Роза пустыни

– Н-н…

А потом она могла только мысленно кричать: «Джек! Помоги мне, Джек! Не дай ей украсть мои записки и карты!»

Больше Элизабет ничего не помнила. У нее даже не хватило сил, чтобы громко крикнуть. Всего одно слово промелькнуло в сознании. Одно только имя было у нее на губах, когда она провалилась в пропасть забытья: «Джек!»

Глава 22

Джек!

Элизабет проснулась в страхе и села на постели.

Только оказалось, что она вовсе не в своей постели. Она лежала на мягком матрасе, расстеленном прямо на полу, накрытая до подбородка богато расшитым покрывалом.

Трудно было сказать, что хуже: страшная пульсирующая боль в висках или открытие, что под покрывалом на ней ничего нет.

Боже избави! Неужели она все-таки попала к торговцам белыми рабами? Ее продали в гарем. Она стала экзотической игрушкой богатого паши.

Элизабет быстро легла на спину и зарылась в шелковистое покрывало.

Что она может вспомнить?

Ее отец умер. Это воспоминание стрелой пронзило ей сердце. Она помнила тот день во всех его печальных подробностях. Это произошло всего лишь вчера?

Нет.

В ее памяти стали возникать какие-то туманные картины. Что-то подсказывало ей, что с того момента, когда они с Али хоронили отца, прошло немало времени.

Али? Где он теперь, ее объявившийся брат? Что случилось с красивым юношей, к которому она успела так сильно привязаться?

Элизабет вспомнилась новая картина. На этот раз перед ней предстала светловолосая женщина с пристальным взглядом, в котором читались алчность и злоба. Теперь к ней возвращались все новые подробности. Ее опекунша принесла теплого молока с каким-то сонным зельем. Ее опоили.

Они украли ее дневник!

Элизабет прижала ладони к вискам, и пульсирующая боль на минуту утихла.

Ей необходимо собраться с мыслями. Кто же украл ее дневник и бумаги? Полковник и миссис Уинтерз? Да. Но не с полковником, а с графом Андре Полонски.

Предатели! Негодяи! Злодеи! Они бесчестны, подлы и коварны.

Джек.

Боже, Джек ведь не знает, что они за люди! Ей необходимо найти способ как-то его предупредить. Надо только молить Бога, чтобы ее предостережение не опоздало.

Элизабет снова села. На этот раз она двигалась медленно и старалась не шевелить головой. Только теперь она увидела, что у входа в шатер сидит прелестная юная девушка.

Пол в просторном шатре был покрыт пышными персидскими коврами. Повсюду висели крошечные бронзовые колокольчики. Они качались от легкого ветерка, проникавшего в шатер, и мелодично позванивали, создавая чудесную, почти неземную музыку.

Стены украшали искусно сотканные гобелены. В разных местах были расставлены лампы, так что в шатре было светло. Внутреннее убранство дополняли огромные керамические вазы, украшенные сложной резьбой столики и сундуки самых разных форм и размеров.

Этот шатер явно принадлежал какому-то очень богатому паше.

Элизабет решила спросить, где находится, но вместо этого почему-то сказала:

– Я хочу пить.

Девчушка стремительно вскочила, радуясь возможности услужить. Она ответила с едва заметным акцентом:

– Конечно, миледи. Ваше желание для меня закон. Вы не голодны? Вам тепло? Вы не замерзли? Может, вы пожелаете вина или предпочтете козье молоко?

Элизабет слабо улыбнулась:

– Просто немного воды. Спасибо.

Она больше никогда и в рот не возьмет козье молоко!

Девушка поспешно подошла к ближайшему столику и налила воды в красивый кубок. Она церемонно подала чашу Элизабет и сразу же направилась к выходу из шатра.

Элизабет поднесла кубок к губам и отпила глоток. Вода показалась ей необычайно вкусной и освежающей. Когда девушка подняла занавес, служивший дверью, Элизабет окликнула ее:

– Вы уже уходите?

