Нет, Элизабет не хотела умирать, не подарив своей ласки другому человеку, а не только себе самой.

Элизабет резко встала, оттолкнув кожаное кресло.

Она едва доставала ему до плеч.

Он стоял слишком близко. Жар его тела волновал ее. Элизабет чувствовала, как бьется его сердце.

— Ты слишком высокий.

Рамиэль, не отрывая взгляда от Элизабет, быстро опустился на край стола, и его лицо оказалось на одном с ней уровне. Затем он расставил в стороны ноги, чтобы Элизабет могла подойти к нему еще ближе… если ей достанет решимости. Решимости ей хватило.

Жар мужского тела кружил ей голову. Элизабет принялась за изучение смуглых губ, чувствуя тайное облегчение оттого, что ей не надо смотреть в пронзительные глаза Рамиэля.

Элизабет никогда раньше не разглядывала вблизи мужские губы. Она и представить себе не могла, насколько совершенными их создал творец. Они казались ей скульптурным шедевром. Четко очерченная верхняя губа смягчалась нижней, более полной и чувственной. Элизабет нерешительно провела по ней кончиками пальцев.

От этого прикосновения ее словно ударило током.

Рамиэль дернул головой, словно его пронзила резкая боль. Элизабет поспешно убрала руку.

— Ради Бога, извините меня. Я не хотела…

— Вы не причинили мне боли, дорогая. — От его дыхания шел аромат черного сладкого кофе — знакомый запах, столь же горячий и экзотичный, как и его обладатель. Прядь светло-пшеничных волос упала на его высокий лоб. — Губы у мужчин такие же нежные и чувствительные, как и у женщин.

— Но если они такие чувствительные, — Элизабет пыталась справиться с охватившим ее волнением, но ей это никак не удавалось, — то как мужчины и женщины могут целоваться?

Лицо Рамиэля посуровело.

— Ваш муж никогда не целовал вас, — уверенно заявил он.

Элизабет прикусила губу, поняв, что проговорилась, хотя она всеми силами пыталась скрыть свои отношения с мужем.

— Это случилось лишь однажды, когда нас объявили мужем и женой.

— Оближите свои губы.

— Что?

— Поцелуй, как и любовный акт, требует влаги, чтобы постоянное трение не раздражало кожу губ у целующихся. То же самое происходит, когда мужской член оказывается внутри женщины: ее лоно увлажняется для того, чтобы ему было легче двигаться.

Она была совершенно сухой, когда оказалась с Эдвардом в постели.

Элизабет попыталась сосредоточить свое внимание на поразительно густых и длинных ресницах Рамиэля, стараясь не замечать разгорающегося в ней пламени.

— Значит, мужчине может быть больно, если женщина не окажется… достаточно влажной?

— Да, хотя наверняка женщине в этом случае будет больнее. Ее лоно уязвимо и хрупко, как перезрелый плод. Мужчина должен быть осторожным, когда он входит в женщину или когда он услаждает ее пальцами…

Элизабет инстинктивно облизнула губы. В глазах Рамиэля промелькнуло одобрение.

— А теперь дотроньтесь до своих губ… проведите по ним пальцем… осторожно.

Элизабет ощутила гладкую поверхность влажных губ, нежных, словно шелк.

— Оближите свой палец.

Она беспрекословно подчинилась.

— Теперь дотроньтесь им до моих губ.

Элизабет неуверенно протянула руку и осторожно коснулась рта своего учителя.

На этот раз ощущение оказалось менее болезненным. На первый план выступила чувственность. Ей казалось, что она ласкает влажный шелк, который становился теплее от ее прикосновений.

— Верхняя губа менее чувствительна. — Голос Элизабет звучал хрипло. — Так… бывает у всех… мужчин?

— Может быть.

Горячее дыхание Рамиэля обжигало ей палец. Элизабет, продолжая нежно ласкать его губы, осторожно коснулась левой рукой своего рта. Ее губы так же, как и его, слегка подрагивали. Она и предположить не могла, что эта часть тела настолько чувствительна.

Затаив дыхание, Элизабет продолжила свои исследования. Еще ни разу в жизни ее пальцы не касались ничего более нежного и мягкого. Одновременно она провела рукой по своим губам. Та же нежность кожи, то же тепло. Вдруг жгучее желание молнией пронзило Элизабет и, захлестнув все ее тело, горячей волной устремилось в подушечки пальцев, которыми она касалась губ Рамиэля… Она резко отдернула руку. «Господи, что я делаю?»

