Глава 5

— Лорд Корк, позвольте представить вам сэра Хью Пьюрхарта, недавно ставшего третьим баронетом, — произнес викарий, мистер Блэкмор, с удовольствием выполняя роль хозяина дома.

Священник не преминул сообщить Майлсу, что он уже не в первый раз выполняет эту роль по просьбе хозяйки дома. Как служитель церкви и друг семьи, он часто удостаивался приглашения в аббатство Грейстоун еще в лучшие времена его владельцев. Он всегда был рад оказать помощь, особенно с тех пор, как леди Элисса осталась одна на свете. Обо всем этом Ангус Блэкмор поведал за считанные минуты до прибытия других гостей.

— Рад познакомиться с вами, Пьюрхарт, — Майлс решил проявить общительность. Еще не выяснив, кто его друг, а кто враг, он придерживался правила быть одинаково любезным со всеми — этот урок Майлс усвоил не на тайной службе королевству, а во время пребывания в большом свете.

— И я также рад нашей встрече, лорд Корк, — ответил привлекательный юноша в крахмальном белом воротничке, белой рубашке и черном вечернем костюме. Его портной явно не делал никаких скидок ни на погоду, ни на простые деревенские нравы.

— От леди Элиссы я узнал, — вмешался викарий, — что вы были давним приятелем ее отца, милорд.

— В сущности, давним приятелем эрла был мой дед. Тем не менее, в юности мне довелось провести лето здесь, в аббатстве. Лорд и леди Грейстоун были очень добры ко мне. Мне всегда хотелось когда-нибудь вновь навестить их. Жаль, что я медлил так долго — слишком долго, как теперь выяснилось.

— Да, это ужасное несчастье. Настоящая трагедия. — Ангус Блэкмор медленно покачал головой. — Знаете, их обоих унесла странная лихорадка.

Вдобавок ко всему, Джеймс Грей исчез по пути домой из Индии, — он вновь покачал головой, и немного спустя добавил: — Джеймс — это дядя леди Элиссы.

— Был ее дядей, — поправил Хью Пьюрхарт.

— Значит, вы уверены, что новый эрл Грейстоунский скончался, — невозмутимо заметил Майлс.

— Да. Прошел уже год с тех пор, как в последний раз кто-либо видел Джеймса Грея. Откровенно говоря, мы потеряли всякую надежду на то, что он остался в живых, — доводы Пьюрхарта прозвучали вполне убедительно.

— Боюсь, что вы правы, сэр Хью, — с сочувствием проговорил викарий и тут же заметно оживился. — А, вот и доктор Симт. Прошу простить меня, джентльмены, но мне необходимо поприветствовать его.

Майлс стоял спиной к холодному камину; для начала июня вечер выдался необычно теплым. Со своего наблюдательного поста Майлс видел обе двери в комнату, ряд огромных, от пола до потолка, окон в противоположной стене и дверь для слуг. Он облокотился на камин.

— Значит, леди Элисса осталась совсем одна.

Смазливый юноша с бледными глазами, изнеженными руками и узким подбородком заметил:

— Но ненадолго.

— Почему же? — невольно вырвалось у Майлса.

Хью Пьюрхарт таинственно понизил голос.

— Потому что я просил леди Элиссу стать моей женой.

— И она согласилась? — Майлсу удалось скрыть свое удивление.

— Она еще в трауре.

Значит, леди Элисса отказала ему.

— До сих пор в трауре? Но, насколько я понимаю, лорд и леди Грейстоун скончались уже два года назад.

— Восемнадцать месяцев, — поспешно поправил его юный баронет. — Леди Элисса до сих пор не оправилась от потери. Она была очень привязана к своим родителям, — раздраженное выражение — нет, не просто раздраженное, а досада — исказило черты его лица. — Пожалуй, даже чересчур привязана.

Майлс заметил это. Сэру Хью еще предстояло научиться держать свои чувства при себе.

— Действительно, семья Грей была весьма необычной.

