46. Морган

В потайной глубине Эревона, скрытой горной грядой от главной пещеры, Эйлиш Колби и две другие женщины завязали ему рот тряпкой, а потом раздели до белья. Он никак не мог понять, сопротивляться или не стоит.

Морган получил записку, в которой Хэт срочно просила его прийти, и, когда Эйлиш ткнула ему в спину стволом пистолета и велела идти вперед, он, как всегда в минуты опасности, потерял всякую способность соображать. Хэтэуэй, сгорбившись, вышла из небольшой ниши в стене; лицо ее было скрыто под шляпой. Морган отчаянно замычал, пытаясь привлечь ее внимание; она выпрямилась, схватившись за живот, и он увидел, что это не Хэт, а другая девушка, похожей комплекции и примерно того же роста. Морган был в полном недоумении. Девушка бесстрастно посмотрела на него, пожала плечами и отвернулась.

Женщины, взявшие Моргана в плен, грубыми ударами повалили его на пол и стянули с него джинсы. Морган увидел сквозь слезы, как за поддельной Хэт появился седой незнакомец в голубом плаще Мариан, в ее юбке и теннисных тапочках, открыл компактную коробочку с гримом и начал наносить морщины на пятидесятилетнее мужское лицо. Эйлиш бросила одежду Моргана стройному смуглому молодому человеку, совершенно не похожему на него. Но когда Морган увидел, как этот человек натягивает джинсы, его охватил почти сверхъестественный страх.

Эйлиш и две другие женщины заставили пленника встать и погнали его, босиком, в одну из боковых пещерок. Там он увидел Хэтэуэй и Мариан, раздетых и с кляпами во рту. Запястья и лодыжки у каждой из них были связаны одной веревкой, которую затянули на шее узлом. Мариан сидела прямо, как всегда; ее волосы были растрепаны, челюсть немного посинела от кляпа, а на хрупкой старческой щеке набух большой синяк. Но ей по крайней мере оставили хотя бы свитер. Хэт была раздета до лифчика и трусиков и лежала на боку. Мокрые от пота пряди падали ей на лицо, залитое слезами. Эйлиш пробралась мимо Моргана и усадила Хэт, прислонив ее к стене. Морган увидел, что ступни, бедра и живот племянницы поцарапаны до крови от попыток освободиться, а на шее – там, где веревка, натягиваясь, впивалась в плоть, – виднелись глубокие красные и синие полосы. Девушка бросила на дядю отчаянный взгляд, то ли моливший о прощении, то ли предупреждавший о чем-то. Морган так и не понял. Однако он не сводил с нее глаз, пока его связывали по рукам и ногам, тщетно пытаясь подбодрить ее. Зачем она прислала ему записку с просьбой прийти сюда? Может, она сделала это под давлением? Или у нее выманили записку хитростью?

Когда Эйлиш повернулась, глаза у Хэт расширились еще больше, и она отчаянно застонала.

– Тебе велели сидеть тихо, – пропела Эйлиш приторно-сладким голоском. – Иначе мы изобьем старушку. – Глубоко посаженные глазки Мариан сверкнули. – Это и к вам относится, доктор Морган. Будете шуметь – вашей племяннице не поздоровится. Я не шучу.

Она выскользнула из пещеры. Морган проводил ее взглядом, но щель, ведущая в эту нору, была такой узкой, что вряд ли кто-то из основной пещеры мог увидеть пленников.

Хэтэуэй начала всхлипывать, тихо и жалобно, как котенок. Она сидела, прислонившись к стене, опустив подбородок на грудь и крепко зажмурив глаза. Морган почувствовал запах мочи и чуть не задохнулся от жалости к девушке. Он тронул ее босой ступней, заставив открыть глаза и посмотреть на него, а потом попытался улыбнуться; несмотря на кляп, чтобы она поверила, что все будет хорошо. Хэтэуэй яростно затрясла головой. Ее лицо исказилось от стыда и злости – и она отвела глаза.

