Ложе из роз

— Бедное дитя! Подумать только — потеряла одновременно обоих родителей! И тем не менее, — спустя минуту заметила Чабб, — леди Элиссе пора бы уже забыть о скорби и принять предложение сэра Хью. Джентльмены не любят, когда их заставляют долго ждать.

«Интересно, сколько времени заставила ждать сэра Элфрида сама леди Чабб», — подумал Майлс.

— Вероятно, и у вас вскоре появится невеста, лорд Kopк. — Лживые синие глаза взглянули на него.

— Может быть.

— Вы — четвертый маркиз Корк, а ваша супруга станет четвертой маркизой.

— Это мне известно, — сухо заметил он.

— Вы — один из самых уважаемых пэров королевства, носите древний и почетный титул. Говорят, вы — один из самых богатых землевладельцев Англии. Вас считают красавцем, полагают, что у вас отличное здоровье.

— Согласен.

— Вы — член знаменитой свиты Мальборо, близкий друг и доверенное лицо его королевского высочества принца Уэльского, — Кэролайн Чабб сложила губки бантиком. — Какого еще мужа может пожелать любая девушка?

— В самом деле?

— При всех своих достоинствах вы, лорд Корк, вольны выбрать себе любую женщину Англии — из десятков, сотен… — здесь она рассмеялась, и этот звук напоминал пение пышноперой экзотической птицы, — … даже тысяч достойных дам, жаждущих вашего внимания.

От такой перспективы Майлс Сент-Олдфорд похолодел.

— В таком случае, леди Чабб, вспомните о возрасте.

Морщинка появилась над изящно изогнутой бровью красавицы.

— И что же?

— Мне тридцать лет, — ответил Майлс.

И, как любил напоминать ему Блант, с годами он не становился моложе.

Леди Чабб раскрыла веер и принялась грациозными движениями обмахивать лицо.

— Тридцатилетний возраст для джентльмена — самое подходящее время жениться, милорд.

— Да, мне уже не раз говорили об этом, — по крайней мере, хоть в чем-то леди Чабб была согласна с его камердинером.

Леди Чабб затронула несколько иную тему.

— Будущая маркиза, несомненно, должна соответствовать определенным требованиям.

— Естественно, — Майлс не особенно хорошо помнил эти требования и не слишком разбирался в них.

— Эта леди должна быть молода.

— Но, разумеется, не слишком, — заметил Майлс, принимая игру Кэролайн Чабб и одновременно следя за стройной фигурой в сером платье, резвящейся на зеленой лужайке, размахивающей крокетным молотком, и чаще промахивающейся, чем попадающей в цель. При виде своих промахов леди Элисса искренне смеялась над собой. Майлс незаметно улыбался.

— Леди должна отличаться крепким здоровьем, чтобы подарить вам здоровых детей — по крайней мере, наследника и наследницу.

Майлс неопределенно хмыкнул в ответ. Леди Чабб была права, и все же он не спешил с ней согласиться.

— Эта леди должна быть отменно красива.

— «… красотой для любящего взгляда», — процитировал Майлс.

— Ну, ну, лорд Корк! Нам обоим известно, что есть люди, которых считают красивыми все, — попеняла Кэролайн, понижая голос до шепота, как заговорщица. — Такова жизнь.

Взгляд Майлса на красоту не был столь однозначен, может быть, потому, что ему довелось повидать слишком много уродства. Красота бывает доброй или злой, но никогда не занимает среднюю позицию.

Леди Чабб продолжала перечислять достоинства его будущей невесты.

— Любая женщина, претендующая на титул маркизы Корк, должна быть умна, обладать безупречными манерами и прелестной фигурой, уметь безукоризненно вести себя в обществе, и, конечно, она должна быть совершенно невинной.

Майлс испустил протяжный вздох.

— Но где отыскать такое сокровище?

— Шармел — настоящая красавица.

— Да, ваша дочь красива.

— В следующем сезоне в Лондоне она начнет выезжать.

— Могу с уверенностью предсказать: мисс Чабб прельстит множество джентльменов большого света.

