Однако Джек не слушал ее романтические бредни. Он мысленно проклинал себя за то, что не пришел ей на помощь вовремя.

– Я был рядом! Если бы остался у себя в комнате, – пробормотал он, – вместо того, чтобы дышать воздухом, то услышал бы ваши крики.

Элизабет недоуменно переспросила:

– Мои крики?

– Когда вы заметили непрошеного гостя.

Она расправила плечи и негодующе фыркнула:

– Я не кричала, когда заметила вора, милорд! И потом тоже. Мы не кричим.

Он удивленно приподнял бровь:

– Мы?

– Мы, отважные и решительные женщины, милорд, – пояснила она чуть высокомерно.

– А, понимаю.

Элизабет почему-то показалось, что он ничего не понимает.

– Тем не менее, – добавил Джек, – я буду спать спокойно, если сам проверю вашу комнату.

– Как желаете, сударь.

Хотя у Элизабет и были длинные ноги, ей все равно приходилось бежать, чтобы не отстать от Джека, пока они возвращались к гробницам.

– Помните, вы предполагали, что будут новые попытки напугать вас – чтобы вы уехали.

Элизабет остановилась и уставилась на Джека.

– Вы считаете, что случившееся связано с тем, что было в музее?

Его глаза горели гневом.

– Да, считаю.

Она тихо вскрикнула:

– Тот негодяй, который затолкал меня в гроб, приходил сегодня ко мне в спальню?

Джек не стал пытаться смягчить удар.

– Мне очень жаль, Элизабет, но скорее всего это один и тот же злодей.

– Матерь Божия!

– Кто-то ведет с вами игру, милая моя девочка, и игра эта довольно гадкая, – проговорил Джек сухо и жестко. – Я намерен позаботиться о том, чтобы эта игра прекратилась.

Элизабет тревожилась о своем дневнике и секретных записях, спрятанных в обложке. Что, если у вора был сообщник? И пока она гналась за одним, другой уже обыскал ее пещеру. Быть может, они так задумали – чтобы выманить ее из склепа…

– Нам надо спешить! – воскликнула Элизабет, высвободила руку и бросилась бежать.

Она ворвалась в распахнутую дверь спальни, которая когда-то была усыпальницей леди Исиды, и первым делом метнулась к кровати – проверить, остался ли под подушкой ее драгоценный дневник. Нащупав гладкую прохладную кожу переплета, она с облегчением вздохнула.

Джек вошел почти сразу же за ней.

– Какого черта! – воскликнул он, увидев, как она склоняется над постелью. – Что происходит, Элизабет? Что вы там прячете?

Элизабет выдернула руку из-под подушки и повернулась к нему.

– Ничего, – решительно заявила она, однако лицо выдало – девушка чувствовала неловкость.

Внезапно Джек навис над ней: высокий, смуглый, красивый… В бледном свете луны его волосы казались чернильно-черными, а кожа – бронзовой. Элизабет не в первый раз подумала, что никогда в жизни не видела более красивого человека.

И более опасного.

– Можете закрыть рот, Элизабет, – проговорил он, иронично улыбаясь.

С досадой заметив, что ее рот действительно открыт от изумления, она поспешно сжала губы.

Он приблизился к ней почти вплотную.

– А теперь, дорогая моя, я хочу услышать правду.

– П-правду? – Ее голос невольно дрогнул.

Он кивнул:

– Всю правду.

Элизабет повернулась к столику у кровати и зажгла керосиновую лампу. Когда комната осветилась, она сразу же почувствовала себя лучше.

– Я не могу сказать вам всю правду, – призналась она, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я дала слово.

Джек хмыкнул:

– Кому вы дали слово?

– Себе самой.

– Себе?!

Он явно ожидал услышать какой-то иной ответ.

Элизабет кивнула, ощущая, как волосы скользят по ее плечам: во время погони коса ее расплелась.

– Я дала себе слово, что первым об этом услышит мой папа. Я торжественно поклялась в этом. Вы же не захотите, чтобы я нарушила торжественную клятву?

Джек немного помолчал и ответил:

– Да. Я этого не захочу.

– Уверяю вас, вы не имеете никакого отношения к моей тайне.