Ступня Мариан рядом с ногой Хэтэуэй казалась заскорузлой, мозолистой и изуродованной временем. А может, и не временем, внезапно подумал Морган. Некоторые из ороговевших ногтей были вывернуты в разные стороны. Кожа вокруг многочисленных шрамов сморщилась, словно плохо пришитая аппликация. Шрамы бежали по ступне от подошвы. Это были не просто старые ступни – это были покалеченные ступни.

В пещеру вползла Ханна.

– Я принесла вам одеяла, – прошептала она и заботливо укрыла Мариан, подоткнув одеяло под ее искалеченные ступни.

Она начала накрывать Хэтэуэй – и остановилась, увидев, что та обмочилась.

– Боже мой, Хэт! – вырвалось у Ханны. Девушка отвернулась. – Я попробую найти тебе чистые трусы.

Мариан неожиданно ударила головой о стенку. Ханна посмотрела на нее. Старая дама снова стукнулась о стену головой, не сводя с Ханны глаз.

– Не надо, Мариан, – выдохнула Ханна.

Мариан стукнулась в третий раз. Чтобы не дать ей сделать это в четвертый раз, Ханна положила ей обе руки на голову и нерешительно ослабила кляп.

– Спасибо, моя дорогая, – поблагодарила та. И выпалила скороговоркой: – Гипотеза, что та зона представляет собой рубку управления, весьма сомнительна. Предположение, что мы в состоянии управлять кораблем, явно преждевременно. А нападение на армейский спецотряд, занявший уверенную позицию, рискованно до абсурда.

Ханна глянула в сторону входа, не отрывая рук от кляпа Мариан, а затем нагнулась к ней и прошептала:

– Мы улетели с Земли в надежде построить совсем другое общество, не такое, в котором жили раньше. Мы рассчитывали, что инопланетяне помогут нам справиться с теми, кто был на Земле у власти и привык этой властью злоупотреблять. С теми, кто не в состоянии жить без четких правил, без организации… и милитаризации. Собственно говоря, сколько человек охраняет “рубку управления”? Двадцать? Тридцать? А сколько человек им служат – косвенно или прямо? Стены пещеры должны быть естественной границей для любого организованного сообщества. Но ваша – как бы ее назвать? – организация, или диктатура, вышла за рамки вашей пещеры. Ваши лидеры считают, что имеют право на любую территорию. Они просто пошли и захватили ее. Так испокон веков было на Земле. – Ханна судорожно вздохнула. – Мы не станем лицемерить и говорить: “У нас нет выбора”, У нас есть альтернатива: подчиниться. Но мы решили отвергнуть эту альтернативу.

– И единственный способ ее отвергнуть, по-вашему, это сражаться? – спросила Мариан. – Вы не рискуете стать такими же, как те, против кого вы боретесь?

Она повела плечами и чуть распрямила ноги. Если те неприятные ощущения, которые Морган испытывал в связанных руках и ногах, со временем усиливались, Мариан и Хэт должны были испытывать адские муки. По лицу Мариан прочесть это было невозможно – разве что застывшее выражение выдавало боль.

Ханна возмущенно фыркнула, но голоса не подняла и прошептала в ответ:

– Я знаю, Мариан. Теперь нам постоянно надо бороться. Удержать ситуацию под контролем мы будем не в силах. Мы не сможем выиграть – и не имеем права проиграть; нам придется поддерживать ничью, снова и снова.

– Сражения могут окончиться ничьей, но войны не кончаются до тех пор, пока одна из сторон больше не сможет сражаться – или ее не вынудят капитулировать.

– Мы попытаемся, – вздохнула Ханна. – Но мы также надеемся, что на стороне противника есть множество людей, которые не хотят воевать.