Оказалось, он слегка опередил дальнейшее замечание леди Чабб.

— Шармел чрезвычайно умна, отличается утонченными манерами, вероятно, даже слишком изысканными для заурядных джентльменов, — заметила гордая мать.

Дерзость этой женщины казалась безграничной.

— В самом деле…

— К счастью, далеко не все джентльмены заурядны — есть те, кто выделяется из общей массы, кто способен оценить настоящую красоту, в том числе и незаурядную девушку. Вы — один из таких джентльменов, не так ли, милорд?

Майлса так и подмывало осадить леди Чабб, но он сдержался. По-видимому, она намеревалась продолжать, и Майлсу хотелось дослушать ее.

— Вполне понятно, что человек вашего круга желает иметь достойную жену, получившую хорошее воспитание — и происходящую из знатного рода. Так вот, я хочу, чтобы вы знали: в самое ближайшее время всем станет известно, что в жилах Шармел течет голубая кровь, может быть, даже более голубая, чем, скажем… у самой леди Элиссы.

«Боже милостивый! Что за чертовщину она несет? Неужели род Чабб — потомки древних лордов и леди, знатных основателей нации великого острова? Неужели мисс Чабб — средоточие всех добродетелей, всей красоты и достоинства британской аристократии? «

Еще одна излюбленная цитата Бланта невольно вспомнилась Майлсу — на этот раз из «Гамлета».

— «… Все смешалось в королевстве Датском», — пробормотал он себе.

Раздраженная гримаса проскользнула по лицу Кэролайн Чабб.

— Прошу прощения, милорд?!

— Это мне надо просить у вас прошения, леди Чабб Я повторял одну из моих любимых ролей из пьесы.

— Из пьесы?

— Да. — Дальнейшее объяснение Майлс придумывал прямо на ходу: — Мы с Блантом иногда развлекаемся, разыгрывая любимые пьесы, и я как раз повторял свою роль, перед тем как вы вошли в Небесный зал.

Его собеседница недоуменно приподняла бровь.

— Никогда не слышала о такой пьесе.

— Надеюсь, когда-нибудь мы сможем продемонстрировать вам свое искусство. Знаете, Блант — прекрасный трагик.

— Блант?

— Мой компаньон.

— Вы имеете в виду своего камердинера?

— Да, он выполняет и такие обязанности. Во всяком случае, некогда Блант учился актерскому мастерству. Его кумир — сэр Генри Ирвинг, еще с тех пор, как несколько лет назад Блант увидел его в роли Гамлета. А главную женскую роль исполняла Эллин Терри. — Майлс откашлялся. — Да и ваша красота и манеры достойны сцены.

Кэролайн Чабб была польщена, но не забыла при этом о своих целях.

— Должна заметить, Шармел унаследовала мою красоту и манеры. И она, разумеется, совершенно невинна.

Внезапно Майлс прозрел: леди Чабб предлагала ему в качестве невесты собственную дочь! Он настолько увлекся, наблюдая за Элиссой, а потом стараясь выпутаться из неловкой ситуации, что слушал ее в пол-уха.

Разумеется, не в первый раз не в меру решительная мамаша завладевала им, вынашивая брачные планы. Но здесь, в деревне, он, признаться, на время утратил бдительность.

— Шармел — сущий ангел, — сообщила ему леди Чабб.

Майлс решил обойтись без церемоний.

— Кстати, об ангелах: вы рассматривали когда-нибудь великолепную роспись Небесного зала, леди Чабб? Двести лет назад она была сделана художником-итальянцем для четвертого эрла Грейстоунского, — Майлс запрокинул голову и сделал вид, что наслаждается росписью.

— Эти ангелы великолепны, — подтвердила леди Чабб. — Чувственны и соблазнительны, — она бросила на собеседника косой взгляд. — Они, пожалуй, способны воодушевить…

Майлс едва не поперхнулся. Он прекрасно знал, что Кэролайн Чабб намекает на три фигуры, изображенные прямо над их головами. В центре группы красовался мускулистый обнаженный мужчина в обществе двух женщин рубенсовского типа — соски их обнаженных грудей вздымались, как бы желая дотянуться до его протянутых рук.

