ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

Эта история заставила Хиссуне вспомнить начало своих поисков в архивах. Снова Тесме и хайрог, правда, роман разворачивается между мужчиной и чужачкой. Вообще-то, сходство было поверхностным; совершенно иные люди, в совершенно непохожей ситуации. Хиссуне стал лучше понимать художника Териона Нисмайла, чьи картины до сих пор висели для всеобщего обозрения в галереях Замка Лорда Валентина, но метаморф осталась для него загадкой, тайной за семью печатями, как, скорее всего и для самого Нисмайла. Он поискал индекс с записью души метаморфа, и нисколько не удивился, не найдя такого. То ли Изменяющие Форму не вели записей, то ли их аппараты были неспособны принимать эманации сознания, то ли им просто не давали пользоваться архивом. Хиссуне ничего не нашел. Со временем, говорил он себе, на все найдется ответ, тем более, что оставалось еще очень и очень много неисследованных возможностей. Воздействие Короля Снов, например, на души людей — он хотел узнать об этом побольше. Тысячи лет потомки Барьязида терзают спящие сознания преступников, и Хиссуне хотел понять, как это происходит. Он рылся в архивах, и после долгих поисков судьба вручила ему душу человека, унылого торговца из города Сти.

Убийство он совершил поразительно легко. Маленький Клейм стоял у открытого окна небольшой комнатки на верхнем этаже таверны в Вугеле, где они с Халигейном договорились встретиться. Халигейн стоял возле кушетки, разговор был не из приятных. В конце концов. Клейм пожал плечами и сказал:

— Вы лишь попусту тратите мое и свое время. Я не понимаю, что вам нужно.

В эту минуту Халигейну показалось, что Клейм и только Клейм стоит между ним и спокойной жизнью, которую он, конечно же, заслужил. Значит Клейм — враг.

Халигейн спокойно подошел к нему, настолько спокойно, что Клейм не встревожился до самого последнего мгновения, и одним движением бросил Клейма из окна.

Лицо Клейма отразило удивление. На один удивительно долгий миг он повис, словно подвешенный, в воздухе, потом с еле слышным всплеском рухнул в быстрые воды реки за окном таверны, и его тут же унесло к подножию далекой Замковой Горы. В одно мгновение он скрылся из виду.

Халигейн посмотрел на свои руки, не в силах поверить в то, что они сделали. Вновь он видел себя, подходящего к Клейму, видел его, зависшего в воздухе, а затем исчезающего в темных водах реки. Скорее всего Клейм уже мертв, а если нет, то через одну-две минуты умрет наверняка. Рано или поздно его выбросит на каменистый берег у Канзилайна, и кто-нибудь опознает в нем торговца из Кимканайла, пропавшего с неделю назад. Только будет ли у кого причина подозревать именно его, Халигейна! Убийство — совершенно необычное преступление на Маджипуре. Даже если ухитрятся установить — одна Дивин знает как, — что Клейм погиб насильственной смертью, как доказать, что его вытолкнул из окна таверны в Вугеле Сигмар Халигейн! Это никому не удастся, убеждал себя Халигейн, но это помогало мало, и суть оставалась прежней: Клейм убит, а сам он — убийца.

Убийца? Это поразило Халигейна. Он шел сюда не убивать Клейма, а договориться с ним, заключить торговый контракт. Но разговор закис в самом начале. Клейм, маленький привередливый человечек, наотрез отказался взять на себя новое обязательство. Он заявил, что торговый агент Халигейна ошибся, и не только отказался покупать геологическое оборудование, но даже не посочувствовал бедственному финансовому положению Халигейна. К концу разговора вежливый отказ Клейма затмил для Халигейна все и вся, это был мерзкий, отвратительный отказ, и Халигейн желал избавиться от него любой ценой. Отбрось он эту мысль и подумай о последствиях, он бы, разумеется, не стал выталкивать Клейма из окна — как бы там ни было, по природе Халигейн не был убийцей. Но он никак не мог перестать думать об этом, и теперь Клейм мертв, а жизнь Халигейна претерпела огромные изменения: в один миг он превратился из Халигейна-торговца в Халигейна-убийцу. Внезапно! Страшно! Непонятно!

И что теперь?

