Глава 20

Девушка задохнулась, когда холодные струи сомкнулись над ее головой. Ее руки уперлись в дно, подняв облако песка. Она извернулась и пулей выскочила на поверхность, и тут же сильная рука Хоука обхватила ее талию. И смех герцога навязчиво звучал в ушах Александры, когда он вытаскивал ее из ручья.

Он прямо-таки сотрясался от смеха… Очутившись на поросшем папоротником берегу, Александра гневно встряхнула головой, отбрасывая с лица мокрые волосы.

— А, чтоб вам! — огрызнулась она, слегка задрожав под порывом ветра, донесшегося из узкой долины. — Я же ее поймала! Вы сами видели!

— Да, жаль, что именно в это время тебе вздумалось поплавать. Но, конечно, для начинающей ты действовала весьма неплохо, — признал в конце концов Хоук. — Но сейчас тебе лучше снять мокрое платье, чтобы не простудиться.

Под возмущенным взглядом Александры Хоук поднял с травы свою элегантную куртку и протянул ее девушке.

— Накинь, пока твое платье не просохнет. — Он посмотрел на лазурное безоблачное небо. — Вряд ли это займет много времени.

— Но у меня все мокрое, — натянуто произнесла Александра. — Не лучше ли нам просто вернуться?

— И ты будешь целый час сидеть на лошади, насквозь промокшая? Нет, тут и говорить не о чем!

— Хорошо, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Но вы могли бы отойти в сторонку, пока я переодеваюсь.

— Не поздновато ли для подобной церемонности?

— Тогда я сама уйду вон туда, к лошадям! — И тут нос Александры невольно сморщился — девушке ужасно захотелось чихнуть.

— Хорошо, черт тебя побери! — рявкнул Хоук. — Должен же хоть один из нас вести себя разумно! Иначе так мы проспорим весь день. Бог мой, да у тебя уже зуб на зуб не попадает! — Негромко выругавшись, герцог повернулся и, широко шагая, ушел вверх по берегу, туда, где были привязаны лошади.

Удостоверившись, что он отошел достаточно далеко, Александра принялась торопливо расстегивать крошечные пуговки жакета, проклиная портниху, придумавшую такую тесную одежду с немыслимым количеством пуговиц. Хотя, конечно, туалет не был предназначен для того, чтобы в нем нырять, уныло подумала Александра. Справившись с застежками, она бросила опасливый взгляд в сторону герцога.

Но Хоук был занят тем, что рылся в седельных сумках, и совершенно не обращал внимания на девушку. Александра быстро сбросила жакет и сорочку и закуталась в темно-коричневую куртку Хоука. Застегнувшись, она обхватила себя руками, чтобы согреться. Подумав, она уселась на большой плоский камень, прогретый солнцем, и разложила вокруг себя мокрую юбку, чтобы та поскорее просохла.

Александра вдохнула запах, исходящий от куртки, — пахло лошадьми, старой кожей, душистым мылом, сеном и еще чем-то, неуловимым и непонятным… это был запах мужчины, заставивший Александру пожалеть о том, что она вообще дотронулась до этой вещи. Это все равно что очутиться в его объятиях.

— Ну, все в порядке? — Голос Хоука, раздавшийся над самым ухом, заставил Александру подскочить на месте.

— Да, вполне. — Чтобы скрыть свою нервозность, девушка принялась поправлять юбку, чтобы как следует прикрыть ноги.

— Я отыскал для тебя полотенце. Повернись-ка, я вытру тебе волосы. — Александра не шевельнулась. Хоук открыл седельную сумку, которую принес с собой, и достал оттуда изрядно помятое полотенце. Александра чихнула. — Ну, поспеши, черт бы тебя побрал! Тебе что, хочется схватить воспаление легких? Нам целый час добираться обратно, не забыла?

Александра бросила неуверенный взгляд на полотенце. От него сильно пахло лошадьми. Она снова чихнула и наконец неохотно наклонила голову.

Сильные, уверенные руки Хоука стали энергично вытирать полотенцем золотые кудри. Руки твердые и нежные. Руки явно опытные в подобном деле…

Александру вдруг охватило напряжение.

— Ну, что случилось?

— Ничего, — огрызнулась она.

Его пальцы на мгновение замерли, но тут же продолжили дело.

— Тебя тревожит то, что мне уже приходилось делать это прежде… ведь так?

