Нежный наставник

Элизабет открыла глаза. Простыни казались шелковистыми, потому что они на самом деле были шелковыми. А пузырьки радиста, наполнявшие каждую частицу ее тела, были всего лишь результатом двух бутылок шампанского. Рамиэль так напоил ее игристым вином, что после долгих игр с бутылкой она сама стала умолять шейха о ласках языком, пальцами и членом, совершенно не настаивая на том, чтобы он соблюдал очередность.

Элизабет охватил легкий озноб, вместе с которым вернулись воспоминания о вкусе и запахе газа.

Муж пытался убить ее.

Место рядом с ней на кровати пустовало. Оно еще сохраняло мускусный запах тела Рамиэля. После Эдварда никогда не оставалось запаха в постели.

Сквозь шелковые портьеры алого цвета пробивался солнечный свет. Элизабет осторожно приподнялась и села, окруженная ворохом кремовых простыней из шелка, покрытых атласным малиновым одеялом.

Волосы Элизабет свисали вдоль спины длинными, спутанными прядями. Прошлой ночью Рамиэль намотал их на свои руки и притянул к себе ее лицо, когда она оседлала его, как жеребца. Она опустила глаза и посмотрела на свою грудь. От страстных губ Рамиэля, его пальцев и жестких волос на груди ее соски припухли и потемнели. Горячая волна воспоминаний о прошедшей ночи обожгла тело Элизабет.

— Вы проснулись.

Мухаммед, вынырнув из тени между большим шкафом красного дерева и бархатным малиновым креслом, резким движением раздвинул портьеры.

Элизабет, ослепнув на мгновение от яркого света, зажмурилась и быстро натянула на грудь простыни.

— Что вам надо?

— От вас, миссис Петре? Ничего. Я евнух. Я не могу причинить вреда женщине. Так же, как и она мне.

Элизабет внимательно посмотрела на стоящего перед ней человека, которого до недавнего времени принимала за араба. Он был старше Рамиэля. И хотя она знала, что Мухаммеда и графиню продали в рабство в одно и то же время, он не выглядел на свои пятьдесят с лишним лет. Оливковым цветом кожи корнуэлец больше походил на Джонни, чем на Рамиэля, который унаследовал смуглость от своего отца.

Графиня как-то раз упоминала о том, что насилие, которому Мухаммед подвергся в Аравии, заставило его ненавидеть женщин. Элизабет даже и представить себе не могла всю ту физическую и душевную боль, которую пришлось пережить этому человеку, когда, превращенный в детстве в евнуха, он вырос и понял, что не может любить женщин. Она не имела права сердиться на Мухаммеда за его грубость.

— Не надо меня жалеть, миссис Петре. Я не выношу жалости! — рявкнул он в ответ, правильно истолковав ее молчание.

Элизабет гордо расправила плечи.

— Я вас не жалею, Мухаммед. — Человек, чей взгляд сверкал такой злобой, внушал страх, а не жалость. — Где лорд Сафир?

— Мне велели охранять вас. Хозяин сказал, что вам понадобится ванна. Она ждет вас за той дверью. — Мухаммед легким кивком головы указал на проход, расположенный в левом углу прямоугольной комнаты.

Прошлой ночью после турецкой бани они с Рамиэлем возвращались в спальню другим путем.

— Спасибо. Я с удовольствием освежусь. Однако мне советовали не купаться одной. Поэтому, пожалуйста, пошлите за Люси, чтобы она составила мне компанию.

— Это английская ванна, миссис Петре, и помощь Люси вам не понадобится. Вашим сопровождающим буду я.

Элизабет, мужественно борясь с вспыхнувшим на ее лице румянцем, резко выпрямилась.

— Я привыкла мыться одна и уверяю вас, что нет никакой необходимости сопровождать меня.

— Таков приказ моего хозяина.

Элизабет недоверчиво посмотрела на Мухаммеда. Этого не может быть! Она еще плотнее прижала к груди простыни.

— Чтобы вы следили за мной, пока я купаюсь?

— Моя задача — охранять вас, — бесстрастно произнес ее телохранитель.