— Да, совершенно необычной. Женщине не следует так много читать — это только заставляет ее задумываться, — после минутного размышления добавил Хью Пыохарт.

— А если она задумывается, у нее может появиться собственное мнение.

— Вот именно. Светская дама должна заботиться прежде всего о своих туалетах и прическах, о приобретении изящных манер и… — сэр Хью сделал неопределенный жест, — светского лоска, как говорят французы. Откровенно говоря, всего этого леди Элиссе недостает.

— И вы уверены, что сможете придать ей этот лоск? — с деланным безразличием поинтересовался Майлс.

— В сущности, я надеялся, что кто-нибудь вроде леди Чабб согласится стать ее наставницей.

— Я не имел чести быть знакомым с леди Чабб, — признался Майлс.

— Тогда сейчас вам представится такой случай, лорд Корк, если не возражаете. Леди Чабб — удивительная женщина. Она красива, образованна, умна, умеет поддержать любую беседу, грациозна, всегда следует последнему крику моды и великолепная хозяйка, — завершил свои восхваления сэр Хью. — Короче говоря, такую жену мог бы пожелать иметь не только сэр Элфрид, но и любой мужчина.

— Слишком уж она идеальна во всех отношениях, — сухо пробормотал Майлс.

— Тем не менее, мои похвалы ничуть не преувеличены. Вы увидите это сами, когда семейство Чабб присоединится к нам через несколько минут. Сегодня днем они прибыли в аббатство в собственном экипаже.

Майлс слышал об этом знаменательном событии, как должно быть, о нем слышал каждый человек в округе.

— И вы хотите, чтобы леди Чабб приняла под свое крылышко вашу будущую невесту, дабы наставить ее, обучить, стать ее советчицей, чтобы леди Элисса вела себя так, как подобает светской даме?

Сэр Хью закивал головой, как забавные механические французские игрушки, по которым в то время сходили с ума по обе стороны Ла-Манша.

— Это совершенно необходимо, — заявил он. — После свадьбы мы с леди Элиссой будем большую часть времени проводить в Лондоне и очень редко приезжать сюда, на запад.

Этот баронет явно был глупцом, или, по крайней мере, весьма ограниченным человеком. Майлс решил, что больше всего ему сейчас хочется задать этому самонадеянному юнцу хорошую порку. Только бы прелестная Элисса никогда не согласилась выйти замуж за такого болвана, как Хью Пьюрхарт!

Майлс попытался представить, как стоящий рядом с ним щеголь целует ее нежные, соблазнительные губы, прикасается к. ее ангельскому лицу, пробегает рукой по шелковистым волосам, обнимает ее и… занимается с ней любовью.

Проклятие! Подобная картина совсем не обрадовала Майлса.

В поведении леди Элиссы Грей было то, что свет называет «оригинальностью». И если вначале Майлс был готов согласиться с сэром Хыо в том, что ей недостает светского лоска, теперь он быстро изменил свое мнение. Он предпочитал, чтобы леди Элисса оставалась такой, как сейчас — простоватой деревенской барышней — это придавало ей особое очарование.

— Я надеюсь убедить леди Элиссу, что уже пора забыть о скорби и подумать о будущем.

— В качестве вашей жены?

— Да, моей жены.

Нет, Майлс не был бы сам собой, если бы не помешал этому браку! С этой мыслью он присоединился к другим джентльменам.

— Не находите ли вы, милорд, что эта комната весьма своеобразна? — спросил Ангус Блэкмор.

— Да, совершенно необычна, — согласился Майлс.

Все четверо — Майлс, сэр Хью, викарий и доктор Аристотель Симт — стояли в середине большого парадного зала. Пол был устлан ковром золотистых и алых тонов, мебель располагалась по периметру комнаты — в том числе и флорентийский мраморный столик, несколько шкафчиков с украшениями из позолоченной бронзы и огромная емкость для охлаждения вина времен королевы Анны.