– И которые заставят своих лидеров капитулировать, –закончила за нее Мариан. – Да, такое возможно. Но там есть множество людей – простых людей, – которые хотят понять, как управлять кораблем и вернуться на Землю.

– Инопланетяне обещали, что мы полетим только в одну сторону, – прошептала Ханна.

– Они ничего подобного не обещали, – прошептала в ответ Мариан. – Они были чрезвычайно кратки и уклончивы. Они не говорили, как долго продлится полет. Они лишь сказали, что сами не вернутся на Землю. Но они не говорили, вернемся мы туда или нет.

Ханна горько усмехнулась.

– Значит, по-вашему, мы должны сесть на Землю, высадить всех, не желающих лететь дальше, рассказать о наших чудесных открытиях – а потом улететь, чтобы увидеть Вселенную? И вы думаете, земные правительства нам это позволят? Да за корабль будут драться пятьдесят армий как минимум! За то, кому он достанется, да на каких условиях…

– Хватит ныть! – прошипела Мариан. – Я не люблю, когда ноют дети, но когда ноют взрослые женщины – это просто невыносимо! Бога ради, скажите мне, как эти пятьдесят армий попадут на борт? На резиновых шлюпках? На парашютах? Или из пушки? Никто не сможет сюда попасть без согласия людей, находящихся на борту. И мы с удовольствием избавимся от нытиков и трусов, если только действительно будем уверены в том, что способны управлять кораблем. Для этого вовсе не обязательно развязывать войну, потому что война, уж поверьте мне, штука дорогостоящая и кровавая. Это, если хотите, торжество мужского шовинизма – и она совсем не похожа на то, что показывают в кино… – Она осеклась, раздосадованная тем, что сбилась с мысли. – Нет нужды развязывать войну, чтобы добиться цели. Надо только вооружиться знаниями и привлечь на свою сторону большинство. Тогда вы сможете диктовать Земле любые условия – и продолжить полет, не насилуя волю тех людей, которые этого не хотят.

Ханна явно начала сердиться.

– А то, что Стивена Купера пристрелили, как только он попытался оказать им сопротивление, это вам ни о чем не говорит? И то, что ваши ученые не хотят делиться с нами полученными знаниями… разве это не факт? У нас есть только то оружие и амуниция, которые мы взяли с собой. Когда мы вооружимся как следует…

– Люди убивали друг друга тысячелетиями до изобретения огнестрельного оружия, – прервала ее Мариан. – Руками, кулаками, палками, дубинками, ножами, камнями, выпущенными из пращи, и стрелами, выпущенными из лука, побивали врага каменьями и душили его гарротами… Я пару месяцев училась борьбе без оружия в школе для разведчиков. – Она посмотрела Ханне в глаза. – Мне приходилось убивать людей. Я ни в чем не раскаиваюсь; я выполняла задания, понимая их необходимость. Но я до сих пор проклинаю маньяков, садистов, их приспешников и всех остальных дураков, которые вынудили нас делать это. Вас никто не оккупировал. Вам никто не угрожал. Угрозы придумали вы сами. У вас просто нет оснований, чтобы прибегнуть к насилию.

– Мы боимся, – пробормотала Ханна, – как бы у нас опять не отняли последний шанс.

– Смерть сделает это лучше всех, – отозвалась Мариан. Ханна судорожно вздохнула и взялась за кляп. Мариан отдернула голову:

– Скажите мне, что вы не будете принимать участия в этом безумии!

Ханна замерла на миг.

– Нужны все, кто в состояни носить оружие. – Она осторожно, но непреклонно сунула Мариан в рот кляп и завязала тряпку на затылке.

Больше до темноты посетителей не было. Из пещеры доносился шум активной деятельности, споры, обрывки разговоров. Руки у Моргана сперва затекли, потом разболелись настолько сильно, что он еле сдерживался, чтобы не заорать в полный голос, а потом просто онемели. Ноги свело судорогой. Он завидовал Хэт, которая умела сидеть сгорбившись и не шевелясь. Переполненный мочевой пузырь тоже причинял ему немалые страдания.