— Вы пытаетесь поставить меня в неловкое положение, — с возмущением произнесла Элизабет. — Вам не нравится мое присутствие в этом доме.

Его черные глаза злобно сверкнули, оживив на секунду застывшие черты лица.

— Да, это так.

Графиня говорила, что Мухаммед заботился о Рамиэле, как о родном сыне, которого у него не было и уже никогда не будет. И тут Элизабет подумала, что сама она тоже плохо бы отнеслась к женщине, шантажирующей одного из ее сыновей.

— Я не причиню боли лорду Сафиру, Мухаммед. Я бы никогда не смогла обидеть его.

— В Аравии вас бы до смерти забили камнями. Такие, как вы, недостойны его. Хозяин заслуживает лучшего.

Смущение Элизабет смешалось с яростью. Она не допустит, чтобы прелесть ее отношений с Рамиэлем была кем-то опошлена.

— Здесь вам не Аравия. Мой отец угрожал убить меня, мой муж хотел запереть меня в больнице для умалишенных, а вчера кто-то из них пытался отравить меня газом. Но у них ничего не вышло. И сейчас вам не удастся меня запугать. Кроме того, лорд Сафир сам в состоянии решить, чего он заслуживает, а чего нет. Если вы хотите наблюдать за мной, пока я купаюсь, ради Бога, смотрите.

Элизабет, продолжая крепко прижимать к себе простыни, передвинулась к краю кровати и опустила ноги. Густой ворс восточного ковра приятно щекотал ее голые ступни.

Глаза Мухаммеда и Элизабет встретились.

Теперь следующий шаг был за ее телохранителем. Единственное, что успокаиваю Элизабет, так это то, что нежелание Мухаммеда созерцать ее обнаженное тело было таким же сильным, как и ее — раздеваться перед ним.

Сделав глубокий вздох, Элизабет легко встала с кровати, по-прежнему прижимая к себе простыни и атласное одеяло. Затем, вздохнув еще глубже, она разжала руки.

Лицо Мухаммеда побелело как бумага.

— Без меня не покидайте этот дом, если, конечно, вас не будет сопровождать сам хозяин. Таков его приказ. Люси появится здесь через двадцать минут, чтобы сопроводить вас к завтраку.

Корнуэлец исчез за дверью так же бесшумно, как и появился.

Покончив с утренним омовением, Элизабет решительно открыла дверь. В спальне уже стояла Люси рядом с заправленной кроватью, на которой были аккуратно разложены голубая юбка из королевского шелка и шерсти, а также подобранный в тон лиф. Там же лежал комплект белья.

Это были не ее вещи.

Люси улыбнулась и протянула ей шелковые полупрозрачные панталоны, отороченные по краям голубой атласной лентой. Тот факт, что она помогала одеваться замужней даме в спальне своего хозяина, казалось, ее совсем не смущал.

— Не правда ли, они очень миленькие?

Служанка была права. Элизабет в жизни не видела ничего подобного. Эти «миленькие» штанишки практически ничего не скрывали.

— Это для вас, мэм.

Элизабет не хотела обижаться на то, что Рамиэль решил предоставить ей гардероб своих бывших любовниц. Однако все равно это сильно ее задело.

— Я бы предпочла надеть свою одежду, Люси.

— Но хозяин велел принести вам это. Я не знаю, где находятся ваши вещи, мэм.

В спальне Рамиэля ширма отсутствовала. Элизабет, хорошо помня о том, как выглядит ее грудь после бурной ночи, быстро взяла панталоны вместе с полупрозрачной сорочкой и, прихватив пару черных шелковых чулок, решительно захлопнула дверь ванной прямо перед лицом изумленной Люси. Когда Элизабет вышла — скорее раздетая, чем одетая, — служанка уже держала наготове нечто похожее на гофрированный фартук.

— Это турнюр. Никогда не видела ничего подобного. А вот ваша нижняя юбка.

