Хроники Маджипура (№2) - Хроники Маджипура

Проснувшись, он нашел поджидавшего за дверью хьорта из службы представительства, пригласившего его навестить Колатор Ласгию.

Вечером они пообедали вместе и снова отправились к ней на виллу, где провели ночь любви, накинувшись друг на друга, словно не виделись несколько месяцев.

Деккерет пока не спрашивал, почему она не встречалась с ним две минувшие ночи, но когда, энергичные и свежие, несмотря на бессонную ночь, они завтракали, сидя на мягкой шкуре гихорны, запивая блюда золотистым вином, она сказала:

— Как бы я хотела быть с тобой всю неделю! Но, по крайней мере, мы хоть последнюю ночь смогли провести вместе, и теперь ты отправишься в Пустыню Украденных Снов с моими поцелуями на губах. Заставила я тебя забыть остальных женщин?

— Ты знаешь ответ.

— Это хорошо. Ведь ты, может быть, уже никогда не познаешь женщину, зато твоя последняя женщина была самой лучшей, а это посчастливилось немногим.

— Ты настолько убеждена, что я погибну в пустыне?

— Оттуда возвращались очень немногие, — ответила она. — Шансов снова увидеть тебя у меня очень мало.

Деккерет вздрогнул — не от страха, просто он понял, что двигало Колатор Ласгией: две ночи она избегала его, а третью наполнила ненасытными ласками потому, что верила, будто он вскоре погибнет, и испытывала особое удовольствие быть его последней женщиной. Хотя, если он скоро погибнет, ей следовало провести с ним и две предыдущие ночи, но, очевидно, подобные тонкости лежали за пределами ее понимания. Он учтиво попрощался, не зная, встретятся ли они снова, даже если он захочет: слишком много загадочной и опасной непостоянности таилось в ней.

Незадолго до заката он был у Врат Пинитора в юго-восточной части города. Он не удивился бы, расторгни Барьязид их соглашение, но нет, флотер уже ждал за изрытым оспинами песчаником старых ворот, и маленький человечек стоял, облокотившись о корпус у места водителя. Его сопровождали трое: вроон, скандар и худощавый юноша, очевидно, сын.

Повинуясь жесту Барьязида, четырехрукий гигант скандар забрал у Деккерета два прочных мешка, пробил их ярлыком и поставил в багажник флотера. До Деккерета внезапно дошло, что это не скандар, а скандарша.

— Ее зовут Кэймак Грэп, — представил ее Барьязид. — Говорить она не может, но далеко не глупа. Она служит у меня много лет, с тех пор, как я подобрал ее в пустыне полумертвую и с отрезанным языком. Вроона зовут Серифэм Рейнэлион, и он частенько много болтает, зато знает тропинки в пустыне лучше кого бы то ни было в городе.

Деккерет обменялся кратким приветствием с маленьким существом, сплетавшим и расплетавшим свои щупальца.

— А это мой сын — Динитак, он также будет сопровождать нас, — закончил Барьязид. — Хорошо отдохнули, Инитэйт?

— Вполне, — ответил Деккерет. Он проспал большую часть дня после бессонной ночи.

— Двигаемся мы в основном по ночам, — продолжал Барьязид, — а днем, в самое пекло, устраиваем привал. Итак, я должен провести вас через Кавагский Проход и Пустыню Украденных Снов до начала пастбищ вокруг Кэзиг Кора, где вам нужно навести какие-то справки у пастухов, и вернуться с вами в Толигай, так?

— Да, — кивнул Деккерет.

Однако Барьязид не сделал никакого движения, чтобы сесть во флотер. Деккерет нахмурился, но затем понял. Он вынул из кошелька три большие пятиройяловые монеты — две старой чеканки и третью — блестящую монету Лорда Престимиона — и подал Барьязиду, который отделил новую монету и протянул сыну.

— Новый Коронал, — сказал Барьязид. — Знакомься. Теперь часто будешь видеть его лицо.