Пленники попытались общаться с помощью больших пальцев ног, однако хотя Мариан отлично знала азбуку Морзе, Морган знал ее довольно поверхностно, а Хэт не знала вообще. Морган попробовал написать ногой на аргиллите буквы, но очень скоро выдохся от напряжения, а прочесть они все равно ничего не смогли. И каждый погрузился в собственное отчаяние. Мариан порой как будто засыпала, прислонясь к стене, тем не менее Морган заметил, что каждый раз, когда люди в пещере подходили достаточно близко к их норе, глаза у нее открывались и пристально вглядывались в пространство. Она напряженно слушала, в то время как Морган поймал себя на том, что не в состоянии понять, о чем они говорят. Ему мешал стук собственного сердца – и он перестал прислушиваться. Хэтэуэй заерзала и начала понемногу придвигаться к нему, пока не прислонилась к его плечу. Морган обнаружил, что он тихонько напевает ей сквозь кляп колыбельные песни, отрывки из популярной классики, все, что приходило в голову. Он умолкал, только когда Мариан бросала на него грозный взгляд, чтобы не мешал ей слушать. Моргану казалось, что его окутал белый плотный кокон.

Тьма накрыла их. Задремавшая было Хэтэуэй вздрогнула и проснулась. Белки ее глаз еле виднелись в синей мгле. Морган издал успокаивающий звук, но кокон был прорван, и он снова услышал звуки, доносящиеся снаружи. Люди ходили по пещере и шепотом отдавали друг другу приказы. Донеслось бряцание проверяемых ружей, которые заряжали и складывали друг на дружку. Потом он услышал имена: Арпад Юрассик, Доминик Пелтье и Виктория Монсеррат – и описание их внешности; шуршание бумаги – по всей видимости, карты, поскольку кто-то сказал: “Вот здесь и здесь”. Звуки понемногу стихали. Люди уходили из пещеры. Сердце у Моргана забилось в надежде, что о них теперь забудут, поскольку пробил решающий час. Сердце билось как бешеное до тех пор, пока Морган не устал переживать и не погрузился в сонное полузабытье.

Его разбудило прикосновение руки к лодыжке и звук зажигаемой спички. Рука поднесла спичку к лампе, а потом две руки поставили лампу на выступ на противоположной стене. Свет от лампы заиграл на стриженой голове, высветил ряд гвоздиков в ухе и край нежного, как у монаха, глаза. Мужчина посмотрел на них и произнес мягко, но без улыбки:

– Пора и за дело. Попытаемся поговорить, ладно? Попытка – не пытка…

С этими словами он положил у ног Моргана три скальпеля с небольшими лезвиями, разделочный нож и кюретку – инструменты, очень похожие на те, что были у Софи. “Но мы ведь еще живы!” – тупо подумал Морган, отказываясь поверить в то, на что намекали эти острые лезвия. Мариан невольно отдернула ногу, пытаясь убрать ее от сверкающих инструментов, и резкое движение напугало их обоих. Одеяло свалилось с искалеченной ступни. Сет взял с выступа лампу и поднял ногу Мариан, чтобы получше разглядеть ее ступню. Мариан конвульсивно забилась, пытаясь выплюнуть кляп и вывернуться из веревок.

– Гестапо? – спросил он и, положив ее ногу на пол, ласково добавил: – Не стоит беспокоиться, мисс Уэст. Жаль, что вы были так подозрительны и пришли сюда вместе с Хэт. – Он нагнулся и потянулся к голове Моргана, стараясь не касаться ее, а лишь вынуть кляп и развязать тряпку. – Только не шумите, пожалуйста, иначе мне придется убить вас всех троих. – Он посмотрел Моргану в глаза, желая убедиться, что тот его понял, и вытащил кляп.

