Выбор Наместницы

Бесценная книга для желающих овладеть эльфийской письменностью. Две другие книги он видел первый раз. Какое-то «Сказание о храбрых деяниях и погребении Воителя» и «Перечень великих деяний Золотого Ордена». Иннуон улыбнулся — мало кто в империи мог похвастаться, что не знает все книги в своей библиотеке. Библиотекарь тем временем вернулся и положил манускрипты на стол. Герцог жестом велел ему задержаться:

— Что вы можете сказать про эти книги?

— «Плач о Битве Луны и звезды» — уникален, одна из жемчужин вашей библиотеки. Насколько мне известно — оригинал хранится в библиотечной башне Сурема, а кроме вашей копии сохранилось всего три.

— Так это копия?

— Разумеется, ваше сиятельство. Оригинал — воистину бесценен.

— Странно… зачем может понадобиться копия, если есть оригинал?

— Возможно, для сличения текста.

— А у кого остальные три?

— Одна в библиотеке герцога Нэй, одна — в столичной храмовой школе Лаара, третья предположительно в библиотеке Дома Феникса.

Иннуон ничего не понимал: у наместницы есть не только оригинал, но и одна из копий. Зачем ей вторая? Может, она решила собрать у себя все три? Но Дейкар свою книгу не отдаст. Под ложечкой слабо шевельнулся червячок сомнения: слишком много странностей. Герцог отложил эльфийскую рукопись в сторону и протянул библиотекарю «Перечень великих деяний Золотого Ордена».

— О, это весьма любопытный текст, точнее, текст сам по себе неинтересен, скорее, курьезен, но другой такой книги вы не найдете нигде.

— Золотой Орден… маги закона? Те, что зачаровали статую короля?

— Вы совершенно правы, статую и не только. А эта книга, — библиотекарь раскрыл обложку и протянул Иннуону, — смотрите сами.

Герцог в недоумении уставился на текст, перевернул страницу, недоумение возросло, он быстро перелистал книгу до конца:

— И как это понимать?

— Строго в соответствии с заглавием, ваше сиятельство. Это перечень дат, в которые тот или иной маг Золотого Ордена совершил великое деяние. Имена магов держались в тайне, а описывать великое деяние нет никакого смысла, знающие и так поймут по дате, а остальным и понимать незачем.

— У этого ордена все книги такие?

— Увы, ваше сиятельство, никаких других книг после них не осталось. Золотые маги отличались еще большей скрытностью, чем огненные.

Иннуон взял в руки последнюю книгу, задумчиво перелистал, не глядя на выцветшие буквы. Он помнил этот черный кожаный переплет: в тот день, когда Квейг впервые приехал в замок, когда Иннуон еще не был женат и узы, пусть ослабевшие за три года войны, по-прежнему удерживали его с Ивенной вместе. Она уже тогда предчувствовала, чем все закончится, нет, это он предчувствовал, а она… она знала. Иннуон улыбнулся воспоминаниям: родственники кишмя кишели по всему замку, словно блохи на бродячем музыканте, Ивенна пряталась от них в библиотеке. Он тогда зашел, чтобы познакомить сестру с Квейгом, боги великие, кто же мог подумать… Книга оказалась занудной, но дядюшки и тетушки навевали на сестру еще большую тоску. Что же она еще говорила? Какое-то погребение военачальника, обряды, старое наречие… Он утащил ее переодеваться, книга осталась лежать, интересно… она ее потом дочитала? Наверное, нет… тогда было уже не до чтения: свадьба, брачная ночь, скандал, потом заболела мать… Нет, эту книгу наместница не получит. Для нее это просто образец старинного шрифта, а для Иннуона — тонкая нить между ним и сестрой, одна из немногих оставшихся. Пускай сама Ивенна давно уже забыла про скучное описание погребального обряда, он прочитает книгу — и на один крохотный шажок станет к ней ближе. Оставшиеся книги он протянул библиотекарю:

— Упакуйте как следует, я хочу отправить их наместнице, — а сам подвинул к себе чернильницу, нужно было написать вежливое объяснение, почему вместо трех книг Энрисса получит только две. А потом написать еще одно письмо Ивенне.