И глазом не моргнув, собеседница Майлса заявила:

— Вы — светский мужчина, милорд, а я — светская женщина. Значит, я могу говорить прямо: если вы женитесь на Шармел, вы обретете не только красивую и невинную молодую жену.

«Проклятие! Что за чушь она несет? «

— Насколько я понимаю, — продолжала леди Чабб, — замужние дамы из свиты Мальборо пользуются определенной свободой и привилегиями.

— Да, некоторые предпочитают их.

— И любовные связи для них — не прелюдия, а вознаграждение за брак.

— Опять-таки не для всех.

— Значит, вы не наблюдательны, милорд. Пожалуй, вы не видите дальше собственного носа, иначе бы давно уже нашли себе страстную любовницу, готовую разделить с вами ложе.

Еще во время приветственного ужина, когда сэр Хью воспевал достоинства леди Чабб, Майлс усомнился в порядочности этой женщины. И оказался прав. Ничуть не смущаясь, Кэролайн Чабб сделала ему недвусмысленное предложение, посулив свою дочь в жены, а себя — в любовницы.

— Должно быть, вы знаете поговорку, мадам. — Его губы насмешливо изогнулись.

— Какую, сэр?

— Наружность обманчива.

Кэролайн сделала гримаску. Впервые Майлс заметил, что она уже немолода.

— Боюсь, я не понимаю вас.

— Знаю, что не понимаете, — не скрывая пренебрежения, отозвался Майлс. — Но я должен принести извинения: меня ждет множество писем, — с учтивым поклоном он повернулся и направился к двери.

— Лорд Корк, наша беседа не завершена.

— Напротив, леди Чабб, — не оглядываясь и не замедляя шаг, возразил Майлс. Он перевел дыхание, только когда оказался в безопасном уединении Рыцарских покоев.

— Уложи только маленький саквояж, Блант.

— Сколько времени вы будете в отъезде, милорд?

— Еще не знаю, — Майлс сидел за столом в Рыцарских покоях с пером в руке, пытаясь подобрать слова, чтобы написать Элиссе. Ему это решительно не удавалось. — Одной смены одежды будет достаточно, поскольку я отправлюсь в Лондон поездом. Все необходимое я возьму в Корк-Хаусе.

Блант насторожился.

— Если вы отправляетесь в Лондон, милорд, я должен сопровождать вас.

Майлс поерзал в кресле.

— На этот раз ты окажешь мне большую услугу, если останешься здесь. Мне необходимо, чтобы кто-нибудь приглядывал за леди Элиссой и семейством Чабб.

Блант приуныл.

— Значит, случилась какая-то неприятность.

Майлс никогда не лгал своему другу и компаньону и не собирался лгать впредь.

— Да, действительно неприятность. Вот потому я и уезжаю в Лондон. Мне необходимо кое-что выяснить, и как можно быстрее. Кое-кто в столице сможет мне помочь, — Майлс Сент-Олдфорд улыбнулся, но его улыбка была тревожной. — Знаешь поговорку, Блант?

— Какую, милорд?

— Каждый петух — хозяин на своей навозной куче, — он смял лист писчей бумаги и бросил ее в корзину для бумаг под столом. — Скажи леди Элиссе, что меня вызвали в столицу на несколько дней и что я постараюсь вернуться как можно скорее.

— Почему бы вам самому не сообщить об этом?

Майлс покачал головой.

— Сейчас леди сердита на меня.

— Сердита, милорд?

Майлс глубоко вздохнул и нехотя признался:

— Она сочла меня слишком назойливым и обвинила в том, что я буквально прилип к ней.

— Я передам ваши слова, милорд.

Майлс встал и сунул руки в рукава сюртука, который держал перед ним камердинер.

— Кстати, мы устраиваем любительский спектакль.

— Кто это «мы»?