— Мужчины и женщины целуются одинаково? — неожиданно резко спросила Элизабет, убрав руки за спину. Рамиэль обещал не трогать ее; может, ему стоило попросить ее о том же самом. — Я имею в виду… есть ли какие-либо вещи, которые мужчина обязан делать, а женщина нет, или наоборот?

— В этом-то и заключаются прелести соития, миссис Петре. Мужчина и женщина могут делать все, что угодно, стремясь доставить друг другу удовольствие.

Губы лорда Сафира, блестевшие от ее влажных прикосновений, казалось, немного припухли. Они походили на запретный плод, который Элизабет, подобно Еве, терла и мяла в своих руках, не решаясь отведать.

Она сделала неуверенный шаг назад и чуть не упала, натолкнувшись на кресло, которое отлетело в сторону. Элизабет, в полном замешательстве и с красным от стыда лицом, быстро подобрала упавшие перчатки и ридикюль.

— Прошу извинить меня. Кажется, сегодня утром я особенно неуклюжа. Наверное, мне лучше вернуться домой…

Словно в тумане она видела, как Рамиэль поднялся со своего места и, сделав несколько шагов, оказался за ее спиной. Что-то тяжелое подтолкнуло Элизабет сзади — кресло.

— Сядьте, миссис Петре.

Она в изнеможении рухнула на кожаные подушки. Рамиэль спокойно вернулся к себе за стол, словно этой унизительной сцены не было и в помине.

— Шейх описывает сорок позиций, используемых для любовных утех.

— Да.

Элизабет чувствовала быстрые удары своего сердца, отдающиеся в губах, сосках… в лоне.

— Вы делали выписки?

— Нет. — Она была слишком увлечена чтением и удовлетворением своего желания.

Рамиэль открыл верхний ящик стола и достал золотую ручку. Элизабет ничего не оставалось, как взять ее из его рук и… вспомнить, как она сравнивала это толстое золотое перо со своим. Пачка белой бумаги скользнула в ее сторону. Вслед за ней, царапая блестящую поверхность полированного стола, последовала медная чернильница.

— Пишите, миссис Петре.

В другое время такая бесцеремонность оскорбила бы Элизабет; но сейчас она была рада заняться чем угодно, лишь бы отвлечься от пульсирующего во всем теле желания.

— Если мужчина и женщина не знакомы с акробатикой, то им доступны всего шесть позиций. Женщина может лежать на спине с поднятыми или опущенными ногами; она также может лежать на боку, животе или стоять на четвереньках ягодицами вверх…

Ягодицами… как это делают спаривающиеся животные.

— Она может стоять или сидеть. Во втором случае мужчина либо лежит, либо тоже сидит.

Живот к животу, губы слиты в глубоком поцелуе.

Она сжала пальцами золотую ручку и уставилась на неровные строчки в своих записях.

— Какая поза мужчинам нравится больше всего?

— Если мужчина устал, ему будет приятнее позволить женщине сесть на него верхом, а самому лежать на спине.

Она попыталась представить себя сидящей на Эдварде… и не смогла.

— Вы использовали все позиции, когда занимались с женщинами любовью, лорд Сафир?

— Все сорок, миссис Петре.

Ответ Рамиэля продолжал звучать в ушах Элизабет, пока ее пальцы машинально выводили буквы.

— А какую позицию предпочитаете вы?

— У меня есть несколько предпочтений. — Голос Рамиэля стал глуше. — Я выбираю те позиции, когда, не будучи стесненным в движениях, могу свободно ласкать грудь женщины и ее лоно.

Поцелуи. Прикосновения языком, губами. Проникновение.

— А ваша самая нелюбимая позиция, лорд Сафир?

— Та, в которой женщина не получает удовольствия. Элизабет с удивлением вскинула голову.

— Как женщина может быть недовольна вами? Рамиэль закинул голову и уставился в потолок. Казалось, сила воли покидала его и ему трудно было смотреть на свою ученицу. «Как женщина может быть недовольна вами?»

— Я могу войти слишком глубоко. — Лицо Рамиэля по-прежнему было обращено к потолку. — Или же, наоборот, недостаточно глубоко. Неопытная партнерша может почувствовать боль, если я положу ее ноги себе на плечи. Женщины после долгого воздержания тоже могут испытывать неприятные ощущения.

Как завороженная, Элизабет смотрела на него, совсем забыв о том, что ей нужно делать записи, и о том, что она, жена канцлера казначейства, разговаривает с бастардом, — все потеряло для нее всякий смысл. Элизабет сознавала только одно: сидевший за столом человек делился с ней самым сокровенным.

