12

Каждое утро Станислав набрасывал халат и уходил в свою комнату, где Казик помогал ему одеваться.

Лиза ждала этих минут, чтобы остаться одной хоть ненадолго, но тут к ней заходила Марыля, узнать, будет ли княгиня одеваться, умываться или желает еще поспать?

Сегодня ее муж задержался в постели, но впервые для того, чтобы просто с нею поговорить. Это отнюдь не означало, что он выбрал для общения обычный доверительный тон, каким разговаривают любящие супруги. По-прежнему в его голосе звучали ернические нотки, словно Лиза перед ним чем-то провинилась…

К сожалению, природа не сотворила ее существом, покорным всякому, пусть и моральному, насилию. Она старалась сглаживать грубость Станислава, его фривольные шутки, но в ней постепенно зрел протест: отчего он так упорно пытается ее сломить, заставить слушаться беспрекословно? Она была уверена, что, удайся ему это, Станислав тут же потеряет к ней интерес, как ребенок к сломанной игрушке.

Прикинуться этой сломанной игрушкой? Нет, ее гордость возмущалась против такого оборота событий. Странно, что она преспокойно размышляет, когда он ей что-то с возмущением рассказывает.

— ..Конечно, твой Жемчужников телок, но, говорят, фехтует он великолепно. Я бы предпочел пистолеты, да уж не стал настаивать: братец и так лишился хороших денег. Согласись, даже при их богатстве твое приданое было бы для него нелишним…

Он помолчал, ожидая, что Лиза станет с ним спорить, уверяя, что Петр вовсе не ее и жениться на ней собирался не из-за приданого. Но она решила не давать супругу повод лишний раз поиздеваться над ней.

Даже если на поединке он получит смертельный удар.

Он вслух повторил ее мысль:

— Вот я и говорю, что Фортуна — женщина капризная. Я могу просто поскользнуться. Сделать неверное движение. Петеньке может повезти, как очень часто везет дуракам… Словом, я написал завещание…

Лиза от неожиданности приподнялась, чтобы видеть в этот момент выражение его лица. Ожидала, что оно будет более человеческим, но увидела все ту же дьявольскую усмешку: неужели опять он приготовил ей какую-то каверзу?

— Я оставляю тебе замок, поместье, вообще все, что у меня есть, с условием, что ты будешь жить здесь и никогда больше не выйдешь замуж.

Она вздохнула: Станислав верен себе. Считает, что ради этих серых громадин, которые со всех сторон окружают поместье, она откажется от своего будущего. Может, Лиза и сама больше не захочет вступать в другой брак, достаточно вкусив его прелестей в нынешнем, ну а если ей встретится человек, с которым она захочет связать свою жизнь?

— Почему ты молчишь? — поинтересовался он.

— А что я могу сказать?

Даже и теперь Станислав не попытался ее обнять или лечь поближе, а, как обычно, отодвинулся на край кровати, как будто после каждой их близости Лиза становилась ему крайне неприятной.

— Хотя бы поблагодарить.

— За что? За то, что ты даже после своей предполагаемой смерти пытаешься распоряжаться моей жизнью?

— Браво! — рассердился он. — Получаешь в наследство такое поместье и считаешь это пустяком?

— Ты помнишь, сколько мне лет? — Она скользнула взглядом по его лицу.

— Ну… восемнадцать, — нехотя выговорил он.

— И ты хочешь, чтобы с окончанием твоей жизни закончилась и моя? А что ты для меня сделал, чтобы требовать такой жертвы? Украл из-под венца? Но это потому, что так хотелось тебе. Чем пожертвовал ты ради меня?

Станислав посмотрел на нее чуть ли не с ненавистью.

— Ты хоть и русская, а так похожа на наших девиц-полек. Те тоже требуют от своих женихов, а потом и мужей, чтобы они непременно посвящали им свою жизнь. Их самомнение неизмеримо велико, а их добродетельность вызывает скуку… Разве ты не признала меня своим супругом, а значит, и властелином? В наших с тобой отношениях главным должно быть мое желание!

— Хочешь сказать, что перед алтарем ваш ксендз спрашивал моего согласия именно на это? Думаю, я обещала подчиняться тебе при жизни…

— Хочу сказать, что желал бы это в тебе видеть.