Иннуон никогда не отправлял их, но писал каждую неделю. Рассказывал о детских шалостях, делился последними новостями и планами, философствовал, сочинял стихи, украшал поля быстрыми карандашными набросками. А потом запечатывал письмо в конверт и клал к остальным, в старинную шкатулку из алмазной ели. Женщины рода Аэллин хранили в ней драгоценности, но Ивенна, уезжая, не взяла ничего, и Иннуон, уже потом, забрал шкатулку в свой кабинет. Надо было отдать ее Соэнне, но жена так и осталась для герцога чужой, и он не хотел признавать ее неотъемлемой частью рода. Пускай Ивенна отреклась от прошлого — он сохранит все, даже зная, что возврата не будет. Поэтому он и не отправлял письма: пока они лежали в шкатулке, можно было представлять себе, как Ивенна, сидя у камина, распечатывает конверт, пробегает глазами по строчкам, улыбается, перечитывает снова и снова. А если отправить письмо на самом деле — она даже не станет читать. Да и потом… откуда в Квэ-Эро камины?

Строчки быстро ложились на бумагу: праздник урожая и искупавшийся в ледяной воде Элло. Маленький негодник даже не простудился. От порки Соэнна его спасла, но в следующий раз на праздник он поедет только когда научится себя вести. Марион подвернула ногу, что-то неудачно, до сих пор хромает. Взяли нового стражника, племянник капитана, раньше служил в гвардии наместницы, не выдержал, вернулся домой. Военачальник совсем с ума сошел — нарядил гвардейцев в петушиные мундиры, непотребные девки и то скромнее одеваются, вот парень и сбежал, и положенных трех лет не отслужив. Надо было бы проучить, чтобы знал на будущее, как в чужих землях счастья искать, но капитан очень за него просил. Иннуон вспоминал все, что случилось за прошедшую неделю, набралось так много мелочей, что про книгу он рассказывал уже на третьей странице письма, на этот раз жалея, что Ивенна никогда не прочитает его послание. Иннуона не оставляло чувство неуверенности, и только Ивенна, одна кровь с ним, смогла бы разделить эту смутную тревогу. Он запечатал письмо печатью с крылатым драконом и положил в шкатулку. Пусть пока полежит там, быть может, однажды он наберется решимости и отправит его Ивенне.

LXVI

Энрисса сидела в кресле и раздраженно кусала губы. Ванр читал письмо от герцога Суэрсен и понимал, что выразительным молчанием он не отделается. У Энриссы не было в обычае дважды наказывать за одну и ту же провинность, но для данного случая она, пожалуй, сделает исключение — сумей Ванр вынести книгу из замка, можно было бы уже покончить с этой историей. Он и сам понимал, что сплоховал, но, право же, чем дальше, тем сильнее Ванра раздражали высочайшие выволочки. Он не понимал, как можно утром разносить мужчину в пух и прах, а вечером ожидать от него проявления горячей страсти. Пришлось даже обратиться к белой ведьме, зелье помогло, но на душе осталось неприятное послевкусие. Он вздохнул, нечего оттягивать неизбежное:

— Прикажете распорядиться?

— Нет еще. Вы представляете, какой поднимется шум?

— Если это будет несчастный случай…

— Даже так. Это ведь герцог Суэрсен. Сразу же найдут сотню причин, по которым мне это было выгодно. Старая традиция… герцог Суэрсен не может быть лоялен, даже если вдруг захочет.

— Найдут сотню — не страшно. Главное, чтобы не остановились на одной. Пока будут шуметь — можно отправить в Суэрсен временного управляющего от короны и вывезти хоть всю библиотеку целиком.

— Опекунство должен получить кто-то из родственников.

— Их там слишком много, пока будут выбирать — все успеем. Вдова, — тут Ванр несколько запнулся, — не будет мешать.