Александра фыркнула и попыталась вывернуться, но он крепко держал бронзовые пряди, не позволяя девушке даже шевельнуться. Немного помолчав, герцог заговорил очень тихим и низким голосом:

— Действительно, я это не раз делал, но другой женщиной была моя мать. У нее сильно болели суставы, и иной раз, особенно в дождливую погоду, она просто не в состоянии была шевелить ни руками, ни ногами. Ей немного помогали горячие ванны, уменьшали боль… и ей очень нравилось, когда после купания я вот так вытирал ей волосы. Теперь я убежден, что она страдала куда сильнее, чем все мы тогда полагали…

— Похоже, она была храброй женщиной, — ядовито заметила Александра. — Ее волосы вы так же дергали?

— Она была редкой женщиной. Зато мой отец… — Внезапно голос Хоука изменился. — Ну, с твоими волосами покончено, а как обстоит дело с остальным? — И прежде чем Александра успела хоть как-то выразить протест, он опустился на колени и принялся вытирать ее ноги. — Похоже, ты предпочитаешь оставаться босой, мисс Мэйфилд. Тебе не нравятся именно эти ботинки или вообще обувь?

— Просто это вы, ваша светлость, пробуждаете во мне все самое худшее, потому что вообще-то я ходила босиком в последний раз очень много лет назад.

— Значит, ты должна меня поблагодарить. Ну, согрелись ноги?

Александра бессознательно вытянула ногу, изогнув ее в подъеме. И Хоук тут же погладил ее чувствительную подошву, а глаза девушки закрылись от удовольствия, доставленного его прикосновением. Но тут Александра вспомнила, кто она и с кем. Она вздрогнула и попыталась выдернуть ногу из его ладони. Однако Хоук лишь крепче сжал пальцы.

— Не брыкайся, Александра, или я быстро вспомню, что мы могли бы провести здесь время куда приятнее.

Она отпрянула, уловив в его тоне мрачную властность. А его пальцы снова зашевелились, пробуждая огонь в ее крови, заставляя вспоминать, как эти сильные и нежные пальцы касались других точек ее тела…

— Как это случилось? — спросил он вдруг.

— Случилось?.. — недоуменно повторила Александра. Хоук приподнял ее юбку и осторожно провел рукой по рваному шраму на лодыжке.

— Вот это.

— Н-несчастный случай… — пробормотала девушка, внезапно охрипнув. Ощущение его пальцев на коже ноги заставило сердце Александры забиться быстрее. Откашлявшись, девушка заговорила снова: — Несчастный случай в горах, во время верховой прогулки. Откуда-то вдруг появились две кобры, и Фьюри был мгновенно убит… — Она умолкла, содрогнувшись от нахлынувших воспоминаний. Отвернувшись, чтобы не видеть глубоких глаз Хоука, она нервно теребила юбку. — Я до сих пор слышу этот звук… когда он упал… Боже, эта пыль, и пот, и запах страха! — И внезапно все навалилось на нее вновь… — Фьюри… — прошептала она.

Пальцы Хоука сильнее сжали ее лодыжку, продолжая поглаживать, успокаивать…

— И ты упала?

— Это были две королевские кобры — черные тела в пыли… Я их не заметила… а потом уже было поздно. Но Фьюри их увидел. Он встал на дыбы, начал топтать черную смерть, их капюшоны… но они успели влить в него свой яд…

Взгляд Александры затуманился. Она снова слышала, как бьется страдающий конь. Она чувствовала под руками испарину, покрывшую его большое тело. И ее голос бессознательно изменился, она заговорила монотонным речитативом:

— Да, милый, теперь уже скоро… ты отдохнешь, Фьюри… Тебе приснится Симле и прохладные зеленые луга…

Крупная слеза сползла по щеке девушки. И от этого она словно проснулась. Моргнув, она смахнула слезу рукой.

— Это часть твоих ночных кошмаров?

— А вы откуда знаете? — резко спросила Александра.

— Оттуда, что прошлой ночью тебе снилось что-то страшное. Ты кричала во сне, сражалась с кем-то… или с чем-то, что существовало лишь в твоем мозгу.

— Я не желаю об этом говорить, — выразительно бросила Александра. Она вдруг заметила, что пальцы Хоука уже забрались по ноге гораздо выше и касаются икры… Девушка попыталась отодвинуться, но Хоук не позволил ей этого.