Майлс указал рукой на книжный шкаф.

— Думаю, ты сможешь сговориться с мисс Пиббл и подыскать что-нибудь подходящее у Шекспира.

— Когда же состоится этот спектакль, милорд?

Майлс не желал загадывать так далеко вперед.

— В конце недели, или, может быть, недели через две.

— Шекспир заслуживает большего времени, — счел нужным заметить камердинер.

— Меня не интересует то, чего заслуживает Шекспир, гораздо больше меня занимает то, сможет ли он послужить нашим целям, — сообщил Майлс своему компаньону.

Блант обмахнул волосяной щеткой плечи и спину черного сюртука.

— Неужели мы поймали волка, милорд?

— Если не волка, — заявил Майлс, коротко попрощавшись с другом и направляясь к двери, — то овцу в волчьей шкуре.

Глава 16

— Не хотите ли еще кекса? — вежливо осведомилась Элисса.

Хью покачал головой и погладил себя по впалой груди.

— Пожалуй, нет. Я съел уже целых три.

На самом деле сэр Хью успел проглотить не меньше четырех ломтей кекса за последние полчаса, но разве кто-нибудь вел им счет?

— Еще чаю?

— Нет, благодарю, — отодвинув подальше от локтя свою чашку с блюдечком, Хью встал и подошел к окну. Минуту поглядев в него, он обернулся. — Элисса…

— Надо заварить еще чаю. Я позову горничную, — и Элисса поспешно встала. — А еще лучше — сама схожу на кухню.

— Прошу вас, сядьте, — своим пронзительным тенором потребовал баронет. — Я хотел бы обсудить с вами вопрос, важный для нас обоих, дорогая.

«Только этого мне не хватало! « — с досадой подумала Элисса.

Она прекрасно понимала, что это за важный вопрос. Голос Хью заметно менялся, когда он вновь заговаривал о браке. Тем не менее, она не желала поддерживать любой разговор, имеющий хоть самое отдаленное отношение к свадьбе.

Не теперь и никогда впредь.

За прошедшие шесть месяцев она уже несколько раз отказала Хью Бэбингтону Пьюрхарту. Когда прямой, но вежливый отказ не действовал на этого джентльмена, она пыталась прибегнуть к логике, называя ему множество различных причин, мешающих им стать идеальной парой.

— Мы не подходим друг другу, Хью, — убеждала она однажды. — Вы предпочитаете столичную жизнь, а я родилась и выросла в деревне.

— Мы можем пойти на компромисс и проводить одну половину года в Лондоне, а другую здесь, в Девоне, — выкрутился Хью.

Внешне это решение казалось вполне справедливым, но Элисса понимала, к чему это приведет: половину года она будет чувствовать себя несчастной, а другую половину Хью станет совершенно невыносим.

— Меня удовлетворяют скромные развлечения: садоводство, прогулки по «Будуару миледи» и тихие вечера в обществе книг, — объясняла она не так давно. — Вы же предпочитаете вечеринки и маскарады, карточные игры и скачки, морские прогулки и светское общество в целом.

— У жены и мужа не обязательно должны быть общие интересы, — заявил Хыо, и Элисса недоверчиво взглянула на него. — В конце концов, предназначение женщины — ее дом и дети, а перед мужчиной открыт весь мир.

— Мне всегда хотелось путешествовать и повидать мир самой, — заметила она.

— Все только и говорят о дурной пище, неуютных гостиницах, непристойном обществе и дурных манерах, с которыми постоянно приходится сталкиваться, путешествуя за пределами Англии, — сообщил ей Хью.

Элисса прикусила язык и попробовала иную тактику.

— А как же любовь?

— Любовь — пустые фантазии, достойные школьниц, — фыркнул Хыо. — Жена обязана с уважением относиться к желаниям мужа, следовать его распоряжениям и удовлетворять его потребности. Долг мужа — защищать ее.

— Защищать — от чего?

Тут Хью Пьюрхарт задумчиво нахмурился.

— От бед.

— Вы хотите сказать — действовать, как ее рыцарь в сияющих доспехах?