Но сильнее всего в этой комнате притягивали взгляд потолки и стены. Каждая их пядь была покрыта искусной росписью, изображающей ангелов, херувимов, серафимов и других небесных жителей, фигур рубенсовских мужчин и женщин — одни были обнажены, у других пышные одежды предусмотрительно прикрывали соблазнительные телеса.

— Это знаменитый Небесный зал, — объяснил викарий. — Не кто иной, как четвертый эрл Грейстоунский… — он помедлил, обращаясь за поддержкой к Аристотелю Симту, и, получив от него утвердительный кивок головой, закончил, — приказал сделать эту роспись.

— Ее творцом был итальянский художник, некий Антонио Веррио, — продолжил доктор Симт. — После того, как сам Веррио, его семья и весьма многочисленная свита провели почти десяток лет в Берли-Хаусе, где он расписывал Райский зал для лорда Экстера, все они переместились сюда, в аббатство Грейстоун. Веррио потребовалось почти семь лет, чтобы завершить роспись Небесного зала. Он закончил ее незадолго до своей смерти, в 1707 году. Результатом стал триумф художника, как вы сами видите, милорд.

— Подходящая обстановка для ангела, — еле слышно пробормотал Майлс.

Викарий запрокинул голову и взглянул на особенно заметную группу крылатых дам на потолке.

— Разумеется, как священнослужитель, я не уверен, что ангелы настолько чувственны или соблазнительны, какими их изобразил Веррио.

— … «наши ангелы с небес на нас взирают и в благе, и в беде»…

— Прошу прощения, милорд?

— Это строка была написана в семнадцатом веке, человеком по имени Джон Флетчер, — небрежно отозвался Майлс. — Вы верите в ангелов-хранителей, викарий?

— Разумеется, верю.

— А в привидения? — вмешался Хью Пьюрхарт.

— Боюсь, мне придется положить этому предел, — мистер Блэкмор неодобрительно прищелкнул языком, — всей этой чепухе, о которой болтают в округе.

Майлс насторожился.

— Что же это за чепуха?

— Разве вы не слышали? — вновь вмешался сэр Хью.

— О чем?

— Нас посещает уйма призраков!

— Сэр Хью, два видения — это еще не уйма, — мягко упрекнул его доктор. Аристотель Симт повернулся к Майлсу. — Один из конюхов утверждает, что видел призрак средневекового рыцаря в полных боевых доспехах. По-видимому, этот рыцарь появился верхом на коне прямо на дороге, ведущей к аббатству, и в следующую минуту исчез.

— А второй призрак? — беспечно поинтересовался Майлс.

— Его видела миссис Мак-Джилликадди, пожилая женщина — по-моему, бывшая кухарка — которая живет с сыном в доме на окраине деревни.

Майлс не собирался сообщать собеседникам о том, что слышал, как призрак рыцаря бродит по коридорам аббатства Грейстоун.

— Конечно, — добавил викарий, — миссис Мак-Джилликадди уже восемьдесят лет, у нее слабое зрение.

— Значит, ее свидетельству нельзя верить, — заключил Майлс.

— Люди видят то, что хотят увидеть, — согласился доктор. — Это вносит разнообразие в их жизнь, заставляет почувствовать собственную значительность и позволяет во что-то поверить. Это придаст им ощущение…

— Смысла, — подсказал Майлс.

— Вот именно, милорд — смысла жизни.

— Кроме того, люди любят посплетничать, — с неприятным смешком добавил Хью. — Они слушают в пол-уха, а потом домысливают остальное.

— Вы позволите? — перебил их мужской голос.

Позади стоял Блант с подносом бокалов.

— Я не знал, что леди Элисса наняла нового дворецкого, — заметил доктор.

— И я не знал, — подхватил викарий.

— Вы — новый дворецкий? — спросил сэр Хью напрямик, подкрепившись глотком шампанского.

— Нет, сэр. Я не дворецкий. Я — Блант, — и с уважительным поклоном в сторону Майлса, он добавил: — Я служу у милорда маркиза.