— Вот как, — сухо заметила наместница.

— Я бы даже сказал, она не сильно расстроится, став вдовой. Герцог не самый любезный супруг. Кроме того, он предпочитает младшего сына, а герцогиня — наоборот. Она постоянно боится, что герцог найдет способ обойти законы наследования. — Ванр замолчал, понимая, что проявляет подозрительную осведомленность.

— А герцогине двадцать лет. Подходящий возраст для второго замужества. — В голосе Энриссы появилась опасная вкрадчивость.

— Не думаю, что она согласится потерять титул. В любом случае, леди Соэнна не откажется от вашего покровительства. Особенно если ее не разлучать с сыновьями.

Энрисса недобро улыбнулась:

— Нет, господин Пасуаш. Прекрасная леди Соэнна пока что останется замужней дамой. Я попытаюсь еще раз.

— Но ваше величество, вы только привлечете его внимание к книге!

— После второго отказа мы точно будем знать, что делать.

— Это и сейчас очевидно!

— Я бы не сказала. Герцог, должно быть, привязан к сестре. Вы же знаете про эти загадочные узы, — Энрисса не скрывала своей брезгливости.

— Он выдал ее замуж.

— Это еще ничего не значит.

— И как вы будете его уговаривать?

— Попрошу прислать книгу в столицу на время, чтобы мои переписчики смогли во всех подробностях скопировать шрифт. А потом потеряю.

Ванр вздохнул, он надеялся, что Энрисса сама заметит еще одну трудность, но, похоже, это был тот редкий случай, когда секретарь оказывался прозорливее своей госпожи:

— Ваше величество, в письме сказано, что герцогиня Ивенна любила эту книгу. Наверное, не за красивый шрифт. Она должна была прочитать текст.

— Я знаю, — спокойно отозвалась Энрисса.

— Я должен что-либо предпринять?

— Зачем? Герцогиня замужем уже пять лет. Слишком поздно останавливать ее теперь. Подозреваю, что она просто не поняла смысл текста, вы же сами видели, какой там запутанный диалект. А то и бросила читать на середине, шрифт-то выцвел.

— Но тогда откуда столь трепетное отношение к книге у герцога?

— Не знаю, — с раздражением бросила Энрисса, — может он боготворит все, чего касалась рука его возлюбленной сестры.

— Рассказывали, что герцогиня уехала с женихом в большой спешке, не взяв с собой даже смену одежды. Кто его знает… Но герцог показался мне пускай и не самым приятным, но все же вменяемым человеком.

— Он может кукарекать за закрытыми дверями. Отправьте письмо сегодня же, и прикажите вашему человеку продумать подходящий несчастный случай, но ничего не предпринимать без моего распоряжения. И займитесь, наконец, делами. Я хочу видеть запись вчерашнего заседания Высокого Совета на своем столе через час. И будьте так любезны писать разборчиво, иначе вам придется читать вслух.

Ванр поспешно откланялся. Займитесь делами, как же! За одну вину два раза не секут, но всегда можно найти новые преступления. Теперь ей не нравится его почерк, завтра не устроит прическа, послезавтра — цвет камзола. И так каждый день, пока эта треклятая книга не окажется, наконец, в камине. Все восхищаются выдержкой наместницы, она никогда не позволяет себе сорваться на придворных или чиновников, зачем? Для этого у нее есть безотказный и безропотный секретарь, готовый к услугам двадцать четыре часа в сутки, в любое время года.

LXVII

Магистр Илана разбиралась в винах — недаром перебродивший сок виноградной лозы называют эликсиром жизни и кровью богов. Впрочем, выдержанное ягодное или яблочное вино ничем не уступает виноградному. Винные погреба ордена Алеон могли привести подлинного ценителя в состояние, близкое к помешательству. Что может быть мучительнее выбора между легендарным лоренским в глиняной бутыли, двойным стеклянным сосудом из Ландии — в одной половине багряно-красная настойка из карнэ, в другой — молочно-белый сливочный ликер. А крошечные бутылочки с фруктовыми винами, каждая в форме соответствующего фрукта? А дубовые бочки с золотистым ячменным настоем, такой крепости, что его нельзя пить неразбавленным? А полынная настойка, изумрудно-зеленая, тягуче-сладкая, от которой остается освежающая горечь во рту, а перед глазами возникают удивительные картины, яркостью своею превосходящие унылую реальность?