— И царствие его будет славным, — заметил Деккерет. — Он превзойдет величием даже Лорда Конфалума. Грядет волна нового процветания северного континента: Лорд Престимион — человек энергичный и решительный, с честолюбивыми планами.

Барьязид сказал, пожав плечами:

— Происходящее на северном материке значит здесь очень мало, и едва ли процветание Алханроеля или Цимроеля будет иметь значение для Сувраеля. Но мы рады, что Дивин благословила нас новым добрым Короналом. Может, он будет иногда вспоминать, что есть земля на юге, где живут его подданные. Ладно, отправляемся, время настало.

6

Врата Пинитора четко разделяли город и пустыню: с одной стороны район безликих невысоких вилл, окруженных стенами, с другой — бесплодная пустошь за городским периметром. Ничто не нарушало пустоту пустыни, кроме дороги — широкого, вымощенного булыжником тракта, который неторопливо вился вверх к гребню горной цепи, окружавшей Толигай.

Жара была нестерпимой. Правда, к ночи в пустыне стало заметно прохладнее, но все равно палило до изнеможения. Хотя огромное пылающее око солнца скрылось, оранжевые пески, излучая накопленный за день жар, мерцали и шипели с напряженностью раскаленной печки. Дул сильный ветер. С наступлением темноты Деккерет заметил, что направление ветра изменилось — он дул теперь из сердца континента, но разница между морским и береговым ветром оказалась невелика: оба являли собой потоки сухого раскаленного воздуха, не приносящего облегчения.

В чистой сухой атмосфере свет звезд и лун был необычайно ярок. Так же хорошо различалось странное призрачно-зеленоватое сияние, поднимавшееся с откосов по сторонам дороги, и Деккерет заинтересовался им.

— Это от растений, — объяснил вроон. — Они светятся в темноте внутренним светом. Между прочим, прикосновение к такому растению всегда болезненно, а зачастую и смертельно.

— А как их отличать при дневном свете?

— Они похожи на куски старой веревки, измочаленной погодой, и растут связками в расщелинах скал. Правда, не все растения такой формы опасны, но вы лучше сторонитесь всех.

— Да, всех остальных тоже, — поддержал вроона Барьязид. — Растения в пустыне хорошо защищены, иной раз самым неожиданным образом. Каждый год наш сад преподносит нам какую-нибудь новую неожиданность.

Деккерет кивнул. Он не собирался тут прогуливаться, но если придется, он возьмет за правило не дотрагиваться ни до чего.

Флотер был старым и тихоходным, что особенно проявлялось на крутой дороге; он не спеша катил через светлую ночь. Между собой спутники почти не разговаривали. Скандарша вела машину, вроон устроился подле нее и время от времени делал замечания о состоянии дороги. В заднем отделении молча сидели оба Барьязида, предоставив Деккерету в одиночестве рассматривать нарастающую мрачность адского пейзажа. Земля казалась взломанной немилосердными ударами солнца. Влага всосалась в нее давным-давно, оставив после себя угловатые трещины. Поверхность покрывалась рябью в тех местах, где непрерывные ветры сдували песок. Низкие разбросанные растения были самой разнообразной формы. Все казалось исковерканным, скрученным и шишковатым. К жаре Деккерет постепенно привыкал, но омертвелое безобразие всего увиденного, грубая заостренность всеобщей бесплодности заставляла душу цепенеть. Ненавистный пейзаж был для него внове, почти непостижим. Где он ни бывал на Маджипуре, он видел только красоту. Он вспомнил родной Норморк, раскинувшийся на склонах Горы, с изгибающимися бульварами, удивительно красивыми стенами и мягкими полуночными дождями, подумал о расположенном еще выше гигантском городе Сти, где он однажды гулял на рассвете в саду с деревьями высотой по колено и листьями ярко-зеленого цвета, которые слепили глаза. Ему вспомнился Верхний Морпин, мерцающее чудо, целиком отданное удовольствиям, раскинувшийся почти в тени внушающего благоговение Замка Коронала на вершине Горы, суровая лесная дикость Кинтора и ослепительно-белые башни Ни-Мойи, и душистые луга долины Глайда — как прекрасен мир, сколько таит он чудес, и как ужасно место, в котором он теперь очутился.

