Вынув из кармана серебряную фляжку, он предложил Элизабет:

– Не желаете сделать глоток прохладной воды?

Она отрицательно покачала головой.

Он поднес фляжку к губам и смочил их, проглотив только чуть-чуть воды – ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы прочистить горло от пыли. Еще одна привычка, порожденная пустыней, где вода была такой же ценной, как жизнь. Где вода и была жизнью.

А потом он, скрестив руки на груди, смотрел на профиль Элизабет – она в это время обозревала пустыню.

– Вы на меня уставились, милорд, – проговорила Элизабет, не поворачивая головы.

– Да, – признался он.

– Глазеть считается невежливо.

– Конечно, – подтвердил он, приблизившись к ней на шаг.

Джек заметил, что она замерла.

Он остановился.

– Вы избегали меня с той ночи, когда мы встретились на палубе, Элизабет.

Ее лицо залила краска.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы говорили со мной о той ночи.

Это его озадачило.

– Почему?

– Это нехорошо.

– Нет, хорошо.

– Вы не должны…

– Я должен.

– Пожалуйста!..

Джек был вынужден признать, что порой леди Элизабет, несмотря на свою красоту и юность, чертовски раздражает его.

– Я просто высказываю вслух то, о чем мы оба подумали, – сказал он ей напрямик.

Она посмотрела на него и сразу же отвела взгляд в сторону.

– Можете говорить за себя, милорд, но не пытайтесь определить, какие мысли в моей голове.

Он чуть слышно чертыхнулся.

– Прошу прощения, сэр! – сказала она, не скрывая глубокого возмущения.

Джек протяжно выдохнул и пробормотал:

– Покажите мне мужчину, который понимает, что происходит в голове женщины, и я увижу чертова гения.

– Вы нарочно ведете себя вызывающе, милорд.

– Вовсе нет, миледи. – Все шло совсем не так, как он планировал. Больше того, Джек сейчас и не смог бы вспомнить, что именно он планировал. – Элизабет, Элизабет… – Он несколько раз повторил ее имя, тихо и многозначительно. – Неужели вы не наслаждались той ночью на палубе?

Она продолжала смотреть прямо перед собой.

Он не хотел сдаваться. Решительно не хотел.

– Я могу поклясться, что вам были приятны мои поцелуи, вкус моих губ, прикосновения моего языка… А как ваше тело прижалось тогда к моему… видит Бог, мы выглядели красиво!

Элизабет ужаснулась:

– Молчите, милорд! Не произносите таких слов. Вас могут услышать!

Джек замолчал и огляделся. Поблизости никого не было – только Али и Колетт, которые медленно поднимались по ступеням.

– Кто может меня услышать?

– Кто-нибудь.

Он не отступал:

– Кто именно?

– Кто угодно. – Казалось, она только теперь поняла, что рядом никого нет и некому услышать его слова. Тогда она добавила: – Я вас услышу.

– Значит, я сказал неправду?

– Да, милорд. – Элизабет немного подумала. – Нет, милорд. Но некоторые вещи мужчина не должен произносить в разговоре с женщиной. Это… неправильно.

– А вы всегда поступаете правильно?

– Стараюсь.

Его губы изогнулись в насмешливой улыбке:

– До чего же вам, должно быть, это надоедает, леди Элизабет!

Элизабет продолжала не мигая смотреть прямо вперед. Потом она провела кончиком языка по губам, сглотнула с явным трудом и призналась:

– Я была не совсем правдива с вами. Я не всегда поступаю правильно, лорд Джонатан.

– Джек, – тихо поправил он ее.

Это было для нее полной неожиданностью.

– Джек?

– Пожалуйста, называйте меня Джеком.

– Это… это кажется неправильным…

– Вы только что сказали мне, что не всегда поступаете правильно, – напомнил он ей.

Элизабет вздохнула:

– Это правда. Наверное, это мой самый серьезный недостаток.

– Или ваша самая сильная сторона, – проговорил он с обманчивой мягкостью. – Не беспокойтесь. Если кого-то и надо винить в том, что произошло той ночью на палубе, то только меня. Вы по-прежнему «чисты как снег, не тронутый лучами солнца».

– Лорд Теннисон? – спросила она, невольно заинтересовавшись.