У Моргана пересохло во рту, а привкус от тряпки вызывал тошноту.

– Я ничего вам не скажу, – заявил он.

– Скажете, – откликнулся Сет. – Это моя профессия. Он посмотрел на Моргана, потом все так же нежно нагнулся к нему и снова сунул кляп в рот. Морган напряг мускулы шеи, пытаясь ослабить узел, но он упустил момент, поскольку кляп уже снова был у него во рту, а Сет развязал ему запястья.

“Сейчас я схвачу нож! – подумал Морган. – Я должен! Другого шанса не будет… Тихо, тихо, погоди…”

Сет взял средний палец левой руки Моргана и сломал его, как ветку. Морган успел лишь мысленно крикнуть: “Нет!..” А потом его рука, плечо и шея превратились в полые каналы, охваченные пожаром. Он взвыл от боли, ощущая, как крик мучительно вибрирует внутри черепа. Потом его голову нагнули вперед, и Сет тихо прошептал ему на ухо, обдавая горящую плоть ледяным дыханием:

– Вы слишком шумите, доктор Морган.

Он подождал, держа Моргана за голову, пока тот не утих, парализованный страхом, и снова вынул у него изо рта кляп.

– Кто вы? – выдохнул Морган.

Палач ответил ему на чистейшем литературном английском, как говорят те, для кого этот язык не является родным:

– Всего лишь человек с особой подготовкой.

– Террорист, – прошептал Морган.

– Для кого-то – да. А для других – борец за свободу. Или освободитель.

“Да он надо мной издевается!” – подумал Морган, и это привело его в ярость.

– У меня есть еще девять пальцев, – выпалил он, хотя при одной мысли о том, что ему придется вновь пережить такие мучения, его чуть не стошнило. – Валяйте дальше!

Мучитель посмотрел на него с уважением и жалостью. “Он только делает вид! Это все игра!” – подумал Морган, понимая, что игра эта была как физиологической, так и психологической. Страдания создают атмосферу какой-то жуткой близости между жертвой и палачом. “В нашем квартале тоже были такие типы. Но я выжил”. Однако выжил он только благодаря тому, что старался не попадаться им на глаза. И еще потому, что у него не было ничего такого, что им хотелось бы отнять.

Морган больше не мог держать на весу руку и смотреть на свой распухающий палец. Он опустил ее, стараясь ничего не задеть. Если боль станет еще сильнее, он просто потеряет сознание. – Я всего лишь ученый… – Не скромничайте. Мне некогда слушать ваши байки. Кляп снова очутился у Моргана во рту. Его затрясло от холода. Он попытался собраться, чтобы подготовиться к очередному приступу обжигающей боли, – и невольно закрыл глаза.

Услышав стон Хэтэуэй, Морган открыл глаза. Хэт, обливаясь дотом, с ужасом смотрела вниз, на скальпель Сета, проводивший тонкую красную линию по натянутой коже ее живота. Морган рванулся вперед, ощутив, как узел веревки впился ему в горло, и упал – скорее перед Хэт, чем перед Сетом. Девушка судорожно задергалась, глаза ее закатились. Сет поднял Моргана, дернув его за покалеченную руку, и вынул кляп изо рта у Хэт. Желчь и полупереваренный имбирный хлеб хлынули прямо на ногу Стэна.

– Прости, дядя Стэн, – выдохнула она. – Прости. Это я им про тебя рассказала. И про рубку управления.