– Только на несколько минут, миледи. Я должна известить моего господина о том, что вы проснулись. Я скоро вернусь.

Элизабет допила воду и почувствовала, что с удовольствием выпила бы еще. Ей пришлось признаться себе и в том, что она внезапно испытала сильнейший голод. У нее создалось впечатление, что желудок ее совершенно пуст – будто она не ела уже несколько дней. Она понятия не имела, сколько времени прошло после рокового визита Амелии Уинтерз.

На столике, где стоял кувшин с водой, Элизабет увидела блюдо со свежими фруктами и несколько хлебных лепешек. Она решила, что может поесть и без разрешения.

Завернувшись в покрывало, Элизабет с трудом встала со своего странного ложа. Оказалось, что она ослабела и ноги у нее дрожат. Она кое-как добралась до столика с едой и опустилась возле него на колени.

Элизабет успела съесть с дюжину крупных темных виноградин, когда раздался «стук в дверь»: кто-то несколько раз постучал по шесту, расположенному у входа. Занавеска на входе отлетела в сторону, и в шатер решительно вошел незнакомец.

Это был человек очень необычный: благородное лицо, точеный нос и волевой подбородок; глаза, большие и темные, цвета самого темного обсидиана, традиционно для Египта подведенные сурьмой, светились умом.

На нем красовались широкая рубашка и халат из самого дорогого шелка, богато расшитые золотом и серебром. Рукоять кинжала, заткнутого за кушак, украшали драгоценные камни: бриллианты, изумруды, рубины – такие крупные, каких Элизабет еще никогда не случалось видеть.

Шею его окружал массивный воротник из многих тысяч крошечных бусин: настоящее сокровище царей… или фараонов. Пальцы его были унизаны кольцами, на запястьях блестели золотые браслеты, грудь тоже в богатых украшениях… Даже на лодыжках виднелись золотые обручи. Элизабет никогда прежде не видела столь великолепных драгоценностей: подобными не могли похвастаться ни Британский музей, ни Музей древностей в Каире.

Но больше всего ее потрясли волосы незнакомца: она просто не могла оторвать от них глаз.

У него были рыжие волосы. Естественно рыжие. Довольно темные. Цвета меди.

– Тысяча извинений за вторжение, леди Элизабет, – любезно проговорил вошедший на идеально правильном английском, что свидетельствовало о его отличном образовании. – Я не знал, что вы обедаете.

Она кивнула и попыталась проглотить кусок хлеба, который вдруг застрял у нее в горле.

– Ради Бога, продолжайте, – вежливо предложил он. – Я предполагал, что вам захочется что-нибудь съесть. Так приятно видеть, что вы пришли в себя и уже можете встать.

Элизабет взяла со стола свой кубок и запила водой застрявший в горле кусок хлеба. Наконец она могла говорить.

– Я не хотела бы показаться невоспитанной, но кто вы? Откуда вам известно мое имя? Где я нахожусь? Как я оказалась в этом… месте?

Незнакомец весело рассмеялся и поднял богато украшенные руки, шутливо показывая, что сдается.

– Я принц Рамсес, моя дорогая леди. Что до остальных вопросов, то право отвечать на них я предоставлю вашему мужу.

– Моему мужу? – озадаченно переспросила Элизабет.

– Черному Джеку.

Она по-прежнему ничего не могла понять.

– Черному Джеку?

Рыжие брови принца Рамсеса сдвинулись, но вскоре он снова улыбнулся и пояснил:

– Джеку. Или, может быть, вы знаете его только как лорда Джонатана Уика.

Элизабет попыталась встать, но обнаружила, что у нее по-прежнему нет сил.

– Джек здесь? Где он? Мне необходимо с ним поговорить!

Принц Рамсес ответил:

– Джека сейчас здесь нет, но мы ожидаем его возвращения в ближайшее время. – После небольшой паузы он добавил: – У него оставалось одно неоконченное дело.