– Шекспир, – ответил он, и глаза его блеснули от удовольствия. – Плоды классического образования. Или по крайней мере его части.

Элизабет мрачно заявила:

– Благодарю вас за доброту, милорд, но боюсь, что это не так.

– Что не так?

Ее затянутая в перчатку рука легла ему на грудь.

– Что я «чиста, как…»

– «…снег, не тронутый лучами солнца»?

Она кивнула и потупилась.

У Джека перехватило дыхание. Что она имела в виду, черт побери?!

Бедняжка смущенно прошептала:

– Мне это было приятно, милорд.

Красивое лицо Черного Джека озарила ленивая чувственная улыбка.

Он на это надеялся и теперь знал наверняка.

Джек с облегчением вздохнул:

– Вам совершенно нечего стыдиться, Элизабет. Что бы вам ни вбивали в голову ваши воспитательницы, очень хорошо, когда женщине приятны поцелуи и ласки мужчины.

Элизабет медленно подняла глаза.

– А мне будут приятны поцелуи любого мужчины, милорд, или только ваши?

Такой вопрос был для него полной неожиданностью.

– Простите, миледи?

– Значит ли это, что я распутница и мне будут приятны поцелуи любого джентльмена, а не только ваши? – Щеки у нее пылали. – Не бойтесь сказать мне правду, лорд Джонатан. Я хочу знать.

Джек несколько секунд растерянно втягивал ртом воздух.

– Я не боюсь сказать вам правду, – выговорил он наконец, а про себя добавил: «Нет, я ошарашен и немного испуган». – Конечно, вы не распутница! – Он оказался в щекотливом положении и прекрасно это сознавал. – Думаю, мы можем смело сказать, что ваша реакция на мой поцелуй была милой, свежей и наивной.

– Наивной? – Элизабет нахмурилась. – Это должно означать, что я целовалась, как девочка?

– Не совсем.

Он оказался между молотом и наковальней – очень неуютное место.

Она сощурила глаза:

– Вы имели в виду, что я не умею целоваться?

Он неловко переступил с ноги на ногу.

– Вы, возможно, захотите приобрести опыт в этом деле, – сказал он как можно дипломатичнее.

По ее юному лицу пробежала тень тревоги.

– И как вы посоветуете мне приобрести этот опыт, милорд?

Наступила неловкая тишина: Джек окончательно потерял дар речи.

Она поспешно спросила:

– Вы рекомендуете мне практиковаться с любым джентльменом, который выкажет такую готовность? Или вы имели в виду какого-то определенного мужчину?

Черный Джек вдруг почувствовал, что не знает, говорит Элизабет серьезно или решила его разыграть.

Она не отступалась:

– В конце концов, я ведь сказала, что хочу вести как можно более полную жизнь!

Он судорожно стиснул зубы.

– Буду счастлив услужить вам, леди Элизабет, если вы начнете жить полной жизнью.

Она опять выгнула шелковистую бровь.

– Вот как, милорд?

Неужели она над ним смеется? Смелая девица. Но кто будет смеяться последним?

По лицу Черного Джека пробежала легкая улыбка:

– Безусловно, миледи.

– Подъем очень крутой, правда, миледи? – пыхтя от усталости, сказала Колетт, когда они с Али наконец добрались до входа в пирамиду Хеопса. – Как странно! Зачем древним строителям понадобилось сделать вход так высоко?

Али объяснил ей:

– И в древние времена боялись воров. Фараон опасался, как бы воры не разграбили сокровища, приготовленные для его потусторонней жизни. И те, кто строил эту пирамиду, постарались перехитрить грабителей, расположив вход в двадцати четырех футах к востоку от середины и в пятидесяти пяти футах над основанием. Благодаря этому снизу отверстие было не видно.

– Они поступили очень хитро, – вступил в разговор лорд Джонатан, – но все-таки недостаточно хитро. Усыпальницу все равно разграбили еще в древности. Расположение входа стало известно еще во времена Христа. – Он покачал головой. – Потом эти сведения были утеряны и, согласно легенде, были заново открыты уже в девятом веке. Элизабет была зачарована.

– А что это за темная дыра? – спросила она, указывая на место неподалеку от них.