Элизабет надела две нижние юбки и туго затянула их на талии. Люси совершенно не удивило отсутствие корсета. Однако про чудесный турнюр она не забыла и закрепила его на талии Элизабет поверх кучи других завязок. Затем она натянула верхнюю юбку. Наконец, когда Элизабет была полностью одета, Люси отступила назад и, внимательно осмотрев ее, улыбнулась, довольная своей работой.

— Голубой цвет очень вам идет, мэм. Особенно к вашим волосам. Я никогда не была камеристкой, но могу расчесать их и собрать на затылке узлом. Элизабет выдавила из себя улыбку. — Спасибо, Люси.

Влажные волосы Элизабет были наконец аккуратно заколоты — на этот раз ее собственными булавками. Она не хотела думать о том, кто их нашел и какие после этого поползли слухи. Поэтому, быстро сунув ноги в лакированные черные туфли — опять же свои собственные, она поспешила вслед за Люси, сопровождавшей ее на завтрак.

Рамиэль, сидел за круглым дубовым столом, идеально вписывавшимся в элегантный декор комнаты. Благодаря широким окнам все пространство столовой было залито ярким солнечным светом позднего утра. Рамиэль читал газету. Одетый в элегантный халат, он выглядел типичный англичанином. Однако Элизабет понимала, что его внешность была обманчива, потому что ни один англичанин не позволил бы себе тех вещей, которые он проделывал с ней прошлой ночью.

Каждое сказанное им тогда слово, каждое его прикосновение и сейчас заставляли трепетать ее тело. Элизабет бросало то жар, то в холод при мысли, что Рамиэль увидит ее замешательство и она покажется ему смешной. Но больше всего она боялась того, что проведенная ими ночь окажется для Рамиэля лишь очередной легкой победой. Легкой, потому что она отдала ему себя — ничего не тая и не скрывая.

Неожиданно Рамиэль поднял голову и посмотрел на нее. Некоторое время он молчал, словно появление Элизабет тоже заставило его вспомнить о каждом их прикосновении, каждом слове, произнесенном прошлой ночью. В конце концов он улыбнулся. Отложив в сторону газету, Рамиэль легко поднялся и пододвинул ей стул, обитый желтым шелком.

Он внимательно посмотрел на Элизабет и все понял.

— Ты смущена?

Лицо Элизабет вспыхнуло.

— Да.

— У тебя что-нибудь болит?

Элизабет опустила глаза.

— Немного. Я думаю, если бы не шампанское, мне было бы сейчас намного хуже.

— Я бы не отказался от шампанского на завтрак.

— А я бы не оказалась от своей одежды, — заметила Элизабет.

Эта фраза немного охладила Рамиэля.

— Это твоя одежда, дорогая, сшитая мадам Тюссо.

Мадам Тюссо была лучшей портнихой в Лондоне. У нее одевались самые богатые аристократки и… куртизанки.

— Неужели. И как же она узнала мои размеры? — поинтересовалась Элизабет.

— Ей отнесли твое платье, в котором ты была вчера.

— И у нее, конечно, случайно оказалась готовая одежда моего размера, — съязвила Элизабет.

— Ну, скажем, несколько ее клиенток с подходящими размерами лишились обновок. У одной подходил размер груди, а у другой — бедер.

— Интересно, чем же ты ей так угодил, что она открыла для тебя свое заведение в столь ранний час?

Элизабет почувствовала, как у нее все сжалось внутри. Она говорила, как самая обычная женщина, чьи лучшие годы уже давно прошли, и она, мучимая ревностью, пытается любым способом самоутвердиться в глазах своего любовника и взять над ним власть.

— Моя мать — ее клиентка, — спокойно ответил Рамиэль. — Кроме того, в прошлом я помог мадам Тюссо создать ее клиентуру. Я никогда не приводил в свой дом других женщин, Элизабет. Не надо принижать наши отношения, сравнивая себя с моими предыдущими любовницами.

— Но за нас это сделают другие.

— Да.

Она не хотела обращать внимание на мнение окружающих. Однако это было практически невыполнимо.

— Белье подобрано очень грамотно. Это ты его выбирал?

Жесткое выражение на лице Рамиэля сменилось улыбкой.