Элизабет встревожилась еще сильнее:

– Мне надо его предостеречь! Мне надо сообщить ему нечто важное относительно Амелии Уинтерз и графа Полонски.

Принц неспешно подошел к столику, взял с блюда сочную виноградину и как ни в чем не бывало отправил ее себе в рот.

– Насколько я знаю, миссис Уинтерз и граф Полонски как раз и есть те люди, которыми занимается сейчас Джек.

На душе у Элизабет все равно было немного тревожно.

– Значит, Джеку известно об их предательстве?

– Да, ему хорошо это известно.

– Скажите мне, пожалуйста, ему угрожает какая-нибудь опасность?

– Ни в коем случае.

– Вы в этом совершенно уверены?

– Абсолютно уверен. – Темные глаза настороженно сощурились. – Черный Джек может прекрасно о себе позаботиться, в любых обстоятельствах. – Принц Рамсес пожал украшенными золотом плечами. – Возможно, существует только одно исключение: некая прекрасная молодая англичанка.

Элизабет понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что принц сказал именно о ней, после чего она густо покраснела.

– А, я вижу, что вы действительно его любите.

Она отвела взгляд.

– Это просто превосходно, леди Элизабет. Мой друг очень долго не женился. Мне не хотелось бы, чтобы он провел свою жизнь без страсти, нежности и любви, которые сам я нашел с моими женами.

Эти слова заставили ее резко вскинуть голову:

– Женами?!

Надо отдать принцу должное: он не стал смеяться над ее невежеством.

– Как принято у моего народа с древних времен, мне разрешается жениться столько раз, сколько я захочу.

Возможно, расспрашивать его было невежливо, но любознательная Элизабет не выдержала:

– И сколько раз вы захотели жениться, милорд?

– Три раза. И у меня тринадцать детей. Но я еще молод. Мне только двадцать шесть.

– Джеку тоже двадцать шесть.

– Да, я знаю. Мы вместе учились.

– Учились?

– В Кембридже.

– Понятно. – Конечно, на самом деле ей было все совершенно непонятно. Однако обучение в Кембридже по крайней мере объясняло, почему принц Рамсес так великолепно владеет английским языком.

– По-видимому, Черный Джек не рассказал вам всего? – осведомился принц.

Элизабет начала догадываться, что этот Черный Джек не счел нужным или еще не успел рассказать ей очень и очень многое.

Неужели они действительно женаты?

Или это только очередная уловка, как и их помолвка?

А если они действительно стали мужем и женой, то почему она не может вспомнить церемонию бракосочетания?

– Мы так мало были вместе, – беспомощно ответила она. У нее снова заболела голова.

– Да, я понимаю. И еще такое несчастье. Погиб ваш отец, лорд Стенхоуп. Прошу вас принять мои соболезнования, миледи.

Элизабет закусила губу.

– Благодарю вас.

И тут она заметила у принца Рамсеса кольцо. На среднем пальце правой руки.

Оно было золотое. Из червонного золота.

Оно имело форму анка – древнего египетского символа жизни.

– Мой муж… – Как странно звучало в ее устах это слово: непривычно и в то же время необычайно приятно! – Мой муж носит точно такое же кольцо, что и вы.

– Джек вам не объяснил, откуда оно?

– Нет.

– Некоторые детали этой истории вправе рассказывать только он сам, но я расскажу вам ту ее часть, которая принадлежит мне. Вы, конечно же, обратили внимание на цвет моих волос.

Она закивала, подыскивая ответ, который не оскорбил бы этого величественного человека.

– Он очень красивый и необычный.

– Да, разумеется. В древние времена (я говорю сейчас о временах тысячелетней давности) рыжие волосы считались знаком злых сил. Египтянин, рождавшийся с рыжими волосами, считался неполноценным или, еще хуже, принадлежавшим злу. – Он засмеялся и налил себе в кубок вина. – Но все это изменилось.