Джек что-то пробормотал себе под нос. Девушке показалось, будто он сказал: «Черт, как бы я хотел не иметь!» Однако она тут же решила, что ослышалась.

Элизабет осмелилась прикоснуться к его обнаженной до локтя руке.

– Извините. Мне очень жаль, что я не могу вам все рассказать.

– Мне тоже.

– Не сердитесь на меня.

Он протяжно выдохнул:

– Я не сержусь.

– Вы во мне разочаровались.

– Ничуть.

– Тогда в чем же дело?

Его яркие глаза блеснули в свете лампы.

– Дело во всей этой проклятой истории.

– Я не понимаю.

– Знаю, что не понимаете.

Атмосфера была настолько напряженной, что казалось, воздух вот-вот зазвенит, как туго натянутая струна.

– М-мне надо бы прибраться. Ах, что устроил тут вор! – Элизабет опустилась на четвереньки.

– Я сам соберу это чертово печенье! – Джек бесцеремонно взял ее за локти и заставил подняться. – Посмотрите свой сундук и проверьте, не пропало ли что-нибудь.

Джек поднял опрокинутый стул и собрал рассыпавшееся по каменному полу печенье, пока Элизабет методично перебирала свои вещи.

– Кажется, все на месте, – сообщила Элизабет, заперев крышку дорожного сундука.

– Выходит, вы спугнули вора прежде, чем он успел найти то, что искал.

– Да, наверное, так.

Джек скрестил руки на груди и прислонился спиной к мраморной колонне.

– Вы не собираетесь сказать мне, что именно это было?

– Что? – спокойно спросила она.

– Что нужно было вору.

– Я не знаю. – Элизабет судорожно сглотнула, чувствуя, как у нее горят щеки. – Точно не знаю.

– Но подозреваете.

Она понизила голос почти до шепота:

– Подозреваю.

Джек раздосадованно вздохнул.

– Бог свидетель, у большинства людей есть свои секреты. Есть и у меня. Вы, дорогая, тоже имеете право на тайну.

Она облизнула пересохшие губы.

– Спасибо вам, Джек.

– За что?

Секунду помедлив, Элизабет ответила:

– За то, что вы не заставили меня ответить.

Его лицо потемнело.

– Я никогда в жизни не заставлял женщину делать что-то против ее воли.

Это была правда, однако оба понимали, что Джек обладает немалым талантом убеждать и что он вполне мог обратить свой талант против нее.

Джек с ленивой грацией выпрямился.

– Пора пожелать вам приятных сновидений, миледи. Не думаю, чтобы этой ночью вас снова побеспокоили, однако помните, что я нахожусь по соседству – на всякий случай.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Джек.

Он остановился, взявшись за дверную ручку.

– Да?

– Мне хотелось бы, чтобы ты остался.

– Сейчас уже глубокая ночь, Элизабет.

Ей трудно было дышать.

– Я знаю.

– Тебе страшно остаться одной?

– Нет.

Он замер. В полумраке Элизабет не могла разглядеть его лица.

– Тебе только семнадцать, Элизабет. Ты не понимаешь, что говоришь.

– Мне почти восемнадцать, и я все понимаю.

Джек шагнул обратно в комнату и закрыл за собой дверь.

– И чего же ты хочешь?

«Тебя, – хотелось ей ответить. – Я хочу тебя».

Она смотрела ему прямо в лицо.

– Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Казалось, он был чуть заинтригован:

– Поцеловал?

– Да! – выдохнула она, чувствуя, как ее снова охватывает страх. Однако этот страх был совсем иным – страх перед неизвестным, страх неискушенной женщины наедине с многоопытным мужчиной.

Джек медленно двинулся к ней, и каждый мускул, каждое движение его тела выражали чувственность. Он двигался неторопливо, размеренно.

– При этом освещении волосы у тебя даже темнее, чем мне представлялось.

Джек ухватился за ее неосторожную оговорку:

– Ты представляла себе, как я приду в твою спальню?

Она поспешно ответила:

– Нет!

Он бросил на нее недоверчивый взгляд.

– Тогда, в пирамиде Хеопса, мы дали слово не играть друг с другом. Помнишь?

