Глава 27

Через час Баррет беспокойно ворочалась в постели, не в силах уснуть. Непрошеные гости оказались просто группой недовольных аборигенов из племени ведда, разыскивающих любую добычу в пересохших и бесплодных перед началом муссона джунглях. Пэйджен продал им немного соли и недавно подстреленного кабана в обмен на лечебные травы и весьма крепкую рисовую водку. После дружеской попойки с Пэйдженом, затянувшейся до середины ночи, они навьючили себе на плечи свою ношу и большие луки и снова растворились в джунглях.

Баррет страдала от каждого звука заунывного пения и каждого взрыва хриплого смеха, вышагивая взад и вперед в душной палатке. Час за часом она пыталась уснуть под таинственные шорохи джунглей. Тщетно. Отчасти это было из-за напряженного ожидания, из-за того, что в любую минуту Пэйджен мог откинуть створку палатки и войти внутрь. Она помнила его слова, что они будут спать в одной палатке, даже если ей это не понравится. Но если бы она снова отправилась гулять во сне и ушла бы в джунгли, она знала, что никогда не смогла бы вернуться. Так что когда Пэйджен приказал занести ее кровать и поставить у противоположной стенки, ей пришлось проглотить все возражения и удовлетвориться только пристальным дерзким взглядом.

Теперь, лежа в душной темноте, она могла думать только о сильных пальцах Пэйджена и его мягких губах, о его сводящей с ума способности предугадывать все, что она собиралась сделать. Возможно, это было настоящее колдовство, при помощи которого он добивался, чтобы она стремилась к нему против своей воли. А иначе откуда взялась ее собственная ошеломляющая реакция?

Бормоча проклятия, Баррет повернулась на бок и погасила масляный фонарь, сдерживая слезы.

С противоположной стороны лагеря Пэйджен наблюдал, как фонарь в его палатке замерцал и погас. Он подавил вздох облегчения при мысли о том, что сумел удержаться и не пойти туда до сих пор. Но при виде темной палатки новые искушения охватили его. Как немного требуется времени, чтобы возродить в ней бушующую страсть, которую он чувствовал в лагуне.

Негромко выругавшись, Пэйджен поднялся на ноги и нырнул в темноту. Крепкая рисовая водка, которую он пил с охотниками, еще горела в его уставшем теле. Он прошел почти двадцать миль за этот день, то возвращаясь, то забегая вперед, проверяя и перепроверяя охрану, чтобы убедиться, что они не попадут в засаду. А после всех проверок он шел в хвосте каравана, держа каждого участника похода в поле зрения.

И, несмотря на все предосторожности, ведда пришли почти незамеченными. Плохо дело, решил он, даже если учесть, что коренные жители острова были известны своей способностью незаметно пробираться в джунглях. Хорошо еще, что не привели с собой наемников Ракели. Еще один повод для беспокойства, которого нельзя упускать из виду, с отвращением подумал Пэйджен.

Шагая через джунгли, Пэйджен не замечал ударов листьев и лиан. Он все еще не мог успокоиться при мысли, что чуть было не сошел с ума, собираясь овладеть этой женщиной прямо посреди сверкающих серебром вод лагуны. Пэйджен был достаточно опытен, чтобы понять, что желание было взаимным. Он вспомнил ее неистовую дрожь. И ее беззвучный плач. Господи, он никогда не видел, чтобы женщина была так прекрасна в порыве страсти.

Лицо плантатора стало суровым. Любой мужчина стоил столько, сколько стоило его слово, а сегодня вечером он оказался слишком слаб и чуть не нарушил своей клятвы. Ее невинная страсть заставила его колебаться. Это не была клятва, данная родным или другу, а слово, данное самому себе, которое он считал самым важным. Клятва, данная в то время, когда огонь и дым Канпура застилали все вокруг. И день, когда он нарушит эту клятву, будет днем его смерти.

Он шел и шел через джунгли, находя дорогу только по запаху. Вслепую он стремился вперед, прокладывая свой путь к далекому горизонту в поисках забвения, которое принесло бы ему спокойствие хоть на один-два часа.