– Несомненно. Наверное, отношение населения к этому цвету изменил сам Рамсес Второй: ведь написано, что у него были рыжие волосы… – Приглушенным голосом Элизабет повторила, как заклинание: – Принц Рамсес. Рамсес Великий. – Глаза у нее округлились от изумления, и она стремительно прижала ладонь к губам: – Значит, вы…

Принц Рамсес с величайшим достоинством наклонил голову:

– Я – прямой потомок фараонов. И мое кочевое племя, которое зовет себя Народом, – мы все потомки древнего населения, когда-то правившего Черной страной.

Сердце Элизабет Гест трепетало от радостного волнения. Это было чудесное приключение: о таком она и мечтать не могла!

– И значит, вы прямой потомок Мернептона Сети, не так ли, милорд?

– Так.

– И это кольцо?

– Мы с Черным Джеком носим эти кольца как напоминание о том, что он когда-то сохранил мне жизнь, a я потом ответил ему тем же.

Она была потрясена.

– Вы спасли друг другу жизнь?

Принц позволил себе несколько подробностей:

– Мы с ним – братья и всегда останемся братьями. Кровными братьями. Так было еще с того времени, когда мы много лет назад вместе учились в Кембридже. Но этот рассказ принадлежит Джеку, и для него сейчас не время. Что касается меня… Он спас меня от предательства и от вражеского кинжала, нацеленного мне в спину. – Он так плотно переплел пальцы, что невозможно было определить, где кончается одна рука и начинается вторая. – Мы с Джеком связаны – и в этой жизни и в той, что ожидает нас после смерти. Он дорог мне – дороже всех других. Я ценю его жизнь выше моей собственной. Ибо он – человек высочайшей чести.

Элизабет не замечала, что плачет, пока не почувствовала на губах соленый вкус своих слез.

Ее царственный гость протянул руку и осторожно прикоснулся к влажной от слез щеке.

– Вы уверены, что сильно его любите? Из вас получилась бы жена, достойная царя. Я не сомневаюсь, что остальные мои жены встретили бы вас с распростертыми объятиями.

– Благодарю вас, сударь, за ваше лестное предложение. Но для меня существует только один мужчина.

– Надеюсь, Джек понимает, насколько ему повезло, – пробормотал принц. Склонив голову набок, он прислушался. – И мне кажется, что ваш супруг легок на помине. Я уже его слышу. Несомненно, он сначала позаботился о своей возлюбленной Шехерезаде.

– О своей возлюбленной Шехерезаде? – переспросила Элизабет чуть слышно.

«Кто она такая, эта чертова Шехерезада?»

Принц Рамсес повернулся к входу в шатер, где как раз в эту секунду отодвинулась занавеска. В помещение стремительно вошел Черный Джек, сбрасывая с головы капюшон.

– Элизабет, дорогая моя! Ты наконец-то очнулась!

На нем был традиционный наряд и головной убор зажиточного египтянина, как в тот первый день, когда она встретилась с ним возле базара в Александрии.

Элизабет была настолько рада видеть его целым и невредимым, убедиться в том, что он не пострадал при встрече с предателями – Амелией Уинтерз и графом Полонски, – что на секунду забыла о своей обиде на него.

Но уже в следующую секунду она встала, гордо выпрямившись во весь рост.

– Да, муж мой, я очнулась, – проговорила она.

– Ну, Элизабет, это я могу объяснить, – начал он.

– И заодно с этим, муж мой, не объяснишь ли ты мне, кто такая твоя возлюбленная Шехерезада?

Рами встал, похлопал старого друга по плечу, радостно рассмеялся и сказал, направляясь к выходу из шатра:

– Сдается мне, старина, что теперь тебе придется несладко.