– Да.

– Мы договорились, что всегда будем…

– …говорить правду, – докончила она за него.

– Тогда не хитри, Элизабет.

Она немного помедлила, а потом сказала Джеку то, что ему хотелось услышать:

– Я представляла себе, как ты придешь ко мне в спальню.

– А я представлял себе, как ты лежишь в моей постели. Ты желанна мне так, как не была желанна ни одна женщина. – Джек остановился прямо перед ней, поднял руку и приложил ладонь к ее щеке. – Я ночи из-за тебя не спал, великолепная леди. Скажи-ка, а я тревожу твои сны, как ты – мои?

У Элизабет отнялся язык. Она не могла говорить – только кивнула.

– Тебе снятся мои поцелуи, мои ласки, нежная английская розочка?

Ей хотелось ответить, «нет», отрицать все – но она не могла. Господь да смилуется над ней, это выше ее сил. Ведь это правда. Истинная правда.

Он обольщал ее своими сладострастными речами.

– Видно, нам с тобой суждено встречаться ночами, когда весь мир спит.

Ее руки умоляюще протянулись к нему.

– Я не могу спать.

– И я тоже. – Он потер потемневший от щетины подбородок. – Мы ведь, кажется, так и не закончили урок любовного искусства?

Она затаила дыхание:

– Так и не закончили.

– Тогда, в пирамиде Хеопса, было не время и не место, – сказал Джек, беря ее за руку.

– Действительно, там было холодно и темно.

– И нам мешала наша одежда.

– Это так.

Он крепче сжал ее пальцы, привлек к себе.

– Но сейчас не будет мешать.

– Да. – Она медленно выдохнула. – Не будет.

– На тебе лишь тонкая рубашка.

Элизабет физически ощущала на себе его взгляд. Сердце у нее забилось быстрее.

– Да.

– Ткань прилипает к телу. Мне хорошо видны очертания твоих грудей и их темные вершинки. Они напоминают мне бутоны роз, на которых дрожат капельки росы.

Подняв руку, Джек провел пальцами сначала по одному ее соску, а потом по второму. Он повторил свою ласку, но на этот раз прикасался к ее телу золотым кольцом, надетым на средний палец. Сквозь тонкую ткань Элизабет остро почувствовала прохладу гладкого металла. От этого у нее внутри возникло какое-то странное, но дивное чувство. Сердце в груди трепетало. Все тело горело. Она снова испытывала это – множество самых разнообразных ощущений, которые будил в ее теле Джек.

– Между мужчиной и женщиной всегда бывает так? – спросила она, чувствуя, как тело начинает дрожать от переполнявших ее ощущений.

Его голос странно сел:

– Что бывает так?

– То, что происходит между нами. Твоя плоть становится огромной и твердой. Твоя кожа покрывается капельками пота. Твое дыхание меняется, становится быстрым. У меня кружится голова. Кожа горит. Груди мои наливаются от одной мысли о твоих ласках. И…

– И?..

– И между ног у меня выступает теплая влага.

Джек не пытался скрыть, какое наслаждение доставили ему признания Элизабет. Он со стоном пробормотал:

– Редко бывает, чтобы такое чудо случалось одновременно с мужчиной и женщиной.

– Значит, это бывает не всегда?

– Далеко не всегда.

– Но у большинства мужчин и женщин?

– Нет, только у немногих счастливцев.

– Значит, это действительно редкость и чудо.

– Да, – еще раз подтвердил он.

– И что же это значит?

– Это значит, что мы идеально подходим друг другу, моя прекрасная Элизабет, – проговорил Джек чуть хрипловатым голосом. – Это значит, что мы друг друга притягиваем, возбуждаем, зажигаем страстью. И что мы хотим заниматься друг с другом любовью.

Она не спросила его, значит ли это, что они любят друг друга. Ей казалось, что она немного обезумела.

– Испытывать такую сильную страсть нехорошо?

Джек явно решил, что с него разговоров достаточно.

– Тише, моя милая. То, что так приятно, не может быть плохим.

Луна спряталась за облако. Ночные тени сомкнулись вокруг них, но они этого не заметили.