Морган дрожащей рукой убрал пряди с ее лба. Разрез на животе Хэт был длинный, но совсем неглубокий. Однако Сет по-прежнему держал скальпель в руке и смотрел на Моргана, ожидая, на что тот решится. Морган понял, что, несмотря на долгие годы кропотливой работы, несмотря на все его старания понемножку, шаг за шагом, вырваться из атмосферы нищеты, грязи и насилия, в которой ему довелось родиться, он так и не сумел попасть в более чистое и безопасное место, Громилы, бандиты, воры – все они были просто мелкой нечистью. Их толкали на преступления их собственные алчность и страх, так что они сами становились жертвами своих пороков. В большом мире и нечисть тоже была большой. В большом мире были люди, которые сознательно становились палачами и убийцами. Выходит, все, на что он надеялся, ради чего работал, во что верил, –все это ложь. Погруженный в отчаяние, Морган с удивлением почувствовал, как что-то внутри у него упрямо твердит: “Я не сдамся! Нет!” Но разве у него есть выбор? На что он мог надеяться?

Морган набрал в легкие воздуха, чтобы объявить о своей капитуляции, хотя еще не знал, что именно он скажет. Глупо, конечно, но ему ужасно не хотелось показаться дураком… или слабаком.

Хэт уперлась головой в его ладонь.

– Не позволяй… Не позволяй этому гаду победить, – выдохнула она.

Морган с ужасом посмотрел на палача и нашел самые простые слова:

– Я скажу вам все, что вы хотите знать.

После этого Сет больше не трогал девушку, только снова сунул ей кляп, когда она начала плакать и без разбора проклинать их обоих. Он освободил рот и руки Моргана и начал расспрашивать его о рубке. Почему Морган решил, что это рубка управления? Как она выглядит? Кто в ней находится? Кто входит в состав спецотряда? Сколько в лагере скаутов и какова степень их военной подготовки? Кто входит в лагерный комитет? Каковы его структура и влияние? И Морган отвечал на вопросы, на все до единого, позволив белому кокону вновь сомкнуться вокруг него, так, что в нем остались только Хэт, Мариан, Сет и он сам.

Закончив допрос, Сет вновь связал Моргану руки, на сей раз на коленях – мелкая поблажка, которая вызвала у Моргана благодарность и одновременно отвращение к себе, – сунул ему в рот кляп, а потом взял лампу и задул ее.

– Вы будете здесь в безопасности, пока все не кончится, – услышали они во тьме его голос без малейшего акцента.

Больше они не услышали ничего – ни извинений, ни обещаний, ни издевательских уверений в том, что Морган поступил совершенно правильно, и за это Моргана вновь охватило благодарное чувство к палачу. Хэтэуэй не плакала. Она сидела, привалившись к Мариан и сомкнув веки. Мариан отрешенно смотрела вдаль, в ее бесстрастных умных глазах не было осуждения, но Морган все равно был рад, что стало темно и что больше он не сможет их видеть. Он был бы рад, если бы свет не зажегся никогда.

47. Софи

Началась подготовка к войне.

Раф Техада, главный врач отряда, остался в темной зоне. Но у них были Грег Дровер и Альтман Мейер, воевавший в молодости во Вьетнаме, так же как и двое других врачей и старшая сестра. Третий врач участвовал в разработке планов на случай гражданских бедствий, а четвертый летал в горячие точки в составе группы “Медицина без границ”. На их плечи легла организация медицинской помощи, спасения раненых с поля боя, проведения хирургических операций и лечения выздоравливающих.