— Да что…

— Не шевелись! — Он произнес это едва слышным шепотом, но так властно и резко, что Александра тут же умолкла. Она изумленно вздернула брови, увидев, как Хоук осторожно убрал руку с ее ноги и медленно потянулся к седельной сумке, лежавшей рядом с ним на траве.

И тут позади нее послышался тихий шорох в траве… это было дыхание самого зла. Александра содрогнулась, и пальцы Хоука тут же крепко сжали ее лодыжку. Шорох стал громче, и Александре показалось, что на нее налетел порыв ледяного ветра. Все ее нервы натянулись до предела.

Ее охватило неодолимое желание повернуть голову и посмотреть… Пальцы Хоука глубже впились в ее кожу; она посмотрела на него и увидела, что его лицо превратилось в белую маску. Она больше не отрывала от него глаз, боясь увидеть смерть, что шелестела в траве.

Она искала защиты у Хоука, такого крепкого, широкоплечего… вот если бы только в его серебристых глазах не светился страх… Александра беспомощно следила за тем, как его пальцы исчезли в сумке и тут же появились вновь, но теперь уже они сжимали пистолет с инкрустированной перламутровой рукояткой.

Краем глаза Александра заметила тень, раздвинувшую высокую траву. Легкий ветерок коснулся щеки девушки, она почувствовала холодный поцелуй смерти… и в отчаянии впилась взглядом в лицо Хоука.

«Не двигайся, — приказывали его глаза, — доверься мне…» Хоук медленно, осторожно поднял руку — и так же медленно, осторожно взвел курок…

Пистолет выстрелил, и в то же мгновение совсем рядом с Александрой раздалось резкое громкое шипение. Девушка услышала, как бьется в траве змеиное тело. Потом все стихло, и ничто, кроме журчания ручья, не нарушало мирной тишины.

Александра вопросительно посмотрела на Хоука. Он медленно выпрямился. Девушка еще несколько мгновений всматривалась в него, не в силах двинуться с места. И скорее услышала, чем увидела, как его ботинок перевернул что-то лежащее в траве. И лишь теперь герцог с шумом перевел дыхание.

— Боже, как близко… слишком близко. Яд черной гадюки может… — Он оборвал себя на полуслове, увидев, как побледнела Александра. Потом он заметил, что девушка так сжала руки, что суставы на них побелели. — Все уже в порядке, — грубовато сказал он. — Уж этой-то точно не придется больше ползать здесь.

Видя, что Александра по-прежнему сидит не шевелясь, он попробовал другой подход.

— Ну вот же она, посмотри! — Он осторожно поднял мертвую змею, чтобы показать ее девушке.

Ничего хуже он не мог бы придумать. Александра задохнулась.

— Нет! Нет! Неужели они водятся и здесь, эти черные твари? — Девушка побелела от ужаса и вдруг хрипло забормотала: — О, кобра, я приносила тебе под большой баньян и мышей, и буйволовое масло… а ты забрала у меня Фьюри! Ты забрала первенца Раджи! Уйди, оставь меня!..

Выругавшись, Хоук зашвырнул мертвую змею в ручей и упал на колени рядом с Александрой.

— Прекрати! — приказал он, и голос его прозвучал одновременно и резко, и успокаивающе. — Это не кобра, это суссекская черная гадюка, и ее больше нет! Ты в безопасности, Александра, — грубовато говорил Хоук, обнимая девушку и прижимая ее к себе. — В безопасности, слышишь? Тебе ничто не грозит, тебе никто не причинит вреда. Клянусь! Ты слышишь меня?

Очень нескоро окаменевшие мускулы Александры почувствовали тепло его тела.

— Да? — прошептала она. — А кто спасет меня от вас? Снова отпустив крепкое ругательство, герцог Хоуксворт крепче прижал девушку к своей груди.

— Никто, — выдохнул он. Его глаза были беспокойными, как штормовое море, и в них разразилась буря, когда дыхание Александры проникло в расстегнутый ворот его рубашки.

Он понял, что ему нужно от нее очень многое… Его пальцы скользнули к золотым локонам и запутались в них. Его глаза посмотрели в глубину аквамариновых глаз, и Хоуку на мгновение почудилось, что он тонет… Он смутно припоминал, что видел похожие глаза, но, глядя в них, он никогда не испытывал ничего подобного…

— Никто в целом мире! — Хоук чуть наклонил голову, чтобы языком слизнуть теплые соленые капли с ее щек. Он теперь твердо знал, что хочет ее всю, но должен добиться ее согласия.