Трясущимися руками Халигейн закрыл окно и опустился на кушетку, весь мокрый от пота, в горле у него пересохло. Он не знал, что делать дальше. Отдаться в руки прокторов! Признаться и отправиться в тюрьму или куда там отсылают преступников! Он не был готов ни к тому, ни к другому. Когда-то он читал старые книги о преступлениях и наказаниях, древние легенды и мифы и, насколько он понял, убийство как преступление исчезло давным-давно, а механизм обнаружения и искупления ржавел неизвестно сколько столетий. Существовала знаменитая история о морском капитане, выбросившем за борт сошедшего с ума члена экипажа во время плавания через Великое море после того, как тот убил кого-то на корабле, и она всегда казалась Халигейну дикой и невероятной. Но сейчас, обессиленный и ни о чем не думающий, он ощущал себя первобытной тварью, чудовищем, пожирателем человеческих жизней. Он знал, что ничего подобного с ним больше не произойдет, но от этого не становилось легче.

Нужно было убираться из таверны. Если кто-нибудь видел, как падал Клейм

— невероятно, конечно, поскольку таверна стояла на фоне искрящейся солнечными бликами набережной, а Клейм свалился из заднего окна и сразу ушел в глубину, — совершенно незачем было торчать тут, дожидаясь появления любопытных.

Халигейн быстро уложил свой саквояж, посмотрел, не осталось ли в комнате чего-нибудь наводящего на след Клейма, и сошел вниз. За стойкой стоял хьорт. Халигейн протянул ему несколько крон со словами:

— Я хотел бы получить счет.

Нервы расходились, и он с трудом удерживался от непроизвольной болтовни, боясь, что хьорт запомнит его. Нужно оплатить счет и поскорее убираться. Интересно, знал ли хьорт, что постоялец из Сти принимал у себя гостя! Если да, то он быстро забудет об этом, как забудет и самого постояльца, поскольку нет никаких причин запоминать его. Владелец подвел итог, Халигейн прибавил еще пару монет, ответил на механическое «Благодарю, приезжайте снова» машинальным «Спасибо, непременно», вышел на улицу и быстро пошел прочь от реки.

Сильный свежий ветер дул вниз по склону Горы, солнечный свет был ярким и теплым. Последний раз Халигейн был в Вугеле несколько лет назад, и в другое время с удовольствием заглянул бы на знаменитую Площадь, полюбовался бы на прославленные картины и прочие здешние диковины, но теперь ему было не до экскурсий. Он спешил на пересадочную станцию, торопясь взять билет в один конец до Сти.

Страх, неуверенность, ощущение вины и стыд следовали за ним по пятам из города в город, пока он ехал по склонам Горы.

Знакомые растянутые пригороды гигантского Сти принесли некоторое успокоение. Скоро он будет дома, в безопасности. С каждым днем, приближающим его к Сти, Халигейн чувствовал себя спокойнее. Могучая река, чье имя дало название городу, с поразительной скоростью несла свои воды вниз по склону Горы. Отполированные фасады зданий Речной Стены взметнулись ввысь на сорок этажей и протянулись на несколько миль. Мост Кинникена, Башня Тимина, Поле Мощей. Дома! Вся живительная сила Сти кипела вокруг и успокаивала, пока он ехал от центральной станции в свой пригородный район. Здесь, в величайшем городе Маджипура, процветающем благодаря тому, что здесь родился нынешний Коронал Лорд Кинникен, он был в безопасности от последствий неосознанного поступка, совершенного в Вугеле.

Халигейн обнял жену, двух дочерей, крепкого сына. Они видели его усталость и относились с преувеличенной нежностью, словно за время поездки он стал хрупким и бессильным. Ему принесли вина, трубку, шлепанцы, домашние суетились вокруг, излучая любовь и доброту, ничего не спрашивали о поездке, зато болтали о местных сплетнях. В конце концов, он сказал сам:

— Думаю, мы с Клеймом сработаемся. У меня есть причины так считать.

Он сам почти верил в это.