Глава 23

Как только они остались вдвоем, Элизабет уперла руки в бока и осведомилась голосом, который прозвучал неожиданно сильно, если принять во внимание то, что ноги у нее по-прежнему подгибались:

– И кто такая эта Шехерезада, смею спросить?

Черный Джек не мог решить, то ли ему целовать эту злую фурию, то ли встряхнуть хорошенько.

Он несколько дней находился в седле: сначала чтобы «позаботиться» об Амелии Уинтерз и Андре Полонски, потом – чтобы поскорее вернуться к Элизабет. Он позволял себе только короткие остановки, чтобы напоить и накормить Шехерезаду! Его кобыла отличалась силой и выносливостью.

Джек устал и проголодался, и ему очень не понравились сварливые ноты, звучавшие в голосе его жены. Наверное, следует с самого начала показать ей, кто будет в их доме хозяином.

Джек скинул пыльное верхнее одеяние и бросился на груду подушек.

– Я голоден и хочу пить. Сначала я поем и утолю жажду. После этого я буду мыться. И только потом мы обо всем поговорим.

– Мы будем разговаривать сейчас.

Его сузившиеся глаза блестели, как две льдинки.

– Сначала я поем и утолю жажду.

– Кто такая Шехерезада?

Черный Джек решительно налил себе в кубок пальмового вина и разломил пополам лепешку.

Жадно оторвав зубами кусок хлеба, он начал его жевать. Время от времени он делал паузу, чтобы поднести к губам кубок и запить хлеб щедрым глотком вина. При этом он бормотал себе под нос:

– Мне следовало бы жениться на женщине Народа. Они знают, как надо заботиться о мужчине, который устал и хочет пить, который два дня и две ночи ехал верхом, чтобы поскорее вернуться к своей женщине.

Элизабет опустилась рядом с ним на колени.

– Ты ехал верхом два дня и две ночи, чтобы вернуться ко мне?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

– Да.

– А не для того, чтобы увидеться с Шехерезадой?

Он нахмурился:

– Конечно, нет. Шехерезада была со мной.

Щеки Элизабет вспыхнули.

– Ты взял с собой другую женщину?! – возмущенно воскликнула она.

Черный Джек решил, что это пора прекращать. Давно пора, если уж на то пошло.

– Шехерезада – существо женского пола, но она не женщина.

«Слава Богу!» – мысленно добавил он.

Элизабет была явно озадачена:

– Тогда кто же она такая?

Джек не торопясь отрывал сочные ягоды от большой кисти темного винограда и отправлял их в рот.

– Так кто же она? – раздраженно повторила Элизабет.

– Моя лошадь.

Джек навсегда запомнит выражения, которые стремительно сменяли друг друга на лице Элизабет в эти последние несколько минут, – то гнев, то ревность, то чувство облегчения. А теперь на нем снова отразился гнев, так что круг был замкнут.

– Лошадь?! – воскликнула она.

Джек кивнул. Его глаза искрились смехом.

Она схватила вышитую подушку и сердито бросила в него.

– Ты специально заставил меня думать, что Шехерезада – это женщина! А это была твоя лошадь!

Он без труда поймал подушку и отложил ее в сторону.

– Ревновала, радость моя?

– Ревновала? Ха! С какой стати мне ревновать?

– Потому что ты не хочешь ни с кем меня делить.

Ее изящный носик высокомерно вздернулся.

– Вы явно перегрелись на солнце, милорд. Оно повредило вам мозги, так что теперь вы бредите и страдаете манией величия.

Он запрокинул голову и искренне рассмеялся.

К Элизабет вдруг вернулась серьезность. Она поменяла тему разговора.

– Ты должен все мне рассказать, Джек. – Она стиснула его плечо. – Где мой брат? Он здоров? Ему ничто не угрожает?

Он поспешил ее успокоить:

– Не бойся. Али здоров и в безопасности. Он решил погостить у родителей своей матери, пока вся эта история не закончится.