— Весьма романтическая трактовка такого поведения. Долг мужа — избегать известных людей и мест, идей и событий, которые он считает неподходящими для своей жены.

Элисса прищурилась.

— Иными словами, женщина не должна сделать и шагу, предварительно не спросив на то разрешения супруга?

— Вот именно, — с готовностью подтвердил Хыо.

Безмозглый попутай!

После этого Элисса даже не пыталась объяснить, почему человек, за которого она бы вышла замуж — если она вообще выйдет замуж, что с каждым годом казалось ей все менее вероятным — должен относиться к ней, как к равноправному партнеру. В лучшем случае, в брак должны вступать родственные души, двое людей, способных разделить мысли и чувства, понять поступки друг друга. Это союз двух сердец, двух душ и двух тел.

Именно таким был брак ее родителей, и для себя Элисса желала не меньшего. Она боялась, что, если выйдет замуж за такого человека, как Хью Пыорхарт, что-то внутри нее исчезнет навсегда.

Сэр Хью отвернулся от окна и сделал неопределенный жест.

— Прошу вас, Элисса, присядьте.

Элисса села.

В ее голове стремительно крутились мысли. Ей была необходима хоть какая-нибудь тема для разговора, способная отвлечь Хью. Наконец она нашла нечто подходящее.

— Вам известно, что маркиз уехал в Лондон?

Собеседник одарил ее безгранично самодовольной и снисходительной улыбкой.

— Всем вокруг — в деревне, в долине, и даже, может быть, во всем западном графстве, известно, что маркиз Корк во вторник отбыл пятичасовым поездом в Лондон. За последние три-четыре дня все только об этом и говорят.

«Значит, больше жителям этой долины нечем заняться», — решила Элисса.

— Маркиз сказал, как долго он пробудет в отъезде? — спросил Хью, усаживаясь напротив нее.

— Нет, — ответила Элисса.

В сущности, Майлс уехал, не сказав ей ни слова, не оставив записки и даже не попрощавшись, только приказав Бланту передать, что он постарается вернуться как можно скорее.

Хыо взял чашку, сделал глоток, по-видимому, обнаружил, что чай остыл, пока он расхаживал по гостиной, и отставил чашку с выражением крайнего неудовольствия на лице.

— Знаете, ходят разговоры, Элисса… — заметил он, слегка склонившись и понизив голос.

— Разговоры?

— Сплетни, слухи, как хотите называйте это.

— О чем?

Она надеялась, что не о призраке.

— Не о чем, а о ком, — поправил Хью.

— Тогда о ком же?

— О Майлсе Сент-Олдфорде, четвертом маркизе Корк, воине, прославленном герое войны, предполагаемом шпионе, доверенном лице принца Уэльского, признанном сердцееде и поклоннике всяческих вольностей.

— Вольностей?

— Так говорят. — Хью сделал вид, что смахивает воображаемую нитку с лацкана сюртука.

— Кто говорит?

— Люди. — Он выразительно пожал плечами.

— Я не верю этому.

— Есть подозрение, что маркиз отправился в Лондон навестить одну даму, — склонив голову набок, сообщил он.

— Даму? Какую даму? — Элисса невольно подалась вперед.

Хью потянулся и укоризненно потрепал ее по руке.

— Этот разговор не для деликатного дамского слуха.

Почему Хью Пьюрхарт упорно относится к ней, как к ребенку? Элисса терпеть не могла эту манеру.

— Вы хотите сказать, что маркиз уехал в Лондон, чтобы навестить свою любовницу, — выпалила она.

За свою выходку Элисса была награждена укоризненным взглядом.

— Вам не следует говорить об этом.

— Почему бы и нет? — упрямо возразила она.

На лице баронета застыло неодобрительное выражение.

— Это неприлично. Вы воспитанная юная леди, и вы не замужем.

Опять он про одно и то же! Мягкий подбородок Хью напрягся.

— И это вновь возвращает нас к предмету, который я хотел обсудить с вами.

