8

Флору пронзило что-то твердое. Она была слишком хрупкой для ночных забав… Женщина испуганно вскрикнула, когда плоть Рикардо вошла в нее. Хотела уклониться, но он уже завладел ее бедрами. Крик превратился в болезненное постанывание, Рикардо занимался любовью, но движения его были беспомощными. Тело отвечало, но дух молчал. Его пальцы еще крепче сжали бедра Флоры, но он был далек от нее. Образ стремительной алчной птицы пролетел как молния, когти ее вонзились в девственное тело в поисках жертвы. Флора переходила от боли к наслаждению, не позволяя себе быстро устремиться прямо к бесстыдному, на ее взгляд, оргазму.

Но вскоре ощущение страдания постепенно исчезло — осталась лишь знакомая дикая радость приближения ожидаемого конца. Флора сотни раз задавала себе вопрос: почему она стала любовницей этого мужчины, но ответа не было. Точнее, он был там, между ее ляжками, в том жарком костре, пожиравшем помимо ее воли живот, чрево, грудь. Она влилась в это существо, которое владело ей, которое силой брало все ее запретное, чтобы быстрее привести к раскаянию и заставить потерять самообладание.

Она собиралась получить свое и оставить желание Рикардо неудовлетворенным. Вот уже две недели он не испытывал наслаждения: хотя во время акта плоть его была тверда, сок не истекал из него. Кто виноват? Он? Неопытность его партнерши? Напряжение, не отпускавшее его в последнее время? Странно, но после разговора с индейцем в порту он перестал видеть сны и спал так, как спят выздоравливающие. Янпа. Любопытный тип. Зачем он уехал? Один, без определенной цели, отправился в мир, который был ему совсем чужим. Он ничего не объяснил Рикардо. Лишь повторял: «Я должен, я должен».

Задумавшись, Вакаресса с трудом сообразил, что Флора наконец достигла оргазма и теперь лежала, положив голову ему на грудь. Она прерывисто, еще не отдышавшись, прошептала:

— Мне нравится заниматься с тобой любовью.

Он молча осторожно гладил ее волосы. Жалюзи порозовели от рассветной зари.

— А тебе?

— Мне тоже, — как можно убедительнее произнес Рикардо.

— Нет, я не это хотела сказать. Ты… Ты… не… — Ей всегда было тяжело и неудобно произносить это слово вслух: — Кончил.

— Нет. Но очень хочу. — Он мягко подтолкнул ее: — Возьми меня. Возьми меня в рот.

Она растерялась, разволновалась.

— Рикардо!

Можно было подумать, что он заставлял ее грешить без исповеди.

Не обращая внимания на ее протесты, он продолжал отодвигать ее, упрямо направляя ее лицо книзу своего живота.

— Рикардо, — жалобно простонала Флора, — ты знаешь, что я…

— Ты меня не любишь?

— Люблю безумно, но…

Он обхватил ладонями ее затылок. Слабо сопротивляясь, Флора старалась отвернуться, но он не дал ей это сделать. Сначала она лишь нерешительно коснулась губами его твердой плоти, потом осыпала ее легкими поцелуями, затем, повинуясь, приоткрыла рот…

Рикардо смежил веки. Тысячи непристойных образов, бесчисленных неприличных слов растеклись в его мозгу. Он хотел кончить, кончить любой ценой. Он входил и выходил между губами Флоры, нечувствительный к ее покусываниям, находясь, как и она минутой раньше, между болезненным ощущением желания и наслаждением. Он ждал взрыва. Дыхание все чаще, ожидание, невозможность дышать. И каждый раз в последний момент оргазм отступал. Незаметно на лицо его невесты наложился лик загадочной незнакомки из снов. Чужая женщина овладела его плотью. Он почти не заметил подмены, он отдался ей, словно проводнику, ведущему к свету.

С необычайной силой его плоть взорвалась во рту Флоры. Пораженная, она опрокинулась на спину, соскочила с кровати и бросилась в ванную.

Рикардо лежал неподвижно, испытывая благодарность к воображаемой женщине.

Вернулась Флора. Лицо ее сияло, как у девочки, которой подарили желанную куклу. Он протянул ей руку:

— Иди, иди же ко мне.

Она прильнула к его груди, он обнял ее.

— Я так счастлива, — прошептала она.

— А я благодарен тебе. — И тут же продолжил: — Ты не хотела бы, чтобы мы уехали на несколько дней?