Джек обхватил ее лицо ладонями и заглянул ей прямо в глаза.

– Не продолжить ли нам урок? С того места, на котором мы остановились?

– Да.

– Хочешь узнать побольше о том, что происходит-между мужчиной и женщиной, когда они занимаются любовью?

Элизабет мучительно хотелось это узнать. Она поспешно кивнула.

Джек издал сдавленный вскрик. Его лоб внезапно покрылся капельками пота.

– Да, ты устраиваешь мне серьезные испытания, – проворчал он.

– Правда? – спросила она с искренним недоумением.

– Господи, Элизабет, неужели ты не видишь, как ты мне желанна?

У нее до боли перехватило горло.

– Нет.

– А ты меня хочешь?

Хочет? Элизабет не представляла себе, о чем он говорит, но в то же время твердо знала, что если она его не получит, то просто умрет.

– О да. Я хочу тебя, Джек.

Он напряженно, торжествующе улыбнулся и легко положил руки ей на плечи. Чуть шершавой подушечкой пальца он проводил у основания ее шеи, а потом, погрузив пальцы в ее волосы, прошептал:

– У тебя великолепные волосы.

– Спа… спасибо, милорд.

Он захватил длинную душистую прядь и приложил ее к своей обнаженной груди.

– Они у тебя как шелк!

– Спасибо, милорд.

Он поднес палец к ее дрожащим губам.

– Не надо меня благодарить, бесценная моя девочка. Лучше запусти руки в мои волосы и скажи мне, что у тебя на сердце.

Элизабет подняла руку и робко дотронулась до пышной шевелюры, до его черной кудрявой тучи. Она в изумлении открыла рот и, осмелев, воскликнула:

– Это чудесно!

– Спасибо, миледи.

Ее переполняло чувство радостного удивления.

– Они такие мягкие! Словно дыхание.

– Спасибо…

Элизабет прижала ладошку к его губам.

– Вот здесь, – она провела рукой по щетине у него на подбородке, – волосы у тебя короткие и жесткие. А вот здесь, – продолжила она, медленно передвигая пальцы по его груди, – они мягкие, как самый дорогой шелк.

Тут она посмотрела внимательнее и сдвинула брови.

– Что такое? – встревожился Джек.

– Милорд, а у мужчины бывают… – Элизабет с трудом сглотнула, – бывают соски?

Джек улыбнулся.

– Конечно.

– И они тоже напрягаются и набухают, когда он…

– Испытывает плотскую страсть?

У нее загорелись щеки.

– Да.

– Почему бы тебе не прикоснуться ко мне и не посмотреть, что тогда произойдет?

Элизабет отыскала маленький коричневый сосок, почти скрытый в темных завитках волос, покрывавших мускулистую грудь Джека. Отважившись, она вытянула палец и быстро дотронулась до соска. Он мгновенно отреагировал на ее прикосновение, превратившись в плотный бутон. В другой раз ее пальцы задержались, проверяя и дразня эту интересную ей часть его тела. Результаты ее поразили.

– Ой, просто изумительно! – воскликнула она увлеченно.

– Чертовски изумительно, – хрипло отозвался Джек, не разжимая зубов.

Элизабет услышала, как напряженно звучит его голос, и сразу же встревожилась:

– О Боже. Я сделала что-то не так?

– Не так? – издевательски рассмеялся он.

– Я причинила вам боль, милорд?

Ярко-голубые глаза Джека странно блеснули.

– Да, миледи, – решительно заявил он, – причинили. Так что теперь извольте меня поцеловать, чтобы боль прошла.

Элизабет запоздало поняла, что это какая-то игра, однако она была готова эту игру принять.

Приподнявшись на цыпочках, она легонько поцеловала острый угол его скулы.

– Помогло?

– Не совсем.

– Правда?

– Да. Ты ведь должна поцеловать больное место.

Она изумленно открыла рот. Не может быть, чтобы Джек предлагал ей поцеловать его грудь! Неужели ему хотелось бы ощутить прикосновение ее губ к его обнаженной коже… или даже прикосновение ее языка к небольшому коричневому соску?

– Извините, милорд.