На этот вопрос ответил Али:

– Сын знаменитого Гаруна аль-Рашида пробил вход в пирамиду ради сокровищ, которые якобы в ней хранились.

Имя показалось Элизабет знакомым, но она никак не могла вспомнить, где именно оно встречалось ей.

– Гаруна аль-Рашида?

– Да, о Гаруне аль-Рашиде знают хотя бы по сказкам «Тысячи и одной ночи».

Элизабет захлопала в ладоши:

– Замечательно!

– Эта дыра – новый проход, который пробил его сын, халиф Сиамун, – сказал Али.

Колетт оживилась, как только услышала слово «сокровище». Она повторила вслед за Али:

– Сокровище?

Их проводник пояснил:

– Ходили слухи, что внутри пирамиды спрятан изумруд гигантских размеров. Конечно, там так ничего и не нашли.

Лорд Джонатан добавил:

– Некоторые по-прежнему считают, что в этой пирамиде есть потайные коридоры и неоткрытые усыпальницы.

Али подтвердил, что это действительно так.

Джонатан Уик со смехом сказал:

– А еще на одном из бесчисленных камней можно увидеть самый странный иероглиф из всех когда-либо обнаруженных в Египте.

Элизабет заглянула ему в лицо:

– И что он означает?

– Его можно перевести так: «Верх здесь».

Она рассмеялась:

– Древняя шутка!

Он тоже засмеялся:

– Совершенно верно.

– Пришло время войти в пирамиду, ситте, если вы готовы, – предложил Али.

– Я готова, – уверила его Элизабет, хотя у нее снова отчаянно билось сердце, а ладони, скрытые перчатками, были, как ей показалось, влажными от пота.

– Будьте осторожны, миледи. И вы тоже, милорд. Путь длинный и временами опасный, – предостерег их Али.

Пирамиду Хеопса считали одним из семи чудес света за ее гигантские размеры, однако Элизабет знала, что ее внутреннее устройство с переходами, коридорами, вентиляционными отверстиями, большой галереей и усыпальницей фараона тоже было чудом архитектуры.

– Сначала нам надо попасть в большую галерею. Она очень длинная и узкая, – сообщил молодой проводник. – После того как мы спустимся почти на сто футов по одному наклонному переходу, а потом поднимемся еще на сто шестьдесят – и все это в толще пирамиды, – мы доберемся до помещения, в которое внесли фараона.

Они вереницей двинулись в проход.

Внутри пирамиды оказалось холодно.

Холодно и темно, поняла Элизабет с содроганием, когда они начали свой спуск в самое сердце великой пирамиды. Впереди, в каменном коридоре, держа в руке факел, ожидал их человек, закутанный в широкое одеяние с капюшоном. Примерно в сорока футах дальше, на самом краю полной темноты, стояла еще одна закутанная фигура с факелом. Дальше оказалась еще одна и еще… Их факелы служили единственным источником света в огромной каменной гробнице.

Элизабет старалась справиться с волнением и развеять страх, затаившийся в уголке ее сознания. Она слышала стук своего сердца и свое шумное дыхание, которое становилось все более и более затрудненным. Хотя потолок коридора находился достаточно высоко над ее головой, она остро ощущала присутствие многих тонн камня, нависавших над нею.

Элизабет всмотрелась вперед, в наполненный тенями переход, и не заметила, что шедшая впереди нее Колетт внезапно остановилась, как вкопанная. Элизабет невольно налетела на нее.

– Миледи…

– Что случилось, Колетт?

У молодой француженки отчаянно дрожал голос:

– Н-ничего.

– Нет, что-то случилось. В чем дело?

– Мне страшно.

– Страшно?

– Oui, миледи.

Элизабет невольно перешла на шепот:

– Чего ты боишься?

– Не знаю, миледи.

Служанка дрожала всем телом.

– Ты замерзла?

– Oui.

– Голова кружится?

– Oui.

– Тебе нехорошо?

– Oui.

– О Боже!

– Мне очень-очень жаль, миледи, но, кажется, у меня болезнь, от которой страдают некоторые люди, когда оказываются в закрытом помещении. Мне трудно дышать.

Элизабет ободряюще похлопала служанку по плечу:

– Постарайся успокоиться и дыши глубже.