К счастью, Илана решила не подвергать своего гостя мукам выбора и безошибочно поставила перед ним бокал его любимого «Золотого ручья», белого вина из Квэ-Эро. Гость с удовольствием пригубил вино:

— Изумительно. Тот год был самым лучшим, жаль, что все хорошее быстро заканчивается.

— Зависит от предусмотрительности. — Илана поднесла к губам свой бокал, по комнате поплыл упоительный яблочный аромат.

— Да, вы весьма предусмотрительны, любезная Илана, — магистр Ир растянул губы в подобие улыбки. — Но, как я уже заметил, всему хорошему рано или поздно приходит конец. Вы меня понимаете.

О да, Илана понимала: вчера вечером алая птица от Анры принесла вежливую просьбу магистра Ира о встрече. И вот он сидит в ее кабинете, пьет ее вино и не торопится перейти к делу. Не рассчитывает же магистр Ир, что Илана рассыплется в извинениях и попросит вернуть провалившуюся прознатчицу в нежные руки белых сестер. Илана знала правила игры:

— Не совсем, уважаемый магистр. В этом мире рано или поздно заканчивается все, а не только хорошее. Смертным лучше не задумываться о бренности всего сущего. Оставьте эти материи эльфам.

Ир сделал еще глоток:

— И все же — жаль. Такая утрата… у девочки был талант.

— Да, последнее время вам не везет с учениками. — Илана попыталась ответить ударом на удар.

— Ну почему же, в этом случае мне очень повезло. Вы забыли, что у всякого лезвия две стороны.

— Чушь, девочка ничего не знала.

— И не нужно, милая Илана, и не нужно. Достаточно уже того, что она была моей ученицей и моей любовницей.

Белая ведьма побледнела:

— Вы не посмеете этим воспользоваться!

— Почему бы и нет? Мне давно уже надоела эта мышиная возня. Достаточно сообщить вашим девам, что они могут перестать быть девами, и приобрести еще больше могущество, чем сейчас, и в мире останется всего один магический орден.

— Мы служим силе жизни!

— Я в курсе, — маг не скрывал широкую улыбку. Если возвращение мужской силы зажравшимся купцам еще можно было с грехом пополам притянуть под «служение жизни», то безболезненное избавление от плода — уже никак.

— Зачем вам это нужно? Нельзя сказать, что между нашими орденами дружба, но все эти старые счеты — скорее дань традиции, чем подлинная необходимость.

— Вся эта империя держится на традициях.

— Тем более неразумно вынимать камень из фундамента.

— Не спорю, не спорю… чем старше становишься, тем меньше жаждешь потрясений.

Илана сжимала в пальцах тонкую ножку опустевшего бокала. Проклятый маг взял их за горло. Сейчас попугает еще немного, и начнется торг. И на этот раз придется купить все, что предложат, по любой цене. Будет трудно объяснить такую уступчивость старшим сестрам. В свое время Илане пришлось приложить немало усилий, чтобы прорваться на самую вершину, не хотелось даже и вспоминать. Молодость до сих пор выходила ей боком. Хотя и говорят, что это быстро проходящий недостаток, но, пока Илана взрослела, прочие влиятельные сестры старели, и разрыв не сокращался.

— Я рада, что мы сошлись во мнении. Но, предполагаю, у вас есть и конкретные предложения?

Ир кашлянул, пряча смешок: выдержки магистру Илане по-прежнему недоставало. С коллегой Арниумом Ир мог бы вести любезную беседу ни о чем на протяжении часов, терпеливо ожидая, кто сдастся первым, а белая ведьма предпочитала идти напролом.