— Все, что на тебе сейчас надето, я выбирал сам. Ты очаровательная и чувственная женщина, Элизабет, и заслуживаешь самых красивых и дорогих вещей. Почему бы тебе не сесть рядом и не показать мне свое замечательное белье?

Дыхание Элизабет участилось. Еще никто и никогда не говорил ей, что она красива. Но она простила ему эту ложь, потому что Рамиэль действительно заставлял ее чувствовать себя красавицей.

— А слуги…

— Они нас не побеспокоят. Я сказал им, что мы справимся сами, — успокоил ее Рамиэль. — Иди ко мне, ненаглядная.

Она подошла к Рамиэлю и села рядом, в то время как он продолжал стоять.

— Что ты хочешь на завтрак? Яйца? Копченого лосося? Тосты? Ветчину? Грибы? Фрукты?

— Шампанского, пожалуйста, — кокетливо попросила Элизабет.

В воздухе, пронизанном солнечными лучами, раздался сдавленный смех.

— Сначала тебе надо что-нибудь съесть.

Элизабет повернула голову к Рамиэлю и уперлась взглядом в его ширинку, которая находилась всего в нескольких дюймах от ее лица. Она брала в рот фаллос этого мужчины и ласкала его языком. Он был горячим и соленым на вкус.

— Я бы предпочла язык, если он у тебя есть, а затем спелую сливу.

Пристальный взгляд Рамиэля говорил о том, что он отлично понял Элизабет. Слегка наклонившись вперед, Рамиэль взял ее за подбородок указательным и большим пальцами и закрыл ее губы глубоким поцелуем. Элизабет с радостью ответила на него, чувствуя, как жаркий язык Рамиэля проникает в ее рот. Она была поражена, насколько сильно может сближать двух людей обычный поцелуй. Элизабет знала Рамиэля меньше двух недель. Однако он казался ей намного ближе и роднее, чем собственный муж, с которым она прожила шестнадцать лет. Осторожно двигая языком, как учил ее Рамиэль, Элизабет, не торопясь, исследовала его рот, чувствуя терпкий вкус черного кофе и жар его дыхания. Когда наконец Рамиэль отстранился, его серые шерстяные брюки сильно топорщились спереди.

— Ты за это заплатишь.

— И каким же образом? — спросила Элизабет, задыхаясь. — Как ты сможешь меня заставить?

— Я не стану раскрывать своих тайн. Пожалуйста, налей нам чаю.

Она и не знала, что взрослые могут дурачиться и дразнить друг друга не хуже детей. Элизабет потянулась к серебряному кофейнику, стоявшему на середине стола. И тут ей на глаза попалась газета, которую читал Рамиэль. Она замерла от удивления.

«Жена министра финансов едва избежала смерти»— кричал жирный заголовок на первой полосе.

Элизабет схватила газету и принялась лихорадочно читать. Утечка газа… один из ста… Парламент рассматривает варианты субсидий для проведения электричества…

Перед Элизабет появилась тарелка с омлетом, ветчиной и жареными грибами. Вслед за ней возникла небольшая пиала с клубникой, увенчанной взбитыми сливками.

— Так это был все-таки Эдвард, — прошептала она. — Зачем ему понадобились газетчики?

Голос, раздавшийся у нее над головой, казался совершенно безжизненным:

— Твое отсутствие сразу бы заметили. Ему нужно было объяснить исчезновение своей жены.

— И исключить все подозрения о покушении на убийство.

— Да.

Даже здесь Эдвард играл на публику. Элизабет решительно свернула газету.

— Я хочу навестить своих сыновей. Они должны знать, что происходит. Они будут волноваться.

— Мы поедем вместе.

— Мне кажется, что сейчас не самое подходящее время для вашего знакомства.

Рамиэль опустился рядом с Элизабет на стул и выдернул из ее рук свернутую газету.

— Тебе стыдно появляться со мной на людях?

Лицо Элизабет вспыхнуло. Она виновато потупила глаза.

— Не говори глупостей.

— Значит, тебе стыдно, что ты спишь с лордом Сафиром.