Перед тем как изматывающая усталость заставила его забыть обо всем, Пэйджен улыбнулся при мысли, что англичанка неутомимо пыталась вернуть свои воспоминания, а он был готов заплатить любую цену, лишь бы избавиться от своих.

В горячей темной духоте палатки Пэйджен стащил с себя рубашку и бросился ничком на кровать. Сцепив сильные руки за головой, он прислушивался к звукам ночи, распознавая сотни признаков жизни в ночных джунглях. Жужжание и треск ночных насекомых, сгорающих в пламени фонаря. Пронзительный крик ночного крылатого хищника, высматривающего добычу. Шелест белки-летяги, перескакивающей с одной ветки на другую. Отдаленный треск в сухом подлеске под лапами большого неуклюжего существа – возможно, ленивец пробирается через ломкий кустарник. Внимательно прислушиваясь к каждому звуку, Пэйджен надеялся отвлечься от присутствия спящей всего в нескольких дюймах от него женщины. Но тщетно.

Но вот еще один звук раздался в душной темноте – тихий стон, сопровождаемый шелестом тонкой ткани. Затаив дыхание, Пэйджен увидел, что Баррет села в кровати. Он не двигался, ожидая, что она будет делать дальше, рассчитывая обнаружить малейшее притворство, допущенное женщиной в эту ночную пору.

Ее руки медленно поднялись. Она, казалось, что-то смахнула с лица. Затем беззвучно поднялась. Ее широко раскрытые глаза были неподвижны, голова немного склонилась набок. Пэйджен ждал, стук сердца отдавался в его ушах. Она двинулась вперед, в темноту, прямо к нему. Ощущение опасности заставило его вспомнить о кинжале, спрятанном в ботинке. Но Пэйджен не достал его: выяснить правду было для него сейчас важнее, чем остаться невредимым. Она встала около его кровати и вытянула вперед руки. Пэйджен почти ожидал увидеть тусклый отблеск лунного света, отраженный от лезвия. Но не было никакого отблеска в горячем неподвижном воздухе, разделявшем их. Были только тени и острый аромат желания. Когда ее рука легко коснулась его влажной от пота груди, Пэйджен с трудом сдержался, чтобы не бросить ее на пол. Он почти чувствовал, как эти тонкие пальцы с удивительной силой сжимаются на его горле.

Но вот пальцы скользнули вниз по его ребрам, их прикосновение было легким, как дуновение ветерка перед рассветом, и Пэйджен еле удержался, чтобы не подняться. Она обвела каждое ребро, каждый твердый мускул. Ее пальцы осторожно скользили через упругие завитки волос на его груди.

Когда она коснулась его плоских мужских сосков, он чуть не выпрыгнул из кровати. Ее пальцы чуть помедлили, а потом захватили один из сосков.

– Хватит, Angrezi. – Глухое ворчание вырвалось из его горла. Но женщина не слышала его. Ее плавные мучительные движения только стали более широкими, пока они не достигли живота.

Пэйджен не сдержал проклятий, когда она коснулась края его бриджей. Он ощутил пульсацию своей мужественности, жаждавшей ее прикосновения.

– Прекрати, женщина, – резко сказал он, поднимаясь.

Ее глаза все так же были широко раскрыты и неподвижно смотрели в темноту. Она была где-то за миллион миль от него. Где? В пышном будуаре в Лондоне? В каком-то родовом замке в Кенте? В другой жизни, где ее лелеяли и защищали? В тот момент он поверил ей: такое забвение нельзя было симулировать. И Пэйджен в сотый раз спрашивал себя, какие скрытые воспоминания заставили ее шагнуть в темноту в поисках его тепла и защиты.

Прежде чем он смог пошевелиться, она повернулась и молча отошла к центру палатки. Там она опустилась на колени и свернулась клубочком на утрамбованном земляном полу. Она так и не проснулась. Пэйджен еще долго ошеломленно смотрел на нее в тягостной тишине, и неутоленное желание горело в его глазах.

Белоснежный ара с темно-красным хохолком пронзительно закричал с верхушки дерева. Баррет резко поднялась в кровати, испуганно оглядываясь в предрассветных сумерках. Она задыхалась от усилий отделить сны от действительности.