— Моя дорогая госпожа, вы же знаете, как изменчив этот мир, вопреки нашим наилучшим устремлениям. Сегодня может понадобиться одно, завтра — другое, я могу лишь надеяться, что после нашей милой беседы между орденом Дейкар и орденом Алеон не останется никаких разногласий, — последние слова он выделил особо.

— И как долго между нами не будет разногласий?

— Надеюсь, что навсегда. Вы ведь не собираетесь отказываться от служения жизни?

— Если окажется, что наши разногласия сглаживаются слишком стремительно — сестры могут избрать другого магистра.

— О, мне доставляет несказанное удовольствие иметь дело именно с вами, дорогая Илана, но право же, не думаю, что новый магистр что-либо изменит.

Илана поднесла к губам пустой бокал: при таком раскладе Иру все равно, кто будет магистром белых ведьм. Удавка подойдет на любую шею.

— И все же, какие именно разногласия нужно уладить в первую очередь?

— Не торопите события, Илана, еще не время. — Маг потянулся в кресле, — разговаривать с вами — подлинное удовольствие, но мне пора идти. Меня ждет одно неотложное дело. До следующей встречи, дорогая. Ах да, у вас не найдется часом еще бутылочка того урожая?

Проводив мага, Илана заперлась в кабинете — в таком настроении ей лучше было оставаться в одиночестве, иначе попавшиеся под горячую руку магистра сестры смогут с полным основанием жаловаться на несправедливые взыскания. Проклятье! Столько лет все шло по плану, Анра, золотая девочка, сумела подобраться к Иру и став его ученицей — сохранила верность ордену. Что толку теперь от всех ее донесений… единственный путь сохранить орден — подчиниться. Но кто же знал, что девушки, попавшие в орден Дейкар, и в самом деле способны овладеть их магией. «Бедная Анра», — Илана вздохнула, она ничем не могла помочь девушке. Скорее всего, ее уже нет в живых. Если повезло.

* * *

Ир не солгал — у него была причина поторопиться с возвращением домой, причем весьма приятная. Обряд подчинения требовал огромных усилий, но она того стоила — его Анра. Он слишком привык к ней за эти годы, чтобы вот так просто расстаться. О, ее предательство могло бы стать для магистра серьезным ударом, но все обернулось к лучшему. Теперь у него в руках идеальное средство убеждения для белых ведьм и идеальная любовница. Преданная, боготворящая своего господина, знающая все его привычки и предпочтения. На обучение другой девушки ушло бы слишком много времени и сил, и ни одна из них не смогла бы сравниться с Анрой. Да и для девушки так только лучше — потеряв магические способности, она приобрела взамен безмятежное спокойствие. Отныне единственное, что ее может встревожить — недовольство во взгляде господина.