— Иными словами, покорность? Не обманывай себя, Станислав. Если тебя что-то и взбадривает, так это только сопротивление. Тебе нравится меня ломать и слушать, как трещат мои кости…

— Ты говоришь, как героиня дешевого любовного романа, — фыркнул он.

Лиза и сама не ожидала, что выпалит это. Впрочем, даже если бы она захотела быть чуткой и понимающей, со Станиславом это ей вряд ли удалось бы.

Он словно нарочно каждый раз поступал не так, как на его месте поступил бы кто-то другой и как она ожидала. Он был непредсказуем и имел весьма странные представления о морали.

— Сегодня ты не оправдала моих надежд, — сказал он, как припечатал..

— А когда я их оправдывала?

Он несколько смешался, как если бы вопрос застал его врасплох.

— Боюсь, своего идеала женщины в тебе я не найду.

— Скажи, а каков он, этот идеал? — Лиза опять приподнялась на локте, чтобы видеть его глаза. И сама же ответила:

— Как в русских сказках: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Вот как можно было бы описать твои желания. Что еще ты хочешь, мой властелин? Тебя что-то беспокоит?

— Беспокоит. Юзек задерживается в Петербурге.

Если он не привезет деньги, я не смогу купить тебе бальный туалет.

— Думаю, я найду выход из положения, если ты не возражаешь. В шкафу твоей матери есть несколько платьев, которые она так ни разу и не надела.

— Но мода теперь наверняка изменилась.

— Не настолько, чтобы ничего нельзя было сделать.

Станислав некоторое время смотрел на нее, а потом гибким движением передвинулся к Лизе и обнял ее. Она невольно вздрогнула и напряглась.

— Наверное, я не заслуживаю такой женщины, как ты, — сказал он так тихо, что она еле расслышала. — Тогда просто пообещай простить меня, если я умру — Обещаю, — медленно проговорила Лиза, думая, уж не ослышалась ли она.

Неужели он не может быть таким всегда: простым и милым? Видит в этом проявление слабости?

Или помнит о своем обещании отравлять ей жизнь?

Некоторое время Станислав лежал не шевелясь, вдыхая запах ее волос, а потом не слишком нежно отодвинулся и пробурчал, будто раздосадованный собственной нежностью:

— Я иду одеваться. А ты позови Марылю, пусть тебе поможет, и спускайся к завтраку. Вдруг для нас он будет последним?

— Разве дуэль у тебя сегодня?

— Сегодня, завтра — какая разница! У меня много дел, и я не всегда могу тебя ждать…

На сегодня Лиза выбрала легкое розовое платье без всяких нижних юбок, лишь с небольшим корсетом для груди. Она сама причесалась — парикмахер из Марыли был неважный, а девушку послала в оранжерею, чтобы та принесла ей камелии тоном потемнее, из которых одну Лиза приколола к корсажу, а другую — к волосам.

Станислав встретил ее у стола, окинул одобрительным взглядом и усадил за стол, поцеловав руку.

От этих знаков внимания Лиза чуть не расплакалась.

Сможет ли она и в будущем получать их просто так или только в том случае, когда Станиславу будет грозить смертельная опасность?!

Сам Поплавский выглядел живописно. На нем была белая шелковая рубашка с широкими рукавами, суженными к запястьям. Узкие черные брюки, заправленные в высокие сапоги, и красный шейный платок. Интересно, куда он собирается в таком виде?

Лиза украдкой вздохнула и потянулась, чтобы его поцеловать, но Станислав не очень вежливо отодвинул ее от себя.

— Телячьи нежности с утра пораньше лишь размягчают сердце мужчины. Займись-ка лучше своим платьем!

После завтрака, когда Казик убирал со стола, Лиза спросила его:

— Казик, ты не знаешь, когда у князя состоится дуэль?

— Говорить не ведено, — не поднимая глаз, буркнул слуга.

— Но хотя бы кто секундант, ты можешь сказать?

— Думаю, в этом тайны нет: Теодор Янкович, товарищ его сиятельства по университету. После поединка… если он окончится для князя благополучно, они заедут в замок, и вы сможете познакомиться.

— Но тебе не кажется, если у нас будет гость, я должна об этом знать, чтобы приготовиться.

— Ничего готовить заранее не надо. Князь сказал:

«Когда мы приедем, подашь бордо и легкую закуску!»