Ее спутница застонала:

– C'est impossible[2]. У меня сердце вот-вот разорвется, миледи. Ноги меня не держат. Боже, я испортила вам посещение пирамид!

Элизабет прекрасно владела собой в критических ситуациях. Дома она часто успокаивала мать, или свою старшую сестру Каролину, или одну из служанок Стенхоуп-Холла. Она привыкла к тому, что некоторые женщины постоянно впадают в истерику. К счастью, она была не такой. Вот и сейчас ей очень пригодится умение не терять головы.

– Ничего, Колетт. Ты не виновата, – сказала она совершенно спокойно. – Бывает.

Али вернулся туда, где они остановились, а лорд Джонатан, шедший последним, быстро догнал их.

– В чем дело, ситте? Почему вы задержались?

– С вами все в порядке, Элизабет?

– Со мной все в порядке, – ответила она обоим мужчинам. – Но вот Колетт… Она плохо себя чувствует.

– Все дело в этом… месте, – всхлипнула француженка. – У меня такое чувство, будто стены наваливаются на меня!

Проводник воскликнул:

– Э, такое бывает! Не все ведут себя спокойно внутри гробниц.

– Придется идти обратно, – заявила Элизабет. – Вот и все.

– Нет, миледи! – запротестовала ее служанка. – Вы должны идти дальше! Я не хочу портить вам день. Я могу вернуться одна.

– Немыслимо, – ответила Элизабет ласково, но твердо, – коридор слишком крутой и скользкий.

Лорд Джонатан вмешался в разговор:

– Леди Элизабет права.

Колетт отчаянно вскрикнула:

– Но, милорд!

– Проблему мы решим очень просто. Али выведет вас наружу, мадемуазель. Вы будете дожидаться нас в деревне у основания сфинкса, где мы оставили осликов. – Он повернулся к их молодому проводнику. – В корзинке есть бутылка вина. Налейте мадемуазель Дюве немного, чтобы успокоить ее нервы.

Али склонил свою красивую голову:

– Это я сделаю, милорд.

– А мы с леди Элизабет все-таки осмотрим усыпальницу фараона. И скоро к вам присоединимся.

– Да, милорд.

– Пока, Колетт! – крикнула Элизабет вслед уходящей служанке, которая вместе с Али направилась обратно к выходу.

Даже когда Колетт и Али скрылись из виду, Элизабет все еще оставалась в нерешительности. Ей было одновременно и страшно, и захватывающе интересно остаться наедине с лордом Джонатаном. В конце концов желание увидеть самое сердце пирамиды Хеопса перевесило чашу весов в пользу того, чтобы продолжить путь.

Лорд Джонатан чуть поклонился:

– Сюда, миледи. – С этими словами он согнул руку в локте. – Возможно, было бы разумнее взять меня под руку. Как вы сами сказали мисс Дюве, коридор крутой и скользкий.

Элизабет рада была опереться на его руку:

– Это так, милорд.

Они пошли дальше, обсуждая, какое огромное количество рабочих требовалось для строительства пирамид Гизы и как после завершения строительства рабочие уходили по специальным коридорам. Говорили, что здесь есть потайные помещения, так и не найденные в течение многих тысяч лет.

Так они добрались до большой галереи и начали подъем к погребальной камере.

Пройдя примерно половину каменной лестницы, лорд Джонатан остановился и достал из кармана свою серебряную фляжку.

– Не хотите сделать глоток воды?

Элизабет кивнула. Она поднесла фляжку к губам, наслаждаясь тем, как прохладная влага стекает в пересохшее горло. Сделав пару небольших глотков, она с благодарностью вернула фляжку лорду Джонатану и увидела, как он поднес ее ко рту, прижавшись губами к тому месту, где всего несколько секунд назад находились ее губы.

По телу Элизабет пробежал холодок совершенно иного свойства. Она очень остро ощущала присутствие лорда Джонатана (сможет ли она когда-нибудь заставить себя называть его Джеком, как он просил?). Никогда прежде присутствие мужчины не внушало ей подобных чувств. Она ощущала его запах, вкус его губ, прикосновение его Рук – хотя стояла, даже не касаясь его! Это было весьма тревожно и непонятно.