Джек чуть смущенно улыбнулся:

– Ничего, моя нежная, невинная Элизабет. Я понимаю, что для тебя еще многое ново. Я буду рад показать тебе, как это делается.

С этими словами он протянул руку и проследил пальцами изящную линию ключицы над воротом ночной рубашки. Он как будто невзначай запутался в шелковой ленте, стягивавшей ее рубашку, и, распустив узел, одновременно распустил и ворот. Не успела Элизабет опомниться, как оказалась голой до пояса.

– Милорд!

Она попыталась прикрыться.

– Нет. – Джек поймал ее руки и не дал ей прижать ладони к телу. – Не надо от меня прятаться.

Ему не удавалось отвести взгляд от ее грудей. Они были тугими и высокими. Они были молочно-белыми и гладкими, как атлас, а их розовые вершины нетерпеливо приподнялись и набухли под его жадным взглядом.

У Элизабет отчаянно колотилось сердце. Казалось, оно то готово было вырваться у нее из груди, то проваливалось в самые пятки. И у нее томительно ныло все тело – Господи, какая это была нестерпимо сладкая боль!

Джек прикоснулся к ней, и она запрокинула голову. Из полуоткрытых губ вырвался невольный стон.

– О Боже! Я сделал что-то не так?

Она была совершенно ошеломлена:

– Не так?

– Я причинил вам боль, миледи?

Это была все та же игра. Теперь она поняла.

– Да. Так что теперь вам надо меня поцеловать, чтобы боль прошла.

Он быстро прикоснулся губами к ее щеке – поцелуй получился совершенно невинным.

– Помогло?

– Нет.

– Правда?

– Надо поцеловать больное место.

Джек властно заставил ее выгнуться, придерживая рукой за спину, и опустил голову. Ее кожа стала обостренно чувствительной, так что прикосновение его теплого дыхания действовало на нее с невероятной силой. Ей хотелось… ей было нужно… ей было просто необходимо…

– Джек, помоги мне! – воскликнула она, не выдержав наплыва непонятных чувств.

Он осторожно прикоснулся к ее набухшему соску кончиком языка. Потом начал нежно тереться о него губами, щекой и даже подбородком. Но этого было мало, очень мало – и в тот момент, когда из ее груди вырвался умоляющий стон, Джек наконец сжалился над ней и впустил ее сосок в свой открытый рот.

Элизабет инстинктивно выгнула спину, так что чувствительный бутон оказался у него между зубами. Острые края ласково сомкнулись на женской плоти. Он переходил от одной груди к другой, уделяя каждой равную долю внимания.

А потом он наклонил голову сильнее, вобрал ее плоть глубже и стал сосать ее – сильно и долго. Она почувствовала, как ее лоно отозвалось сладостным томлением. Она вдруг перестала быть такой женщиной, какой считала себя всю жизнь. Она не была практичной. Она не была рассудительной. Она не была решительной. Теперь она стала необузданной, свободной и такой естественной, какими бывают обжигающее солнце и прохлада ночи в пустыне. Ей никогда и в голову не приходило, что любовные ласки могут оказаться такими.

Целиком отдавшись чудесным ласкам Джека, Элизабет почти не обратила внимания на то, что ночная рубашка ее скользнула на пол, а ее саму бережно уложили на кровать. Только когда чуть шершавые пальцы Джека заскользили по ее обнаженным ногам, она почувствовала панический ужас.

– Милорд… Джек… что?..

– Не бойся, моя нежная английская розочка. Это всего лишь еще один урок, – пробормотал он успокаивающе.

И все-таки она попыталась отстраниться, когда он опустился на кровать с ней рядом. Внизу у него опять появился все тот же бугор. Теперь она легко его узнавала.

– Джек, – ахнула она, – ты собираешься засунуть его в меня?

Он нежно отвел влажную прядь волос, упавшую ей на лоб.

– Нет, моя невинная девочка, не собираюсь. О, этой ночью мы удовлетворим свои желания, и ты, и я! Но когда мы насытимся, ты по-прежнему останешься девственницей.

Элизабет старалась успокоиться.

– Разве такое возможно?

– Вполне возможно, – уверил ее Джек. – Я могу дать тебе то, чего ты ищешь. Я могу получить то, что мне надо. И ты по-прежнему останешься «чистой, как снег, не тронутый лучами солнца».