В отсутствие Мариан Софи пришлось взять на себя обязанности фармацевта и ответственного за производство, то есть она должна была наполнить все углубления доступными им лекарственными средствами и по мере сил решать вопросы, связанные с чистотой, надежностью и стерильностью этих лекарств, – вопросы, единственный честный ответ на которые был: “Не знаю, не знаю, не знаю”. Если бы кто-нибудь сказал ей: “Раз ты не уверена, ты должна ввести себе в вену лекарства, производимые кораблем”, она бы, наверное, согласилась – хотя так ей казалось сейчас, пока она была цела и здорова и не чувствовала боли. Однако никто ее об этом не просил, и в то же время никто не предлагал себя в качестве подопытного кролика – ни военные, ни скауты в зеленых рубашках, Софи считала, что это было бы совсем нелишне, но Доминик стоял за своих скаутов и бойцов территориальной армии горой и ни за что не стал бы предлагать им пожертвовать собой из этических соображений. Поэтому Софи делала прививки, брала образцы и клеила бирки, снова делала прививки, брала образцы и клеила бирки, загромождая лабораторию рядами вымытых и стерилизованных спиртом пробирок, склянок из-под лекарств, баночек из-под косметики, бутылочек из-под детского пи-тания. Она воспроизвела все стероиды, морфины и антибиотики, которые нашлись у отряда А; раздробила все таблетки – обычные болеутоляющие, транквилизаторы, снотворные препараты, – растворила их в воде и отфильтровала полученный раствор, стараясь добиться нужной концентрации и сожалея о том, что у нее нет опыта Мариан. Растворы, которые, как считала Софи, могли выдержать кипячение, она кипятила. Все лучше, чем ничего. Она клеила ярлычки, нумеровала воспроизведенные лекарства и помечала оригинальные препараты, записывала быстрыми каракулями замеченные особенности поведения растворов. Время от времени к ней забегал кто-нибудь из больничной зоны, совал в руки пластиковую дощечку и уносил с собой поднос с дребезжащими склянками. Софи, морщась от скрипа ручки по пластиковой дощечке, записывала, каких лекарств недостает, вздыхала и снова рыла ямки для их воспроизведения. Она была слишком занята, чтобы думать о чем-то еще, и это было ее спасением. Мелисанда мяукала под столом, тыкаясь носом в дверцу корзинки и царапая ее когтями. “Не выпущу”, – говорила ей порой Софи, когда эти звуки доводили ее до полного изнеможения.

Как-то, во время зеленовато-голубого вымпела, к ней прибежал посыльный и попросил зайти в лазарет, чтобы доложить о состоянии дел. Врачи и санитары складывали в угол носилки и собирали простыни и полотенца, которые можно было разорвать и использовать как нестерильные бинты. Грег Дровер и два врача, имевшие опыт работы в боевой обстановке, склонились над столом из аргиллита, обсуждая приоритеты оказания медицинской помощи пострадавшим, а четверо ординаторов склонились над другим столом и изучали карманное пособие по хирургии.

В центре комнаты стояла стройная женщина в оливково-зеленой рубашке. В одной руке она держала ружье стволом вниз, а в другой – довольно большой колокольчик. У нее было обветренное лицо, которому странно не соответствовало выражение учительницы начальных классов.

– Все в сборе? Мне еще надо проинструктировать другие группы!

Люди, склонившиеся над столами, невольно выпрямились.

– В общем, я хочу, чтобы вы знали сигналы тревоги и их значение. У нас три входа, и сигнал, предупреждающий о вторжении в нижний вход, будет звучать так. – Женщина тряхнула колокольчик, и тот издал приглушенный звон. – Один удар, ясно? Правый вход – два удара. – Она продемонстрировала это двумя энергичными движениями руки. – Задний вход, – она показала на выход из Цитадели, которым пользовались реже всего, – три удара. Эти сигналы вы услышите, если противник приблизится ко входам. Если за предупреждающим сигналом послышится частый продолжительный звон, значит, они начали боевые действия и обстреляли посты. Если они проникнут в эту пещеру, мы постараемся предупредить людей о том, где находится враг. Итак, предположим, противник ворвался в пещеру с южной стороны. Сведения о продвижении врага в юго-восточном направлении будут передаваться следующим образом… Кто-то за спиной у Софи прошептал:

– Вот уж никогда бы не подумал, что мне придется слушать курс лекций об искусстве колокольного звона.

Зашуршали перелистываемые страницы, затем раздался шепот:

– Какое там искусство, золотко! Это просто сигналы. Ты зря листаешь, здесь ничего не найдешь.

– Только попробуй назвать меня так еще раз! Я… Женщина с ружьем сурово посмотрела на перешептывающуюся пару.