Прошло несколько минут, прежде чем Майлсу удалось отозвать Бланта в сторону.

— Что это за маскарад?

Его камердинер бросил взгляд на свою рубашку с пышным воротником и старомодный черный костюм.

— Эта одежда принадлежала дворецкому.

— И где же сам дворецкий?

— Умер и похоронен. Как и один из лакеев, — приглушенно объяснил Блант. — Должно быть, милорд, вы заметили, что здесь недостает мужской прислуги.

Майлс на минуту задумался.

— Нет, до сих пор я этого не замечал.

Блант понизил голос.

— Аббатство Грейстоун по праву можно назвать женским монастырем.

— Я так и думал, — нахмурился Майлс.

— Вероятно, раньше оно и было им, милорд. Но вскоре превратилось в двойной орден.

— Двойной орден?

— Да, монахинь и монахов, милорд.

— Каким же образом тебе удалось это выяснить?

— У мисс Пиббл, милорд. Она — настоящий знаток истории этого аббатства. Во всяком случае, когда умер прежний дворецкий…

— И как же давно это случилось?

— Пять-шесть лет назад, милорд. Во всяком случае, граф и графиня так и не нашли ему замену. Они вышли из положения просто: прислуге прибавилось работы, но удалось обойтись без дворецкого.

— Поразительное решение, — Майлс бегло осмотрел своего слугу. — Но это не объясняет, что ты делаешь здесь, с подносом в руках, стоя посреди буколической росписи, сделанной итальянцем двести лет назад, и одетый в костюм давно умершего дворецкого.

— Нам не хватило слуг.

— Не хватило слуг? — удивился Майлс.

— Один из немногих оставшихся лакеев заболел лихорадкой. Леди Элисса и мисс Пиббл были в отчаянии.

— И ты вызвался помочь.

— Это было необходимо, милорд. В конце концов, сегодня вечером вам не нужна моя помощь.

Блант был прав.

— Если уж ты здесь, будь настороже, смотри в оба глаза и слушай в оба уха, — еле слышно пробормотал Майлс.

— Постараюсь, милорд.

— Мы побеседуем позднее.

— Да, милорд.

— Нам не следует забывать, Блант, что мы оказались здесь, дабы исследовать странные явления в аббатстве.

— Я ни на секунду не забываю об этом, милорд.

Блант не из тех слуг, которые постоянно нуждаются в напоминаниях, признал Майлс, отпивая глоток шампанского. И ему самому не стоит забывать, почему он оказался здесь.

— Мы ни на минуту не должны забывать, с какой целью прибыли сюда, Элфрид, — напомнила супругу Кэролайн Чабб, осматривая свой туалет перед огромным, во весь рост, зеркалом.

— Да, дорогая.

Она повернулась к горничной и произнесла с небрежным жестом.

— Можешь идти к мисс Чабб, Франческа. Мне больше не нужна твоя помощь.

— Слушаюсь, леди Чабб, — присев, Франческа вышла.

— Как я уже говорила, Элфрид, ты займешься своими историческими исследованиями в библиотеке, а я обследую аббатство Грейстоун и познакомлюсь поближе с его обитателями. Если я узнаю что-нибудь полезное, то поделюсь с тобой.

Сэр Элфрид Чабб нахмурился и привычным нервозным жестом потрогал свои пышные седеющие бакенбарды.

— Ты уверена, что мы поступаем правильно, дорогая?

— Я знаю, что мы поступаем так, как надо. В конце концов, это твой долг и законное право, — заявила Кэролайн, отступая от зеркала и наслаждаясь впечатлением. Редкая женщина была способна затмить блеск парижского платья от знаменитого Уорса и бриллиантового ожерелья, достойного королевы, или по крайней мере графини. Даже теперь, в тридцатисемилетнем возрасте, Кэролайн была одной из немногих подобных женщин.

— Конечно, я делаю это не ради себя, — произнес Элфрид, еще борясь с угрызениями совести.

Кэролайн не испытывала подобных угрызений — у нее не было совести. Она считала, что совесть ей ни к чему.