— Мне придется объяснить Ричарду и Филиппу, что я оставила их отца. И если ты появишься вместе со мной, они решат, что я опозорила свою семью исключительно ради тебя.

— И мы, конечно, оба знаем, что это не так.

В голосе Рамиэля звучала горечь, бирюзовые глаза наполнились тоской.

Элизабет вспомнила слова Ребекки, утверждавшей, что в основном все мужчины — эгоисты и что особенно такой человек, как лорд Сафир, не позволит детям — тем более не своим — мешать ему наслаждаться жизнью.

— Прежде всего я должна думать о своих сыновьях.

— Я не требую от тебя того, чтобы ты бросила своих детей. Все, чего я хочу, это чтобы время, проведенное со мной, не вызывало потом у тебя ни стыда, ни сожаления.

— В моей жизни произошло всего три очень важных для меня события: это рождение Ричарда, рождение Филиппа и то, что произошло с нами вчера. Я не чувствую ни раскаяния, ни тем более стыда. Но сейчас я должна повидаться с сыновьям. Надеюсь, ты понимаешь это. Когда-нибудь, я уверена, ты познакомишься с моими детьми, и они тебе понравятся. Но не сегодня.

— И когда же это произойдет, Элизабет?

Как ее сыновья отнесутся к человеку, не принадлежащему ни Западу, ни Востоку? Что они подумают, когда, узнают, что их мать променяла будущее своих детей на презираемого всеми бастарда?

— Я не знаю.

— Ты сама захотела связать свою жизнь со мной. Значит, нужно пройти и через это. Сегодня я уступлю тебе. Но знай, что я намерен познакомиться с твоими сыновьями в ближайшем будущем. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Ты не сможешь так просто выкинуть меня из своей жизни.

Элизабет почувствовала в груди легкий холодок. Она вдруг ясно осознала, что очень плохо знает стоящего перед ней человека, который неожиданно стал предъявлять на нее свои права.

— Ричард и Филипп привыкли к тому, что я привожу им гостинцы. Ты не возражаешь, если я попрошу твоего повара приготовить для них корзину с угощением? — спросила Элизабет, пытаясь скрыть свое замешательство. Она не хотела бояться мужчины, разбудившего в ней настоящую женщину.

Бирюзовые глаза Рамиэля были непроницаемы.

— Мой дом — это твой дом. Ты можешь делать здесь все, что пожелаешь. Но только помни, что тебя пытались убить. Ты пришла ко мне в поисках защиты. И я не позволю тебе подвергать свою жизнь опасности. Ты собираешься есть?

Элизабет посмотрела на кольцо жира, расплывшегося вокруг ветчины; затем на алый клубничный сок, пропитавший взбитые сливки.

— Нет.

— Тогда пойдем, я представлю тебя своему шеф-повару. Ему будет приятно приготовить что-нибудь для твоих сыновей.

Они спустились в кухню.

— Этьен, ты будешь слушаться миссис Петре, как меня самого, и выполнять все ее приказы, — обратился Рамиэль к повару. — Двое ее сыновей учатся в Итоне. Она хочет навестить их сегодня и отвезти им корзину с гостинцами.

— Мадам, — темные глаза Этьена светились от удовольствия, — вы оказываете мне честь. Я буду счастлив приготовить угощение для ваших сыновей. Как раз вчера я испек кекс, сделанный из манки и пропитанный сиропом. У меня также есть печенье, которое просто тает во рту. Или же, если вы немного подождете, я приготовлю…

Элизабет улыбнулась. Этьен представлял собой полную противоположность Мухаммеда.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Печенья и кекса будет более чем достаточно. Спасибо. Ричарду и Филиппу они очень понравятся.

Этьен поклонился.

— Вы оказываете мне честь, мадам. Лорд Сафир обычно не оценивает мою выпечку должным образом.

— Если бы я ел все, что ты печешь, я бы в дверь не проходил, — легко парировал Рамиэль.

— А как еще можно оценить мастерство такого человека, как я? — воскликнул Этьен с притворным возмущением.

Элизабет, прервав их шутливый спор, торжественно произнесла:

— Уверяю вас, мои сыновья по достоинству оценят ваши таланты, у них волчий аппетит.