– В день похорон тело Хеопса пронесли по коридору и положили в приготовленный для него каменный саркофаг, где он должен был бы лежать вечно, – объяснил лорд Джонатан, когда они вошли в усыпальницу.

Помещение было гранитным и неожиданно просторным. Высокий свод был едва виден в полумраке. Вдоль стен стояли лампы, а перед ними высился пустой саркофаг могучего фараона.

У Элизабет перехватило горло.

– Древние грабители в своей бешеной спешке обломили край саркофага Хеопса, – рассказывал лорд Джонатан. – Они выбросили из гробницы тело фараона, сорвали с него драгоценные знаки власти и великолепные украшения. От Хеопса осталась кучка тлеющей плоти, обрывки покрывал были разбросаны по полу.

– Кощунство, – прошептала Элизабет.

– Кощунство, – согласился лорд Джонатан.

Кощунство.

Кощунство.

Слово эхом отразилось от каменных стен усыпальницы. Элизабет содрогнулась и с трудом подавила желание обхватить лорда руками.

– Вам страшно, Элизабет?

Она моментально возразила:

– Нет!

Но почти сразу же ответила более честно:

– Да.

Его голос звучал негромко и глухо:

– Здесь нет призраков. Здесь нет никого, кроме нас с вами.

Дыхание ее стало частым и прерывистым.

– Я… знаю.

– Вы страдаете тем же недугом, что и ваша служанка?

– Нет.

– Тогда чего вы боитесь?

Ей неудержимо хотелось ответить: «Многого. Вас. Меня. Нас. Этого места. Этой страны. Чар, которые она навевает».

– Идите сюда.

Сама не понимая, что заставляет ее подчиняться, Элизабет неуверенно сделала шаг к нему.

– Ближе.

Она сделала еще один осторожный шаг.

– Еще ближе.

Теперь она оказалась прямо напротив лорда Джонатана.

– Я знаю, что вам холодно, страшно и очень одиноко. – Он говорил тихо и чуть хрипло. Роскошная сеть его слов оплетала ее так же крепко, как охватывает добычу силок охотника. – Достаточно только протянуть руку – и вам будет тепло, спокойно и больше не одиноко.

Ей хотелось ответить, что она привыкла к одиночеству, особенно в последний год, после того, как ее милая, нежная Анни умерла от чахотки.

– Не бойтесь жизни, Элизабет.

Ее сестра не боялась жизни и все равно так мало ее видела!

Элизабет решилась – и положила руку в перчатке на руку лорда Джонатана. Только самые кончики пальцев… но это было началом. А потом она подалась к нему, глубоко вздохнула и положила голову ему на плечо.

Он был сильный и надежный. Ровное и мощное биение его сердца у нее под щекой внушало уверенность. Он был человеком из плоти и крови, как все, и в то же время он был непохож на всех остальных людей. Как он и обещал ей, тепло его тела согрело ее. Руки, которыми он обхватил ее, придали ей сил. Она удовлетворенно вздохнула.

Прошло несколько минут, и Элизабет тревожно шевельнулась, ощутив, что между ними что-то изменилось. Лорд Джонатан больше не успокаивал ее. Она ощутила странно жесткий бугор, образовавшийся в его брюках. А когда она случайно прикоснулась к этой непонятной выпуклости, там что-то зашевелилось! Из груди лорда Джонатана вырвался глухой стон.

Она поспешно отступила.

– Милорд?

Он резко и яростно бросил:

– Что?

– Что это, милорд?

– О чем вы? – процедил он сквозь зубы, словно страдал от боли.

Элизабет боялась спрашивать дальше. А что, если у лорда Джонатана какой-то ужасный недуг, о котором не принято упоминать в обществе? Да, конечно, она заметила его недуг только в ту ночь, когда они были вдвоем на палубе «Звезды Египта»! В остальное время лорд Джонатан казался совершенно нормальным.

Проклиная собственную неосведомленность, она неуверенно продолжила:

– Это потому, что я распутница, милорд?

Он шумно втянул в себя воздух:

– Вы не распутница, Элизабет. По-моему, я вам уже об этом говорил.

Она густо покраснела от стыда.

– Но этот странный… недуг, который вас настигает… Я не могла не заметить, что это случается только тогда, когда мы с вами остаемся вдвоем.