Александра слышала его хриплый шепот, слышала неприкрытую ноту страсти, звучавшую в его голосе, но слышала и что-то еще, ускользающее от ее понимания…

— Отпустите меня! — воскликнула она.

— Даже теперь ты хочешь этого?

— И теперь, и всегда! Я не успокоюсь, пока не избавлюсь от вас!

— А я не успокоюсь, пока ты не станешь моей. Пока я не наложу на тебя свое клеймо. — Хоук обхватил лицо девушки длинными бронзовыми пальцами. — Пока ты не признаешь, что тоже пылаешь страстью…

— Ни за что! — закричала Александра, яростно вырываясь из его рук.

— А не провести ли нам небольшую проверку? — Говоря это, Хоук погладил шею Александры, изысканно очерченные ключицы… — Докажи, что ты безразлична ко мне, и я тебя отпущу, — пообещал он.

В сердце девушки вспыхнула надежда — ей предлагали путь к свободе!

— И вы сдержите слово, когда я это докажу?

— Если ты докажешь, — поправил ее Хоук. В его глазах вспыхнули серебряные искры, такие же текучие и переменчивые, как струи ручья. — Да, в таком случае я сдержу слово и отпущу тебя. Но и ты дай слово: если проиграешь, то отбросишь притворство и отдашься мне сама, станешь моей женщиной.

— Ну, проиграете-то наверняка вы, ваша светлость! — вызывающе бросила Александра.

— Так дай же слово! — потребовал герцог.

— Даю! — нетерпеливо огрызнулась она. — Ну, начинайте! Чем скорее вы начнете, тем скорее закончится весь этот фарс.

Хоук улыбнулся, продолжая ласкать ее кожу, добираясь до расщелинки между ее грудями.

— А куда спешить, дорогая? Или ты боишься проиграть?

— Ублюдок! — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Мне нечего вас бояться!

Его улыбка стала шире, а пальцы коснулись чувствительного бутона в центре прекрасного полушария. И, к бешенству Александры, бутон этот мгновенно откликнулся на прикосновение и затвердел, напрягся…

— Ты проиграешь, маленькая чертовка. И твой проигрыш принесет нам обоим несказанное наслаждение.

— Никогда!

Его пальцы стали более требовательно ласкать ее…

— Признайся, Александра. Признайся, что ты чувствуешь такой же жар в крови, как и я.

— Нет! — гневно закричала она, извиваясь под его руками; ее дыхание стало тяжелым и прерывистым.

Рука Хоука вдруг обхватила все полушарие груди целиком, а большой палец продолжал гладить сосок…

— Лгунья, — сказал он, поддразнивая девушку; его серебристые глаза приблизились к ее лицу…

— Ничего! Я ничего не чувствую! Вы не можете силой вызвать желание!

— Да, но в данном случае в этом нет необходимости. — Другая рука Хоука сжала вторую грудь, и острая волна наслаждения пронеслась по телу Александры. — Ну же, признайся, разбойница… — прошептал он. — Признайся, что тебе это нравится. — Он медленно и очень осторожно опрокинул ее спиной на траву и положил ногу на ее бедра.

Александре показалось, что его голос прозвучал как-то неровно… Она напряглась, стараясь отодвинуться от него, напуганная тем, как загоралась ее кожа, как закипала ее кровь от его прикосновений. И смутно, как во сне, она поняла, что их тела начали битву, древнюю, как мир.

Он пытался оседлать ее, и каждый дюйм его мускулистого тела дрожал… но его настойчивость лишь пробудила к жизни упрямую гордость Александры, и ярость, и желание сопротивляться…

Она закрыла глаза, чтобы Хоук не заметил зажженного им огня. Но все равно она продолжала ощущать его… и ощущать теплый мускусный запах, принадлежавший только Хоуку и никому больше, и горячее дыхание, шевелившее ее локоны, и темную силу желания, исходившую от мужского тела…

Это было мукой и пыткой. И, словно поняв это, Хоук замер, обнимая ее за талию и прижимая ее бедра к траве своей ногой. Она еще раз попыталась вырваться, но это было бессмысленно, и они оба это знали. Александра чувствовала себя маленьким ночным зверьком, попавшимся в когти безжалостного хищника.

