В полном комплекте, как целый рубль. Любой, кто берет нас себя смелость утверждать, что он интеллектуал, то есть каждую секунду живет по разуму, а не по инстинкту, должен согласиться, что когда он бежит опаздывая на трамвай, он тоже – думает. Тогда почему он попадает ногой в ямку и ломает ногу? У него что, глаз нет? И почему Эйнштейн, держа в голове всю теорию относительности и идя к товарищу по теории, автоматически приходит к себе домой и спрашивает, не узнавая своей двери: «Такой–то дома? Можно войти? Тут мне надо посоветоваться». У Эйнштейна мы это называем «рассеянностью ученого», «странностью ученых», «витает в облаках» и так далее, а к сломавшему ногу у нас снисхождения нет. «Смотреть под ноги надо!», – самый мягкий приговор. Между тем, «странность» Эйнштейна менее извинительна, так как он свою теорию держит в голове для собственного удовольствия, тогда как сломавший ногу бежал и думал: «Опоздаю на работу, меня уволят, деток нечем будет кормить». И последствия разные. У Эйнштейна жена пощупала голову и сказала: «Ляг, поспи, что–то у тебя голова горячая». А сломавший ногу не только на лечение ноги потратится, его действительно уволят с работы, так как долго болел, а заменить его, видите ли, было некем. Ну, и детки опять же…
Из этого вы должны несомненно понять, что жить каждую секунду по интеллекту невозможно, а ведь я таких примеров могу привести на каждую секунду вашей жизни по несколько штук. Сознание ваше все время, по крайней мере, раздваивается, если не возводить в разные степени эту цифру в отдельные секунды жизни.
Когда вы внезапно «пугаетесь» наезжающего на вас автомобиля, вы что раньше делаете: пугаетесь все–таки или отпрыгиваете в сторону? Вы стопроцентно сперва отпрыгиваете, а потом уже, в безопасном месте, пугаетесь!
Объем инстинкта
Приведу простой пример. Очень близкие мне люди – родня, а я кровная родня только одному из них. Так вот, они никогда не перестают удивляться: почему нет на полочке чистых чашек и стаканов? А я не устаю им напоминать, что при их общей любви сделать в течение часа по несколько глотков жидкости, причем непременно вновь и вновь из чистого стакана, нам надо иметь на троих либо сто стаканов, либо мыть каждый раз за собой стакан. Но одновременно эти близкие мне люди очень не любят мыть посуду, не чаще раза в сутки. Но и сто стаканов не покупают. Притом наша посудомоечная машина не вмещает сто стаканов, так что и тут – тупик. Поэтому на кухне то и дело слышится: «Куда подевались чистые стаканы? ведь недавно только машину выключила». Как будто она не знает, что из машины она вытащила 12 стаканов и чашек на троих, а отхлебнули они с сыном по два глотка каждый уже по шесть раз, вновь и вновь из чистых стаканов. И еще не вечер. До включения машины примерно полдня остается.
Тут надо бы для чистоты научного наблюдения сделать необходимое дополнение, чтобы вы не думали, что мои близкие родственники дураки. Они отнюдь неглупы и делают мне иногда такие замечания, каковые мне не приходят в голову даже при самом сильном напряжении мысли. Например, однажды днем я обшил прихожую панелями, а вечером перестал включаться свет: жесточайше короткое замыкание в сети, я это понял сразу. А поняв, тут же по всем правилам науки стал проверять сеть, по–комнатно, по–розеточно, по–выключательно, пытаясь хотя бы локализовать проблему. Продолжалось это довольно долго. Потом жена подошла ко мне явно измученному и сказала примерно с тем же выражением, что и «куда девались чистые стаканы»: «Ты утром прибивал панели, может быть, пробил кабель, спрятанный в стене?» В голове у меня сверкнула молния, и я тут же вспомнил даже дюбель, который у меня легче других вошел в стену. Расковыряв отверткой именно его из нескольких десятков подобных, я увидел, что он прошел как раз между двух «жил» провода, закоротив их намертво.