Можно ли связать убийство с ним, если он держится спокойно и непринужденно? Он сомневался, что кто-либо видел падение Клейма. Конечно, для властей несложно установить, что они с Клеймом согласились встретиться в Вугеле — на нейтральной почве — и обсудить деловые разногласия, но что это доказывает? «Да, я виделся с ним в какой-то таверне у реки, — может сказать он. — Мы закусили, довольно много выпили, потому что пришли к взаимопониманию, а потом я уехал. Должен заметить, он еще стоял на ногах, когда я уходил. Видимо, бедняга Клейм, напившись мулдемарского вина, сильно высунулся из окна, любуясь какой-нибудь красавицей, проплывавшей мимо на лодке… Нет, нет, нет! Пусть предполагают они. Мы встретились, пообедали, заключили соглашение, а потом я ушел, — ничего больше. Кто может доказать, что все было не так?

На следующий день он вернулся в свою контору и занялся делами, будто ничего необычного в Вугеле не произошло. Он не мог себе позволить такую роскошь, как угрызение совести о совершенном преступлении.

Дела шли неважно, в кредитах ему было отказано, он был близок к банкротству. И все это сделал Клейм.

Не думать о Клейме было трудно. В последующие дни его имя постоянно всплывало в связи с делами, и Халигейну с трудом удавалось скрывать свою реакцию. В торговом мире все понимали, что Халигейн борется из последних сил, и выражали сочувствие. Это поддерживало. Зато почти каждый разговор вертелся вокруг Клейма, его скупости, беззакония в сделках и мстительности, постоянно выводя Халигейна из себя. Это имя звучало как выстрел. «Клейм!» — и он цепенел. «Клейм!» — и щеки его дергались. «Клейм, Клейм!» — он прятал руки к за спину, словно они несли ауру убийства.

Часто он ловил себя на мысли, будто в минуту усталости говорит какому-нибудь клиенту: «Знаете, я убил его — выбросил в окно, когда был в Вугеле». Как легко эти слова могут сорваться с его губ, если только чуть-чуть расслабиться!

Халигейн подумывал о паломничестве на Остров Сна ради очищения души, но только позже, не сейчас, а пока отдавал каждую минуту делам, иначе предприятие могло полностью обанкротиться, и семья его впала бы в нищету. Иногда он думал о признании и о том, удастся ли ему договориться с властями, чтобы ему позволили искупить вину, не прерывая деловой деятельности. Может быть, штраф? Хотя, какой штраф он в состоянии заплатить теперь? Да и оставят ли его в покое так легко? В конце концов, он так ничего и не решил, только постарался хоть ненадолго выбросить убийство из головы и полностью отдаться работе.

А затем начались сны. Послания.

Первое пришло в ночь стардей, на второй неделе лета, и было мрачным и болезненным. Глубокой ночью он видел уже третий сон, после которого сознание обычно начинает постепенно пробуждаться к рассвету, как вдруг обнаружил, что идет по полю светящихся желтых зубов. В болотном, каком-то сером воздухе висела вонь, и клейкие, тягучие пряди сырого мяса свисали с неба, касаясь щек и рук, оставляя липкие следы, пылающие и пульсирующие. В голове звенело. Грубая тишина враждебного послания заставляла думать, будто мир растянут в невероятное далеко туго натянутыми струнами, и где-то за ним слышится глумливый хохот. Небо опалял нестерпимо яркий свет. Халигейн пересекал чашечку гигантского «ртового», одного из самых отвратительых плотоядных чудовищ флоры далекого Цимроеля. Несколько таких растений он видел однажды на выставке диковин в Палате Кинникена, но те были всего трех-четырех ярдов в диаметре, а это оказалось величиной с целый пригород. Он угодил в самый центр дьявольской сердцевины и бежал так быстро, как мог, чтобы не свалиться на эти немилосердные скрежещущие зубы.

Значит, вот как оно будет, подумал он, скользя над сном и холодно обозревая картину. Это первое послание, и Король Снов будет мучить меня и дальше.

Скрыться было негде. На зубах торчали глаза, и глаза были глазами Клейма. Халигейн бежал, мокрый от пота, спотыкаясь и оскальзываясь, потом покачнулся и упал на россыпь безжалостных зубов, и они цапнули его за руку, а когда он снова сумел подняться на ноги, то увидел, что окровавленная рука не такая, как прежде, — она превратилась в бледную маленькую руку Клейма, плохо пригодную для его запястья. Он снова упал, и снова зубы ухватили его, произведя изменение, и это повторялось вновь и вновь, и он мчался вперед, рыдая и завывая от ужаса, полу-Клейм, полу-Халигейн, пока не вырвался из оков сна и сел на кровати, потный и трясущийся, вцепившись в плечо жены.