— О да. Я мечтаю об этом.

— Что ты скажешь о вилле Мар-дель-Плата?

— Превосходно! Ты знаешь, как я люблю это место. Он откинул простыни.

— Тогда поехали! Полчаса на сборы.

— Полчаса? Но за это время я только приму ванну и высушу волосы!

— Полчаса!

Национальная магистраль номер два, проложенная недавно, длинным шрамом проходила между холмами и ложбинами, вдали от моря. Теперь не нужно было, как раньше, ехать на поезде, а потом на машине целых четыре сотни километров, чтобы добраться до морского курорта. К концу поездки Флора сменила Рикардо за рулем. Она обожала водить автомобиль.

Когда они подъехали к дому, холмистый берег Атлантики уже окрасился фиолетовым цветом заходящего солнца, на холмы накатывалась пена. Это был дом без прикрас, построенный на склоне холма к югу от Мар-дель-Плата. Он здорово отличался от вилл, отделанных с показной роскошью, от частных домов Палермо-Чико и особняков местных буржуа. Так захотел Хулиано Вакаресса. Несколько деревьев, бухточка, и — безграничное море. Это была еще одна ценная недвижимость, с которой Рикардо ни за что бы не расстался. Он до самой смерти сохранит это убежище, даже если придется побираться и воровать. Холодильники Сан— Никола, виноградники Сан-Хуана, кожевенные предприятия — все может исчезнуть, составив счастье американского джентльмена или кого-нибудь еще, но это поместье — никогда.

Рикардо присоединился к Флоре, устроившейся в шезлонге на веранде. Он поставил на ивовый столик два калебаса с еще дымящимся мате, поправил фитиль масляной лампы, оставшейся, должно быть, с прошлого века, и сел рядом с ней.

Было тепло, несмотря на приближающуюся ночь. Справа угадывались мысы скал, спускающиеся к самой воде. Вдалеке маячила рыбацкая баржа. Оба они не желали нарушать очарование. Но Флора не вытерпела, тихо заметив:

— Каждый раз, как мы приезжаем сюда, мне кажется, что мы оказываемся в каком-то дальнем краю — не в Аргентине, не в другой стране мира, а где-то на краю света.

— Я ощущаю то же самое. А еще — присутствие отца. Чем отблагодарить мне его за такое наследство?

— Знаешь, Рикардо, тебе очень повезло. В день твоего появления на свет все феи Вселенной, должно быть, крутились вокруг тебя.

Он вяло протянул:

— Не хватало, может быть, одной — сеятельницы любви.

— Скажешь тоже! Уж на любовь-то тебе грех жаловаться. Женщины…

— Я думал об отце. Увлеченный желанием увеличить наследство, он, полагаю, и не видел, как я рос. Что касается матери, то ее всепоглощающая страсть к мужу не оставляла для меня места. Даже младенцем я не занимал большого места в ее сердце. — Неожиданно он спросил: — Мне кажется, люди, избалованные судьбой, рано или поздно будут вынуждены отдать долги.

— Каким образом?

— В один прекрасный день судьба предъявит им счет.

— Есть пословица: никогда Бог не наказывает человека больше, чем тот может вынести.

— Мне бы твой оптимизм.

— Дело не в оптимизме — это действительно так. Что до меня, я готова страдать месяц, год ради часа блаженства. Ради этих минут, к примеру. Пусть они длятся как можно дольше. Я готова заплатить за них любую цену.

Он взял Флору за руку. Ее слова его искренне взволновали.

— Я недостоин тебя. Недостоин твоей любви.

— Тем хуже. Ты вынужден будешь терпеть все это вплоть до последних дней. Будешь ли ты рядом или нет. Даже после моей смерти.

— Ты будешь и оттуда посещать меня? Она задумалась, потом спросила:

— Ты веришь в возрождение, которое еще называют перевоплощением?

— Ничего себе вопросик!

— Я не шучу. Задумывался ли ты о том, что можно прожить несколько жизней?

— Ну конечно. Предполагаю, что большинство людей задают себе этот вопрос.

— Твое мнение?

— Это 'f2айна. Во всяком случае, если бы это было так, то мысль об этом была бы для меня невыносимой. Какая-то противоестественность! Чего ради жить бесконечно в чьей-то шкуре?

— У индусов есть целая теория по этому поводу.