В связи с этим я также вспомнил, что по всей квартире мои любители отхлебнуть глоток – другой расставили стаканы с недопитыми напитками, каковой обязательно вот–вот допьют, и чтобы он стоял поближе. Но попить хочется всегда в том месте, где специально предусмотренные стаканы как назло не стоят, поэтому всего проще пойти на кухню и очень удивиться: «куда делись чистые стаканы?»
Лет десять подряд я пытался втолковать жене, ссылаясь на Ломоносова, что «ежели в одном месте несколько убавилось, то в другом месте – столько же прибавится». Бесполезно! «Куда делись чистые стаканы!» и точка, хотя и стоит восклицательный знак.
Я тоже пью чай и кофе, а чистых чашек и стаканов и, правда, никогда в доме нет или же они почти мгновенно кончаются. Поэтому я уже столько же лет, сколько пытался отрегулировать эту проблему на основе интеллекта, пью чай, кофе и простую воду всегда из одной и той же чашки, стоящей у меня на столе около монитора. Я просто ее слегка ополаскиваю после каждого употребления под краном и вновь водружаю туда же. Чистой при такой процедуре ее назвать нельзя, поэтому никто из семьи к ней не прикасается. Зато я стал очень спокойно относиться к восклицаниям «куда делись чистые стаканы?» Восклицания мне слышатся как бы по радио или ТВ, не ожидая, как мне кажется, ответа.
Когда я цитировал Жана–Анри Фабра в параллельных статьях и спорил с ним относительно интеллекта и инстинкта у насекомых, я почти не сравнивал в этом отношении насекомых и людей. А если и сравнивал, это не казалось (я отлично это чувствовал!) вам убедительным. Даже тот пример инстинкта, какой имеют жители тундры, среди шестимесячной ночи, в метель, приходя за десятки километров в заданную точку «белого безмолвия». И даже, если вы поверите в это, это как бы исключительный случай, который отнюдь не подтверждает правило. Ибо само правило житья людей по инстинкту неизвестно. Мы такие умные, что жить по инстинкту как муравьи нам не пристало. Вот и весь ответ, не вдаваясь в подробности.
Между тем, я это хочу доказать и утвердить, что люди на две трети как и насекомые живут по инстинкту, а на треть – по разуму–интеллекту. И если это вам покажется чересчур, то я согласен оставить насекомым одну четверть разума на три четвери интеллекта, но больше не уступлю ни процента. В связи с этим давайте проанализируем то, что я только что описал.
Жена и сын – родня, ближе не бывает, и в этом отношении их одинаковая как две капли воды «привычка» – генетическая. Я бы мог назвать и десятка три таких же мелких, но заметных за четверть века особенностей характера. Мои, хранящиеся в сыне, наследственные «привычки» тоже мне известны, но их считать, группировать и обсуждать я не готов пока. Со стороны, как говорится, виднее.
Вообще говоря, как я считаю, «проблему стаканов» разрешить интеллектуально – пара пустяков: иметь столько стаканов в зависимости от емкости посудомоечной машины, приемлемой частоты ее включения, чтобы всегда чистых стаканов было столько, сколько требуется. Можно и машину даже заменить на этот случай. Однако это не делается, а мои советы отвергаются с порога, так как «никакой проблемы нет». Когда я напоминаю про восклицание «Куда же подевались стаканы», мне резонно сообщают, что «должны же мы в семье о чем–то разговаривать, так и говорить недолго разучиться». То есть, потребности в урегулировании, упорядочении «проблемы стаканов» нет. И я в этом феномене вижу, как бы помягче выразиться, нежелание интеллектуального труда, труд физический (искать стакан и болтать языком) предпочтительнее. В других своих работах я назвал таких людей спортсменами.