Кэролайн взглянула на отражение мужа в зеркале.

— Запомни, ты делаешь это ради нашего сына — твоего сына.

— Я делаю это ради Эдварда.

— Это его право. И твое.

— Это его право, — послушно повторил Элфрид Чабб. Он заметно успокоился, и в его глазах появилось привычное выражение. Он коснулся рукой обнаженного-плеча жены. — Сегодня ты выглядишь восхитительно, дорогая.

Кэролайн улыбнулась, глядя в зеркало. Глаза ее оставались холодными, но муж не заметил этого.

— Благодарю, Элфрид.

Склонившись, он прикоснулся губами к ее шее. Бриллианты казались прохладными на ее коже по сравнению с теплотой губ Элфрида и покалывающего щетиной подбородка.

Он обвил рукой талию жены и прижался к ее спине. Даже сквозь платье и множество нижних юбок она почувствовала, как вздымается, раздувается и твердеет его плоть. Другая его рука скользнула за низкий вырез платья и задвигалась там, пока Элфрид не нашел то, что искал. Обхватив сосок большим и указательным пальцами, он слегка сжал его.

Кэролайн уже давно научилась скрывать свои истинные чувства. Она откинула голову, прислонившись к плечу мужа, и слегка приоткрыла рот, так, что ему был виден кончик ее языка. Прихватив верхними зубками губу, она издала звук, напоминающий стон наслаждения.

За долгие годы привычка стала ее второй натурой. Элфрид Чабб был уверен, что он хороший любовник, но жене удалось убедить его в том, что он просто великолепен. Это сделало его гораздо более послушным, покорным, охотно выполняющим все ее приказы. Если бы он только знал, какой непревзойденной актрисой была его жена!

Разумеется, какая женщина не становится актрисой, когда дело доходит до мужчин и их физических аппетитов?

Элфрид погладил ее грудь. Кэролайн застонала и еле слышно прошептала:

— Элфрид…

Он самодовольно рассмеялся.

— Как жаль, дорогая, что нам предстоит долгий вечер, — сказал он, извлекая руку из декольте жены. — Наверное, я смогу навестить тебя попозже.

— Может быть. — Она поправила роскошное платье.

— Наверное, путешествие слишком утомило тебя.

Она прекрасно знала, что он сгорает от желания.

— Для тебя я никогда не утомляюсь, — возразила она. А на самом деле, этот мужчина вряд ли смог бы истощить ее силы.

Элфрид пригладил бакенбарды.

— Думаю, пора добавить к твоему бриллиантовому ожерелью пару бриллиантовых серег.

— Ты слишком добр ко мне. Ты меня избалуешь, — улыбка Кэролайн засияла, под стать камням на ее шее.

— Мне нравится баловать тебя, — Элфрид подал ей руку. — А теперь нам пора к ужину, дорогая, иначе все начнут гадать, что задержало нас.

— Ужин был отличным, леди Элисса, — заметил Элфрид Чабб, когда компания перешла в гостиную. Гостиная была отделана в итальянском стиле, вышедшем из моды уже во времена восьмой графини Грейстоун, и тогда же подновлена.

— Благодарю вас, сэр Элфрид. Я рада, что он вам понравился, — ответила Элисса, довольная тем, как проходит вечер. Конечно, изрядная доля его успеха принадлежала Майлсу Сент-Олдфорду. За ужином он развлекал общество остроумными светскими историями и рассказами о своих путешествиях — по-видимому, маркиз успел побывать решительно всюду и изведать все.

— Чудесная картина, — заметил ее гость, привлекал внимание Элиссы к огромному пейзажу на стене. — Очень напоминает вид аббатства.

— Она называется «Аббатство Грейстоун. Вид дома, садов и парка». Каналетто написал ее в 1748 году для шестого эрла Грейстоунского, — объяснила Злисса.

— Шестой эрл приходится вам…

Элисса задумалась. Вычисления всегда давались ей с трудом.