— Да-да, я знаю. Жизнь последующая лучше предыдущей, появляются спокойствие и мудрость, приобретаются знания, приближаются полнота и совершенство. Если хочешь мое мнение, все это напоминает испанский постоялый двор. Каждый приносит туда самое ему приятное. Ты помнишь Изабель Хуарес?

— Супругу министра?

— Да. Вот она очень всем этим увлекается. Однажды я был приглашен к ней на сеанс спиритизма. Был там медиум и дюжина женщин, клявшихся, что прожили несколько жизней. Ни одна из них — понятно тебе? — ни одна из этих дам не была служанкой или беднячкой. Все оказались перевоплощением великих жриц индейцев или жен фараонов. Сам медиум, разумеется, уже проживал свою четвертую жизнь. В прошлых он был поочередно Рамсесом II, Сократом, генералом Кастером и еще, не помню уж, какой-то знаменитостью.

— Так я заблуждаюсь? Ты в это не веришь?

— Я поверю, когда встречу кого-то, кто расскажет мне о своей прошлой жизни и приведет доказательства, которые будут научно подтверждены.

— Только этого недоставало!

— Не знаю, не знаю. Ты слишком многого от меня хочешь.

Она помолчала и внезапно предложила:

— Представим, что ты прожил в определенном месте несколько сотен лет. Положим, это было в Египте, у подножия пирамид, поскольку это обычное место проживания перевоплотившихся типов. Если ты в состоянии указать египтологам точное место, где можно найти какое-то погребение, предмет, заранее описанный тобой в мельчайших деталях, и этот предмет действительно отыщут, тогда я, может быть, и засыплю тебя вопросами.

— Твои рассуждения не выдерживают критики. Предмет я мог подложить сам.

— Закопать на десятки метров под землей?

— Почему бы и нет — может, я чокнутый.

— Нужна ловкость, чтобы уничтожить все следы. Обмануть специалистов? Ну ты даешь!

Он не стал ей противоречить, тем более что на этом она не остановилась:

— Можно еще вообразить типа, который, впервые в жизни очутившись в незнакомом городе, способен уверенно, без плана и провожатого, разгуливать по улицам, называя площади и памятники и даже дом своего детства.

— Этот тип мог все выучить наизусть заранее. Сожалею, мой ангел. Но ты меня не убедила.

— Черт побери! Коль уж ты так самонадеян, почему бы тебе не выдвинуть свою идею? Какое доказательство тебе нужно, чтобы поверить человеку, подвергшемуся реинкарнации?

Нейтральным голосом он произнес:

— Это всего лишь предположение… — Подняв на нее глаза, продолжил: — Меня очень взволновало бы, если бы этот персонаж бегло говорил на языке, который он никогда не изучал и ни разу не слышал в своей жизни… Ты удовлетворена?

Флора молча смотрела ему в лицо.

Они плавали, хохотали, стряхивали брызги, вынырнув из волн. Они были одни в этом уголке океана. Это была их собственность, и они ни с кем не хотели делить ее. Три дня они прожили в эйфории и беззаботности… три дня прошли как один.

После нескольких тоскливых недель Вакаресса наконец-то дышал спокойно…

Они вышли из воды и растянулись на песке. Солнце нежно и мягко светило с чудесного неба.

— Есть хочется, — пробормотала Флора.

— Как насчет спагетти?

— Ты читаешь мои мысли. Поедем в Мар-дель-Плата к итальянцу?

— Прекрасно.

— Ты мне не окажешь любезность? Сегодня воскресенье. После обеда, прежде чем отправиться в Буэнос-Айрес, я хотела бы ненадолго зайти в церковь. Согласен?

Он благосклонно улыбнулся и быстро поднялся.

— Одевайся. Пошагали к Господу.

Остановив «панхард» в нескольких метрах от «Матадерос», одного из самых роскошных отелей города, Рикардо предложил:

— Не пропустить ли нам аперитивчик в баре? Флора одобрительно кивнула. Поднимаясь по широкой лестнице, она воскликнула:

— Посмотри-ка туда: тот черный, что склонился над капотом, не твой ли бывший шофер? Брат Луиса?

Рикардо взглянул в ту сторону. Флора не ошиблась. Это был Паскуаль Агуеро. Его лысый череп сверкал на солнце.

— Непонятно, — заметила Флора. — Я уверена, что он нас видел. Он что, сердится?

— А что же ему делать? Ведь я его уволил.

— Я думала, что вы разошлись по-мирному.