Деккерет сказал себе, что должен пересмотреть свои критерии и оценить красоту этой пустыни, пока она не парализовала все его чувства. Отыскать красоту в угрожающей угловатости окружающего, в истрепанных растениях, сияющих бледно-зеленым светом по ночам; найти красоту в острой, грубой бесплодности. Что такое красота, спросил себя Деккерет, если не познание увиденного? Почему луг гораздо красивее голой пустыни? Говорят, красота зависит от взгляда смотрящего, поэтому перевоспитывай свои глаза, человек, чтобы безобразие этой земли не убило тебя.

Он попытался заставить себя полюбить пустыню, выбросил из головы такие слова, как «бесплодность», «мрачность», «отталкивающий», словно выдирал когти дикого зверя, и приказал себе смотреть на окружающий пейзаж, как на мягкий и утешительный, заставляя себя восхищаться четкими пластами незащищенных каменных граней и огромными выемками высохших водоемов, вызывая в себе восторг от истрепанного, избитого ветрами кустарника. С уважением поглядывал он на небольших зубастых тварей, время от времени перебегающих дорогу. И чем дальше продвигался флотер, тем менее ненавистной становилась для него пустыня. Затем он стал равнодушен к ней, наконец поверил, что действительно видит в ней красоту, а за час до рассвета вообще перестал думать об этом.

Утро пришло внезапно: копье оранжевого света пробило стену гор с запада, ярко-красная огненная ветвь поднялась над противоположным краем горной цепи, а следом солнце, чей желтый лик оказался чуть более окрашенным бронзово-зеленым цветом, чем в северных широтах, вспыхнуло в небе, как взлетевший шар. И в тот же миг Деккерета пронзила острая боль воспоминаний о Колатор Ласгии: ему нестерпимо захотелось узнать, где и с кем встречает она рассвет, и, отгоняя эту мысль, он повернулся к Барьязиду.

— Ночь прошла без призраков. Или в этой части пустыни они не появляются?

— Они появляются за Кавагским Проходом, — отозвался маленький человек,

— там, где начинаются настоящие трудности.

Первые часы нарождавшегося дня они продолжали ехать. Динитак наспех соорудил грубое подобие завтрака из сухарей и кислого вина. Закусив, Деккерет оглянулся назад и увидел величественное зрелище: земля заворачивалась под ними гигантским рыжевато-коричневым фартуком, на котором четко отпечатались поля, трещины и Толигай, еле видимый далеко внизу, на самом дне, с примыкающей к нему обширностью моря. Небо было безоблачным, и синеву его усиливал терракотовый оттенок почвы, так что само небо казалось вторым морем над головой. Уже наваливалась жара. К середине утра она охватила все, но была еще терпимой, и скандарша бесстрастно продолжала вести флотер дальше к вершинам гор. Деккерет время от времени задремывал, но в судорожно дергавшемся флотере уснуть было невозможно. Неужели они будут ехать весь день? Он не спрашивал. Но как только усталость сделалась невыносимой, Кэймак Грэп развернула флотер влево, к небольшому тупичку дороги, и остановила машину.

— Первая дневка, — объяснил Барьязид.

Там, где кончался тупичок, высокий бок скалы возвышался над дорогой, образуя нечто вроде ниши, перед которой, защищенное тенью в это время дня, находилось довольно обширное песчаное пространство, очевидно, не раз использовавшееся для стоянок. У основания скалы Деккерет заметил небольшое темное пятно — вода в этом месте загадочным образом просачивалась из-под земли. Для ручейка ее было недостаточно, но усталые путники с радостью приветствовали ее в этой странной пустыне. Место было превосходным.