— Моим пра-пра-пра-прадедушкой.

Сэр Элфрид казался изумленным.

— Все эрлы Грейстоунские оставили, память о себе. Вся их история запечатлена на стенах этого великолепного и величественного дома, — он тяжело вздохнул. — Я сожалею, что не посетил аббатство, пока был жив ваш отец. Леди Чабб и я с прискорбием услышали о его преждевременной кончине, а также о кончине вашей матушки. Примите наши искренние соболезнования, леди Элисса.

— Благодарю вас, сэр Элфрид.

— Я часто представлял себе, как сижу в библиотеке, обсуждая с лордом Грейстоуном историю этих мест…

— Уверена, отец был бы рад возможности побеседовать с вами.

— Как любезно было с вашей стороны упомянуть об этом! Удивительно любезно… Мне жаль только, что мой сын, Эдвард, не смог приехать с нами. Он путешествует по Италии в обществе младшего сына герцога Б.

— Да, леди Чабб упоминала об этом за ужином.

— Вы правы. — Сэр Элфрид указал на огромное инкрустированное панно над камином. — Если не ошибаюсь, это фамильный герб?

— Да, действительно.

— Не могли бы вы объяснить мне его содержание?

— Разумеется. — Если сэр Элфрид действительно хотел поподробнее узнать о гербе, Элисса была только рада дать ему объяснения. — Герб разделен на четыре квадратных поля. В первом изображен лев, подобный льву на гербе Ричарда Львиное Сердце.

— «Кер де Лион», — пробормотал по-французски сэр Элфрид.

— Предположительно, нашим давним предком был один из тех пэров, которые последовали за Ричардом в Святую землю во время третьего крестового похода, чтобы осуществить клятву этого короля и освободить Иерусалим.

— Удивительно!

— Во втором квадрате изображен белый цветок, ныне не существующий в природе; в третьем — перевитый цветами крест, а в четвертом — наш фамильный девиз «Vincit omnia veritas».

— Истина всегда победит, — перевел веселый женский голос, раздавшийся за ее спиной.

Оба обернулись. Позади стояла леди Чабб. Одетая в модное шелковое лиловое платье — цвет, который придавал фиолетовый оттенок ее темным глазам и оттенялся роскошными каштановыми волосами — она выглядела изумительно.

Леди Чабб приятно улыбнулась, однако улыбка не тронула ее глаз.

— Вы верите, что истина всегда побеждает, леди Элисса?

— Да, верю.

Элисса почувствовала, что в этом вопросе прозвучало нечто более значительное, чем просто праздное любопытство; ей только не хватало опыта, чтобы понять, что именно это было.

Леди Кэролайн Чабб просунула узкую гибкую руку под локоть сэра Элфрида и притянула его к себе.

— Мне необходимо на несколько минут похитить у вас моего мужа. Похоже, доктор Симт хотел бы задать сэру Элфриду несколько вопросов на тему истории.

— Пожалуйста, — вежливо ответила Элисса. Обнаружив, что осталась одна, она повернулась и взглянула на панно над камином. Как жаль, что ее любимую картину Каналетто повесили в кабинете! На ней был изображен вид Венеции — палаццо, каналы, гондолы, гондольеры и венецианцы.

— Фунт за ваши мысли, — прозвучал рядом знакомый мужской голос.

Майлс Сент-Олдфорд остановился около Элиссы с бокалом бренди в руке.

— Целый фунт, милорд? Мне казалось, обычно говорят «пенни».

— Что поделать, инфляция!

Она состроила гримасу.

— Откровенно говоря, не верится, что мои мысли достойны хотя бы пенни.

— Берусь судить об этом.

— Я размышляла о Каналетто. — Элисса указала на картину.

— А!

— И это привело меня к мыслям о Гете, — продолжала она.

Он нахмурился.

— Как это вам удалось от итальянского живописца перейти к немецкому поэту?