Элисса подавила вздох. По-видимому, ей удалось всего лишь отдалить неизбежное.

— Какой предмет?

— Брак.

Она совершенно не желала говорить о браке, во всяком случае, не о браке с сэром Хью Пыорхартом.

— Я знаю, вы все еще в трауре по своим незабвенным родителям, но пришло время забыть о скорби и вновь предаться радостям жизни, — сэр Хью произнес это с торжественностью, которую, по-видимому, считал подобающей случаю. — Откровенно говоря, дорогая, мне надоело два года подряд видеть вас только в сером и в черном. Ваш туалет стал напоминать мундир или монашеский подрясник, — он явно не хотел делать ей комплиментов.

Элисса выпрямилась на стуле и покорно сложила руки на коленях. Хвала Богу, Хью подал ей мысль.

— Вероятно, пришло время сообщить вам… — Она облизнула губы.

— Что сообщить?

— Я приняла мучительное решение.

— Мучительное? — Казалось, Хью опешил.

— Для нас обоих, — заверила его Элисса. — Но я уверена, со временем вы найдете достойную замену.

— Достойную замену — чему?

— Не чему, а кому.

— Кому же?

— Мне, — Элисса скорбно вздохнула. — Я не достойна стать вашей женой, сэр Хью. У меня иное предназначение.

— Какое еще предназначение?

— Жить тихой, созерцательной, замкнутой жизнью, — объяснила она.

Хью нахмурился.

— Вы имеете в виду, как в монастыре?

— Да, как в монастыре. — Только бы Бог простил ей эту ложь! — Но поскольку я уже живу в аббатстве, я никуда не собираюсь уезжать. Я просто сделаю аббатство Грейстоун таким, каким оно было прежде.

— Превратите его в монастырь? — Жидкие брови Хыо взлетели на лоб.

— Да.

— Я вам не верю. — На лице Хью Бэбингтона Пьюрхарта задергалась жилка.

— Вам придется поверить, — твердо заявила Элисса.

Хью холодно оглядел ее.

— Вы передумаете.

— Нет.

Он усмехнулся.

— Не пройдет и месяца, как вы захотите выйти за меня замуж.

— Клянусь вам, не захочу.

— Вы сами не понимаете, что говорите и что делаете, — заключил сидящий напротив джентльмен, покачивая головой.

Сэр Хью Пьюрхарт был избирательным слушателем — он слышал только то, что хотел услышать. Он пропускал мимо ушей все остальное или немедленно забывал это.

Кроме того, он был слишком прост. Несколько лет назад он принял решение жениться на Элиссе. Потребовались бы значительные усилия, чтобы заставить его отказаться от своего намерения, но Элисса решила попытаться. Она должна начать, заронив на благоприятную почву крохотное семя сомнения.

Она откашлялась.

— Думаю, вы заслуживаете совершенно другой жены, сэр Хью. Вам нужна юная красавица, обладающая светским лоском и всеми женскими добродетелями — та, которая в браке одарит вас всем уважением и почетом, которого вы достойны. Например, такая, как… — Элисса в задумчивости потеребила нижнюю губу, — как мисс Чабб. Последовало минутное молчание.

— Мисс Чабб красива, — с расстановкой ответил Хью Пьюрхарт.

— Да.

— Она обладает светским лоском.

— В полной мере.

— Она из богатой семьи.

— Из чрезвычайно богатой.

— Ее мать принадлежит к сливкам светского общества.

— Несомненно.

— Но у нее нет титула.

— И у вас не было титула до тех пор, пока не умер ваш дядя, — напомнила ему Элисса. Хыо еще совсем недавно превратился в «сэра Хью».

Отвергнутый поклонник Элиссы поднялся и начал расхаживать туда-сюда по ковру. Затем он остановился и поднял палец.

— Сэр Элфрид некогда занимался торговлей. Этот факт было невозможно отрицать.

— По-видимому, это не смущает герцога Б. Брат мисс Чабб путешествует по Италии вместе с лордом Питером.