— Скажем, отставка была добровольно-принудительной. Я не мог уступить его требованиям. Он упрям как мул. — Он взял Флору под руку. — Пойдем. Глупо получается. Хоть поздороваемся.

Они остановились в шаге от брата Луиса, но он по-прежнему не замечал их. — Здравствуй, Паскуаль! Давно уже… Тут только тот поднял голову:

— Добрый день, сеньор Вакаресса! Как поживаете?

— Что вы делаете в Мар-дель-Плата? Я думал, вы в столице.

— Помогаю одному коллеге. Ремонтирую. Никто здесь не разбирается в механике. — Он показал на мотор: — Чертова головоломка эти «кадиллаки». Машины красивые, но ненадежные… — С полуулыбкой он закончил: — Не то что ваш «панхард».

— Паскуаль, все в ваших руках. Если не будете таким принципиальным…

Негр вытер лоб изнанкой рукава и кивнул головой в знак согласия, но глаза его были печальны.

— Вам хорошо платят?

— Нет, сеньор. Все это бесплатно.

— Бесплатно? За это? Насколько я знаю, Буэнос-Айрес не какая-то дыра.

— Я вам сказал, что оказываю услугу. — Он небрежно пожал плечами: — Я ничего не умею. Ваш отец меня, наверное, плохо воспитал. Вы помните его любимую поговорку: «Любой труд вознаграждается». В данном случае протянуть руку помощи другу — это удовольствие. Тогда почему я буду требовать оплату?

— Решительно вы неисправимый чудак… Как бы то ни было, если когда-нибудь перемените мнение, вспомните, что моя дверь для вас всегда открыта.

— Благодарю, сеньор. Кто знает? Только безумцы не меняют своих убеждений.

— Непонятно мне его поведение, — произнес Рикардо, уже в отеле вспоминая разговор с бывшим шофером. — У него есть семья, которую надо кормить, а он предпочитает работать бесплатно, нежели получать у меня зарплату.

— А тут и понимать нечего. У него есть чувство собственного достоинства. Разве ты не заметил? И вообще, не относись к нему плохо, а то мне показалось, что ты вдруг проявил себя как скупец. Что за игра? Спорить о мизерной сумме, когда ты один из самых богатых людей Аргентины?

— Вообрази, что Паскуаль не единственный человек, усвоивший уроки моего отца. Тут уже дело в принципах.

Она рассмеялась:

— Ладно, мистер Скрудж. Как вам угодно.

— Мистер Скрудж? Ты сравниваешь меня с тем ужасным скупердяем?6 Меня? Рикардо Вакарессу!

— Все. Забыли… Я хочу пить. Где бар? Он проворчал:

— В конце коридора.

Несмотря на то что сезон еще не был в разгаре, просторный холл отеля, отделанный под мрамор, с резными деревянными панелями, был переполнен: деловые люди, богатые плантаторы, художники, изящные женщины, щеголявшие драгоценностями… Уже почти год весь Буэнос-Айрес толкался на этом морском курорте, где можно было и себя показать, и на людей посмотреть. К тому же недавно здесь открылось самое большое в мире казино, и поток туристов стал еще больше.

Подойдя к бару, Рикардо машинально пощупал боковые карманы своего блейзера.

— Твои сигареты? Не проблема. У бармена они наверняка есть.

— Не уверен.

Он бросил взгляд вокруг и внезапно застыл. — В чем дело? — забеспокоилась Флора.

Раскрыв рот, он уставился в одну точку на правой стене. Там висела цветная афиша. На фоне моря можно было прочитать: «Grecia pais del mar» 7. В центре афиши виднелась небольшая мраморная фигурка без глаз, без рта.

Лишенное какого-либо выражения лицо, казалось, подтрунивало над Рикардо.

9

— Это она. Статуэтка. Точно такая же.

— Ты в этом уверен?

У него даже изменился голос: — Абсолютно.

— Возможно, это совпадение. Ты мог видеть эту афишу раньше, в другом месте. В Буэнос-Айресе или еще где-нибудь.

— Я бы вспомнил о ней и сразу сравнил.

— Как ты можешь быть таким категоричным? Слава Богу, везде натыкано полно рекламных щитов, бесполезных предметов. Все помнить невозможно.

Он спокойно заметил:

— А индейская легенда? А традиции племени, затерянного на просторах Нью-Мексико? А голос, которым ты меня достала, а он вовсе не мой?

Рикардо подал Флоре знак следовать за ним:

— Пойдем.

— Куда?