И верно. Ни мать, ни сын не хотели учиться, вернее, это был для них нелюбимый труд, хотя оба довольно неглупые люди. Поэтому нелюбовь к учебе не есть следствие трудностей в учебе, теперь, на старости лет, я в этом убедился окончательно и на бесчисленных примерах не только своей семьи. Я же безумно люблю учиться, с утра до вечера, с малых лет и до старости. И даже близко к семидесяти люблю наблюдать: как строят дом, как копают канавы, почему так, а не иначе натянуты на столбы провода и так далее до бесконечности. Однако я не могу сходу запомнить ни одного телефона, ни одного имени, когда попадаю в незнакомую компанию, что автоматически, нисколько не затрудняясь, делает многие люди. Зато я до сих пор, спустя 50 лет после выхода из института, помню математические, химические, физические и многие другие формулы, без труда разгадываю любые кроссворды. Могу решить огромное количество всяких инженерных задач, каковые большинство вновь испеченных инженеров перестают уметь решать на второй день после окончания института. Или решают, сидя в каком–нибудь КБ, чрезвычайно узкий спектр задач, например, рассчитывают с утра до вечера балки на изгиб или валы на скручивание, 99 процентов знаний, полученных в институте, навсегда выбросив из головы.
Можете это принимать за самовосхваление, только я это сказал не для того, так легче до вас дойдет, ибо всегда наиболее ценны собственные переживания, как опасный опыт врача, поставленный на себе. Так вот, эти свойства человека – генетические, и больше – никакие. Для доказательства вернемся к стаканам.
Мать и сын, словно договорившись еще в утробе, всегда ставят стакан, статуэтку, стеклянную вазу, будильник и все прочее такое же бьющееся неизменно на самый край стола, тумбочки, подоконника. С известными последствиями, впрочем надо признать, что эти последствия у них случаются гораздо реже, чем у меня, хотя я также неизменно стараюсь поместить их поближе к центру поверхности, но как только поставил на край – разобью непременно. Я считаю, что здесь действует опыт. У меня его нет, а у них он есть. Опыт осторожного обращения с ненадежными условиями. Только нужен ли такой опыт, если можно без него обойтись? Ведь противодействие генетике ведет к психическим расстройствам.
У нас много шкафов, но они всегда полупустые. Даже зимняя одежда до середины лета лежит и висит на виду, вдруг пригодится. И я уже не говорю о сотнях мелочей, которыми заставлены абсолютно все свободные поверхности квартиры вплотную друг к другу и в три этажа. Это, конечно, ералаш, зато, окинув все это взором, немедленно находишь нужную вещь. И это так удобно, ибо о том, чему еще удалось удержаться в шкафах, немедленно забывается, считается, что этого в нашей семье вообще нет: «Надо же, а я и не знал(а), что это (перечислять что ли?) у нас есть».
Только не думайте, что я жалуюсь. Я констатирую факт, требующий научного объяснения, к которому я давно привык и с которым лет 25 назад смирился. Точно так же как со своей, слегка сполоснутой чайной чашкой и сейчас стоящей в виду.
Мать и сын, нет ближе родни, значит это – генетическое. А генетическое, значит – инстинкт, точно такой же, как у личинки осы Фабра, которая, вылупившись из яйца и отъевшаяся раз в сто от первоначального веса на сверчках, оставленных ей давно уже умершей мамой–осой на пропитание, начинает делать такие сложные дела, что дух захватывает. В миллиметровом яичке уже существует жесткий диск компьютера, на котором записано следующее задание личинке. Подобрать из окружающего песка разные по форме и материалу песчинки и сложить их в кучки по номенклатуре. Притом так сложить, чтобы она, неуклюжий червячок, смогла доставать их своим аккуратненьким ротиком, стоя вертикально и слегка разворачивая свою толстую шею на 360 градусов. Затем надо еще попробовать этому толстому червячку встать вертикально на хвостик. Представляете себе, как встает во весь рост карандаш? Для этого личинка из своей собственной слюны от одной до другой стенки пещерки–норки протягивает один тросик, другой, третий… в общем столько, сколько нужно, чтобы оказаться как бы в вертикальном гамаке в форме маленького стаканчика, головка из стаканчика высовывается через верхний край. Вот если вас, любого, заставить сплести такой стаканчик и не из слюны, а из заранее врученных вам веревок посреди своей спальни. Сможете? Потом червячок немного отдыхает, довольный своей работой. Если недоволен, разглядывает своими десятью — двадцатью глазками, в том числе на затылке, проделанную работу, немного подправляет, и отдыхает подольше.