Он проговорил, не скрывая досады:

– Вас что, вообще ничему не учат?

Моментально возмутившись, она ответила:

– Конечно, учат! Меня учили читать и писать, преподавали историю и географию, латынь и французский язык.

– И?..

Элизабет не понимала, что ей надо сказать еще. Она ответила первое, что пришло в голову:

– Матушка научила меня, как разливать чай, как сидеть за столом, как понемногу пить шампанское (хотя мне не разрешается пить вино, пока меня не начнут вывозить в свет), как определить качество жемчуга, как положено есть птицу…

Лорд Джонатан прервал ее перечень:

– А чему они учат вас в отношении мужчин?

– Мужчин, милорд?

– Да, мужчин!

– Ничему, милорд.

Он застонал:

– Вот этого я и опасался. Чертовы ханжи!

– Сэр!

– Да, ханжи!

– Кто ханжи, милорд?

– Все общество. Особенно светское общество в Англии, – сказал он полным укоризны голосом. Он осуждал их всех без разбору!

Она попыталась догадаться, что стало причиной его осуждения.

– Боюсь, что я не понимаю вас.

Джонатан Уик стоял, широко расставив ноги и уперев кулаки в бока, – она вспомнила шекспировское сравнение мужчины с Колоссом.

– Вам не рассказывали о том, что происходит между мужчиной и женщиной?

– Только то, что женщина должна во всем подчиняться мужу. – Она сразу же добавила: – Правда, я не видела ни одной женщины, которая бы на самом деле так поступала.

Он презрительно фыркнул:

– Понимаете ли вы, что значит заниматься с мужчиной любовью, Элизабет?

Ей казалось, что она вот-вот задохнется.

– Понимаю.

– И что же это значит?

Она почувствовала, что краснеет еще сильнее.

– Это значит, что мужчина и женщина целуются. И может быть, обнимают друг друга.

– Вот так? – Лорд Джонатан шагнул вперед и сильными руками обхватил ее талию. А потом он склонил голову и прикоснулся к ее губам – быстро, легко, нетребовательно – после чего выпрямился и посмотрел ей в глаза. – Это мы сейчас, по-вашему, занимались любовью?

– Кажется, нет, милорд, – ответила она, с трудом выталкивая слова из внезапно пересохшего рта.

Он властно привлек ее к себе. Его рука начала скользить по ее плечу. Пальцем он проследил линию ее нижней губы. Ее губы невольно полуоткрылись.

– А так мы занимаемся любовью?

Она отрицательно покачала головой, хотя уже не была уверена в правильности своего ответа.

Он зарылся лицом в ее волосы, и Элизабет поняла, что он вбирает в себя ее аромат. У нее оборвалось сердце и задрожали колени, а всякая способность здраво мыслить исчезла.

Ей что-то нужно было от лорда Джонатана, но в ее словаре не было для этого слова. Она была на пороге какого-то открытия. Ей казалось, что она стоит на краю огромной пропасти и вот-вот в нее сорвется. Напряжение было невыносимым.

– Лорд Джонатан…

– Джек, – напомнил он.

– Джек, пожалуйста!

– «Джек, пожалуйста» что?

– Не знаю. Просто пожалуйста.

Она была в смятении. Ей хотелось большего – но чего?

– Благословенная Баст! – воскликнул он, снова обхватил ее талию и приподнял так, что ее лицо оказалось на одном уровне с его лицом. – Эти ханжи должны были бы, черт возьми, учить вас, английских девиц, чему-то полезному, хотя бы для того, чтобы вы знали, как о себе позаботиться!

С этими словами он немного встряхнул ее.

Она громко ахнула.

– Посмотрите на меня, Элизабет, – приказал он таким тоном, что ей и в голову не пришло ослушаться.

Она неохотно подняла взгляд и посмотрела прямо ему в глаза:

– Да, милорд.

Чуть помедлив, он решительно произнес:

– Ради вашего же блага я намерен заняться вами и научить тому, что надо знать про мужчин и женщин.

Она чуть не задохнулась. Разве он уже не «занялся» ею?

– Про мужчин и женщин, милорд?

Он поставил ее на пол и гордо выпрямился – словно монарх, объявляющий свою королевскую волю.

– А конкретно я намерен объяснить вам, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они занимаются любовью.