Она не понимала, как такое возможно, но верила в то, что Джек говорит правду. Ведь прежде он ни разу ее не обманывал! Более того, ведь он – единственный человек, который честно и откровенно говорит с ней об этих вещах!

Он начал ласкать ее, возбуждая, разжигая ее страсть. Его пальцы проложили чувственный путь от основания ее шеи, по ложбинке между атласными грудями, через живот… и спустились в долину между ног, заставив ее ахнуть от неожиданности. Но в тот момент, когда она уже готова была издать протестующий возглас, Джек начал целовать ее. Его язык проскальзывал между ее зубов и погружался в глубину рта.

– Помнишь, я говорил тебе о том, что страстный поцелуй имитирует самый интимный акт мужчины и женщины? – прошептал он, касаясь губами ее обнаженного плеча.

– Да, помню, – как в тумане отозвалась она.

– Это и есть наш следующий урок, радость моя. Обними меня за плечи.

С этими словами он снова запустил язык в ее рот и в какой-то момент страстного поцелуя проверил теплый мед между ее ног и проник пальцем в ее тело.

Глаза Элизабет широко распахнулись. Она подняла голову с подушки.

– Джек!

И тут началось постепенное нарастание жара, который зарождался где-то в глубине ее тела, где она никогда прежде не бывала, о существовании которой даже не подозревала. Поначалу это было приятное тепло, но потом огонь стал все жарче и жарче, пока не поглотил ее, угрожая пожрать, испепелить заживо.

Она оказалась во власти совершенно невероятных ощущений. Ее проход был тесным, так что, казалось, его палец целиком заполняет ее. Там было влажно, и ему легко было проскальзывать внутрь и наружу… Элизабет догадалась, что палец – это замена его мужской плоти. А потом в ней начало нарастать сладкое напряжение, и ей вдруг стало страшно.

– Боже…

– Тише, девочка моя, не бойся, – прошептал Джек. – То, что ты сейчас испытываешь, – совершенно нормально и просто чудесно. Скоро ты поймешь, что это такое – умереть в моих объятиях и снова возродиться к жизни.

С этими словами он начал погружать в нее палец быстрее и глубже. Он терся большим пальцем о ее самую чувствительную частичку, и ее несло все выше и выше. Помимо собственной воли она начала приподнимать бедра навстречу его прикосновениям.

А потом был взрыв, и Элизабет разлетелась на тысячу кусочков. Отголоски экстаза отозвались во всем ее теле – от судорожно стиснувшихся зубов до странного покалывания в ступнях ног. Она глухо вскрикнула:

– Джек! Не отпускай меня, Джек!

– Я здесь, радость моя. Я с тобой.

А потом все кончилось.

Но это никогда не кончится совсем. Это всегда останется с нею, в ее душе. Она сможет спрятать эту минуту в своем сердце, вспоминать ее и лелеять. Этот момент останется с ней навсегда.

Прошло некоторое время, и Элизабет, продолжая лежать, уткнувшись лицом Джеку в плечо и обнимая его за талию, попросила его объяснить, что с ней случилось.

– Ты – страстная женщина, Элизабет. Но ты еще очень плохо знаешь свое тело. Сегодня ты испытала чувственное наслаждение, получила удовлетворение плотской страсти. Напряжение в твоем теле стало настолько сильным, что ты перешла за грань – и испытала экстаз. Он называется оргазмом.

– Ты был прав. Это действительно похоже на то, что умираешь, а потом снова возвращаешься к жизни, – сказала она удивленно.

Джек нежно убрал упавший ей на лицо локон.

– Знаю, – с улыбкой проговорил он.

Элизабет вдруг поняла, что ощущает настоятельное прикосновение его плоти к своему бедру: его «недуг» по-прежнему оставался твердым и огромным.

– А как же ты?

– Это не имеет значения.

– Конечно, имеет! – возразила она, приподнимаясь на локтях. – Ты получил удовлетворение? У тебя был оргазм?

Он пожал плечами:

– Эта ночь – твоя. У меня будут другие.