– Я очень рада это слышать, – призналась Элизабет, отпуская его плечо. – Али как-то сказал мне, что его мать умерла во время родов. Теперь, когда папы тоже не стало, я испугалась, как бы он не начал думать, что остался совершенно один.

– Об Али прекрасно позаботятся. Кроме бабушки и дедушки, у него еще масса родственников: дяди, тетки и двоюродные братья и сестры.

Элизабет начала нервно теребить бахрому подушки.

– Но я его единственная сестра.

Джек решительно кивнул, продолжая смотреть ей прямо в глаза:

– Ты – его единственная сестра.

– Конечно, если не считать остальных в Англии.

– Если не считать остальных в Англии.

Ему показалось, что Элизабет приняла для себя какое-то важное решение.

– Я должна буду повидаться с братом, когда эта история закончится.

– Я сам тебя к нему отвезу.

– Спасибо. – Она посмотрела на Джека с искренней благодарностью и пододвинула ему тарелку сладкого печенья, пропитанного медом. – Не хотите ли еще откушать, милорд?

Черный Джек вежливо отказался.

– Теперь я вымоюсь и расскажу тебе о миссис Уинтерз и графе Полонски. – Уже начав раздеваться, он добавил: – Если, конечно, тебя это интересует.

Элизабет нетерпеливо подалась к нему:

– Конечно, интересует! Ты не должен пропускать ничего, даже самой мелкой и маловажной детали! Я хочу услышать все.

Джек прикусил щеку, чтобы сдержать улыбку. Какое она любознательное существо, его женушка! Он вздохнул. Жена. Надо полагать, это будет следующим вопросом, который она пожелает ему задать.

– Я постараюсь вспомнить все подробности, какими бы незначительными они ни казались, – пообещал он, продолжая раздеваться.

– Милорд, вы вот-вот снимете с себя всю одежду, – напомнила ему Элизабет.

«Что это за женские глупости?» – подумал Джек, а вслух произнес:

– Мадам, я это прекрасно сознаю.

– Но ты будешь… совершенно… неодет!

– Да, конечно. А по-твоему, следует мыться в одежде?

– Но…

– Ты уже видела меня обнаженным. Если уж зашла об этом, мы не должны стесняться друг друга.

У Элизабет перехватило дыхание. Джек заметил, что она старается на него не смотреть. Однако любопытство вскоре оказалось сильнее смущения. Он поймал на себе, на своем обнаженном теле, ее пристальный взгляд, и его мужское естество мгновенно на это отреагировало. Джек почувствовал, как его плоть наливается страстью: всего несколько секунд, и его возбуждение стало невозможно скрыть.

– Проклятый недуг! – негромко выругался он и с изумлением услышал, что Элизабет робко засмеялась.

– Даже против самого серьезного недуга должно существовать лекарство! – с неожиданной смелостью заявила она.

Джек встал в небольшую медную лохань и снял с ближайшего шеста мешочек из козьей шкуры. Из него он вылил себе на голову немного драгоценной воды, и она потекла по его телу тоненькими ручейками. После этого он зачерпнул из чашки горсть чистейшего белого песка и начал легко тереть им свое тело.

– Расскажи мне, что происходило, когда я потеряла сознание, Джек! – попросила Элизабет.

– А в какой момент ты потеряла сознание?

Элизабет немного помолчала, а потом почти шепотом ответила ему:

– Это было вечером того дня, когда погиб отец. Я готовилась ко сну, а Амелия Уинтерз пришла ко мне со стаканом подогретого козьего молока. – Ее голос стал громче, даже послышались гневные ноты. – Она уверяла, что молоко поможет мне уснуть. Конечно! Эта ведьма что-то подмешала мне в молоко, чтобы я не смогла проснуться.

– Какая подлость!

Элизабет энергично кивнула.

– Я помню, она смеялась и говорила, что они собираются завладеть моим дневником и картами. А я не смогу им помешать, потому что не проснусь и не побегу за ней.