Наконец Рамиэль опустил голову и встретился глазами с Элизабет.

— С другой стороны, женщине, родившей двоих детей, понадобится очень глубокое проникновение, чтобы достичь наивысшей точки наслаждения. Ей понравится, когда мои пальцы и язык будут нежно тереть и гладить ее лоно, чтобы открыть сокровенные ворота. Она забудет о том, что ее ласкает арабский ублюдок, и сможет думать только о настоящем наслаждении, которое дарят его прикосновения.

— Почему вы покинули Аравию, лорд Сафир?

Выражение его лица стало жестким.

— Потому что я был трусом, миссис Петре.

Элизабет слышала много самых разных сплетен о лорде Сафире, однако никто и никогда не обвинил его в трусости.

— Я не верю вам!

Рамиэль пропустил ее пылкую реплику мимо ушей.

— Вы же, напротив, очень смелая женщина. Вы сами стремились контролировать свою жизнь. Увы, я этого не сделал.

— У вас хватило смелости, покинув Аравию, начать новую жизнь.

— Я не покидал Аравию. Отец изгнал меня из страны.

Элизабет еще никогда не видела столько мрачного отчаяния и уныния в глазах человека.

— Я уверена, что произошло недоразумение.

— Уверяю вас, миссис Петре, никакого недоразумения не было.

— Но откуда вы знаете? Вы хоть раз ездили в Аравию после…

— Я больше не вернусь туда.

Но он хотел вернуться. Страстное желание вновь увидеть свою родину читалось в его глазах. Элизабет казалось, что она чувствует ту отчаянную тоску по дому, которая охватила все его существо.

— Вы не трус, — упрямо повторила молодая женщина. Лицо Рамиэля осветила теплая улыбка.

— Может быть, вы и правы, миссис Петре. Во всяком случае, сейчас меня трусом точно не назовешь.

— Женщины в вашем гареме были красивы?

— Раньше мне казалось, что да.

— А что им нравилось?

— Все, что доставляло удовольствие мужчине.

— И у них не было никаких личных пристрастий?

— Как и вы, миссис Петре, они хотели лишь одного: максимально удовлетворить… мужчину.

В его устах это звучало как что-то неприятное и надоевшее. Если даже такому мужчине, как лорд Сафир, прискучило выполнение всех его желаний, то как она вообще могла соблазнить своего мужа?

— Разве мужчины не хотят… чтобы женщины, пренебрегая своими интересами, выполняли все их прихоти?

— Не все мужчины и не всегда.

— А разве вы желаете не этого?

— Я скажу вам, чего я хочу, дорогая, — выдохнул Рамиэль.

Она зашла слишком далеко.

— Вы уже мне говорили об этом, лорд Сафир. Вы хотите женщину.

Страстную, горячую женщину, которая не стеснялась бы своей сексуальности и не боялась удовлетворять любые свои желания.

Элизабет, подвинувшись ближе к столу, положила на его зеркальную поверхность золотую ручку. В ту же секунду пальцы Рамиэля перехватили драгоценный предмет. Он резко наклонился вперед, сжимая в своих смуглых руках пять дюймов золота, Элизабет отпрянула, но было слишком поздно — их глаза встретились.

— В своей книге шейх описывает шесть вариантов движения, которые можно чередовать во время полового акта. Последний из них называется «любовь в коробке». Шейх утверждает, что это лучший вариант для женщины, но он трудновыполним. Мужчина должен войти в нее как можно глубже, так, чтобы их лобковые волосы смешались друг с другом, став одним целым. В этой позе мужчине не позволено извлекать свой жезл ни на один дюйм. Он должен проявлять терпение, даже если женщина сжимает его сильнее, чем свой кулак, а его мошонка готова взорваться. Свободным остается только язык, которым он может проникать в рот партнерши в то время, как его бедра с силой трутся о ее лобок и клитор, пока женщина не переживет несколько оргазмов подряд.

Горячая, влажная волна опалила ее лоно. Элизабет как завороженная следила за тем, как Рамиэль сжал одну руку в кулак, а другой стал медленно засовывать золотую ручку в сомкнутые пальцы, пока на поверхности не остался торчать только ее кончик.

Он внимательно смотрел на нее. Элизабет понимала, что он все видит, но не могла заставить себя отвести глаза.

— Удовлетворяя желание женщины, — Рамиэль медленно вращал золотую ручку в своем кулаке, — я утоляю и свою страсть.

— Вы когда-нибудь практиковали этот… — Элизабет задыхалась, словно взбежала по лестнице, — шестой вариант?