Кровать Пэйджена была пуста. С приглушенным рыданием она прижала дрожащие пальцы к лицу. Снова кошмары, сопровождаемые старой болью. И снова осколки памяти. Все вокруг нее было чужим, особенно резкие, незнакомые звуки, пронзительный вой насекомых, хлопанье невидимых крыльев, хриплый крик совы. Она потерялась, утратив не только свое прошлое, но и всех, кто мог бы помочь ей. Остался только один человек.

Она чувствовала, что Пэйджен где-то рядом. И Баррет, наконец, призналась самой себе, что она хотела его. Она жаждала его рук, его губ, хотела слышать его низкие, хрипловатые стоны. Она хотела наслаждаться прикосновением к его возбужденному телу.

Боже, она хотела этого так сильно, как никогда не хотела ничего в жизни.

Глава 28

Они снялись со стоянки, как только первые багряные лучи рассвета осветили верхушки деревьев. Пэйджен шел впереди, за ним – два носильщика с грузом риса и других запасов продовольствия, затем шла молчаливая красавица Мита.

С каждым часом жара усиливалась. Пот сбегал тоненькими струйками со лба Баррет, стекая по шее в ложбинку между грудей. Только мрачное упорство заставляло ее двигаться шаг за шагом, не отводя глаз от широкой спины Пэйджена. Да, черт побери, если он мог идти, сможет и она!

Мрачно нахмурясь, она сосредоточилась на том, чтобы ставить одну ногу перед другой и продолжать двигаться вперед, хотя каждый мускул кричал об усталости. Баррет шагала и шагала, держась только усилием воли, она слышала только биение собственной крови и шелест леса, обступавшего их со всех сторон.

Она покачнулась и сразу почувствовала, как сильные пальцы схватили ее локоть. Но Баррет справилась сама.

– Я в порядке, спасибо, – огрызнулась она. – Ты можешь не держать меня.

В следующий раз она почти упала и чуть не схватилась рукой за широкие бронзовые плечи Пэйджена, но сдержала себя. Баррет сумела самостоятельно выпрямиться и побрела вперед, хотя каждый шаг был результатом чисто женского упорства.

– Настырность – вот единственно подходящее слово для тебя, Циннамон. Твое упорство когда-нибудь доставит тебе массу неприятностей.

– Нет, если я смогу справиться сама.

– Но ты не можешь справиться, Angrezi. Упрямство могло бы стать твоим вторым именем.

Сжав зубы, Баррет устремилась вперед, решив, что она ни за что не сдастся.

– Прекрасно, черт побери. Мы останавливаемся здесь.

В тот же момент Пэйджен крикнул Нигалу, который передал команду по линии обрадованных носильщиков. Немедленно строй рассыпался, рабочие принялись снимать с себя тюки и коробки, располагаясь на отдых. Когда Баррет обернулась, Пэйджена уже не было рядом.

В тот вечер Пэйджен не решился сопровождать Баррет к водоему, обнаруженному им поблизости. Он послал с ней Миту и вооруженного Нигала. Он наблюдал за их уходом, а потом потянулись беспокойные минуты ожидания.

Вот раздался звук, заставивший его напрячься, – треск веток под лапами медведя, пробирающегося через подлесок в поисках плодов. Медлительные и ленивые, эти существа легко могли разъяриться, и тогда они становились не менее опасными, чем рассерженный слон.

Пэйджен сдернул с плеча винтовку и торопливо зашагал по тропе, по которой ушли женщины, и действительно увидел медведя. Обнюхав молодые побеги бамбука, тот развернулся и исчез в джунглях. Вздохнув с облегчением, Пэйджен намеревался уже уйти. И вдруг почувствовал, что у него перехватило дыхание.

Он не собирался подглядывать. О, Шива, подсматривание было вовсе не в его привычках. Но внезапно Баррет появилась перед его глазами в обрамлении редкой листвы, подобная Венере, занятой туалетом. Она стояла, похожая на вечно юную и прекрасную богиню, гордо открыв изгибы пышной груди и бедер. Пока она раздевалась, ее руки плавно двигались, как будто в медленном грациозном танце, более возбуждающем, чем любой древний ритуал откровенного соблазна.