Этьен оценивающе посмотрел на Элизабет, точнее, на то, что скрывалось под голубым лифом и юбкой.

— Может быть, мы и вам нарастим немного мяса?

Рамиэль проследил за взглядом шеф-повара. Элизабет покраснела,

— Будем надеяться, что этого не произойдет.

— Нам еще не приходилось готовить для хозяйки дома. Может быть, если мадам составит нам свое меню…

Глаза Элизабет и Рамиэля встретились.

Как он объяснил своим слугам ее присутствие в доме? Рамиэль сказал, что не сможет узаконить их отношения. Зачем же он тогда изо всех сил пытался внушить ей, что она хозяйка этого дома?

— Я пришла сюда не для того, чтобы мешать вам работать, Этьен.

— Но вы не мешаете, мадам. Наоборот, вы вносите частицу своей красоты в это скромное жилище холостяка.

Его шутливый комплимент был награжден звонким смехом Элизабет.

— Ну, это мы еще увидим. Сейчас я хочу лишь получить корзину с угощением для моих мальчиков.

— Я вам приготовлю не обычную еду для пикника, а настоящий шедевр. Отведав его, ваши сыновья решат, что они попали в рай.

Рамиэль предложил Элизабет свою руку.

— Пойдем, оставим этого прохвоста колдовать.

Элизабет, высоко подобрав подол юбки, чтобы случайно на него не наступить, первой стала подниматься по узкой лестнице для слуг.

— У тебя необычные люди. Где ты достал Этьена?

— Я вызволил его из рабства в Алжире.

Элизабет посмотрела на свои черные лакированные туфли и на тонкую паутинку шелковых чулок. Ее… и его.

— Я не хотела никому мешать — ни тебе, ни твоей прислуге.

Горячие, сильные руки схватили ее за талию и потянули назад, несмотря на ее сопротивление.

— Элизабет, ты мне не мешаешь. И я не возражаю против того, чтобы ты навестила своих сыновей. Если бы я этого не хотел, то отнес бы тебя сейчас наверх и проверил бы, насколько сильно у тебя кое-что болит.

Элизабет откинулась на грудь Рамиэля и почувствовала сильный жар его тела.

— Я бы предпочла шампанское.

Ее шею обожгло жаркое дыхание.

— Дьявольщина! — Объятия Рамиэля стали крепче, он рассмеялся. — Элизабет, подожди, не торопись. Сначала повидайся со своими сыновьями, проведи с ними как можно больше времени. Потому что когда ты вернешься домой, все твое время будет принадлежать только мне.

В голосе Элизабет неожиданно для самой себя прозвучал страх:

— Ты будешь ждать меня?

Эдварда никогда не было дома…

— Я буду ждать тебя, дорогая. А сейчас мне тоже надо ехать по делам. Я велю приготовить карету, которая доставит тебя до станции. Когда все будет готово, Мухаммед зайдет за тобой. Он будет тебя сопровождать.

— В этом нет никакой необходимости.

— Поверь мне, есть.

Она не хотела думать о смерти.

Вчера произошло событие, которое случается только раз в жизни. Вряд ли Эдвард будет преследовать ее. Ему просто не хватит на это времени. Так же, впрочем, как и ее отцу. Политика — требовательная любовница. Особенно когда политик вынужден разрываться между своей работой и настоящей любовницей, из крови и плоти.

Элизабет неуверенно сцепила руки на спине Рамиэля. Под дорогой материей скрывались каменные мышцы.

За завтраком она сильно обидела его, отказавшись ехать к сыновьям вместе с ним. Она попыталась хоть чем-то загладить свою вину.

— Я думаю, что Филиппу будет интересно познакомиться с Мухаммедом. И он с удовольствием поплавает в твоем бассейне.

— А как насчет Ричарда?

— Не знаю. Кажется, с тех пор как я его видела в последний раз, он сильно изменился.

— Как?

— Не могу сказать.

— Он тебе доверяет?

— Настолько, насколько пятнадцатилетний мальчик доверяет своей матери. Почему ты так заинтересовался моими детьми?

Одна рука Рамиэля соскользнула с талии Элизабет и легла на ее живот.

— Они — часть тебя.

Казалось, тепло его руки достигло самого сокровенного места каждой матери — ее чрева. Внезапно Элизабет почувствовала благодарность к этому человеку. Ребекка ошибалась. Не все мужчины эгоисты — особенно такие, как Рамиэль.

Вдруг тепло его рук исчезло. И Элизабет почувствовала легкий толчок, побуждавший ее двигаться вперед. Когда они наконец достигли лестничной площадки, Рамиэль не стал целовать ее. Его полуприкрытые глаза лишь на секунду задержались на ней, одарив тем особым взглядом, от которого Элизабет всегда становилось немного не по себе.

— Мне нужно идти. Можешь осмотреть дом, пока Этьен готовит свой шедевр. Это теперь и твой дом.

Элизабет хотела было спросить, куда он уходит, но вовремя прикусила язык. А потом уже было поздно — Рамиэль ушел, так и не заметив, что ее кожа пахла апельсином.

«Как его дом может стать моим домом? — раздраженно думала Элизабет. — Я замужем за другим человеком».

— Миссис Петре.

Элизабет резко повернулась, громко прошелестев юбкой. В дверях стоял Мухаммед.

— В чем дело?

Несмотря на то что телохранитель Рамиэля стоял в тени, его тюрбан казался ослепительно белым, лицо Мухаммеда светилось торжеством.

— Вас желает видеть ваш муж.

Глава 21

Эдвард здесь, в доме Рамиэля. Как он узнал, где ее искать?

Точно так же, как он узнал о ее занятиях с Рамиэлем, сообразила она. Кто-то следил за ней.

Леденящий страх охватил ее. По закону Эдвард мог сделать с ней все, что захочет. Он мог вытащить ее из этого дома и поместить в психиатрическую лечебницу. И никто не смел помешать ему.

У Мухаммеда заблестели глаза. Эдвард пришел, когда Рамиэля не было дома. Может, он нанял кого-нибудь следить за домом и доносить ему, когда Рамиэль уйдет? А может, шпионил кто-нибудь из слуг Рамиэля?

Ясно было, что Мухаммед не одобрял ее связь с хозяином. Они могли сговориться с Эдвардом: слуга — чтобы удалить ее из дома Рамиэля, муж — чтобы вообще удалить ее из его жизни.

Ее охватила паника. Но ведь Рамиэль обещал защитить ее. И Мухаммед не причинит ей вреда из страха перед ним.

Элизабет выпрямилась.

— Скажи мистеру Петре, что меня здесь нет.

Лицо Мухаммеда превратилось в непроницаемую маску. Он послушно кивнул:

— Слушаюсь, экипаж и корзина с продуктами готовы. Мы можем отправиться, когда пожелаете.

Элизабет изумленно посмотрела на его белый балахон. Как все оказалось просто. Но почему же тогда у нее так дрожат ноги? Она забрала свой ридикюль из спальни Рамиэля, пробежалась взглядом по ночному столику красного дерева и чеканному из жести портрету королевы Виктории над массивной кроватью. В зеркале над туалетным столиком она увидела свое смертельно бледное лицо.

На верхней площадке лестницы Элизабет остановилась.

А вдруг Эдвард откажется покинуть дом Рамиэля, пока не встретится с ней? Или Мухаммед специально не сказал ему, что ее здесь нет? Но внизу ее никто не ждал. Она едва не рассмеялась от облегчения.

На столе в холле стояла корзина. Крышка на ней была слегка сдвинута, словно приглашая заглянуть в нее. Поддавшись любопытству, она посмотрела внутрь… и от медового аромата рот у нее наполнился слюной. На льняной салфетке аккуратными рядами лежали печенья и пирожные. Не удержавшись, Элизабет схватила дольку торта из корзины. По ее пальцам потек сироп. Сверху торт был посыпан темными, тонко молотыми орехами. Филиппу и Ричарду он наверняка понравится.

Она улыбнулась и откусила краешек ломтика. Тот оказался необычайно сладким. Она посмотрела на оставшийся в руке кусочек и аккуратно поправила выложенные на льняной салфетке ломтики. Под сладким сиропом и хрустящими орешками оказался перец. Торт, казалось, обжигал ей горло на пути к желудку.

Элизабет резко повернулась и уткнулась головой прямо в черный шерстяной балахон, скрывавший стальные мускулы. Она отступила назад.

— Прошу простить меня. Я только хотела… экипаж уже у входа?

Мухаммед склонил голову. На одной руке у него висел ее плащ, в другой он держал ее шляпку и перчатки.

— Карета подана, миссис Петре.

Элизабет физически ощущала его враждебность, хотя она и выражалась лишь небольшим подрагиванием века. Ей не хотелось нарушать согласие в доме Рамиэля и вызывать трения между обоими мужчинами. Она переступила через свою гордость.

— Благодарю за то, что вы не впустили моего мужа,

Мухаммед.

— Всегда к вашим услугам, госпожа.

— Я сожалею, что прибегла к недостойным средствам, стремясь попасть в дом лорда Сафира, и поставила вас в неловкое положение. Пожалуйста, примите мои извинения.

В непроницаемых черных глазах Мухаммеда промелькнуло волнение, но тут же исчезло.

— На все воля Аллаха.

Она робко взяла у него из рук свою шляпку, надела ее на голову и завязала черные ленточки под подбородком.

— И все же я хочу, чтобы вы знали — я не намерена причинить вам зла. — Она приняла от него черные кожаные перчатки и решительно натянула их на руки. — Так же, как и лорду Сафиру.

Мухаммед безмолвно развернул ее плащ. Она позволила ему надеть его ей на плечи.

От перца у нее все горело во рту. Несмотря на то что рот был полон слюны, она просто умирала от жажды. Она хотела попросить стакан воды, но затем передумала. Общественные удобства в поездах оставляли желать лучшего.

— Мне жаль, что вам придется сопровождать меня, Мухаммед. Если бы я не чувствовала себя так…

Слуга молча открыл дверь. Элизабет шагнула вперед. Мухаммед закрыл корзинку и поднял ее за плетеные ручки. И в тот же миг словно красный огненный шар взорвался у нее внизу живота.

Элизабет задохнулась, пораженная силой охватившего ее без всякой причины физического желания.

— С вами все в порядке, миссис Петре?

Голос Мухаммеда раздавался громко, словно он кричал ей на ухо. Элизабет с усилием выпрямилась, чувствуя унижение от того, что происходило с ее телом. Его переполняла неуправляемая, животная похоть, бьющее через край желание, все мускулы судорожно сжимались.

— Все хорошо, спасибо, Мухаммед.

Собравшись с силами, она решительно сделала шаг вперед. Лишь бы только подняться в экипаж и поскорее добраться до сыновей… Словно разряд электрического тока поразил ее, когда затянутые в шелк бедра соприкоснулись.

Элизабет выронила сумочку.

Она чувствовала, что Мухаммед и кучер пристально следят за ней. И тут Элизабет поняла, что сходит с ума, потому что мужские глаза никогда раньше не вызывали в ней такой страсти. Сейчас же их взгляды заставляли Элизабет сгорать от желания. Вдруг сквозь ее затуманенное сознание прорвался чей-то громкий возглас:

— Миссис… осторожно… ступеньки!

У Элизабет подкосились ноги. Однако в ту же секунду, когда она уже готова была упасть, чьи-то сильные руки подхватили ее.

Элизабет с трудом смогла вытерпеть это прикосновение. Ей казалось, что она состоит из одних обнаженных нервов. Каждая клеточка ее тела чувствовала тепло мужских рук… мужской запах. Элизабет в ужасе дернулась в сторону, понимая, что хочет большего от обнимающих ее рук телохранителя, она желала…

— Не дотрагивайся до меня, — прошептала она. Со всех сторон за ней следили внимательные глаза. Кто-нибудь из этих людей мог оказаться шпионом Эдварда. Он доложит об этом происшествии, и ее муж, родители и дети наконец-то узнают о ней правду.