— Отпусти, — пробормотала она. — Мне больно. Что случилось?

— Сон… препоганый…

— Послание? — поинтересовалась жена. — Ты весь мокрый, Сигмар. Что…

Он содрогнулся.

— Съел, наверное, что-то. Мясо морского дракона было слишком пересушенным и старым.

Пошатываясь, он поднялся с постели и налил себе немного, вино его успокоило. Потом снова лег. Жена погладила его по плечу, вытерла лоб и баюкала, пока он немного не расслабился» но Халигейн боялся снова заснуть и лежал, бодрствуя, до рассвета, уставившись в окружающую темень.

Таково было наказание Короля Снов. А он-то всегда считал его только сказкой, которой пугают детей! Да-да, болтали, будто Король Снов живет на Сувраеле, и титул его по наследству передается в семье Барьязидов, а по ночам Король Снов с приближенными пристально изучают души спящих и, находя недостойные, мучают их. Но правда ли это?

Халигейн никогда не встречал никого, кто получал послания от Короля Снов. Сам он однажды получил послание Леди, да и то не был в этом уверен, но в любом случае нынешнее послание всецело отличалось от того. Леди посылала нежные видения, Король Снов поразил острой болью. Неужели он действительно управляется с целой планетой, с миллиардами ее обитателей, из которых добродетельны далеко не все!

— Возможно, это просто несварение желудка, — успокаивал сам себя Халигейн.

Когда следующая и еще одна ночь прошли спокойно, он позволил себе поверить, что видел обычный кошмар, а Король Снов просто миф. Но на тудей пришло послание, не оставившее сомнений.

Тот же звенящий безмолвием звук, то же пронзительное полыхание света, образы Клейма, отдающийся эхом хохот, разбухающая и сжимающаяся структура пространства и головокружение, сминающее дух. Халигейн зарыдал. Уткнув лицо в подушку, он еле дышал, не смея проснуться — поднимаясь над гранью сна, он неизбежно выдаст свое горе жене, и та предложит ему обратиться к толкователям снов, что он сделать не может. Любой толкователь снов свободно прочтет, ЧТО соединяет его душу с душой Клейма, и что тогда? И он терпел кошмар, пока не иссякли силы, и лишь тогда проснулся и лежал, слабый и дрожащий, до прихода утра.

Это был кошмар тудей, но видение фодей оказалось еще хуже: он парил в воздухе и упал на пронзивший его насквозь шпиль Замковой Горы, острый, как копье, и холодный, как лед, и лежал несколько часов, пока птица грихорна с лицом Клейма терзала его внутренности.

На фодей он спал довольно спокойно, хотя напряжение в ожидании послания не покидало его.

Стардей также не принес посланий, зато в сандей он плыл по океану из сгустков крови, и зубы у него выпадали, а пальцы обдирались до костей. Ночи мундей и тудей принесли слабые, но все-таки ужасы.

Утром сидей жена сказала ему:

— Сигмар, если послания не смягчатся, что ты будешь делать?

— Делать? Ничего.

— По-моему, послания ты получаешь через день.

Он передернул плечами.

— Великие совершают какую-то ошибку. Должно быть, такое иногда случается. Рано или поздно они поймут и оставят меня в покое.

— А если нет? — Она внимательно посмотрела на него. — И если послания предназначены тебе?

Он подивился ее чуткости, но не сомневался, что она не знает правды. Ей известно лишь, что он ездил в Вугель на встречу с Клеймом, возможно, хотя и с трудом верится, она узнала, что Клейм так и не вернулся к себе в Кимканайл, а муж ее стал получать послания от Короля Снов — из всего этого она легко могла сделать вывод. Но если так оно и есть, что она будет делать? Донесет на собственного мужа? Пусть она его любит, но если будет скрывать убийцу, то может навлечь на себя месть Короля Снов.

— Если послания будут продолжаться, — ответил Халигейн, — я попрошу официалов Понтифекса походатайствовать от моего имени.