Массивная золотая ручка начала выскальзывать из его смуглых пальцев — медленно, дюйм за дюймом, словно лоно женщины не хотело выпускать ее. Элизабет с силой сжала бедра, чувствуя, как ее собственное лоно пылает огнем.

— Вы когда-нибудь по-настоящему видели мужчину, миссис Петре?

Элизабет с трудом оторвала взгляд от гипнотического сияния золотой ручки. Ясные глаза Рамиэля, знавшего, что он заставлял ее чувствовать, смотрели на Элизабет с ожиданием.

— Нет.

— Вы хотели бы этого?

Элизабет не хватало воздуха.

Что он имел в виду? Хотела ли она вообще посмотреть на мужчину? Или увидеть его? Она нервно облизала пересохшие губы; это инстинктивное движение не ускользнуло от внимания Рамиэля.

— Да, лорд Сафир, я хотела бы увидеть его.

Он встал.

Взгляд Элизабет невольно опустился на бедра Рамиэль, где кожа брюк сильно топорщилась. Она подалась вперед.

— Вам пора уходить, миссис Петре.

В памяти Элизабет всплыла сцена на балу у баронессы Уайтфилд, когда, боясь пересудов, она оскорбила Рамиэля. Элизабет подумала, что, она, должно быть, причинила ему такую же боль своим отказом, какую испытывала сейчас сама. Ее охватил стыд. Он делился с ней своими сокровенными знаниями, а она отвернулась от него. Элизабет расправила плечи и поднялась из-за стола, взяв свои записи, ридикюль и перчатки.

— Я прошу извинить меня за происшествие на балу, лорд Сафир.

На его бесстрастном лице ничего не отразилось.

— Что вы имеете в виду, миссис Петре?

— Я не хотела… — Нет, она хотела именно этого — унизить его. Элизабет видела, с каким неодобрением посмотрела на нее мать, и, повинуясь условностям, оттолкнула его. — Я сбежала от вас.

— В следующий раз вы примете мое приглашение на танец?

— Вы окажете мне честь.

Его губы скривились в улыбке.

— Хотел бы я знать, миссис Петре, где сейчас находится ваш муж?

Элизабет вся сжалась, словно ее окатили холодной водой.

— Он дома, — солгала она. — В своей постели.

— Неужели, миссис Петре?

— Вы обманули меня лорд Сафир! — возмутилась Элизабет. — Вы знаете, кто его любовница!

— Я не лгал вам, дорогая. Я не имею о ней ни малейшего понятия. Мне просто захотелось посмотреть, действительно ли вы не знаете, кто она.

— Вы считаете, что я не способна соблазнить своего мужа, не правда ли?

— Я не знаю.

Элизабет задиристо посмотрела на Рамиэля.

— Может, вы недооцениваете себя как наставника?

— Может, вы недооцениваете своего мужа?

Боль унижений, стыд, неудовлетворенное желание вылились в бессильную ярость.

— Это не игрушки, лорд Сафир. Я обязана сделать свой брак счастливым, потому что это все, что у меня есть.

Глаза Элизабет застилали слезы.

Она не хотела плакать. В течение тридцати трех лет рыдания были единственным способом выразить свой протест, когда, страдая от одиночества, она горько плакала у себя в постели.

— Возвращайтесь домой, миссис Петре. У вас темные круги под глазами. Вам надо хорошенько выспаться. Завтра мы обсудим седьмую и восьмую главы.

— Хорошо.

Это была не ее бумага. Элизабет, не глядя, положила листки на стол и, неловко повернувшись, направилась к выходу, осторожно обходя кресла. Она держалась из последних сил, пытаясь не дать воли охватившим ее эмоциям.

— Миссис Петре.

На какую-то долю секунды Элизабет готова была открыть дверь и покинуть эту комнату навсегда, вновь став пристойной женой канцлера, которой она была всего неделю назад. Нет, она не была смелой, она была просто в отчаянии.

— Да?

— Правило номер пять. Прикоснитесь к своему телу и найдите самые чувствительные места. Затем ложитесь на спину, согните в коленях ноги и займитесь тем же, что вы делали с матрасом.

— Это поможет мне соблазнить мужа, лорд Сафир? — сухо осведомилась Элизабет.

— Это поможет соблазнить мужчину, миссис Петре.

Почему он сделал упор на этом слове? Или же ему просто казалось, что она никогда не сможет привлечь внимание своего мужа…

— Всего хорошего, taalibba.

— Всего хорошего, лорд Сафир.

Элизабет открыла дверь и столкнулась лицом к лицу со слугой Рамиэля.