— Тайны мадридского двора! — рассерженно пробормотала Лиза, понимая, что слуга не может ослушаться князя.

Казимир впервые прямо посмотрел на нее, и Лиза заметила, какие у него пронзительно-синие глаза.

Не только красивые, но и умные. И все лицо не было лицом заурядным. Отчего тогда он сутулится и всячески скрывает свой благородный облик? И сама же себе на вопрос ответила: вряд ли Станислав потерпел бы рядом с собой слугу, который внешне его хоть в чем-то превосходил и задерживал на себе взгляды господ. Теперь ей было понятно, почему Марыля решила выйти за Казика замуж.

— Ты, случайно, не знаешь, где Василиса? — спросила она, несколько смутившись оттого, что оценивала в этот момент Казика не как слугу или жениха своей горничной, а как обычного мужчину.

— Несколько минут тому назад она была на кухне, — ответил слуга, опять опуская взгляд. — Позвать ее к вашему сиятельству?

— Спасибо, я найду ее сама.

Она только начала объяснять Василисе, что им предстояло проделать, как та оживилась:

— Конечно же, мы подберем вам достойный наряд. Просто счастье, что мода время от времени возвращается. Вы в своих изысканиях еще не добрались до платья, сшитого для княгини десять лет назад…

— Десять лет назад? — ужаснулась Лиза.

— Десять. Но, насколько я знаю, моден сейчас именно такой фасон. Правда, оно…

— С большим декольте? — докончила за нее Лиза.

— Да. Именно поэтому Екатерина Гавриловна так и не смогла его надеть.

— Благодаря нашему разговору в библиотеке мне удалось кое-чего добиться, — улыбнулась молодая княгиня. — Например, обещания, что до бала мне не станут портить шею и все, что надлежит открыть.

Василиса одобрительно кивнула и достала из шкафа платье, от одного вида которого у Лизы перехватило дух. Это было настоящее произведение искусства. Светло-сиреневое, с лифом, отделанным аметистами и жемчугом. Какая-то золотошвейка изобразила узор, которому позавидовала бы и королева.

— Станислав видел это платье? — спросила она, подумав про себя, что на деньги, вырученные от его продажи, небольшая семья могла бы спокойно прожить не менее полугода.

И удивилась, поймав себя на этих мыслях. Второй раз она думает о низменном, материальном, над чем петербургские девицы вообще никогда не ломали себе головы. Материальное считалось уделом купцов.

Но вот же Валерьян Жемчужников разбогател наверняка не без таких мыслей. Знал, где купить, кому продать и за сколько… Кто знает, может, когда-нибудь и Лизе придется заниматься такими же низменными делами. И еще она подумала вскользь, что, стань ее мужем Петр, она вряд ли рассуждала бы о таких вещах. Целиком бы положилась на него. Станислав пробудил у нее чувство неуверенности не только в себе, но и в своем будущем.

— Вначале княгиня не могла надеть это платье, как излишне открытое. Потом она стала поправляться…

Василиса помогла Лизе надеть платье, отступила, чтобы окинуть взглядом всю фигуру, и пробормотала:

— Оно же будто на вас сшито! Подумать только, ни убавить, ни прибавить!

— Кое-что прибавить не мешало бы, — пошутила Лиза. — Например, ожерелье из аметистов.

— И это найдем! — Василиса принесла откуда-то небольшую шкатулку и отдала Лизе. — Думаю, пани княгиня, вы найдете здесь то, что нужно…

— Станислав и про это не знает?

— Правильнее было бы сказать, он не хотел знать. Когда умерла Екатерина Гавриловна, я говорила князю, что после нее остались кое-какие драгоценности. Но князь заметил, что скорее всего это какие-нибудь безделушки, которые лучше оставить на черный день…

— Наверное, я чего-то не понимаю, но князь уверял меня в том, что очень беден.

— Мне бы не хотелось подвергать сомнению слова его сиятельства… Может, по сравнению с тем богатством, которое Поплавские имели… После поездки старого князя в Монте-Карло состояние их существенно уменьшилось, но назвать князя бедным…

Теперь Лиза уже ничего не понимала. Зачем тогда Станислав убеждал ее, что похищение им затеяно только с одной целью — получить таким образом ее приданое… Если бы Станислав просто сказал, что влюбился в нее без памяти, а потому презрел и родственные, и дружеские связи…

— Пани княгиня, пани княгиня! — услышали женщины голос горничной и вскоре увидели ее, растрепанную и запыхавшуюся.