Скандарша и юный Барьязид вытащили соломенный тюфяк из отделения флотера и расстелили его на песке. Наступил полдень. Они поели сушеного мяса, кисловатых фруктов и теплых лепешек, после чего, не говоря ни слова, оба Барьязида, вроон и скандарша растянулись на тюфяках и мгновенно уснули.

Деккерет остался один; он сидел, очищая зубы от застрявших кусочков мяса. Теперь, когда можно и нужно было отдыхать, он не мог уснуть. Он поднялся, прошел к краю лагеря и посмотрел на пораженную солнцем пустошь за краем тени. Ни одного зверька не было видно, и даже растения, бедные и оборванные, казалось, старались вжаться в почву. Горы круто вздымались над головой с юга, и до Кавагского Прохода, видимо, оставалось недалеко. А что потом?

Он попробовал уснуть, но досаждали нежелательные образы: Колатор Ласгия парила над его тюфяком так близко, что он мог бы схватить ее и прижать к себе, но она вдруг отскочила и растворилась в жарком тумане; в тысячный раз он видел себя в лесных Болотах Кинтора, гоняющимся за добычей, целящимся. Он отогнал и это видение и обнаружил, что карабкается по громадной стене Норморка, и прохладный воздух наполняет легкие.

Нет, это были не послания, а просто болезненные и беглые фантасмагоричные воспоминания. Сна долго не было, зато когда он пришел, то был глубоким, кратким и без сновидений.

Разбудили его странные звуки — звенящая напевная музыка вдалеке, тихие, но отчетливые шумы каравана со множеством путников. Ему слышался звон колокольчиков, гул барабанов, и какое-то время он лежал, вслушиваясь, стараясь понять. Потом сел, проморгался и огляделся вокруг. Подступали сумерки. Он проспал самую жаркую часть дня, и тени теперь тянулись с противоположной стороны. Четверо его спутников уже поднялись и складывали свои матрацы.

Деккерет напряг слух, пытаясь определить направление, откуда исходили звуки, но, казалось, они идут отовсюду и ниоткуда. Ему вспомнились слова Колатор Ласгии о поющих днем призраках пустыни, сбивающих путников с толку и уводящих их с дороги своими музыкой и пением.

— Что это за звуки? — обратился он к Барьязиду.

— Звуки?

— Вы разве не слышите? Голоса, колокольцы, барабаны, шаги…

Барьязид выглядел удивленным.

— Вы имеете в виду песни пустыни?

— Песни призраков?

— Можно сказать и так. Или просто звуки, идущие с гор. Грохот цепей, удары гонгов. Похоже?

— Не знаю, — мрачно отозвался Деккерет. — У меня на родине нет никаких призраков. Но это не звуки гор.

— Вы уверены, Инитэйт?

— Что это не звуки гор и не призраки?

— Хм…

Динитак Барьязид, стоявший рядом, вмешался в разговор, обратившись к Деккерету:

— Неведомое всегда тревожит. Но тут вы, по-моему, чувствуете больше любопытство, чем страх. И могу удовлетворить ваше любопытство. Дневной жар спал. Скальные утесы и пески отдают тепло, издавая звуки — те самые колокольцы и барабаны, что вы слышите. Здесь нет призраков.

Старший Барьязид сделал резкий жест, и парень тут же отошел.

— Не хотите, чтобы он объяснял мне? — осведомился Деккерет. — Предлагаете мне считать, будто это призраки?

Барьязид ответил с улыбкой:

— А мне все равно, верьте во что хотите. Уверяю вас, вы еще встретите предостаточно призраков по ту сторону Прохода.

7

Весь вечер стардей они поднимались по серпантину дороги, и к полуночи добрались до Кавагского Прохода. Воздух здесь оказался прохладнее, они находились в нескольких тысячах футов над уровнем моря, и ветра приносили некоторое облегчение от зноя и духоты. Проход был широкой и поразительно глубокой выемкой в склоне горы. Наступило утро сандей, когда они миновали его и начали спуск к великой пустыне.