Отдохнув и собравшись с силами приступает к каменной кладке, примерно как трубоклад наивысшей квалификации строит дымовую трубу. Вы, наверное, замечали на старинных кирпичных трубах выложенные из кирпича разные там узоры, карнизы, буквы, а уж год постройки – обязательно. Так все это просто смех, дилетантство и «шила милому кисет – вышла рукавичка» по сравнению с работой червячка. У червячка ведь не маленькие аккуратненькие кирпичики, а примерно как булыжники самых разных размеров и форм, только маленькие. Вот из этого–то «материала», из которого ни один каменщик не возьмется не только трубу выложить, но даже простой огородной загородки, червячок сооружает именно трубу. Или башню, если вам башня больше нравится. И все на своей слюне как каменщик на растворе. Причем заметьте, внутренние стенки у червячка получаются гладкие – прегладкие, а форма трубы правильный – преправильный цилиндр, хоть и нету у червячка ни уровня, ни отвеса, ни теодолита, ни даже простой рулетки. И это я еще не все описал, загляните в Фабра. А что касается крепости этого домика, то Фабр его с трудом разбивал молотком.
Затем, опять отдохнув и полюбовавшись на свою работу, червячок принимается за штукатурные работы. Причем у него получается не штукатурка, а – зеркало. Изнутри, разумеется, снаружи все это выглядит так, как принято у штукатуров–людей имитировать из штукатурки каменную кладку из «дикого» камня. Но и крыша у такого домика червячка никогда не протекает не в пример с людскими домами. Мало того, проверено, туда даже водяной пар почему–то не хочет проникать. Но я поторопился, червячок ведь еще не запечатался.
Затем червячок натаскивает внутрь своего домика небольшую кучку песчинок, чтоб выложить над головой изнутри куполок, причем по счету, ибо у него никогда не получается лишних песчинок, и недостачи не бывает. Сделав все это, червячок ложится спать, примерно месяцев на десять. Однако это нам только кажется, что он спит. Вы видели когда–нибудь кучу металлолома? Взрослые тети и дяди, бывшие школьники – все видели, это являлось частью школьного образования – собирать металлолом. Вот и представьте себе, что не вы, а сам металлолом начинает мараковать, перебирать внутри себя железки, винтики, гаечки, сваривать их, склеивать и через десять месяцев из этой кучи, накрытой брезентом от посторонних глаз, вылезает вдруг реактивный самолет Ту–154. Он расправляет крылья, сложенные ранее складками, заводит свой мотор и летит на испытания самого себя. Испытав, садится, отодвигает дверцу вбок, включает микрофон и говорит: «Летайте самолетами Аэрофлота!» Вот именно так из аморфного червячка получается за 10 месяцев «спячки» изящнейшее, летящее насекомое – оса.
Вернемся к жесткому диску, о котором я упомянул в самом начале этой фантастической трансформации, располагающемуся где–то внутри миллиметрового, почти прозрачного яичка. Многое можно записать на жесткий диск и, в первую очередь, порядок совершения действий при загрузке системы. Потом вступают в действие прикладные программы, например, по сортировке песчинок, правилам укладки кирпичей, штукатурным работам и так далее. И это есть автоматизированный процесс, отступать от которого и нельзя, и невозможно. Тогда придется признать существование бога, который разработал и записал эти программы на жесткий диск, а остальные диски просто копируются. Но если есть бог, проделавший все это при создании мира, то тогда нет совершенствования. Ибо уследить за всеми и вся, меняя им драйвера на новые, невозможно. Хотя и есть у бога Интернет, не все особи им будут пользоваться, ибо я уже доказал, что многие просто не хотят учиться, простите, менять драйвера.