LXVIII

Не иначе, как промозглая погода принесла с собой невнятную тревогу, охватившую замок — все валилось из рук. На кухне постоянно ругались: то сметана закисла, то тесто не поднялось, то поваренок задремал и подпалил окорок. Не лучше обстояло дело и на конюшне: лошади нервничали, кусались, а драгоценный кавндиец, которого герцог привез с войны, и раньше донимавший конюхов своими капризами, теперь и вовсе захворал, воротил морду от самого лучшего ячменя и только жадно пил холодную воду. Слуги клялись всеми богами, что в старой башне опять появился призрак Молчаливой Ильды, несчастной сестры Маэркона Темного. Дескать, бродит она с мертвым младенцем на руках и вздыхает тяжко-претяжко. Каким образом призрак бедной женщины умудрился вернуться в родные края из обители в Суреме, где Ильда умерла и была похоронена, никто не задумывался. Мало ли что привидению в голову взбредет. Но заходить в старую башню служанки отказывались наотрез — было поверье, что если какая женщина Ильду с младенцем увидит — только мертвых рожать будет. Герцогская семья не избежала всеобщего поветрия: герцог и раньше-то редко захаживал в спальню к супруге, а теперь и вовсе перестал. Горничная герцогини под большим секретом рассказала своей младшей сестре, работавшей в прачечной, что госпожа Соэнна никак не может забыть столичного чиновника, а герцогу это ох как не по нраву. Прачка поделилась тайной, опять-таки, по секрету, с напарницей, та рассказала своей тетушке-ткачихе, и уже через три дня вся прислуга только и обсуждала, кто прав, кто виноват. Женщины сочувствовали герцогине: от такого мужа к кому угодно за ласковое слово побежишь. Мужчины, разумеется, были на стороне Иннуона: мало ли, каких там слов хочется, вышла замуж — так честь блюди. И вообще, добрый у них герцог, другой бы сразу научил жену уму разуму. И тут же с удовольствием расписывали, как баб уму разуму учат. Даже дети притихли, перестали бегать по замку сломя голову. Всех шалостей — Элло ночью в старую башню пробрался, хотел привидение увидеть, но постыдно заснул на сторожевом посту, там его под утро и нашел факельщик. А в остальном — просто душа радуется, исправно занимаются, младший старшему помогает с грамотой, старший младшему показывает, как правильно меч держать. Элло читать выучился, теперь вместе над книгами сидят, пальцы и нос в чернилах. Одно плохо — по-прежнему наследника страшные сны мучают, уже и лекаря поменяли, и жреца приводили — все без толку, как кричал ночами — так и кричит. Но герцогине сейчас не до старшего сына, Соэнна отдалилась от детей, она целыми днями просиживает в своих покоях, забросила все дела, и Марион с тревогой замечает, что все чаще и чаще с кухни приносят для госпожи горячее вино с пряностями. Марион вздыхает — уже сорок лет в замке живет, а такой осени не припомнит. Вроде бы все как обычно — дожди да серое небо, а вот давит на плечи что-то невидимое, отравляет дыхание, застилает взгляд. И нашептывает кто-то в глубине души: бежать отсюда надо, бежать, не к добру оно, ох не к добру.

Герцог же, наоборот, проводил с детьми все больше и больше времени, хотя раньше предпочитал общаться с младшим, предоставляя наследника заботам няни и наставников. Он водил их по замку, рассказывал легенды, показывал витражи, пристально вглядывался в детские лица, с удовлетворением отмечая, что от матери сыновья унаследовали только безупречный овал лица. Порой Иннуон подумывал о разводе, но для этого было бы слишком трудно найти повод: брак совершился, достаточно посмотреть на близнецов, чтобы не усомниться в отцовстве, доказать, что Соэнна изменила ему с этим столичным хлыщом — невозможно, раз уж не поймал на месте преступления. Все, что оставалось — завести любовницу из дворянского сословия, и подождать, пока герцогиня сама потребует развода. Денежное возмещение Иннуона не пугало — он мог позволить себе откупиться хоть от десяти жен, но по закону за Соэнной в таком случае оставалось право на равное участие в воспитании детей. Стоит ли за большие деньги покупать себе свободу, если бывшая жена по-прежнему будет действовать на нервы? Он еще не чувствовал в себе готовности к женоубийству, но чем дальше, тем выразительнее поглядывал на узенькое окошко сторожевой башни, в которой его далекие предки заточали надоевших жен. Ах, если бы прекрасная Соэнна была сиротой! Иннуон, привыкший к одиночеству, самодостаточный во всем, впервые в жизни сожалел, что ему не с кем поговорить, поделиться тревожными чувствами, да и просто пожаловаться на несправедливость судьбы. Как он жалел теперь, что поддался гордыне и выдал Ивенну замуж. Немного терпения, один шаг навстречу — и сестра была бы сейчас с ним. Но ничего не изменить — разбитый витраж не склеишь заново. А ведь Ивенна так и не знает, почему Квейг сделал ей предложение. Глупо цепляться за прошлое. Надо приказать освободить ее покои, выкинуть вещи, переделать там все, чтобы и следа не осталось. И тут еще эта книга… Иннуон получил второе письмо от наместницы. Аред с ней, подарит он ей эту драгоценную книгу, только прочитает напоследок, вдруг там что-нибудь интересное, и стоит скопировать текст.