Он увлек ее в вестибюль отеля.

— У вас есть дубликат афишки про Грецию? — спросил Рикардо у портье.

— Не думаю, сеньор. Могу я спросить, зачем вам это?

— Я хотел бы ее приобрести.

— Не думаю, что она продается… Но я узнаю. Портье повернулся и исчез за маленькой дверью.

— Почему ты хочешь ее купить? — поинтересовалась Флора.

— Потому что мне хотелось бы разгадать тайну своих кошмаров.

Флора слегка наклонила голову — его ответ не убедил ее.

Вернулся портье, но не один. За ним шел стройный усатый мужчина лет сорока. Едва он увидел молодую пару, как лицо его озарилось.

— Ты здесь? — воскликнул он. — Погоди. Не двигайся.

Он проскользнул под стойкой.

— Ты здесь! — повторил он, явно обрадованный. Вакаресса представил их:

— Флора де Мендоса, моя невеста. Хуан Фаустино, старый друг. А теперь — мой вопрос: что ты делаешь в этом отеле? Насколько я помню, в последний раз мы виделись, когда ты был директором «Педемонте»?

Выпятив грудь, Хуан Фаустино ответил:

— Перед тобой новый директор «Матадерос».

— Поздравляю. А «Педемонте»?

— Работа оказалась вредна для моего сердца, врач посоветовал сменить место. Если бы я там остался, сердечку пришел бы конец. Ведь «Педемонте» — не обычный ресторан. Это — легенда, миф! А знаешь, как трудно управлять мифом!

— Мир тесноват, — весело заметил Рикардо.

— Значит, ты теперь коллекционируешь туристические афишки?

— Что-то вроде этого.

— Очень жаль. Та, которая тебя интересует, доверена нам одним агентом туристического бюро. — Он зашептал с видом заговорщика: — Я ее сейчас сниму.

Не обращая внимания на протесты Рикардо, он кликнул портье и дал ему указание.

— Право, мне неудобно, — смутился Вакаресса. — Не надо было…

— Пустяки, мой друг.

С восхищением рассматривая Флору профессиональным взглядом, он рассыпался в комплиментах:

— Мое почтение, сеньора. У моего друга всегда был исключительный вкус. Вы очень красивы…

Небрежным поклоном головы она поблагодарила его. Фаустино переключил внимание на Рикардо:

— Скажи-ка, что ты поделываешь?

— Плантации, предприятия… Все хорошо. А самое лучшее: я женюсь.

— Двадцатого декабря, — уточнила Флора. Фаустино сложил ладони, радуясь.

— А помнишь, ты поклялся никогда не жениться, а я надрывался, доказывая тебе, что невозможно устоять перед красотой и обаянием, когда они встречаются на нашем пути.

— Признаю, ты оказался прав.

Он прервался, увидев портье, который стоял неподвижно, держа над головой афишу, свернутую в рулон:

— Пожалуйста, сеньор. Рикардо сунул рулон под мышку,

— Спасибо за все. Мы скоро увидимся. У меня дом на берегу, недалеко отсюда.

— С удовольствием принимаю приглашение. Дай мне знать… — И заключил с понимающей улыбкой: — До вашего свадебного путешествия в Грецию.

Пламя маленькой свечки отбрасывало пляшущие отблески на столик ресторана. Флора подняла бокал, торжественно заявив:

— За наше свадебное путешествие в Грецию…

— Этот Фаустино — настоящий Шерлок Холмс. Они чокнулись.

— За Грецию…

— В принципе идея неплоха. Говорят, страна эта очень красива. Ты уже был там? Он отрицательно качнул головой.

— В таком случае почему бы не поехать туда после нашей свадьбы, сразу после празднования?

— Очень уж далеко ехать. Европа — на краю света.

— Тогда мы сможем провести неделю в Бразилии.

Он кивнул, но его глаза были устремлены в пустоту.

— Ты все еще думаешь об этой статуэтке, правда?

— Считаешь ли ты, что такие совпадения возможны?

— Безусловно. Наша жизнь кишит совпадениями. Подумай сам. Сколько раз ты пытался вспомнить чье-то имя, но тут вдруг звонил телефон и человек на другом конце провода оказывался тем самым, чье имя ты вспоминал? Это случайность?

— Индеец, увиденный в Буэнос-Айресе и прозвонивший мне все уши о своей теории сновидений. Толедано, с которым мы не виделись десять лет и который к тому же увлекается индейскими обрядами. Статуэтка, нарисованная на афише здесь, в Мар-дель-Плата. Ты не находишь, что все это выходит за границы случайности?