Деккерета поразил открывшийся впереди вид. В ярком лунном свете он увидел картину беспримерного бесплодия, по сравнению с которой земли, лежавшие по другую сторону Прохода, казались роскошным садом. Насколько та пустыня была скалистой, настолько эта была песчаной — настоящий океан барханов, нарушаемый то тут, то там пятнами твердой, усыпанной гравием земли. Едва ли здесь имелись какие-либо растения и мелкие животные. По крайней мере, на барханах не было ни одного. И зной! Из этой колоссальной открывшейся впереди чаши вверх неслись потоки раскаленного воздуха, который, казалось, сдирал кожу, опаляя до смерти. Деккерет усомнился, чтобы где-то среди этой топки могли находиться пастбища. Он напряг память, стараясь вспомнить карту, виденную в представительстве. Земли выпасов кольцом охватывали зону внутриконтинентальной пустыни, но под Кавагским Проходом рукав центральной пустыни каким-то образом вторгался сюда, а на противоположной стороне этого бесплодия раскинулась зеленая область трав и ручьев.

Все утренние часы они ехали вниз к огромному центральному плато, и в первых проблесках дневного света Деккерет заметил нечто странное далеко внизу: скальный клочок чернильной тьмы, резко выделявшийся на груди пустыни. По мере их приближения пятно превратилось в оазис, распавшись на рощицу тонкоствольных деревьев с длинными ветвями и фиолетовыми листьями. Оазис стал местом второй дневки. Следы на песке неопровержимо указывали, что здесь неоднократно отдыхали путники. Более того, под деревьями валялось множество осколков, а в чистом сердце рощи стояло что-то вроде грубого подобия навеса из наваленных кучами камней, увенчанных старыми высохшими сучьями. Чуть дальше между деревьями журчал маленький солоноватый ручеек, впадавший в небольшой стоячий водоем, зеленый от водорослей. А маленькая тропка, начинавшаяся от него, вела ко второму водоему, видимо, питаемому ручьем, полностью бегущим под землей, чьи воды были абсолютно чистыми, без примесей. Между двумя бассейнами Деккерет увидел любопытное сооружение: семь поставленных кругом каменных столбиков высотой по пояс образовывали двойную арку. Он осмотрел их.

— Работа Изменяющих Форму, — пояснил Барьязид.

— Капище метаморфов?

— Скорее, алтарь. Мы знаем, что Изменяющие Форму часто бывают в оазисе. Мы находили тут маленькие подарки метаморфов своему богу: молитвенные палочки, обрывки перьев, небольшие, искусно сплетенные чаши.

Деккерет беспомощно уставился на деревья, словно ожидая, что они тут же превратятся в диких аборигенов. Он мало общался с уроженцами Маджипура, этими побежденными и изгнанными туземцами, и то, что он знал о них, было в основном слухами и выдумками, основанными на страхе, невежестве и чувстве вины. Некогда они жили в больших городах — в Алханроеле, например, открывали их руины, — и в школе Деккерет видел изображения самого большого из них и самого знаменитого, Велалисера, расположенного неподалеку от Лабиринта Понтифекса, но города эти умерли тысячи лет назад, а с приходом человека и прочих племен метаморфов силой оттеснили в самый мрачный край планеты, в основном в огромную лесистую резервацию на Цимроеле, где-то юго-восточнее Кинтора. Вдобавок к своим скудным познаниям Деккерет видел настоящих метаморфов всего два раза: хилые люди с зеленоватой кожей и совершенно невыразительными лицами, хоть они и меняли одну форму на другую с поразительной легкостью. И он мог только гадать, не являются ли маленький вроон или сам Барьязид затаившимися метаморфами.

Он тряхнул головой, отгоняя дикие мысли, и сказал:

— Интересно, как удается Изменяющим Форму или кому бы то ни было выживать в пустыне?

— Они народ изобретательный. Приспособились.

— И много их здесь?

— Кто знает! Я несколько раз натыкался на их группы человек по пятьдесят-семьдесят. Вероятно, есть и другие, хотя, возможно, я встречал одних и тех же, только в разных обличиях.

— Странный народ, — пробормотал Деккерет, лениво потерев отшлифованный камень, венчающий ближайший столбик алтаря. С молниеносной быстротой Барьязид схватил Деккерета за запястье и отвел его руку.

— Не прикасайтесь к ним!

— Почему? — удивился Деккерет.

— Это святыня.

— Для вас?

— Для тех, кто воздвиг их, — раздраженно ответил Барьязид. — Мы относимся к ним с уважением и чтим магию, которая может здесь заключаться. В здешних местах никто не навлекает на себя месть соседей случайно.

Деккерет удивленно смотрел на маленького человечка, столбики, два бассейна, стройные остролистые деревья, и, несмотря на зной, его затрясло. Он окинул взглядом местность за маленьким оазисом, волны барханов, пыльную полоску дороги, исчезающей на юго-западе в стране тайн.

Солнце быстро поднималось, и жар нарастал. Деккерет оглянулся на горы, через которые они перевалили — огромные и зловещие, они, как стена, отрезали их от цивилизации в этой знойной земле. И вдруг он ощутил пугающее одиночество, усталость и затерянность.

Подошел Динитак Барьязид, покачиваясь под громадным грузом фляг, которые сбросил чуть ли не на ноги Деккерету. Деккерет помог парню наполнить их водой из чистого бассейна, потом напился сам. Вода оказалась холодной, чистой, со странным металлическим привкусом, правда, не неприятным, и Деккерет решил, что в этом повинны минералы.

Чтобы погрузить фляги во флотер, пришлось сходить до водоема и обратно раз десять. Динитак объяснил — больше источников не будет несколько дней.

Подкрепившись такой же грубой пищей, что и в первый день, они, когда зной достиг своего сводящего с ума полуденного пика растянулись на соломенных тюфяках.

В третий раз за свою жизнь Деккерет спал днем, и организм начинал привыкать к такой перемене. Он закрыл глаза, вверяя душу возлюбленной Леди Острова Сна, святой матери Лорда Престимиона, и почти сразу погрузился в сон.

На сей раз пришло послание.

Он уже не помнил, как и когда получал послания. Для него, как и для всех на Маджипуре, послания являлись основной сутью бытия, ночным наслаждением, успокаивающим разум, указаниями, очищением души, руководством и нахлобучкой, и многим-многим другим. Каждый с детства обучался восприятию посланий во сне, наблюдению и запоминанию их, соотношению их с часами бодрствования. И всегда благосклонная вездесущность Леди Острова Сна воспаряла над принимающим послание, помогая ему познать состояние своей души, причем связь она поддерживала со всеми миллиардами жителей огромного Маджипура одновременно.

Деккерет увидел себя поднимающимся на горный кряж, через который они недавно перевалили. Он был один на один с невероятно огромным солнцем, заполнившим половину неба, но жара почему-то не тревожила его. Крутой склон, насколько он видел, обрывался прямо за гребнем вниз, вниз, вниз, растягиваясь, казалось, на сотни миль, а над собой он видел ревущий, дымящийся котел — вздымающийся кратер вулкана, где пузырями лопалась красная магма. Невероятный водоворот подземных сил не пугал его. Наоборот, его тянул к себе этот странный шум, он стремился погрузиться в его глубину, поплавать в расплавленном жаре. Он начал спускаться бегом, оскальзываясь, часто пролетая по несколько метров, а приблизившись, увидел лица в трепещущей лаве: Лорд Престимион, Понтифекс, Барьязид, Колатор Ласгия и метаморфы, чьи странные полускрытые образы танцевали по краям. Могущественные фигуры изнемогали от жара в центре вулкана» и Деккерет рванулся к ним. Возьмите меня к себе, я здесь, я пришел! — кричал он, пока не осознал, что все фигуры исчезли, оставив один огромный белый лик, в котором он узнал возлюбленное лицо Леди Острова Сна, и зрелище это наполнило его душу блаженством, ведь прошло много месяцев с тех пор, как леди последний раз являлась ему.

И вдруг некая странность пересекла сон подобно какой-то развернувшейся вуали. Цвета поблекли, лица смазались. Он побежал вниз к краю горной стены, но теперь часто спотыкался, падал, обдирая руки и колени о раскаленные скалы, и вдруг совершенно потерял направление, двигаясь в сторону, вместо того, чтобы двигаться вниз. На мгновение он оказался на грани восторга, но так и не мог полностью погрузиться в него, ощущая лишь тяжесть и шок. Легкость исчезла, яркие цвета сменились всеобъемлющей серостью, и всякое движение прекратилось; он стоял, оцепенев, на склоне горы, всматриваясь вниз в мертвый кратер, чей вид заставил его вдруг затрепетать и лечь, подтянув колени к груди, и так он лежал, рыдая, пока не проснулся.

Деккерет заморгал и сел. В голове стучало, глаза слезились, ломило грудь и плечи. Это было не послание. Даже самые ужасные послания не оставляли такого горького осадка смущения и страха. Был еще день, и ослепительное солнце висело над макушками деревьев. Возле него лежали Кэймак Грэп и вроон, чуть поодаль — Динитак Барьязид. Они спали. Старшего Барьязида нигде не было видно.

Деккерет перевернулся и прижался щекой к горячему песку у матраца, пытаясь изгнать из себя напряжение. Он понимал, что во сне произошло что-то страшное. Какая-то темная сила вмешалась в послание, похитив радость и дав взамен боль. Не в этом ли суть похитителей снов пустыни. Но тогда это были похитители снов.

Он сжался, чувствуя себя выпотрошенным и опустошенным, желая знать только одно — неужели все сны будут такими по мере их продвижения в пустыню? Не станет ли еще хуже?

Спустя какое-то время он снова уснул, и пришли сны — случайные, смазанные обрывки без ритма и узора. Когда Деккерет проснулся, день близился к концу, и звуки пустыни — песни призраков — бились в ушах, бормоча и звеня далеким смехом. Чувствовал он себя намного более уставшим, чем если бы не спал вовсе.

8

Никто из попутчиков не подал и вида, будто что-то тревожило их сны. Они встретили проснувшегося Деккерета каждый на свой манер: огромная скандарша молча, вроон с любезным щебетом свернул щупальца, оба Барьязида короткими кивками. Если они и поняли, что их товарища навестили мучительные сны, то ничем этого не выказали.

После «завтрака» старший Барьязид коротко посоветовался с врооном относительно маршрута на эту ночь, и затем они вновь нырнули в темноту, озаренную лунным светом.

Притворюсь, будто ничего необычного не случилось, решил Деккерет, я не дам им понять, что уязвим для призраков.

Но его решение просуществовало недолго. Когда Флотер пересекал район высоких озер, где тысячами вздымались серо-зеленые каменистые горбы, Барьязид внезапно повернулся к Деккерету и спросил, нарушив долгое молчание:

— Хорошо спали?

Деккерет понял, что ему не удалось скрыть усталость.

— Случалось отдыхать и лучше, — пробормотал он.

Блестящие глаза Барьязида безжалостно сверлили его.

— Сын говорит, что вы стонали во сне, ворочались и прижимали колени к груди. Вы почувствовали прикосновение похитителей снов, Инитэйт?

— Я просто чувствовал присутствие тревожащей силы в своих снах. Было ли это прикосновение похитителей снов, я не знаю.

— Опишите мне свои ощущения.

— Вы сами похититель снов, Барьязид! — огрызнулся Деккерет, разозлившись. — С какой стати я должен открывать перед вами душу? Мои сны

— это мои сны.

— Тише, тише, добрый рыцарь, я не имел ввиду ничего обидного и не хотел бы навязываться вам.

— Тогда…

— Но я отвечаю за вашу безопасность. И если демоны этой безводной земли проникли в вашу душу, в ваших же интересах рассказать мне.