В библиотеке книги не оказалось, Иннуон вспомнил, что забрал ее в спальню, собираясь полистать на сон грядущий, да так и не собрался. Герцог поднялся наверх, нашел книгу и сел к окну. Дневного света не хватало, чтобы разобрать выцветшие чернила, пришлось зажечь свечи. Первые несколько абзацев дались с трудом — Иннуон успел забыть, когда в последний раз читал на старом наречии. Скорее всего — в детстве, на уроках. Все из древней литературы, что могло привлечь нынешнего читателя, давно уже перевели. Старое наречие оставалось уделом любителей изящной словесности. Дальше стало легче, глаз привык к шрифту, пробудились задремавшие было знания, все слова стали на свои места. На середине текста Иннуон не смог удержаться от восклицания: «Что за ерунда!» — и продолжил читать дальше, теперь уже с большим вниманием. Прочитав, он отложил книгу, и устало потер виски — ну почему, во имя всех богов, этот трактат оказался именно его библиотеке? Стали понятны все «странности» и с визитом секретаря наместницы, и с ее первым письмом. Энриссу интересовала только одна книга — эта. И что теперь делать? Отдать книгу, как она просит, и забыть обо всей истории? Герцог Суэрсен прекрасно понимал, что даже если так и поступить — наместница ни за что не поверит в его плохую память, особенно после того, как он ответил отказом на ее первую просьбу. Что бы он сделал на ее месте? Иннуон не затруднился с ответом: изъять книгу, не поднимая шума, а потом так же тихо убрать подозрительно упрямого герцога. Как только книга окажется у наместницы — она тут же приступит ко второй части плана. Иннуон не станет облегчать ей задачу. Продолжим игру: герцог быстро написал еще один вежливый ответ, в котором предлагал Энриссе прислать своего переписчика в Суэрсен, чтобы сделать копию. Трактат старый, в плохом состоянии, в дороге легко повредить ценный груз. Затем Иннуон вызвал к себе капитана стражи и отдал приказы:

— Я хочу, чтобы с сегодняшнего дня втрое увеличили число патрулей. Ни молодые лорды, ни герцогиня не должны покидать замок без охраны, даже если едут просто прогуляться. Стражникам запрещается питаться на кухне, варите еду сами, разрешаю освободить для этого кого-нибудь от прочих обязанностей.

Капитан молча выслушал приказ об утроении патрулей, хотя это и означало, что спать его людям придется в три раза меньше, но лишиться возможности сидеть на теплой кухне, перемигиваться с поварихами и выслушивать последние сплетни? Это никуда не годится, не говоря уже о том, что на кухне накормят куда вкуснее:

— Это обязательно, ваше сиятельство? Люди будут недовольны.

— Лучше пусть будут недовольны, чем отравлены.

Капитан вздохнул, но не стал спорить — герцогу виднее. Спрашивать, в чем дело — не стал тоже, все, что нужно, ему и так скажут. Иннуон продолжал:

— В обязательном порядке проверяйте все крестьянские подводы, а особенно тщательно — товары из столицы.

— Искать что-то определенное?

— Все необычное.

— И еще одно, — Иннуон нахмурился, этот приказ вызовет у капитана наибольшую неприязнь, — следите за своими людьми. Если заметите что-нибудь странное — например, слишком много денег, или избегает товарищей, или наоборот, стал слишком общителен — немедленно доложите мне.

Как Иннуон и ожидал, на лице капитана отразилось возмущение — следить за своими солдатами — трудно придумать работу грязнее, уж лучше нужники чистить. Но он понимал, что герцог не станет просто так выслеживать не прикажет, да и не обойтись без этого — что толку усиливать охрану замка, если нельзя положиться на охранников. Но хотел бы он знать, с кем из сильных мира сего герцог поссорился. Он ведь не вторжения ожидает, а пакости исподтишка. Вот ведь времена пошли — нет, чтобы на дуэль вызвать, так за детей приходится бояться! Ну уж, охранять маленьких лордов он самых надежных людей поставит, кому как себе доверяет, племянника своего, к примеру.