Он уловил аромат ее присутствия, он мог бы дотянуться до нее рукой через зеленый занавес леса. Ее волосы были подобны золотой паутине, а тело казалось выточенным из гладкой слоновой кости, предназначенным для прикосновения мужчины. Для его прикосновения.

Сердце в груди Пэйджена забилось вдвое быстрее, когда он увидел, как Баррет развязала ленту и распустила золотистые локоны по соблазнительным изгибам роскошного тела. Он зачарованно наблюдал, как она расстегнула пояс и бросила его на землю, следом полетели бриджи. Одетая только в свободную белую рубашку, она подошла к воде, потрогала ее пальцами ног и засмотрелась в хрустальные глубины.

Как у грациозной и задумчивой русалки, ее лицо было непроницаемо, мысли витали где-то далеко отсюда. Вот она медленно расстегнула рубашку и движением плеч сбросила ее. Пэйджен наблюдал за ней молча, боясь двинуться с места, боясь даже вздохнуть. Как будто не желая расставаться со сладостью ее кожи, шелк коротенького лифа прилип к ее груди, обрисовывая мельчайшие изгибы.

Сердце Пэйджена остановилось. Он чувствовал капли пота, стекающие по его бровям. «Уходи», – приказывал ему голос рассудка. «Не останавливайся, Angrezi*, – возражал ему другой голос, страстный, исходящий из самых глубин его естества. Она не остановилась. Расстегнутый лиф, подхваченный ветерком, упал рядом с рубашкой. Свежая и сверкающая, как лепестки жасмина, ее нагота открылась его ненасытным глазам. И, к своему ужасу, Пэйджен почувствовал, что его охватила дрожь. Бусинка пота скатилась на его нос в то самое время, когда Баррет ступила в воду.

Удивительно полное спокойствие опустилось на поляну, как будто вся природа также затаила дыхание и наблюдала. Пэйджен ждал, не в силах сдвинуться с места; он зачем-то поднял руку и тотчас же опустил.

Что он мог поделать? Он мог причинить женщине только боль, и, несмотря на все его сердитые угрозы, он вовсе не хотел этого. Особенно для нее. Он должен был окликнуть ее, но не мог. Он мог бы выйти из зеленого укрытия и вытащить ее, влажную и нагую, из воды, но его ноги прижимали к земле тысячи смутных воспоминаний и тяжесть его собственного жестокого прошлого. Он предпочел бы сделать хоть что-нибудь, но ему оставалось только безмолвно ждать и смотреть, хотя он отдал бы все на свете, чтобы прикоснуться к ней еще раз, разделить с ней взрыв неистовой страсти. Но Пэйджен был уверен, что этому не суждено сбыться.

Лагерь медленно затихал перед сном. Носильщики рассказывали свои истории, сидя на корточках в дальнем углу поляны, а Пэйджен и Нигал сидели за столом, сосредоточенно рассматривая карту, развернутую перед ними.

– Ты говоришь, это займет четыре дня? – Прищурив глаза, Пэйджен изучал лежащий на столе пергамент.

– Четыре, если не произойдет ничего непредвиденного, mahattaya. Возможно, пять. – Нигал беспокойно взглянул в глаза Пэйджена. – Вы думаете, что ведда набрели на наш лагерь просто в поисках дичи?

– Я думаю так, Нигал. Я надеюсь, что так. К сожалению, мы сможем убедиться в этом, только когда доберемся до места.

Управляющий нахмурился:

– Следующий этап пути будет проходить через низину. Тигр, конечно, знает, что это прекрасное место для засады. Но если мы выберем восточное направление и обойдем ее вокруг, мы потеряем три дня. Что будем делать?

Лицо Пэйджена потемнело.

– Мы пойдем так, как планировали, Нигал. Я осмотрю тропу впереди сегодня вечером и раздам еще несколько винтовок передним носильщикам. Мы не можем тратить еще три дня на дорогу.

Старый управляющий нехотя кивнул:

– Как вы прикажете, Тигр.

После того как Нигал ушел, Пэйджен еще долго сидел изучая карту, пытаясь предугадать опасности, поджидающие его в пути. Тысячи поворотов. Тысячи долин. Каждая могла скрывать целую армию бандитов. Нет, не бандитов, думал он мрачно. С этими они бы справились. А вот наемники Ракели могли доставить массу неприятностей.