Если вы не обратили внимания на то, что червячок некоторые вещи без раздумий не может сделать, то я вам напоминаю об этом. Например, измерять длины и углы и сравнивать с уже имеющимися величинами, например со своими собственными размерами, с размерами пещерки, между стенками которой натягиваются нитки и плетется сеть, ведь пещерки–то неодинаковые. И вообще, подобрать друг к другу булыжники, имеющие самые разнообразные формы, так, чтобы они подходили друг к другу почти без щелей, задача и для человека очень трудная. Человек из–за этого даже подтесывает камушки, а у червячка подобной возможности нет, и он настойчиво подбирает, на глазок, хотя глазков таких у него имеется до сорока и больше штук. И даже глазки свои он должен координировать. А червячок, между тем, всего лишь – мешочек с перевариваемым мясом и жиром из съеденных кузнечиков. И из этого мяса и жира надо построить самолет как из металлолома. То есть он непременно вынужден думать точно так же как и мы, прикидывая самую короткую тропинку из трех в густом лесу к заданной цели. И я не вижу разницы в этом процессе у человека и червячка.
Человек, выбирая тропинку, зачастую ошибается: самая короткая тропинка по его мнению, выработанному гигантским перебором и сопоставлением информации в собственной голове, на деле оказывается самой длинной, и наступает огромное сожаление, а сожаление вынуждает больше так не поступать. Перекатывание «шариков» в своей голове надо корректировать, но это и есть интеллект. И ведь червячок точно так же поступает, попримерив песчинку и убедившись, что она не подходит, он ее бросает и берет другую. Только у него это примеривание происходит быстрее, с меньшим количеством ошибок, а «глаз у него – как алмаз», так что и брать песчинку в свой ротик нет необходимости. Червячок ошибается из миллиона один раз, а мы из трех раз один раз обязательно ошибемся. То есть, мышление у червячка происходит четче. Недаром видов насекомых – миллион или даже два, а теплокровных животных – совсем мало, я забыл, сколько. Но лет им, как бы неизменным, почти столько же, сколько и Земле. А нам с вами в миллиард раз меньше.
Тот факт, что червячок в тысячу раз меньше ошибается, чем мы, говорит о постоянном совершенствовании технологии примеривания на глазок, и записывания новых драйверов на свой жесткий диск. С каждым поколением, но микроскопическими частями. И не поленившиеся записать (по–нашему любящие учиться) обеспечивает жизнестойкое потомство, а потомки ленивых учиться помирают, не закончив строить свой кокон. От эмоциональных переживаний, так как кокон не получается. Но это передача новых драйверов следующему, новому поколению червячков, чтобы ему легче жилось, тогда как доказано, что, например, пчелы и муравьи обучаются новым знаниям в течение собственной жизни, и к старости становятся намного «образованнее».
Соотношение разума и инстинкта, и что из них лучше для жизни
То, что я заявил выше о соотношении разума и инстинкта в повседневной нашей жизни, уверен, вам не понравилось. Вы же все гомо сапиенс. Это вам вдолбили в школе. Между тем, ставить стакан на край стола по инстинкту, чтобы он непременно разбился, не является «сапиенс», то бишь разумным.