Переговорив с капитаном, Иннуон вызвал к себе управляющего. Молодой человек только недавно сменил своего отца на этой должности, и все еще побаивался своенравного герцога, хотя ничего плохого от него не видел. Вот и сейчас он зашел в комнату с привычно-виноватым выражением лица: что я опять недоглядел? Герцог кивнул молодому человеку:

— Садитесь, Корман.

Тот послушно сел и начал, не дожидаясь обвинений:

— Ваше сиятельство, ну что же я могу сделать, если что ни день — дождь! Зерно отсырело, каждый крестьянин хранит его по-своему, вот и получается, что подать взяли — а зерна — две горсти.

Добавлять: «Я же вас предупреждал, что так и будет», управляющий благоразумно не стал. Он действительно предлагал изменить обычай, собирать подать только что обмолоченным зерном, с учетом усушки, и засыпать в герцогское хранилище. Но Иннуон решил не менять многовековую традицию, по которой каждый хуторянин знал, когда его черед везти зерно в замок. Герцог только досадливо отмахнулся:

— Меня не интересует зерно, Корман. Дожди идут каждую осень, и еще никто из обитателей замка не умер от голода. Я хочу, чтобы вы проверили всю прислугу: откуда родом, как давно пришли в замок. Особенно тщательно проверьте наставников молодых лордов и горничных герцогини.

— Но ваше сиятельство, вы же сами приглашали учителей. Что еще там можно проверить?

— Те ли они, за кого себя выдают.

— Если что-то обнаружится — увольнять?

— Нет, сначала расскажете мне, я решу сам.

— Я правильно понял, что нужно проверить всю прислугу, от ваших лакеев до поварят на кухне? — Корман на всякий случай переспросил, уж больно странный был приказ. Что за разница, с какого хутора родом судомойка?

— Всю прислугу, Корман, всю. Без исключений. И не поднимая шума.

— А стражников?

— Стражниками займется капитан.

Управляющий прослужил всего год, и, несмотря на отменную выучку, ему не хватало невозмутимой исполнительности старого служаки-капитана. Он не удержался от вопроса:

— Ваше сиятельство, вы ищете соглядатая?

— Я ищу убийцу, Корман.

Молодой человек побледнел:

— Кого он убил? Я ничего об этом не знаю, это точно не в замке!

— Пока что — никого. Поэтому я хочу найти его как можно быстрее. Ступайте.

Управляющий проглотил остальные вопросы — герцог дал понять, что разговор окончен. Великие боги, убийца в замке! Им же кто угодно оказаться может: мужчина, женщина, даже мальчишка на побегушках! Ищи теперь не знаю кого неведомо где! Задал герцог задачу…

Остался последний разговор. Герцог бы с удовольствием оставил жену в полном неведении, но он знал, как быстро разлетаются слухи. Уже сегодня вечером Соэнна будет знать, что в замке творится что-то неладное, и обязательно придет к мужу выяснять. Лучше он сам с ней поговорит и скажет ровно столько, сколько сочтет нужным. Стоило бы отправить жену с детьми погостить к ее родителям, но Иннуон хотел подольше поводить наместницу за нос. Никто не путешествует поздней осенью, да еще с маленькими детьми без серьезной надобности. Последнее время супруги виделись только за обеденным столом, и обед проходил в полном молчании. Соэнна удивилась, когда, встав из-за стола, Иннуон предложил ей пройти к нему в кабинет. Прожив в замке почти семь лет она ни разу не была там, да и не стремилась. Войдя в комнату, Соэнна быстро огляделась по сторонам. Странно — ни одного витража! По всему замку они, даже просто в коридорах, а в герцогском кабинете — ни одного, хотя центральное окно по форме как раз подходит. Иннуон усадил супругу в кресло: