9

Крик эхом отдался в дюнах. Он закричал снова, потом второй раз, третий, но услышал лишь собственный дрожащий голос, оставшийся без ответа. Сколько он мог продержаться! Час! Два! Без воды, укрытия от солнца, даже без одежды. На непокрытую голову изливал свой жар с неба огромный пылающий глаз. Стояла самая жаркая часть дня. Окружающий пейзаж повсюду выглядел одинаково — плоская мелкая чаша, исхлестанная жаркими ветрами. Он пошел было по своим следам, но они оборвались через несколько ярдов — дальше начиналась твердая и каменистая поверхность. Лагерь мог находиться где угодно, скрытый возвышавшимися барханами. Деккерет еще раз позвал на помощь, и опять не услышал ничего, кроме эха. Если бы удалось отыскать подходящий бархан, он мог бы успеть закопаться по шею и продержаться до тех пор, пока не спадет жара, а в темноте попытаться найти лагерь по костру. Но таких барханов он тут не видел. Как бы поступил на его месте Лорд Стиамот, подумал он, или Лорд Тимин, или один из великих воинов прошлого! И что мог сделать он сам! Просто умереть! Глупо. Он крутанулся, осматривая горизонт. Ни одной путеводной нити, ни единого признака, куда пойти. Передернув плечами, он опустился там, где не было муравьев. Не было здесь и слоя песка, зарывшись в который, он мог попытаться спасти себя, как не было и силы духа, которая помогла бы ему выжить, несмотря ни на что. Он утратил себя во сне и умрет, как и предсказывала Колатор Ласгия. Единственное, что у него осталось — это характер: он умрет без слез, гнева и стенаний. Может это займет час, может быть, меньше. Но это очень важно — умереть с честью.

И он стал ждать прихода смерти. Но вместо нее пришел — через десять минут, полчаса или час, он не знал — Серифэм Рейнэлион. Вроон, как мираж, появился с востока, с трудом двигаясь к Деккерету, нагруженный двумя флягами воды. Подойдя ярдов на сто, он помахал двумя щупальцами и крикнул:

— Вы живы!

— Более или менее. Вы настоящий!

— Самый настоящий. Мы вас полдня ищем. — Упругое щупальце маленького существа сунуло в руки Деккерету флягу с водой. — Держите. Глотните-ка, только немного. НЕМНОГО! Вы слишком измождены и захлебнетесь, если станете пить с жадностью.

Деккерет с трудом справился с порывом осушить фляжку одним глотком. Вроон прав, нужно пить умеренно, не спеша, иначе может стать плохо. Он капнул чуть-чуть в рот, подержал на языке, прополоскал горло, наконец, проглотил. Потом сделал еще один осторожный глоток, затем глоток побольше. Голова слегка закружилась. Вроон кивнул на фляжку. Деккерет встряхнул ее и отпил снова, подержав воду за щеками.

— Далеко отсюда лагерь! — спросил он наконец.

— Минут десять ходьбы. У вас хватит сил идти самому, или мне сходить за остальными?

— Я пойду сам.

— Тогда идемте.

Деккерет кивнул.

— Сейчас, еще один глоток.

— Берите фляжку и пейте, сколько хотите. Если устанете, скажите мне, отдохнем. Не забывайте, мне вас не унести.

Вроон медленно направился к невысокому песчаному гребню в пятистах футах на востоке. Пошатываясь от слабости и головокружения, Деккерет последовал за ним и с удивлением понял, что гребень совсем не так полог и низок, как казалось. Он возвышался над головой футов на тридцать, скрывая два более низких бархана. Флотер стоял у подножия дальнего.

В лагере был один Барьязид. Он взглянул на Деккерета с презрительной досадой и сказал:

— Решили прогуляться днем?

— Во сне. Меня все-таки поймали ваши похитители снов. — Деккерета начало трясти — солнечные ожоги жгли тело. Он лег у флотера и накрылся легкой рубашкой. — Когда я проснулся, то не увидел лагеря. Я был уверен, что погибну.

— Еще полчаса, и так бы оно и вышло. Вы уже высохли на две трети. Счастье, что мой парень проснулся и заметил, что вас нет.

Деккерет плотнее закутался в одежду.

— Значит, вот как здесь погибают. Уходят во сне днем.

— И так тоже.

— Я в долгу перед вами. Вы спасли мне жизнь.

— Ну, жизнь вам спасают с тех самых пор, как мы миновали Кавагский Проход. Вы бы уже погибли раз пятьдесят. Но если хотите кого-то благодарить, благодарите вроона. Он-то по-настоящему потрудился, разыскивая вас.

Деккерет кивнул.

— А где ваш сын? И Кэймак Грэп? Тоже ищут меня?

— Уже возвращаются, — ответил Барьязид, указывая на только что появившихся из-за бархана скандаршу и юношу. Ни на кого не глядя, скандарша опустилась на свой тюфяк. Динитак Барьязид лукаво улыбнулся Деккерету и сказал:

— Хорошо прогулялись?

— Не очень. Я сожалею о причиненных вам хлопотах.

— Ничего. Только вот что теперь делать?

— Может быть, привязывать меня, пока я сплю!

— Или придавливать тяжелыми валунами, — предложил Динитак, зевая во весь рот.

— Лучше постарайтесь оставаться на месте хотя бы до захода солнца.

— Я попробую, — сказал Деккерет.

Но снова уснуть оказалось невозможно. Несмотря на успокаивающую мазь, которой снабдил его вроон, кожа зудела от бесчисленных укусов насекомых и солнечных ожогов, и чувствовал он себя отвратительно. В горле першило, глаза болезненно слезились. Вновь и вновь перебирал он в памяти случившееся: сон, жару, муравьев, внезапное осознание смерти. Деккерет искал в себе трусость, но не нашел ее. Расстройство, гнев, тревога — да, но никакой паники, никакого страха. Самое худшее, решил он, было не в зное, жажде и опасности, а в самом сне, мрачной, расстраивающей тревоге, в сне, который вновь начался в радости, а затем претерпел мрачное изменение. Невозможность получить утешение здорового сна, подумал Деккерет, гораздо хуже гибели в пустыне, потому что умирать приходится только раз, а сны человек видит постоянно. Не связаны ли эти сны с пустынной бесплодностью Сувраеля! Деккерет знал, что, когда послание исходит от Леди, его внимательно изучают (если необходимо — с помощью тех, кто поднаторел в искусстве толкования снов), поскольку в нем таятся знания, жизненно важные для надлежащего поведения человека. Но эти послания, вернее, просто сны, вряд ли исходили от Леди. Казалось, они направлялись какой-то темной силой, зловещей и деспотичной, привыкшей скорее брать, чем давать. Изменяющие Форму! Возможно. Что, если какое-то их племя сумело раздобыть один из механизмов, благодаря которым Леди Острова может достичь глубин сознания любого из своей паствы, и, скрываясь в засаде в жарком сердце Сувраеля, грабит путников! Ворует их души! Лишает жизненной силы тех, кто украл их мир?

Когда полуденные тени удлинились, Деккерет почувствовал, что начинает дремать и соскальзывать в сон. Он боролся, боясь невидимых захватчиков душ, и отчаянно старался держать глаза открытыми, глядя в темнеющее пространство и вслушиваясь в гудящие и бормочущие звуки пустыни, но так и не смог побороть естественную усталость измученного тела. Он погрузился в сон, не в послание от Леди или неведомой темной силы, а просто в сон. А потом кто-то потряс его за плечо, и Деккерет с трудом узнал вроона. Соображал он медленно, в голове шумело, губы потрескались, спина болела. Наступила ночь, и его спутники готовились к отъезду, сворачивая лагерь.

Вроон подал Деккерету чашу с каким-то освежающим бледно-зеленым напитком, и тот одним глотком осушил ее.

— Вставайте, — сказал вроон. — Пора ехать.

10

Пустыня снова изменилась, став темно-красной и грубой. Очевидно, здесь случались гигантские землетрясения. Земля была изломана и перемешана с колоссальными плитами каменистого ложа, нагроможденными друг на друга под невероятными углами. Через эту зону хаоса проходил только один путь — широкое русло давно высохшей реки, чье песчаное ложе петляло между разломанными и потрескавшимися скалами. В небе висела полная луна, и свет ее по яркости не уступал дневному. Пейзаж не изменился и после того, как флотер одолел несколько миль, их казалось, что машина застыла на одном месте. Деккерет повернулся к Барьязиду:

— Сколько нам еще добираться до выпасов!

— От пастбищ пустыню отделяет ущелье. Оно вон там. — Барьязид указал на юго-восток, где высохшее речное русло терялось меж двух скалистых пиков, торчавших из земли, словно кинжалы. — Там, за Маннеранским ущельем, климат совершенно иной. К дальней стороне горного кряжа по ночам подкатывают морские туманы с запада, и земля там зеленая, вполне пригодная для выпасов. Утром мы доберемся до ущелья, через день пройдем его, а к сидей вы будете отдыхать в Цузун-Каре.

— А вы? — поинтересовался Деккерет.

— У нас с сыном есть еще кое-какие дела. Мы вернемся за вами позже. Сколько вам надо — три дня, пять?

— Пяти дней вполне достаточно.

— Хорошо. А потом поедем обратно.

— Этим же путем!

— Другого нет, — ответил Барьязид. — Вам, наверное, уже объяснили в Толигае, что остальные дороги к пастбищам закрыты. Почему вы так боитесь его — из-за снов? Но если вы не станете бродить во сне по пустыне, вам нечего опасаться.

Замечание казалось разумным. Он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы пережить поездку, но вчерашний сон оказался слишком мучительным, и он без особой радости ждал следующего.

Когда на другое утро они разбивали лагерь, Деккерет с тревогой ждал наступления сна. В первый час отдыха он заставлял себя не спать, вслушиваясь в потрескивание скал, раскаленных полуденным солнцем, пока усталость не окутала сознание темным облаком. Он уснул.

И едва сон охватил его, Деккерет понял, что это только начало, ведущее к чему-то страшному. Сначала пришла боль — ноющая, острая боль, затем без какого-либо намека вспышка ослепительного света в голове заставила его закричать и стиснуть виски. Однако спазм быстро прошел, и он ощутил мягкое присутствие Колатор Ласгии, успокаивающей его и баюкающей на своей груди. Она качала его, что-то бормоча, и утешала до тех пор, пока он не открыл глаза и сел, оглядываясь по сторонам, и увидел, что он не в пустыне и вообще не на Сувраеле. Вместе с Колатор Ласгией они стояли на какой-то прохладной поляне в лесу, где гигантские деревья с абсолютно прямыми стволами, покрытыми желтой корой, поднимались на непостижимую высоту, а быстрый поток, осыпающий их брызгами, метался и ревел почти под ногами. За потоком земля резко опускалась, открывая далекую долину, и в дальнем ее конце высилась огромная, серая с белым зубцом снежной вершины гора, в которой Деккерет мгновенно узнал один из девяти больших пиков Кинторских Болот.

«Нет, — пробормотал он, — я не хочу!».

Колатор Ласгия засмеялась, и ее звенящий смех показался ему зловещим, похожим на звуки пустыни в сумерках.

«Но это сон, милый друг, и тебе придется принять его».

«Ладно, но я не хочу возвращаться в Болота Кинтора. Посмотри, как все изменилось! Мы на Цимре, недалеко от огромной излучины реки. Видишь? Ни-Мойя сверкает перед нами».

Он действительно видел огромный город, белый на фоне зеленых холмов. Но Колатор Ласгия покачала головой.

«Это не город, любовь моя, а северный лес. Чувствуешь ветер? Прислушайся песне потока. Иди сюда, стань на колени, зачерпни упавших на землю игл. Ни-Мойя далеко, и мы здесь на охоте».

«Прошу тебя, давай побудем в Ни-Мойе».

«В другой раз», — ответила Колатор Ласгия.

Он не сумел переубедить ее — магические башни Ни-Мойи задрожали, стали прозрачными и исчезли, и остались лишь деревья с желтой корой, прохладный ветерок и звуки леса. Деккерет вздрогнул. Он был пленником своего сна и не мог сбежать.

Затем, небрежно приветствуя его, появились пятеро охотников в грубо пошитых куртках из шкур хайгусов, протягивая ему оружие — короткие тупые трубки излучателей и трехгранные кинжалы, чьи длинные лезвия слегка загибались на концах. Он покачал головой, но один из охотников подошел ближе, насмешливо улыбаясь ему и скаля белые зубы. Деккерет узнал лицо и со стыдом отвернулся. Это она погибла тогда в Болотах Кинтора. Не окажись она сейчас здесь, подумал он, сон можно было бы стерпеть. Какая дьявольская пытка — заставить его пережить все снова!

«Возьми у нее оружие, — сказала Колатор Ласгия. — Стима уже подняли, и мы должны догнать его».

«Я не хочу… Я…»

«Думаешь, во сне желания уважают? Сон — вот твое собственное желание. Возьми оружие».

Деккерет решился. Похолодевшими пальцами он принял кинжал, излучатель и убрал их в надлежащие места на поясе. Охотники одобрительно заулыбались, переговариваясь на хриплом северном наречии, а затем, пригнувшись, помчались длинными скачками по берегу. Деккерет поневоле побежал следом, сперва неуклюже, потом со все более плавной грацией, сопровождаемый Колатор Ласгией, легко выдерживающей его шаг. Ее черные волосы развевались вокруг лица, глаза горели от возбуждения. Они свернули налево в сердце леса, петляя в поисках добычи.

Добыча! Деккерет разглядел трех стимов с белой шерстью, сияющей, как фонари в глубине леса. Животные тревожно рыли землю. Они учуяли пришельцев, но пока не собирались оставлять свою территорию; огромные твари, наверное, самые опасные из всех диких животных Маджипура, быстрые, сильные и хитрые — ужас северных земель. Деккерет вытащил кинжал. Убивать стимов из энергометов — даже не развлечение, просто убийство, к тому же сильно страдает ценный мех. Почетнее подобраться ближе и действовать ножом. Лучше всего кинжалом. Только так охотник может заслужить славу.

Загонщики смотрели на него. Выбери себе одного в добычу, просили они. Деккерет кивнул и указал на среднего. Охотники заулыбались. Они знали что-то такое, о чем не сообщили ему. Это было обычное, едва скрываемое презрение лесовиков к господам, избалованным и алчущим смертельно опасных развлечений, тем более, что подобные развлечения зачастую оканчивались плохо. Деккерет держал кинжал наготове. Стимы, что рыскали за деревьями, были невероятно большими, с огромными тяжелыми ляжками; ни один человек не справился бы с ними в одиночку только холодным оружием. Но отступать назад было нельзя — Деккерет сознавал, что намертво прикован к данному судьбой сну. Раздались звуки охотничьих рогов и свист загонщиков. Стимы, рассерженные и встревоженные необычными звуками, завертелись, обдирая когтями деревья, и, отвернувшись скорее из отвращения, чем от страха, пустились бежать.

Время пришло.

Деккерет знал, что сейчас загонщики прогонят дальше двух отвергнутых животных, оставив одного избранного, и не смотрел ни вправо, ни влево. В сопровождении Колатор Ласгии и охотницы, давшей ему оружие, он ринулся вперед, начиная погоню, так как стим с ревом и треском помчался через лес. Это было плохо. Хоть люди и быстрее, стимы легче продирались через подлесок, и он мог потерять добычу в этой беспорядочной погоне. Лес слегка поредел, но стим рвался в заросли, и вскоре Деккерет обнаружил, что борется с молодыми деревцами, лианами и мелким кустарником, едва успевая следить за удаляющимся белым призраком лесов. Охваченный одним-единственным чувством, он вырвался из объятий чащи и побежал, прокладывая дорогу мачете. Все было ужасно знакомым, вроде старой избитой шутки, особенно когда до него дошло, что стим петляет по зарослям, будто собирается напасть сам…

И спящий Деккерет знал, что такой случай скоро представится. Обезумевший зверь случайно наткнется на охотницу и отшвырнет ее на дерево, а Деккерет, не ожидавший такого и не сумевший помешать, умчится вперед, продолжая погоню, оставив женщину лежать там, где она упала, так что, когда затаившаяся большеротая пожирательница падали высунется из норы и начнет рвать охотнице живот, рядом не окажется никого, способного защитить ее. Лишь позже, когда будет время вернуться за раненой, он пожалеет о своем бездушии и о том, что позволил себе не обратить внимания на падение человека, ради него выслеживавшего добычу. А после — стыд, бесконечные самообвинения. Да, ему предстояло пережить все это снова, во сне, в цепенящем зное Сувраеля… Или все-таки нет?

Нет, это было бы слишком просто для языка сноб в густом тумане, внезапно окутавшем Деккерета, он увидел, как стим вдруг развернулся и хлестнул охотницу, сбив ее с ног, но женщина поднялась, выплюнув несколько окровавленных зубов, расхохоталась, и погоня продолжилась — точнее, вернулась в начальную стадию, а потом стим вдруг вырвался из гущи леса и ударил самого Деккерета, вышибая кинжал из его руки, грозно взревел перед последним ударом, но так и не нанес его. Сцена менялась вновь и вновь, и теперь уже Колатор Ласгия лежала под опускающейся лапой, пока Деккерет беспомощно дрожал рядом, не в силах шевельнуться. Затем жертвой снова стала охотница, потом Деккерет, и совсем уж неожиданно и невероятно — старший Барьязид, а после него вновь Колатор Ласгия. Деккерет смотрел, не отводя глаз, и тут голос под его локтем произнес:

«Все мы без остатка принадлежим Дивин. Возможно, для тебя тогда было важнее не упустить добычу».

Деккерет оглянулся. Голос принадлежал охотнице, и звук его поразил Деккерета. Сон сбивал с толку, и он попытался проникнуть в его тайну, напрягая свою волю.

Теперь он видел Барьязида, стоящего неподалеку на темной лесной прогалине. Стим снова рвал охотницу.

«Такова правда?» — спросил Барьязид.

«Наверное, да. Я не видел».

«А что вы делали?»

«Продолжал погоню. Я не хотел лишаться добычи».

«Вы его убили?»

«Да».

«А потом?»

«Вернулся обратно и нашел ее…»

Деккерет помотал головой. Гнусная пожирательница падали уже оседлала женщину. Колатор Ласгия, улыбаясь, стояла рядом, скрестив руки.

«А после?»

«Подошли остальные. Они похоронили ее, затем мы сняли шкуру со стима и вернулись в лагерь».

«Дальше».

«Кто вы? Почему вы меня спрашиваете?»

Деккерет на один краткий миг увидел себя под клыкастым рылом пожирательницы падали.

«Вам было стыдно?» — спросил Барьязид.

«Конечно. Я поставил охотничий азарт выше человеческой жизни».

«Вы не могли знать, что она ранена».

«Я чувствовал это, но просто не позволил себе смотреть, понимаете? Я знал, что ей плохо, и ушел».

«А кто позаботился о ней потом?»

«Я».

«Даже так?»

«Да».

«Вы чувствуете себя виноватым?»

«Конечно».

«Вы виноваты юностью, глупостью, воспитанием».

«Разве вы мой судья?»

«Да, — сказал Барьязид. — Взгляните на мое лицо». — Он надул щеки, и его продубленная пустыней кожа начала трескаться, лицо сморщилось, как маска, и соскользнуло, открыв под собой иное лицо, искаженное отвратительной ухмылкой, дергающееся от конвульсивного хохота. И Деккерет узнал его — это его лицо!

11

В тот же миг Деккерету показалось, будто игла ярчайшего света пронзила ему голову. Подобной боли он не испытывал никогда прежде, нестерпимо яркая игла пылала в голове с чудовищной силой. И этот вспыхнувший в сознании свет высветил всю его глупую мальчишескую романтику, единственную виновницу драмы, придумавшую трагедию в поисках очищения от греха, который вовсе не был грехом, если исключить снисходительность к себе. В разгаре агонии Деккерет услышал вдали удар огромного гонга и сухой, режущий слух хохот Барьязида, а затем, рванувшись изо всех сил, вырвался из сна и перевернулся на бок, дрожащий и ошеломленный, все еще испытывая боль, хотя она уже таяла, уходя с последними остатками сна.

Он попытался встать и обнаружил, что завернут в густой, пахнувший мускусом мех, словно стим прижал его к своей груди. Могучие руки сжимали его. Четыре руки, осознал он и окончательно стряхнул с себя остатки сна и понял, что лежит в объятиях гигантской скандарши Кэймак Грэп. Вероятно, он бился и кричал во сне, а когда попытался встать, она решила, что кошмар продолжает мучить его, и не дала ему подняться. Она держала его с таком силой, что едва не трещали ребра.

— Все в порядке, — пробормотал он, с трудом открыв рот, плотно прижатый к серой шерсти. — Я не сплю.

Она продолжала держать его.

— Вы… меня… задушите…

Он с трудом дышал. В своей заботе она могла убить его. Деккерет вырывался, отталкивал ее, даже бил. Извиваясь, он все же ухитрился сбить ее с ног, и они рухнули на землю. Она оказалась под ним, и в последнее мгновение руки ее разжались, позволив Деккерету откатиться в сторону. Согнувшись, он поднялся на колени, все тело его болело. Выпрямляясь, он увидел стоящего у флотера Барьязида, поспешно снимавшего со лба какой-то механизм — нечто вроде изящной, похожей на корону диадемы.

— Что это? — выкрикнул Деккерет.

Барьязид выглядел необычайно взволнованным.

— Ничего. Просто игрушка.

— Дайте-ка посмотреть.

Барьязид подал знак. Краем глаза Деккерет заметил, что Кэймак Грэп поднимается на ноги и снова тянется к нему, но прежде чем тяжеловесная скандарша управилась, Деккерет отскочил в сторону и стрелой помчался вокруг флотера к Барьязиду. Коротышка продолжал возиться со своим странным приспособлением. Деккерет, нависнув над ним, как только что скандарша нависала над ним самим, быстро схватил его за руку и заломил ее за спину, после чего выхватил механизм и осмотрел.

Теперь проснулись все. Вроон вытаращенными глазами смотрел на происходящее, а юный Динитак выхватил нож и крикнул:

— Отпусти его!

Деккерет рывком развернул Барьязида, прикрываясь им, как шитом.

— Скажи сыну, чтобы убрал нож, — приказал он.

Барьязид молчал.

— Или он уберет нож, или я сломаю тебе руку! Выбирай!

Низким голосом Барьязид отдал приказ, и Динитак швырнул нож на песок почти у самых ног Деккерета. Тот шагнул вперед, поднял нож и отбросил его за спину, потом покачал механизм перед лицом Барьязида. Это была вещица из золота, хрусталя и слоновой кости, тщательно и со вкусом отделанная, с непонятными проводами и завязками.

— Что это? — повторил он.

— Я ведь сказал — игрушка. Пожалуйста, отдайте… отдайте, а то вы ее сломаете.

— И каково назначение этой игрушки?

— Она развлекает меня во сне, — хрипло пробормотал Барьязид.

— Каким образом?

— Она усиливает сны и делает их интереснее.

Деккерет поднес механизм поближе к глазам.

— А если я надену его на себя, он усилит и мои сны?

— Вы только повредите себе.

— Ну-ну, расскажи-ка, что эта штука делает для тебя?

— Это очень трудно объяснить, — ответил Барьязид.

— А ты потрудись, подыщи слова. Например, как ты оказался в моем сне? Ты не имел никакого отношения к столь щепетильному посланию.

Коротышка пожал плечами и неловко сказал:

— Я был в вашем сне? Да откуда мне знать, что в нем происходило? Такое вообще невозможно.

— Да? А я думаю, твой механизм помог тебе туда проникнуть и узнать, что я вижу.

Барьязид угрюмо молчал.

— Опиши-ка его действие, — продолжал Деккерет, — или я просто сломаю эту штуковину.

Сильные пальцы Деккерета стиснули одну из самых хрупких на вид частей непонятного приспособления. Барьязид судорожно сглотнул, тело его напряглось.

— Ну? — поторопил Деккерет.

— Да, вы правильно угадали. Это… это позволяет мне проникать в спящее сознание.

— Вот как! Где же ты достал такую вещь?

— Я сам ее придумал и совершенствовал много лет.

— Значит, эта штука вроде машин Леди Острова она?

— Не совсем. Моя сильнее. Леди может только говорить с сознанием, а я читаю сны и управляю как их образованием, так и спящим сознанием.

— И ты придумал ее сам, а не украл на Острове Сна?

— Сам, — пробормотал Барьязид.

Деккерета захлестнула волна ярости. На мгновение ему захотелось раздавить механизм и отдубасить Барьязида до крови. Воспоминание о всех полуправдах, недомолвках и прямой лжи, которые скармливал ему коротышка, то, как он вмешивался в его сны, как бесцельно расстраивал и лишал целительного отдыха, как подмешивал ложные страхи, мучения и ненадежность в послания леди, вызывало почти убийственный гнев. Сердце бешено колотилось, в горле пересохло, глаза крыла красная дымка, а рука на локте Барьязида сжималась до тех пор, пока коротышка не взвыл.

Нет.

Деккерет достиг некой внутренней вершины своего гнева, задержался там на мгновенье и, перевалив через пик, постепенно вновь обрел хладнокровие. Он отпустил Барьязида, отшвырнув его к флотеру, и тот, покачнувшись, вцепился в изогнутый борт машины. Все краски исчезли с его лица. Он осторожно потер посиневшую руку и взглянул на Деккерета со смешанным чувством ужаса, боли и негодования. Деккерет внимательно изучал любопытный инструмент, мягко дотрагиваясь кончиками пальцев до изящных и сложных узлов конструкции, затем потянулся надеть его себе на лоб.