Непреодолимое желание поесть соленых огурцов беременными российскими женщинами хоть и разумно при детальнейшем исследовании, да только это делается по инстинкту. В школе этому не учат. Хочется пить, есть и спать тоже по инстинкту и даже нежелание учиться оттуда же течет. И курить, и колоться наркотиками, и пить водку тоже инстинкт, иначе бы эти штуки не называли бы болезнью. И не было бы людей, раз попробовавших уколоться, на следующий же день – больных. Только здесь надо различать инстинкт врожденный (генетический) и инстинкт благоприобретенный, каковой не столько приобретенный, сколько «распечатанный» как бутылка вина. Или скорее даже освобожденный из–под пробки как известный Джинн. О «пробках» нужно специальное генетического исследование, коего я касался в других своих работах (например в статье «Любовь»), а инстинкт «распечатанный» все тот же инстинкт, который пока спал за ненадобностью.
Когда принц Гамлет на протяжении всей трагедии Шекспира только и делает, что повторяет «Быть или не быть» он пытается жить не по инстинкту, а по разуму. И что из этого получилось, вы знаете. То же самое и с коммунизмом Ленина. То есть, интеллектуально привлекательные конструкции не работают в действительности. Нам объясняют, что в интеллектуальной конструкции допущена ошибка, не учтены многие сопутствующие данные и поэтому – крах. Это действительно так, только и просчитать пока что это невозможно. Поэтому нужен опыт применения. Капитализм прошел этот опыт, мы увидели, что он несовершенен, но конструкция здания стоит, не падает, значит, он пока что – наилучшее.
Это я окончательно перешел к житью–бытью по инстинкту (вновь обращаю ваше внимание на статью «Любовь»). Точно так же как и в случае с солеными огурцами у беременных женщин, мы очень часто, чаще, чем кажется, чувствуем, что надо поступить так, а не эдак. Вот чувствуем, и все. Примерно так же отчетливо как северный житель, не видя ни звезд, ни вообще неба в пургу, уверенно чувствует, что ему надо погонять оленей именно в том направлении, в котором он их погоняет. И чувство его не обманывает, он приезжает прямиком в стойбище, которое себе назначил в кромешной тьме на расстоянии в нескольких десятках километров. Кстати, еще неизвестно, кто больше и лучше чувствует, сам человек или его олени. Притом заметьте, свой феномен чукча не может объяснить, точно так же, как упомянутый червячок–строитель. На любые тонкие вопросы он ответит: я знаю, надо – туда. А почему туда – глупый вопрос. Он ведь просто знает, знает «необъяснимо» как наш червячок.
Давайте в связи с этим проследим свой обычный день. В зависимости от тонкости настройки организма на внутренние часы (часы – инстинкт) мы на третий – седьмой день встаем раньше, чем зазвенит будильник, на какое бы мы его время не поставили. Это – регулируемый инстинкт. Если нас ожидают крупные события, мы обязательно, прежде чем проснуться, увидим упреждающий сигнал во сне, довольно точно интерпретируемый из опыта многих лет. Значит, во сне мы живем тоже по инстинкту. Встав с постели, мы идем в туалет, потом, иногда даже не умывшись, идем выгуливать собаку. Первое – инстинкт, второе – опыт от инстинкта. В этом промежутке у нас появляется куча тревожный ожиданий (о радостных ожиданиях я пока не говорю, но они тоже бывают): о собаке я уже сказал, надо успеть поесть, кажется, рубахи чистой нет и так далее. Тревожные ожидания точно так же как и радостные вызывают суетливость, забывчивость, промахи и так далее. Но если вы все это проделываете 10 лет подряд (тревожные ожидания – всегда, радостные – изредка), то вы вообще ни на единую секунду не задумываетесь от постели до выхода из дома. Все идет автоматически и последовательно, словно вы червячок и строите свой кокон. Но самое главное состоит в том, что как только в этот инстинктивный порядок вмешивается интеллект (например, разумное ожидание взбучки или повышения в должности от начальства, и не путать с инстинктивным ожиданием взбучки), весь порядок рушится, и вы делаете массу ошибок в ритуале инстинкта.