Джек секунду стоял неподвижно, прекратив тереть песком покрытую темными завитками грудь.

– Так, значит, это Амелия Уинтерз рылась в твоих вещах, когда ты ночевала в гробнице леди Исиды?

– Она сама призналась мне в этом. – Элизабет тяжело вздохнула. – И еще, что граф Полонски был с ней заодно.

Продолжая мыться, Джек рассказывал:

– Первым неладное заметил Али. Он хотел поговорить с тобой, и его встревожило, что ты не отозвалась ни на его стук, ни на оклики. Он сразу же сообщил об этом мне: разбудил меня рано утром.

Джек принялся мыть спину, но под левой лопаткой оказалось место, до которого ему никак не удавалось дотянуться.

– Дорогая, оказывается, я должен просить тебя о помощи.

Элизабет подняла голову:

– Да, милорд?

– Вот тут есть одно место, – он показал ей, какое именно место имел в виду, – до которого я не могу дотянуться. Ты не возражаешь?

С этими словами он протянул ей горсть белого песка.

– Конечно, – не без смущения откликнулась Элизабет, вставая на ноги. Взяв у него песок, она попыталась тереть им его спину под левой лопаткой. – К сожалению, мытье песком требует умения, которое я пока не освоила. У меня весь песок просыпался.

– Это ничего, – сказал он, напомнив себе, что необходимо продолжать делать глубокие вдохи и выдохи. Робкое прикосновение ее пальцев заставило его забыть обо всем.

– Я потерла то место, которое надо тереть?

Джеку отчаянно хотелось сказать «нет», громко крикнуть «нет» и объяснить Элизабет, какому месту требуется ее прикосновение.

Джек никогда не назвал бы себя человеком скромным, но в этот момент он был настолько близок к тому, чтобы пролить свое семя прямо в воздух, что вынужден был повернуться к ней спиной и поспешно закончить мытье.

– Так вот, – проговорил он, немного овладев собой, – мы заглянули во все остальные дома для гостей и обнаружили, что они опустели. Исчезли не только Амелия Уинтерз и Андре Полонски, но и полковник тоже, Это известие было для нее полной неожиданностью.

– Полковник Уинтерз тоже исчез?

Джек кивнул:

– Как сквозь землю провалился.

– Господи, а что, если с беднягой сделали что-то дурное?

– Нисколько, – отозвался Джек с сардонической улыбкой.

Он смыл песок с тела и выпрямился. В черных волосах на его голове, на груди, на стреле вдоль живота и в треугольнике вокруг гордой плоти блестели капли воды, напоминавшие росу. Он взял чистое одеяние и набросил его себе на плечи.

– А куда деть эту воду? – спросила Элизабет.

– Здесь, в пустыне, мы воду зря не тратим, особенно ту, которую берем в оазисе, чтобы мыться. Песок быстро осядет на дно лохани, и воду можно будет использовать – постирать одежду или напоить животных.

Ее голос стал хрипловато-грудным:

– Очень разумно, милорд.

Потом она снова вернулась к разговору о ее бывших спутниках:

– Пожалуйста, продолжайте рассказ о событиях последних дней.

Выражение его лица вмиг стало серьезным, глаза, потемневшие от гнева, казались почти черными.

– Мы обнаружили тебя в доме, Элизабет. Несколько секунд нам казалось, что ты умерла.

Джек не смог бы передать ей, что именно он испытал в те мгновения, пока не стало ясно, что у нее просто очень глубокий сон. Он готов был крушить все вокруг, убить всех, кто попадется ему под руку… Ему показалось, что она умерла, что он уже не сможет ничем ей помочь, как когда-то не смог ничем помочь матери. Ему хотелось убивать или умереть самому. И ему было не важно, сделает ли он первое, или второе, или и то и другое.

Ее глаза изумленно округлились.