— Лорд Питер — всего лишь младший сын герцога.

Элисса кивнула.

— Насколько мне известно, в этом сезоне мисс Чабб будет представлена ко двору.

— Я слышал об этом.

— Со своей красотой, обаянием, изысканными манерами мисс Шармел Чабб будет, несомненно, пользоваться огромным успехом у столичных джентльменов, — словно невзначай заметила Элисса.

— Несомненно, — подтвердил Хью.

— Десятки юных поклонников будут преследовать ее на каждом шагу.

— Да, на каждом шагу, — вздохнул он.

— Разумеется, здесь, в деревне, мисс Чабб скучает, — Элисса взглянула на часы. — Боже мой, посмотрите! — воскликнула она. — Мне пора в часовню.

Хью бросил в ее сторону недоверчивый взгляд.

— Не буду вас задерживать, миледи. У меня назначена важная встреча, и я вынужден вас покинуть.

— Тогда позвольте пожелать вам всего хорошего, сэр.

Хью Пьюрхарт остановился на пороге гостиной и оглянулся.

— Аббатство во многом стало походить на монастырь с тех пор, как умерли ваши родители.

— Да, во многом, — согласилась Элисса. — Кстати, я видела мисс Чабб, прогуливающейся v фонтана.

Как только сэр Хью скрылся из виду, Элисса направилась на кладбище позади часовни Богоматери. Вопреки обычным представлениям, ее фамильный склеп не был столь унылым и неприятным местом — по крайней мере, в этот прекрасный летний полдень. В самом деле, отсюда простирался великолепный вид на долину. Этот вид изменился очень мало как за прошедший век, так и за прошедшее тысячелетие.

Элисса запрокинула голову, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца, и взглянула на Норманнскую башню. Построенная во времена лихорадочного заселения вслед за приходом Вильгельма Завоевателя в западные земли, она представляла собой высокое каменное сооружение со стенами, доходящими в некоторых местах до шести, а кое-где — и до двенадцати футов в толщину. Через равные расстояния в стенах башни располагались бойницы, достаточно большие, чтобы в них мог поместиться воин с луком.

Единственный вход в башню находился в часовне Богоматери. Позади алтаря была неприметная дверь, за ней начиналась винтовая лестница, поднимающаяся до самого верха башни, до смотровой площадки.

Элисса знала об этом только из фамильных преданий. Она никогда не бывала в Норманнской башне. Лестница считалась ненадежной, и никому не позволялось входить в башню с тех пор, как Элисса помнила себя.

Она подошла к надгробию могилы своих родителей, склонила голову и прочла молчаливую молитву за упокой их душ. Затем она поднялась и взглянула в сторону долины.

— Мама, папа, я солгала, — произнесла она вслух. — Мне кажется, что это хуже, чем выдумка. Я не люблю сэра Хью. Я никогда не смогла бы полюбить его. И я не могу выйти за него замуж, — она тяжело вздохнула. — Но он не хотел и слышать, что я отказываю ему — по крайней мере, до сегодняшнего дня. Сегодня за чаем я сообщила сэру Хью, что решила посвятить себя уединенной жизни, — Элисса сцепила пальцы. — Я знаю, что гласит наш фамильный девиз: Vincit omnia veritas, «истина всегда побеждает». Но Хью Пьюрхарт не желал слушать истину. Я знаю, что будь вы здесь, вы бы меня поняли.

Она наклонилась, положила букет свежих цветов на могильный камень родителей и выпрямилась.

Если ей и суждено выйти замуж, она скорее стала бы женой Майлса Сент-Олдфорда, хотя, откровенно говоря, маркиз стал довольно надоедливым до отъезда в Лондон.

И все-таки Майлс такой красивый. Ее сердце колотилось, как бешеное, когда он целовал ее, прикасался к ней, ласкал…

Но не следует вспоминать об этом — все кончено навсегда. После того досадного случая в гроте маркиз Корк вел себя, как и подобает истинному джентльмену.