Спускаясь по лестнице, вы в разумном ожидании взбучки, роняете портфель, но инстинкт опережает разум: все мышцы тела делают огромную и сверхбыструю работу – портфель подхватывается на лету, не достигнув ступеньки. Я бы мог продолжать эти описания на нескольких страницах и даже написать целую статью или даже книгу всего об одном дне, на 80 процентов подчиненном инстинктам, а не разуму, но лучше будет, если вы все это проделаете сами, мысленно. Тогда мне не придется тратить бумагу, а доказательства вы получите сами. И кто же не поверит собственным доказательствам? особенно доказательствам homo sapiens. Тогда я лучше перейду к выборам «русскими» своей власти.
Выборы. Вы не задумывались, почему нам так сильно пропагандируют стабильность? общества, милиции, коррупции и так далее до бесконечности. Стабильность же – смерть! Или вы не заметили, что на Земле осталась единственная стабильная империя? стабильность которой вот уже около 20 лет шатается. А до этого лет пятьсот регулярно шаталась каждые 70 лет. Или вы не знаете, что именно из–за принужденной стабильности погибла Россия в 1917 году? Или вы не знаете, что по той же самой причине погиб СССР? Но ведь вы и сегодня инстинктивно чувствуете, что и нынешняя Россия то и дело выходит из состояния стабильности, инстинктивно же желая перемен. Но ей власти не дают этого делать. Они возвращают ее в стабильность, в смерть. Я не буду здесь анализировать, разумно ли они это делают? Это очевидно и у меня полно других работ на эту тему. Скажу только, что как власть, так и народ делают свои дела по инстинкту, а не по разуму. Только инстинкты у них – противоположные. О причине этого – ниже, я же начал про выборы.
Вообще–то вопрос о выборах довольно глупый, ибо не может же так получаться, что на 80 процентов мы живем по инстинкту, а голосуем исключительно по разуму, когда разума у нас в жизни – пшик, как говорится. Только вы ведь не знаете об этом, и я вынужден вам объяснять.
Стабильность при выборах – самый главный принцип инстинкта, чтоб не пробуждать ненужных генов. И именно поэтому так вовремя, так однообразно в смысле «вовремя», а не по мелочным подробностям смерти, погибли Рохлин, Лебедь, Старовойтова (вчера был день ее памяти), офтальмолог Федоров и многие другие, о ком у меня есть специальная статья. Вы только представьте себе: достойного кандидата на смену действующему, нисколько не достойному, никогда вовремя не находится, достойная поросль как–то странно засыхает на корню, едва проявив не столько свою достойность, сколько – претензию на достойность. Но делать–то нечего, такова судьба–злодейка, случающаяся не каждый день, а раз в четыре года. Иногда чаще, правда, при исключительных обстоятельствах, когда со своей достойностью слишком уж выпячиваются в межвыборный отрезок времени. Поэтому статистика тут по каждому отдельному случаю – бессильна, чего нельзя сказать об этой системе «внезапных» смертей в целом.
Чтобы выбрали «сердцем», чего мы и без подсказок всегда делаем, надо всего лишь, чтоб вокруг было пусто как в Сахаре или посередь океана. И даже если там есть сплошная толпа народа в этой пустоте, то тут очень подходит описание незабвенного русского инженера–писателя Гарина–Михайловского. Но надо сперва показать, что пустота – не вакуум. Океан же не вакуум, это сплошная вода, так же как и сплошной песок в Сахаре. А чтобы получить эту пустоту в толпе народа, ведь народ как и вода, и песок такая же пустота, если все они – одинакового роста. Так вот, по представлению Гарина в позапрошлом веке над толпой со свистом проносится меч, и те головы, которые сильно выступают над толпою, а их всегда немного, сносятся со своих плеч. И толпа сразу же начинает походить на океан в тихую погоду или на Сахару – в любую. И все – равны, разумеется, по росту. Так что, сколько ни оглядывайся и не верти головой, никого выдающегося не найдешь. И тут вам представляют действующего князя–царя–генсека–президента, и самые проницательные из «пиарщиков» говорят: «Он, конечно, – говно, но найдите лучше! Притом он уже наворовал, больше не будет, а новый – будет» и отправляют нас голосовать.