– Вы с Али решили, что я умерла?

– Да. А потом мы поняли, что тебя просто чем-то опоили. Стакан с остатками молока и кувшин по-прежнему стояли на подносе у твоей постели. Но как мы ни старались, разбудить тебя нам не удалось.

Элизабет потерла виски.

– Кажется, я смутно припоминаю, как кто-то звал меня, заставлял ходить по комнате, вливал мне в горло какую-то горячую жидкость…

– Мы пытались тебя разбудить, но все было напрасно. Опасаясь, как бы к с Али что-нибудь не случилось, я отправил его к бабке и деду, хотя он долго возражал, не хотел уезжать. Я уверил его, что ты будешь в безопасности здесь, в пустыне, со мной и что Народ будет охранять тебя, как свою. В конце концов он все-таки согласился ехать. Его сопровождали несколько ближайших помощников твоего отца. Они благополучно доставят Али к его родным и, вернувшись в Луксор, будут дожидаться наших дальнейших распоряжений.

– А мои вещи?

Ему было искренне неприятно сообщать Элизабет об этом.

– Все в твоем доме было перевернуто. Я посадил тебя в коляску твоего отца и привез прямо сюда, к Народу. Я должен был прежде всего позаботиться о твоей безопасности.

Ее чудесное лицо исказилось гримасой разочарования.

– Значит, мой дневник и ценные бумаги по-прежнему находятся у Амелии и графа.

– Нет.

Элизабет насторожилась:

– Нет? Тогда у кого же они? Говори скорее!

– Терпение, миледи. Я рассказываю тебе обо всем в той последовательности, в которой узнавал сам.

Элизабет сделала резкое движение, и покрывало соскользнуло с ее плеч.

«Терпение, Джек. Тебе тоже надо запастись терпением. Ночь обещает быть очень долгой. Да, очень и очень долгой».

– Проводив Али и благополучно доставив тебя сюда, я вернулся обратно, чтобы заняться Амелией Уинтерз и Андре Полонски. – Взгляд его голубых глаз стал холодным и колючим. – Мы, жители пустыни, хорошо знаем, как надо поступать с ворами. Наказание может показаться суровым, но таков неписаный закон пустыни.

– И… и что же вы делаете с ворами?

Джек знал, что Элизабет будет потрясена, но решил рассказать ей все как есть, всю правду. Это суровая страна, и предателям здесь нет прощения и пощады.

– Укравшего лишают руки. Того, кто выпил из чужого источника или испортил его, оставляют в пустыне без глотка влаги. Тому, кто оболгал соседа, отрезают язык. Обольстившему чужую жену…

Она поспешно прервала его:

– Я все поняла.

Он пожал плечами и поудобнее устроился на подушках, разложенных вокруг стола.

– Оказалось, что воров успели наказать по заслугам еще до моего появления.

– Пожалуйста, объясни.

– Я обнаружил Амелию Уинтерз и графа Полонски на пустынном участке дороги между Долиной царей и Долиной цариц. Их бросили там, решив, что они мертвы.

Элизабет быстро прижала руку к губам:

– Мертвы?

Джек кивнул.

– У Полонски была пуля в правой руке и по одной в каждой ноге, так чтобы он не мог идти. Амелия, при всех своих недостатках, отказалась бросить графа, несмотря на его уговоры. Она попыталась найти для них какое-нибудь укрытие, однако вокруг не было ни веточки, которая отбросила бы хоть немного тени. Они бы не продержались и дня на жаре, под палящим солнцем. Он не оставил им даже фляжки с водой.

– Он?

– Полковник Уинтерз.

– Полковник Уинтерз! – повторила Элизабет, явно потрясенная этим известием.

– Боюсь, что главным злодеем в этой истории оказался Хилберт Уинтерз. Конечно, Амелия и Андре – воры, но вот полковник был готов хладнокровно устранить всех, кто стоит между ним и тем, что ему нужно.