– Но ты дал мне так много! Почему я не могу хоть что-то дать тебе взамен? Ты же сказал, что есть способы заняться любовью так, чтобы сохранить мою девственность. – Она зарделась. – Не то чтобы я слишком высоко ценила это сомнительное качество.

Нахмурившись, Джек решительно заявил ей:

– Но общество его ценит. И я тоже. Я не стану любить тебя так.

– Но есть и другие способы, – напомнила она ему. – Ты сам мне это сказал.

Он ответил пылающим взглядом:

– Даже несколько.

– Покажи мне их.

Джек встал с кровати и стремительно разделся, небрежно сбросив на пол сначала халат, а потом панталоны и нижнее белье.

Элизабет наблюдала за ним. Когда ее взгляд впервые упал на его мужскую плоть, глаза ее изумленно расширились. Он оказался еще более великолепным, чем ей представлялось по бугру на его панталонах.

– Боже! – воскликнула она потрясенно. – Ты просто огромный!

Джек не удержался, чтобы не поддразнить ее:

– Кажется, садовник Траут утверждал, что у тебя талант садовода?

– Садовода?

Элизабет никак не могла понять, какое отношение к его телу может иметь ее увлечение садоводством.

Он весело рассмеялся, и она с наслаждением слушала его смех.

– У тебя, милая Элизабет, и правда талант: ты заставляешь все на свете расти.

– Это сделала я? – изумленно спросила она, указывая на его мужское естество.

– Это сделала ты, – подтвердил он, возвращаясь к ней на постель.

Она с готовностью потянулась к нему и, тихо вздохнув, обвила руками его шею и подставила губы для поцелуя. Только на поцелуе Джек не остановился, и вскоре его пальцы уже оказались у нее между ног, даря наслаждение, которое было почти мукой.

А потом он взял ее руку и положил себе на то, что «взросло». Оно оказалось удивительно гладким и нежным – и в то же время твердым, как сталь. Ничего более изумительного Элизабет еще не приходилось видеть.

– А теперь я дотронусь до тебя так же, как в прошлый раз, – прошептал он, погружая палец в глубину ее тела.

Она испытывала не меньшую готовность узнавать его тело. Она исследовала его мужское естество, проследив пальцем набухшую вену на нижней стороне, удивилась, увидев капельку росы, выступившую на его конце, дивилась его мощи и нежности…

– Ты не должна пугаться, Элизабет. Я не хочу делать ничего, что оскорбило бы твои чувства.

– Ты не можешь оскорбить мои чувства, что бы ты ни сделал, – уверила она его.

Ведь Джек знал ее тело даже лучше, чем знала его она сама!

Джек поднялся над ней, так что его широкие плечи заслонили от нее все на свете. Элизабет положила руки ему на грудь, чувствуя, как его твердая плоть оказывается у нее между ногами.

– Я не причиню тебе боли, – пообещал он.

– Я это знаю. А ты получишь удовлетворение?

– Да, если ты позволишь мне двигаться между твоими дивно стройными ногами.

Соприкосновение их тел было жарким и влажным. В Элизабет опять начало нарастать то же новое, чудесное напряжение. Она откинула голову на подушки – и в момент оргазма, который она испытала второй раз в жизни, с ее губ сорвалось имя Джека.

А потом она почувствовала, как Джек выгибает спину и с торжествующим возгласом опускается между ее полусдвинутыми ногами – раз, и второй, и третий. Все тело его мощно содрогалось. Сладкая влага ее тела смешалась на простынях с влагой, исторгнувшейся из его плоти, горячей и мускусно-терпкой.

Элизабет проснулась, когда небо пустыни озарилось новым рассветом. Простыня на ее постели была сбита и пахла их любовью. Она зарылась лицом в подушку.

Джек!

Запах его тела остался на наволочке.

Вытянув руку, она обнаружила, что лежит одна. Видимо, Джек вернулся к себе в спальню, прежде чем наступивший день мог их выдать. Прошедшая ночь была их тайной. Тайной и останется.

Элизабет наконец открыла глаза и повернула голову. У нее вырвался чуть слышный вскрик. Откуда это?..

Рядом с ней на подушке, еще покрытая утренней росой, лежала алая роза…