— Что случилось, Марыля?

— Там… привезли пана Станислава!

— Он… жив?

— Он ранен. Его положили на диване в гостиной.

— Врача вызвали?

— Казик поехал за врачом.

Лиза бросилась к выходу, совсем позабыв, что на ней надето будущее бальное платье. Василиса поспешила следом.

Мысленно нарисовав себе картину: лежащий на диване Станислав, истекающий кровью, без сознания, Лиза бежала по коридору, и слезы закипали в ее глазах. Как бы то ни было, муж дрался на дуэли из-за нее, и, если он ранен серьезно, она станет сидеть подле него ночи напролет, но поднимет на ноги…

То, что Лиза увидела, заставило ее замереть на месте. Станислав не лежал, а, скорее, полусидел и в руке сжимал бокал с вином. Лицо его казалось разве что несколько бледнее обычного. Правый рукав шелковой рубашки был оторван, а руку чуть повыше локтя перехватывала повязка из того же рукава.

Напротив Поплавского в кресле сидел молодой человек. Гигант. Великан. Ожившая гора мышц, которые перекатывались под тонкой сорочкой — его сюртук был переброшен через спинку ближайшего стула.

От лица гиганта веяло какой-то первобытной красотой. Он казался викингом — светловолосый, голубоглазый, с лицом, будто высеченным из дорогого камня. На минуту у Лизы даже перехватило дыхание, наверное, как у всякой женщины, которая видела перед собой такой совершенный образ мужской красоты…

Поскольку незнакомец сидел лицом к двери, то первым Лизу и увидел. Он тут же вскочил, замер, не сводя с нее ошеломленных глаз, а потом спохватился и, поклонившись, сказал на чистейшем французском языке:

— Приветствую вас, ваше величество, королева!..

Умоляю, Стас, только не говори, что это не твоя сестра или еще какая ближайшая родственница, я этого не переживу! Или, может, у тебя в гостях фея здешних гор…

— Это моя жена, — небрежно заметил тот и обратился к Лизе:

— Как видишь, дорогая, с наследством тебе придется обождать. Хотя твой бывший жених задел меня своей шпагой, скажи, Тедди!

— О, твой противник дрался как лев! — осторожно заметил гигант и как бы невзначай перевел разговор, потому что заметил, как побледнела Лиза, и теперь смотрел на нее с беспокойством. — Князь, ты не представишь меня своей жене? Как странно, что ты никому не сообщил о женитьбе! Может, ты боишься, что кто-нибудь ее похитит?.. Простите мне мои глупые речи, но я, честно говоря, сражен вашей красотой. Два выдающихся события в один день для такого провинциала, как я, видимо, чересчур много.

— Княгиня Поплавская Елизавета Николаевна, — представил Станислав и едко заметил:

— Непонятно лишь, отчего она так нарядно одета. Поверила в то, что на дуэли меня убьют?.. Мой друг Теодор Янкович.

Как раз в это время Лиза протянула руку Янковичу, которую он нежно, но почтительно поцеловал. Услышав замечание мужа, она вздрогнула, словно ее укусило ядовитое насекомое, и обернулась:

— Как ты можешь, Станислав, так говорить? Разве ты забыл о том, что приказал мне подобрать туалет к будущему балу и ни словом не обмолвился о дне дуэли! Я пыталась выяснить это у Казика, но он молчал, потому что говорить ты ему запретил…

Голос Лизы дрогнул от незаслуженной обиды, а Теодор обратился к Станиславу и что-то гневно выговорил ему по-польски.

— Ты, конечно, не поняла, что сказал Тедик. Он у нас идеалист и романтик, считает, что я веду себя с тобой недостойно. Теодор не разумеет по-русски, ты — по-польски. Остается французский. У Янковича мать француженка, она зовет его Тьерри…

Непривычная словоохотливость Станислава настораживала так же, как и его молчание, он говорил вроде ни о чем, но продолжал сверлить ее глазами.

Хотел прочесть на лице жены следы горя, смятения от неизвестности о том, чем закончилась дуэль для Жемчужникова?

— Если позволите, я пойду переоденусь, — дрожащим голосом сказала по-французски Лиза. — Прошу прощения, но когда мне сказали, что ты ранен…

— Ты обрадовалась! — с усмешкой докончил он.