Флора проявила настойчивость:

— А как мы познакомились? Это тебя не удивляет? Ты получил сильный удар мячом в спину во время игры в баскетбол и попал в больницу. Врач, осматривавший тебя, говорил о своей страсти к хорошим винам, и ты в благодарность прислал ему ящик своего лучшего вина. Он пригласил тебя на свой день рождения. Собрались его друзья — среди них была и я, и вот так мы с тобой встретились. Замечу мимоходом, что я в этот день лежала в постели с мигренью, секрет которой знают только женщины, и у меня не было никакого желания идти на эту вечеринку. Если бы моя сестра не настояла, мы бы не были сегодня здесь. Как ты назовешь эту цепь событий? Рикардо поднял руки:

— Ладно… Сдаюсь. — Налив еще вина в бокал, он произнес: — За тебя… За нас…

Хотели они попасть в пустую церковь, а угодили на праздничную мессу. Ухватившись руками за края деревянных перил кафедры, священник произносил проповедь.

Флора недовольно поморщилась — она знала, что все эти религиозные мероприятия раздражали ее жениха. Возможно, это неприятие появилось после жизни в колледже под тягостной опекой отцов-иезуитов Буэнос-Айреса. Она быстро окунула пальцы в святую воду и перекрестилась.

Рикардо стоял скрестив руки, с безразличным выражением на лице.

С кафедры доносился густой голос священника:

— Да, братья мои, мужчины и женщины равны перед Богом, иначе как объяснить доверие, которое Он оказывал женщинам, поручая им важные дела?

Вспомните о Руфи, Эсфирь, Юдит и Марии, матери Иисуса…

Священник перевел дыхание и продолжил:

— «Они сказали ему: Где Сарра, жена твоя? Он отвечал: Здесь, в шатре. И сказал один из них: Я опять буду у тебя в это же время, и будет сын у Сарры, жены твоей. А Сарра слушала у входа в шатер, сзади его… Сарра внутренне рассмеялась, сказав: мне ли, когда я состарилась, иметь сие утешение? и господин мой стар.

И сказал Господь Аврааму: отчего это рассмеялась Сарра?.. Сарра же не призналась, а сказала: я не смеялась. Ибо она испугалась. Но Он сказал: нет, ты рассмеялась».

Священнослужитель сложил руки.

— Уразумейте важность этого отрывка. Яхве удивляется смеху Сарры, узнавшей, что станет матерью. И однако любопытно, что Он не обращает внимания, когда Авраам смеется над подобным откровением спустя несколько дней. Почему? А все потому, что Бог не удивляется скептическому отношению Авраама. Мужская слабость не является для него секретом. Наоборот, он удивляется, когда смеется Сарра. Он удивляется, потому что Сарра — женщина. А женщина хорошо понимает, что для Бога нет ничего невозможного. Воистину Бог очень ценит Сарру, поэтому ее поведение его и удивляет.

Рикардо легонько толкнул локтем Флору:

— Уходим?

Когда они вышли на паперть, солнце почти ослепило их, но воздух был мягким, а небо нежным.

— Возвращаемся? — спросила Флора.

— Да. До Буэнос-Айреса далеко, а ночью я водить не люблю.

— Будем меняться. Я поведу до Пилы.

Магистраль номер два монотонно накручивалась на колеса «панхард-левассора». Рикардо, подложив под щеку кулак, дремал, упершись виском в стекло. Они ехали уже около двух с половиной часов. Пилу уже миновали, но Флора не решалась разбудить своего спутника. Все трудное было уже позади, она чувствовала себя в форме и собиралась вести машину до самого Буэнос-Айреса.

Флора засмотрелась на группу гаучо, погонявших стадо быков к северу. Когда она перевела взгляд на дорогу, то заметила продолговатое тело броненосца, панцирь которого отсвечивал золотом. Безобидное и глупое животное неизвестно почему неподвижно спало посреди шоссе. Почему она испугалась до такой степени, что потеряла контроль над автомобилем? То ли усталость, то ли жалость к бедному животному были тому виной? Она резко повернула руль вправо. Даже слишком круто. «Панхард» занесло, он резко накренился вправо, потом влево. Силясь выровнять машину, Флора крутанула руль влево. Рикардо проснулся, когда машина быстро переворачивалась с боку на бок… Черная дыра…