Скатав драгоценную карту, Пэйджен поглядел на свою палатку, где тонкая тень двигалась взад и вперед по холщовой стене. Она расчесывала свои длинные великолепные волосы. Кровь Пэйджена взбунтовалась, как только он увидел, как она поднимает и опускает руки медленными плавными движениями. Он почти видел шелковый блеск текучих прядей, подобных расплавленному золоту в свете фонаря. Ее стройные плечи блестели, как будто были облиты жидким стеклом. Ее грудь выделялась пышной полнотой, и соски ясно виднелись на матовых полушариях.

Мгновенно его охватил знакомый раскаленный жар. Пэйджен застыл в ожесточенной борьбе с самим собой, с, соблазном ворваться в палатку и подмять ее под себя, пробуя ее на вкус, обладая ею, пока оба они не лишатся сил и слов.

Это было самое трудное сражение, которое ему когда-либо приходилось выдерживать, но он выиграл его. Через минуту, выругавшись, он схватил винтовку и устремился в джунгли. Там по крайней мере его враги были безликими и, уж конечно, не так соблазнительны.

Расчесав наконец волосы, Баррет отложила щетку и свернулась на кровати, стараясь не смотреть на пустую постель напротив. Краска стыда залила ее матовые щеки, как только она вспомнила о том, что он делал с ней на берегу, о страсти, охватившей все ее тело.

«Держи себя в руках, идиотка! Не стоит думать об этом мужчине. Ведь сейчас он, вероятно, сидит и напивается этой омерзительной пальмовой водкой с кем-нибудь из слуг, собираясь зайти в палатку Миты».

При мысли о такой возможности крошечная заноза ревности уколола сердце Баррет. Ее вовсе не касается, где Пэйджен проводит свои ночи. Она должна только радоваться, что не с ней. Но, погружаясь в сон, она не могла найти в этой мысли ничего приятного.

Ночь опустилась на джунгли.

Тонкие щупальца памяти протянулись через спящее сознание Баррет призраками забытых запахов и звуков.

Как отдаленный напев, раздающийся все ближе, как набирающий скорость поезд, отдельные фрагменты воспоминаний приобретали ясность и силу. Она подняла руки, пытаясь защититься от угрожавших ей воспоминаний. Но они обступили ее, придвинулись ближе, и вместе с воспоминаниями вернулся всепоглощающий ужас.

Заломив руки, с трудом удерживая в груди неровно бьющееся сердце, она вскочила с кровати, сопротивляясь страхам ночи. Но больше всего она боролась с ужасом, скрытым в глубине ее собственного сознания.

– Нет! Хватит!

Отчаянная мольба из темной палатки долетела до края джунглей. В тишине ночи она пронеслась по тропе вплоть до колодца. Даже через пронзительное пение цикад Пэйджен услышал ее, и этот звук ножом вонзился в его сердце.

Он устремился в темноту, прежде чем успел о чем-то подумать, прежде чем раздался ее второй крик. Бамбук хлестал по лицу, колючки царапали в кровь руки, но он не останавливался.

Сжав челюсти, он резко откинул холщовую створку палатки и шагнул в жаркую темноту, держа перед собой винтовку.

– Циннамон?

Никакого ответа. Никакого шороха. Пэйджен изо всех сил пытался рассмотреть хоть что-нибудь.

– Баррет, что случилось?

Наконец он услышал сдавленный плач и слабый шелест ткани. Слабый пряный аромат каких-то трав из джунглей чувствовался в воздухе. И еще острый, сладкий запах женщины. Он вздрогнул, оттого что его возбужденный орган снова начал пульсировать от желания. Проклятие, он даже еще не видел ее!

– Скажи мне, что произошло? Что случилось?

Как только его глаза постепенно стали привыкать к темноте палатки, Пэйджен разглядел неясную фигуру и бледные руки, отгонявшие призраков. Внезапно женщина приподнялась на кровати, замахала судорожно сжатыми кулаками.

– Вы никогда не получите их, слышите? Это мои тайны!