Неожиданно Хоук чуть передвинулся, и Александра почувствовала его теплое дыхание на своей груди. И ее затопило горячее наслаждение, когда язык Хоука коснулся ее жаждущего соска. Александра вскрикнула, ошеломленная тем, что происходило в ее теле.

— Нет!.. — простонала она, но ее протест потерял смысл, потому что в ту же секунду Александра страстно выгнулась в руках Хоука. А он продолжал искусно ласкать ее языком, влажным и твердым, обжигающим кожу…

— Ты скажешь мне это, — шептал Хоук. — Я добьюсь твоего признания, видит Бог.

Она содрогалась и извивалась под ним, но сама не знала, почему это делает: то ли чтобы избежать его прикосновений, то ли чтобы ощутить их острее… Юное тело Александры пылало и снаружи, и изнутри, пробужденное к чувственности искусными ласками.

А Хоук снова и снова заставлял ее тело изменять своей хозяйке, предавать ее, пока она наконец не закусила изо всех сил губы, чтобы подавить готовый вырваться наружу стон. Губы Хоука доставляли ей изумительное наслаждение, такое острое, что оно граничило с болью. И Александра чувствовала, что все ее внутренние баррикады готовы рухнуть перед напором бушевавшей страсти.

— Ты моя пытка, и ты мой восторг, — прошептал Хоук, не отрывая губ от горячей кожи девушки. — Отдайся мне, лебедушка! Даруй мне свое пламя!.. Обещаю, я верну его тебе вдвойне!..

— Никогда… — прошептала она, содрогаясь всем телом. — Прекратите…

— Признайся, Александра, — хрипло приказал Хоук. — Я все равно добьюсь от тебя признания, увидишь.

Она резко метнулась в сторону, пытаясь уклониться от его огня и от его силы, отчаянно желая уйти от его дразнящих прикосновений. Но его железные пальцы сжались сильнее, и Александра не понимала, хочет ли она оттолкнуть Хоука или прижаться к нему крепче.

— Скажи, скажи мне, — произнес он прерывистым голосом, и вдруг она поняла, что ему приходится так же тяжело, как и ей.

Она громко застонала.

— Я не могу. После того, что вы со мной сделали, я всегда буду сопротивляться вам!

— Посмотри на меня, лебедушка!

Александра против собственной воли повиновалась призыву, звучащему в его голосе, и увидела затуманенные страстью, измученные глаза Хоука.

— Ведь это неразумно, милая. Нет ничего больше, кроме той силы, что влечет нас друг к другу, кроме того редкого и прекрасного пламени, что сжигает нас обоих. Оно старо, как сама земля, и так же естественно. И ты чувствуешь это, как и я.

— Отпустите меня, — запинаясь, прошептала она. — Не делайте этого…

— Я должен, моя нежная лебедушка. Ты будешь моей. — С мучительной медлительностью он взял ее руку, повернул вверх ладонью и прижался губами к той точке на запястье, где безумно колотился пульс, — В тебе сочетаются огонь и лед. — Он осыпал поцелуями ее руку до внутренней стороны локтя, дразня чувства Александры. — То сплошная проклятая гордость, то пугающая уязвимость. — Он приподнял голову и оглядел ее пылающее лицо, не в силах скрыть победоносную улыбку, игравшую на его губах. — Моя женщина.

Александра задрожала, увидя безжалостный приказ в его глубоких дымчатых глазах.

— Я никому не принадлежу! — выкрикнула она.

— Нет, моя прекрасная лебедушка, признайся, теперь ты принадлежишь мне. — Его взгляд обволакивал ее, и кожа ее пылала от разбуженной чувственности. Александре показалось, что она тонет… Но ведь душу нельзя взять в плен, в отчаянии твердила себе девушка. И всегда остаются еще какие-то силы и немного воли, пусть даже совсем немного… Душа не может принадлежать никому, ее можно лишь отдать свободно, по любви…

Любовь?! Да разве подобное грубое насилие может иметь отношение к любви? Да и есть ли место для такого чувства в сердце этого человека с холодными серебристыми глазами?

Когда Александра наконец заговорила, она сама не узнала собственного голоса — яростного, хриплого, рвущегося, казалось, из самой глубины души.