— Я испугалась за тебя, — проговорила она твердо. — Но раз послали за врачом, я больше ничем тебе помочь не могу…

— Останьтесь! — сказал Теодор и беспомощно оглянулся на товарища. — Стас, попроси прощения у жены, пусть она не обижается и немного посидит с нами!

— Ладно, Лиза, ты же знаешь, я не мастер говорить всякие там галантные словечки. Прости, я был не прав. Дважды. И если честно, Петр вовсе не слабее меня. Просто ему повезло меньше…

— Он чересчур нервничал, — кивнул Теодор. — А у фехтовальщика рука должна быть твердой.

— Он убит? — тихо спросила Лиза.

— Ранен, — просто ответил Поплавский, потому что изображать радость от того, что пострадал его соперник, а тем более родственник, было бы уже вовсе бестактно. — Мы отвезли его в гостиницу и вызвали врача. Он сказал, что рана серьезная, но не смертельная. С Петром сейчас его брат. Алексей… Лиза, выпей бокал вина, ты нынче бледная…

Лиза решительно поднялась:

— Извините, господа, я чувствую себя не очень хорошо. И прошу прощения за мой вид. Это платье не закончено. Я не думала, что мне придется принимать гостя…

Она подала Теодору руку и с удивлением отметила, что рука молодого человека дрожала, когда он подносил к губам пальцы Лизы.

13

Дом Кромицких скорее напоминал дворец. Поплавских привезла к нему карета Янковича, которую тот прислал за супругами. Несомненно, она выглядела куда более пригодной для парадных выездов, чем карета Поплавских, к тому же Теодор, по словам мужа Лизы, непременно хотел услужить такой великосветской пани, как княгиня Елизавета Николаевна.

После обеда сегодня Станислав нашел жену в оранжерее, где она, надев старые перчатки покойной княгини, с помощью Игнаца постигала азы ботаники. Она так увлеклась этим занятием, что, когда князь оказался за ее спиной и произнес первые слова, она так вздрогнула от неожиданности, что его лицо исказилось.

— Полноте, княгиня, неужели я так страшен?

— Ты что-то говорил? — смущенно пробормотала она. — Прости, я не расслышала…

— Я сказал, что приезжал Теодор и предложил нам свою карету для поездки на бал… Вообще-то у нас есть своя, но наша парадная карета к выезду не готова, позже я обязательно приведу ее в порядок, а пока придется воспользоваться любезностью Тедика…

Теперь, когда карета Янковича уже стояла у ворот замка, Станислав вел себя безукоризненно. Ухаживал за нею со всем, как видно, присущим Поплавским аристократизмом, но, подсаживая ее в карету, все-таки не удержался и заметил:

— Хорошо, что мы живем в своем медвежьем углу.

Кажется, после бала твоих воздыхателей мне придется травить собаками.

— Надо понимать, это комплимент? — спросила Лиза, оправляя меховую накидку с капюшоном, которую ей прислали вчера из какого-то модного магазина.

Сначала Лиза думала, что это какая-то ошибка, но ее непредсказуемый супруг пояснил, что накидку купил он, когда ехал на дуэль.

— Мне пришлось это сделать, — как бы между прочим сказал Станислав. — До назначенного часа дуэли у нас оставалось время, Теодор потащил меня в этот магазин — он хотел купить какой-то подарок ко дню рождения сестры. Ну и… чтобы не глазеть на витрину просто так, ничего не оставалось, как купить тебе накидку…

Рассказывая, Станислав смотрел в окно, как будто ему вся эта сцена претила, словно быть внимательным к жене он вовсе не собирался, и вообще, что это он должен объяснять такой пустяк?!

Между тем накидка была великолепна, удивительно шла Лизе. Ее глаза, большей частью зеленые, сейчас на фоне накидки как-то по-особому сверкали, и Станислав залюбовался женой поневоле.

— Как же ты объяснил такую дорогую покупку своему другу? — спросила Лиза и подметила мимолетную тень замешательства на его челе.

— Ты считаешь, я должен что-то объяснять друзьям? — хмыкнул он.

— Но ведь Теодор до последнего момента не знал, что ты женился. Что же тогда он подумал?

— Тедик достаточно воспитан, чтобы держать свое мнение при себе!