Для нас же это как я сказал – единственный случай, когда в нас начинают бороться инстинкт и интеллект. Попробуй, найди в равновеликой толпе того, что хоть чуть–чуть, до которого меч не дотянулся, выше. Это же даже не раздвоение, это растысячеление сознания. А я вам уже сказал, что при этом процессе люди всегда оступаются и ломают ногу, роняют портфель и так далее. Причем портфель по инстинкту успевают подхватить, так как участвуют руки и ноги, чего нельзя сказать о попавшей в ямку ноге, ведь мы же не умеем взлетать, а отпрыгивать – поздно, нога уже сломана.
Выше я говорил, что инстинкты у народа и его правителей разные. Примерно как у травоядных и хищников. Причем даже травоядные (мед) осы для выкармливания своего яичка кладут возле него полуживого кузнечика, чтоб не кусался и не мешал вылупившемуся из яичка червячку его кушать и набираться сил для постройки домика. Это я к тому, что чистых травоядных и плотоядных животных нет точно так же как народа и его элиты. Народ и элита постоянно перемешивается. То же самое делают и их инстинкты. И разум, разумеется, если его сколько–нибудь есть. А это я говорю для того, чтобы вы поняли, что если бы не было перемешивания, то элита давно бы уже вымерла, так как она узкая, не хочет совокупляться с «простым» народом и желает размножаться исключительно инцестом. А это, в свою очередь, ведет к деградации разума. И элита начинает жить почти исключительно инстинктом. Кстати и потому еще, что у нее очень благоприятные условия жизни, а это не способствует получению новых сведений об окружающей среде, особенно об ее опасностях, каковые вырабатывают противоядия от невзгод. И даже инстинкт становится примитивным. То есть, чтобы вы не заподозрили меня в противоречиях, гены–то все имеются на жестком диске, но только они так крепко спят, что их не добудиться в случае надобности.
Итак, элита глупа и более народа живет инстинктом. Народ же более умен, но у него нет кругозора для проявления интеллекта, поэтому он вынужден жить тоже инстинктом, а интеллект спит у него как «спящие» гены, например, наркотические. Инстинкт приказывает элите: пусть ничего не меняется, даже лучше возвратиться к более старой модели, чтоб уж наверняка. Но так как инстинкт – прошлый разум, пополняемый время от времени, о чем у меня речь впереди, то он не знает, что это – смерть. Именно поэтому элита принимает столь неразумные решения как Путин. Например, вертикаль власти с единым мозгом в Кремле. Но я же сказал, что это – прошлый разум, так как ныне достаточно хорошо известно, что кора головного мозга (Кремль) почти ничем не управляет, а только предается созерцанию. Лучше сказать, что человеческий организм управляется кроме мозга, вегетативной и нервной систем также и почти в каждой своей точке, примерно так, как весь наш народ предусмотрительно на зиму садит картошку. Поэтому вертикаль власти – бессмысленна в наши дни. И именно поэтому нужна демократия. А что касается преемственности власти именно от Рюрика до Путина (товарный знак), то я о ней уже сказал выше.
Осталось ответить на непростой вопрос, что лучше? Инстинкт или разум, хотя они – одно и то же, только это – разные полюса. Судя по насекомым, инстинкт лучше, так как достигнутое совершенство, медленно, но верно улучаемое – у вас на виду. И катаклизмы все пережиты, что дает надежду на будущее. Разум, если его слишком много на одну эпоху, – плох, и история России прошедшего века это с несомненностью подтверждает. Можно спуститься и к отдельной особи, слишком великий разум которой вгоняет ее из олигархов в банкроты и обратно. Для прогресса общей популяции это хорошо, так как накапливает генетический материал инстинкта, для индивида – смотрите сами, на любителя. Но человечество развивается немыслимо быстро, если за начало шкалы взять насекомых. Как бы не обанкротилось.