— Вы лжец и обманщик, вы — грязная пена лондонских гостиных! Я ни в чем не признаюсь, слышите, ни в чем, кроме того, что вы мне отвратительны донельзя!

Длинные пальцы скользнули по ее телу, сжались на ее плечах, прижимая Александру к мягкому мху. Бездонные серые глаза пристально смотрели на нее. Они ничего не упускали — ни ее потемневшего взора, ни хрипоты голоса, ни яркого румянца, залившего нежную кожу.

— Ты признаешь это, — резко произнес Хоук. — Я услышу твое слово, даже если мне придется вырвать его из твоего чудесного горлышка.

Он медленно опустился на Александру всем телом. Она вздрогнула, ощутив, как к ее бедрам прижалось напряженное до предела мужское естество. И ее губы бессознательно смягчились, ожидая прикосновения его губ, но он лишь провел языком по ее рту, и ей страстно захотелось поцелуя… А он почему-то замер и не шевелился. Она чувствовала его жаркое дыхание, слышала удары его сердца… и вот наконец он яростно, голодно впился в ее рот.

И Александра превратилась в текучий огонь, а Хоук то проникал языком в глубь ее рта, то уходил снова, имитируя другое соединение, великое и интимное. Александра стонала и задыхалась, изгибаясь под его твердым телом…

Рука Хоука скользнула к коленям девушки, приподнимая почти уже просохшую юбку. И длинные, искусные пальцы погладили внутреннюю сторону бедер…

— Богиня, ты настоящая богиня. Королева моих лебедей, — шептал он, а его рука поднималась все выше и выше. — Я должен поставить на тебе мое клеймо. Вот здесь. И здесь. Чтобы никто и никогда больше не попробовал тебя. — Он передвинулся и, откинув юбку, прижался губами к нежной коже бедра. — Мое клеймо для лебедей, вот здесь. Ты не будешь принадлежать другому мужчине. — Он резко захватил губами кожу, втянул ее в рот, прикусил зубами…

Александра застонала — его губы вызвали прилив темной эротической волны. Она подумала о клейме на ее коже, и все ее чувства воспламенились.

А Хоук, разжав зубы, чуть отодвинулся, чтобы полюбоваться на содеянное им.

— Полумесяц. Это твое лебединое клеймо. И только я буду знать, где оно стоит, — низким голосом проговорил Хоук. — Посмотри на него, Александра.

Александра, трепеща, опустила взгляд и увидела маленький полумесяц винно-красного цвета на внутренней стороне бледного бедра. Она задохнулась от эротической силы этого знака и почувствовала силу требования Хоука… Она заклеймена его страстью. Помечена навеки. Она его женщина.

Но это безумие! Это немыслимо!..

Александра посмотрела в лицо Хоуку, и в ее глазах светилась мука.

— Да, — выдохнул он, — мы все начнем сначала. Забудь прошлое, забудь все, что было до этого мгновения. Отдайся мне, — шептал он. — Позволь мне научить тебя любви, провести по ее дорогам. Я буду бережным и нежным с тобой… и тебе будет хорошо. — Сильные руки все гладили и гладили бедра девушки, добираясь до заветной лощинки, прикрытой шелком курчавых волос. — Ах, любимая, наконец-то! Так сладко. Так горячо… Дай же мне испить твоей сладости!

И снова его бархатный язык умолял ее, мучил ее, прогоняя остатки разума.

— Отпустите меня! — умоляюще выговорила она. Но больше она не могла ни говорить, ни думать, потому что все ее существо сосредоточилось там, где заканчивались все до единого ее нервы, в одной чувствительной точке, и она, приглушенно вскрикнув, одолела последний барьер своей гордости…

И Хоук поставил на ней свое клеймо — невидимое и незыблемое. Навечно.

Глава 21

Хлипкая деревянная дверь «Льва» вылетела под ударом ноги; щепки разлетелись по помещению, битком набитому посетителями.

— Где тут он? Где этот чертов ублюдок? — проревел злобный голос. Обладатель голоса появился в поле зрения публики секундой позже. Это был коренастый мужчина, одетый во все черное; он являл собой гору мощных мускулов. Выразительно выругавшись, он отшвырнул с дороги обломки двери и вошел в таверну.

Сидевшие за ближайшими столиками посетители рассыпались под его пылающим взглядом в разные стороны, как перепуганные мыши. В таверне стало очень тихо.

— Где этот охвостыш?!

