же дубку и снова улеглись. Карн и Рала по-прежнему крепко спали, и Рала даже довольно громко похрапывала. Карн лежал на спине, закинув за голову руки, и словно кому-то сдавался во сне.
      Брексан снова свернула из своего плаща некое подобие подушки и хотела уже, закрыв глаза, забыться сном, чтобы не думать об этой ночи, о своем пленении и о сидевшем где-то в глубине души страхе, когда вдруг заметила, что Хаден, лежавший по ту сторону костра, не спит и пристально на нее смотрит. Увидев, что по лицу серона блуждает мерзкая усмешка, Брексан внутренне содрогнулась и до самого рассвета не могла уснуть. Лишь когда предрассветное небо слегка посветлело, усталость сморила ее, подарив короткий сон.
 

ЮЖНЫЕ СКЛОНЫ ГОР