— Моя любимая картина Каналетто «Венеция. Палаццо, гондола и вид с моста» висит в кабинете, напротив моего стола, — попыталась объяснить Элисса. — Поэтому я задумалась о Венеции, и это привело меня к размышлениям о двух книгах совершенно различного характера, но одного и того же автора — «Венецианские эпиграммы» и «Итальянское путешествие»…

— Иоганна Вольфганга фон Гете, — заключил он.

Она захлопала в ладоши.

— Вот именно. Видите — от Каналетто прямо к Гете.

— Думаю, я начинаю понимать… — заявил маркиз с многозначительным видом.

— Что вы начинаете понимать, милорд?

— То, как вы мыслите, миледи. — Улыбка открыла ослепительно-белую полоску зубов.

— Спасибо вам за то, что вы развлекали нас чудесными историями за ужином. — Элисса поспешила сменить тему.

— Не стоит благодарности. Это самое меньшее, чем я мог отплатить вам за три моих излюбленных блюда.

— А это было меньшее, что могли сделать для вас мы. Часто я обнаруживаю, что совершенно не представляю, как вести себя в той или иной ситуации. — Она еле слышно вздохнула.

— Вы кажетесь мне очень начитанной особой.

— Если разговор идет о книгах по истории или о моем саду — да, какое-то время я способна поддерживать его. Но я никогда не сумею быть такой остроумной и блистательной, как леди Чабб, — оба взглянули на сборище возле дивана в стиле Луи XIV.

Кэролайн Чабб и ее дочь, Шармел, с достоинством принимали ухаживания. Все присутствующие мужчины толпились поблизости, ловя каждое слово из уст этих двух леди, столь похожих внешне: темные волосы, классические черты лица, чудесные фигуры, только у матери были бархатисто-синие глаза, а у дочери — изумрудно-зеленые.

— Значит, и вы хотите, чтобы джентльмены увивались вокруг вас? — холодно спросил Майлс, поднося к губам бокал с бренди.

— Нет.

Он взглянул поверх хрустального бокала прямо ей в глаза.

— Тогда чего же вы хотите?

Элисса не была уверена, что правильно поняла его вопрос.

— Вы имеете в виду — от джентльменов?

— Или от какого-то определенного джентльмена. Она смутилась, не желая отделываться шуткой.

— Мне понравился бы мужчина, который смог бы с уважением относиться к моим мыслям, — наконец осторожно призналась она.

Казалось, Майлс Сент-Олдфорд поперхнулся своим бренди.

— С вами все в порядке, милорд?

— Да, — он прокашлялся. — Продолжайте.

— Мне понравился бы мужчина, который умел бы находить радость в музыке, литературе, природе.

— И садоводстве?

— Да, конечно, и в садоводстве.

— Полагаю, что это еще не все, — сказал он, как будто прочитав ее мысли.

«Надо ли признаваться ему? Почему бы и нет? Это совсем не секрет».

— Мне всегда хотелось путешествовать, милорд, — смело заявила Элисса.

— Путешествовать?

— Я хочу повидать мир. Понимаю, что это звучит глупо, даже по-детски, особенно для вас — ведь вы побывали всюду, видели все, все изведали, но я-то нигде не была, ничего не видела и не испытала, — просто призналась она.

Это было действительно так. Элисса не уезжала на север дальше Эдинбурга, на восток — дальше Лондона и на юг — дальше острова Уайт.

— Почему же вы не путешествовали вместе с родителями? — Майлс поставил бокал на столик у камина.

— У них на этот счет было свое мнение, — объяснила она.

— Какое?

— До женитьбы отец много путешествовал, а мама, которая была на несколько лет моложе, нигде не бывала. После свадьбы они стали путешествовать вместе, и под ее влиянием отец как бы заново увидел те места, где уже побывал прежде. На мгновение Элиссе почти послышались голоса родителей, переполненные любовью, которую они питали друг к другу. Она прижала руку к своему черному платью там, где под ним билось сердце. — Этого они хотели и для меня: чтобы я открывала мир с мужем, а он видел его, как в первый раз.