Какая жалость…

Элисса вновь вздохнула и закрыла глаза. Она ощущала запах влажной земли, зеленой травы, откуда-то прилетал дымок костра, смешивающийся со слабым ароматом цветов у ее ног и привычным запахом овец, пасущихся на лугу, и уток у пруда.

Она открыла глаза. Небо над ее головой было пронзительно-голубым, под ним ярко зеленели деревья. Казалось, на много миль вокруг нет ни единой души.

Элисса перевела взгляд на Норманнскую башню и увидела в одной из бойниц лицо — человеческое лицо. Этого человека она прежде никогда не видела.

Глава 17

Ее звали Элиссой.

По крайней мере, так назвал ее черноволосый мужчина, опасный на вид, тот, кто стоял на страже у входа в Пещеру монаха, когда она сама принесла туда корзину с провизией. В корзине помимо еды оказался мужской костюм, бритва и мыло.

Ему захотелось закричать от радости.

— Как вас зовут, сэр? — приветливо спросила леди.

— Меня называют Отшельником, миледи.

— Вряд ли вас крестили этим именем, — вежливо и терпеливо заметила она.

Отшельник покачал всклокоченной гривой волос и засунул стиснутые кулаки в карманы изодранной куртки. Ему не хотелось, чтобы эта леди видела его руки и ногти, по-прежнему грязные, несмотря на отчаянные усилия отмыть их в пруду.

— Я не помню своего имени, — признался он, взглянув на него.

Казалось, она прониклась к нему истинным сочувствием.

— Вы помните, где живет ваша семья? Где ваш дом?

Он пожал плечами. Смутные образы теснились в его голове, но он не мог описать эту картину словами. Ему было неловко признаться, что он считает своим домом этот парк. Если бы это было так, кто-нибудь уже узнал бы его.

Ему хотелось поблагодарить эту девушку за ее щедрость, объяснить, как много значат для него мыло и бритва, но его язык как будто прилип к гортани, когда она взглянула на него.

Виной всему были ее глаза.

Почему-то эти глаза гипнотизировали его. Отшельник не понял, в чем дело, пока на следующий день не отправился к пруду. Перестав плескаться, он пристально всмотрелся в собственное отражение в кристально-чистой воде.

И тут он все понял.

Он был слишком многим обязан хозяйке аббатства Грейстоун. В сущности, все, что он имел, он получил от нее: костюм, который носил, пищу, которую ел, одеяло, которым укрывался, ветки, сожженные на костре в прохладные ночи, и даже пещеру, в которой жил. Единственное, о чем он жалел — что ему нечем отблагодарить ее.

Отшельник постоянно думал об этом. Он размышлял, прислушивался, наблюдал и ждал.

Наконец он понял, чем сможет отплатить этой леди с ангельским голосом: своей защитой. Он должен следить за ней, как отец за своим ребенком. Он должен сделать так, чтобы никто не причинил ей вреда. Он должен спасти ее, если это потребуется.

Именно он выпустил ее в тот день из грота. Он предупредил того джентльмена, — которого, как он теперь знал, зовут «маркиз Корк» — о том, что это была не случайность, что кто-то намеренно запер леди внутри холодного, темного, похожего на пещеру строения.

И маркиз прислушался к его предостережению: целую неделю он следовал за леди, будто тень, он повсюду ходил за ней, и с ней больше ничего не случалось. А затем джентльмен почему-то уложил багаж и уехал из аббатства Грейстоун, оставив леди Элиссу в одиночестве. В одиночестве и безо всякой помощи.

В тот же день на его пост заступил Отшельник. Его глаза и уши стали ее глазами и ушами, хотя он старался, чтобы леди Элисса не видела и не слышала его.

Это случилось утром на четвертый день. Отшельник спрятался за кустами жимолости, когда леди Элисса направилась по заросшей травой тропе к кладбищу. Она остановилась у двойного надгробия, затем наклонилась и провела по буквам, впечатанным в твердый гранит. Когда она отступила, Отшельник прочел: «Анна-Мария, возлюбленная жена и мать. Томас, возлюбленный муж и отец».