— Демоны?

— Демоны, призраки, фантомы, недовольные метаморфы — кто бы ни был, — нетерпеливо произнес Барьязид. — Существа, которые грабят сны уснувших путников. Приходили они к вам, или нет?

— В снах было мало радости.

— Прошу вас, расскажите.

Деккерет тихо вздохнул.

— Я получил послание Леди — мирное и радостное. Но постепенно суть его изменилась, понимаете? Послание помрачнело, стало бессвязным, лишенным всякой радости, а закончилось просто отвратительно.

— Да, — кивнул Барьязид, — это призраки. Прикосновение к сознанию, вторжение в сон, разрушение его и выкачивание энергии.

— Разновидность вампиризма, — усмехнулся Деккерет. — Существа таятся в засаде, поджидая в пустыне путников, а потом высасывают из них все жизненные силы?

Барьязид улыбнулся в ответ:

— Это лишь догадки. Я бы не делал таких поспешных выводов, Инитэйт.

— А вам самим доводилось чувствовать их присутствие в своих снах?

Коротышка как-то странно посмотрел на Деккерета.

— Нет, никогда.

— Никогда? У вас что, иммунитет?

— По-видимому, да.

— А ваш сын?

— О, несколько раз на него накатывало. Как правило — здесь. Видимо, невосприимчивость не передается по наследству.

— А скандарша и вроон?

— У них бывало, — кивнул Барьязид, но редко. К тому же они находят это неприятным, но не смертельным.

— Однако кое-кто умер от прикосновения похитителей снов.

— Предположительно, что именно от этого, — поправил Барьязид. — Большинство путешественников, проходивших до недавнего времени этим путем, рассказывали, что видели необычные сны. Некоторые из них сбивались здесь с пути и не возвращались. Откуда нам знать, есть ли связь между этим и разрушенными снами?

— Вы очень осторожный человек, — усмехнулся Деккерет. — Не хотите выносить окончательных решений?

— Я прожил долгую жизнь, тогда как многие опрометчивые смельчаки уже вернулись в источник Дивин.

— По-вашему, просто выжить — наивысшее достижение?

Барьязид рассмеялся:

— Слова истинного рыцаря Замка! Нет, я считаю, что жить — не значит просто уклоняться от смерти. Но выжить — это счастье, Инитэйт, а смерть — не достижение.

Деккерету не хотелось продолжать. Едва ли можно сравнивать кодексы ценностей посвященного рыцаря, и такого, как Барьязид. Кроме того, было что-то скользкое в аргументах проводника. Деккерет помолчал, потом ответил:

— Меня волнует одно: станут ли сны еще хуже?

Барьязид пожал плечами.

К тому времени, когда ночь поблекла и подошло время подыскивать место для стоянки, Деккерет вдруг понял, что готов и даже с нетерпением ждет встречи с призраками сна.

Дневку они устроили на ровной площадке, где основную массу песка сдуло к одной стороне очищающими ветрами, оголив скальное основание; вдобавок к порывистым ветрам сухой воздух пустыни жутко растрескал ее, а солнце словно содрало все остальное. Где-то за час до полудня они стали готовиться ко сну.

Деккерет спокойно опустился на соломенный тюфяк и без страха послал свою душу на тонкий краешек того, что могло прийти. Как рыцарь, он с детства обучался быть храбрым, и ждал теперь встречи с неведомым без боязни, но все-таки ощущая некое присутствие страха в душе. На Маджипуре нужно было хорошо потрудиться, чтобы найти страшное и опасное неведомое; для этого приходилось забираться в самые отдаленные и дикие уголки планеты, поскольку в обитаемых районах жизнь текла размеренно и безопасно. Именно поэтому Деккерет и поднялся на борт корабля, идущего в Сувраель, и теперь впервые должен был подвергнуться серьезному испытанию, если не считать случая в лесах Кинтора. Но здесь было совершенно другое, — эти грязные сны…