Роза Уоткинс, находившаяся в соседней комнате, слышала и треск разбитой двери, и грозный голос, но не стала отвлекаться от своего крайне важного дела: она разбавляла водой джин в бочонке. Закончив работу, она быстро вышла в зал, уперев руки в бока.

— Какого черта ты тут вытворяешь, Том Тэйлор?

— Ты, красотка, лучше подумай, где ты будешь прятаться, если сейчас же не скажешь мне, где Телфорд! — огрызнулся в ответ мужчина в черном.

И в этот момент в зал вошли еще двое.

— Заткнулся бы ты лучше, — рявкнула Роза, быстро опуская руку в карман и нащупывая рукоятку спрятанного там пистолета. — Идем-ка со мной в заднюю комнату, поговорим!

В последовавшей за словами Розы тишине раздался новый голос — мягкий и невыразительный; он донесся со стороны лестницы. Там за отдельным столиком сидел джентльмен.

— Мне почему-то кажется, миссис Уоткинс, что этот человек ищет меня. Что ж, принесите еще бренди — только на этот раз не доливайте в него воды, сделайте одолжение.

Занервничавшие посетители стали пробираться к выходу, освобождая центральную часть зала.

Человек за дальним столиком поправил кружевные манжеты, потом повернулся и изучающе посмотрел на троих остановившихся перед ним мужчин.

— Я Джеймс Телфорд, и я совершенно не представляю, какое у вас может быть ко мне дело.

Мужчина в черном подошел поближе к столу и стукнул громадным кулаком, покрытым рубцами и шрамами.

— А такое, охвостыш, что мы для тебя делали кое-какую работенку. Ну, наверное, не надо объяснять, что деньжат за нее мы не получили. Похоже, кое-кто просто воображал, что нам не удастся вернуться за платой. А мы вот вернулись. Так что лучше бы тебе с нами рассчитаться. Прямо здесь и сейчас, если ты сам себе зла не желаешь.

Пустые, невыразительные глаза Телфорда обозрели коренастого мужика.

— Но я вас ни разу не видел, милейший. Должно быть, вы меня с кем-то перепутали. — Он безразлично пожал плечами, постукивая кончиками пальцев по подлокотникам кресла.

— Это я-то, черт бы тебя побрал! Ты, козел, нанял нас, чтобы провернуть кое-что около Альфристона… И я двух моих лучших людей потерял на этой сделке! И ты мне теперь заплатишь, или я…

— Или ты — что?

Коренастый заморгал и отступил на полшага при звуке странно прозвучавшего холодного голоса, лишенного какого-либо выражения.

— Ну, для начала я пообдеру с тебя эти чертовы кружева, а потом…

Звонкий смех перебил гневную тираду типа в черном. Он разъяренно обернулся — и увидел лицо, прекраснее которого на свете и быть не могло.

Том Тэйлор смутно подумал, что глаза у этой женщины похожи на утреннее море, а волосы пылают всеми красками заката. Он просто не в силах был отвести от нее глаз, а женщина тем временем изящной походкой приблизилась к Телфорду и положила руку с кроваво-красными ногтями ему на плечо.

— Милый Джеймс, неужели ты водишь знакомство с такими странными типами? И чем же тебе угрожает этот человек?

Том Тейлор моргнул, вспомнив наконец, зачем он сюда пришел. Он тряхнул головой, грубо выругался и снова сосредоточил свое внимание на джентльмене в темно-алом жилете.

— Пять сотен фунтов, ублюдок! Выкладывай! Да поскорее! Телфорд вежливо улыбнулся, изогнув тонкие губы.

— Очень хорошо. Я вижу, у меня нет выбора, придется заплатить тебе сполна.

Человек в черном молча ждал. Два его приятеля придвинулись поближе, глаза их светились алчным блеском.

И вдруг в таверне прогремели три выстрела. Стол треснул, а с того места, где только что стояли три жадных и глупых человека, во все стороны полетели брызги крови.

Несколько долгих мгновений стояла тишина, и никто не двигался с места. Потом джентльмен в темно-красном жилете медленно вытащил руки из-под стола. И осторожно положил на расколовшуюся доску два пистолета с серебряными рукоятками.

А женщина, стоявшая позади него, добавила к ним третий пистолет.

— Отличный выстрел, Джеймс, — нежно сказала она. — Думаю, мы оба неплохо сработали.