Лиза поняла, что никакого другого объяснения от мужа не дождется, и потому медленно подошла к нему, решительно отвела нарочито выставленные вперед руки, обняла за шею и, насильно склонив к себе его голову, поцеловала в губы страстным поцелуем. Никогда прежде она не целовала его так. До сих пор Лиза только отвечала на поцелуи Станислава.

Он вздрогнул и вдруг прижался к ней, обнимая все крепче. Они впечатывались друг в друга, как две матрицы, казалось, в этот момент слились в одну даже их души, так что Станислав невольно застонал.

— Боже, твоя рука, я совсем забыла, что ты ранен. — Лиза виновато отпрянула от него и уловила отблеск разочарования в его черных глазах. Сейчас они не горели, а мягко светились, и ей делалось тепло в этом свете.

Но тут же будто кто-то провел резинкой по его лицу, стирая доброту и нежность, и оно исказилось в неприятной гримасе.

— Ты представила себя в объятиях другого?

Лизе страстно захотелось влепить ему пощечину.

Ей казалось, что Станислав нарочно изводил в себе ростки добрых чувств, словно дал слово — себе или еще кому-то — не походить на простых смертных, которые сплошь и рядом показывают таким образом свою слабость. Самое страшное, что своими поступками он вызывал и у нее в ответ только злость, воинственность, прежде ей не свойственные…

— Ты имеешь в виду мой поцелуй? Ничего подобного. Я просто хотела поблагодарить тебя за прекрасный подарок, — спокойно сказала Лиза и, будто ничего не произошло, подошла к зеркалу. — У тебя хороший вкус, mon amour[26], этот мех очень идет к моим волосам.

Лиза щебетала нарочито легкомысленно, будто ничего не случилось, но внутри у нее все заледенело, как если бы это остывало ее горячее сердце, постепенно превращаясь в кусок льда. Она была недалека от того, чтобы, несмотря ни на что, — влюбиться в Станислава. Ей показалось, что вот наконец он начинает открываться для добра, но створки его раковины лишь чуть приоткрылись и с лязганьем захлопнулись. У нее осталось лишь чувство горького разочарования. А счастье было так возможно, так близко…

— Ты сказала — моя любовь! — В голосе мужа ей послышалось рычание.

— Сказала. Тебя это обидело?

— Моя любовь! — со злостью повторил он. — Так говорят парижские кокотки!

— Мне не приходилось общаться с кокотками, — пожала плечами Лиза, — но, если это тебе так неприятно, извини, я больше никогда не буду так тебя называть!

Вот что вышло из ее попытки поблагодарить мужа за дорогой подарок. Но Лизе предстояло обратиться к Станиславу с просьбой, потому она не стала продолжать эту тему. Она попросила:

— Ты не позволишь мне поехать с Василисой в магазин, чтобы купить кое-что: перчатки, веер в тон платью.

— Не возражаю! — буркнул он; Лизе даже показалось, что муж раскаивается в своей вспышке.

Станислав сунул руку в карман и достал пачку денег. Причем он даже не стал их отсчитывать, а просто сунул ей в руку:

— Можешь не экономить. Мне вернули крупный долг, так что… мы богаты.

Он сделал паузу перед тем, как сказать «мы», словно это скромное местоимение давалось ему с большим трудом.

Василиса в ответ на просьбу княгини слегка замялась:

— Вы бы не стали возражать, ваше сиятельство, если бы я вас попросила…

— Что случилось? Смелее, — подбодрила ее Лиза.

— Вы не будете против, если мы возьмем в повозку несколько ящиков с цветами? Игнац послал их в магазин слишком мало, я забыла его предупредить, а перед балом непременно будет ажиотаж.

— Конечно, я не буду против, — засмеялась Лиза, — я бы даже села на козлы…

— Нет-нет, — испуганно запротестовала экономка, — князь мне этого никогда бы не простил… Но почему у вас такое выражение лица, будто вы собираетесь сказать мне еще что-то?

— Видите ли… — Лиза помолчала, а потом засмеялась. — Что поделаешь, мы пока не настолько знаем друг друга, чтобы предвидеть, как каждая из нас откликнется на то или иное событие. Словом… вчера состоялась дуэль…

— Знаем, наслышаны!

— Но вы, наверное, не знаете, с кем дрался Поплавский… С моим бывшим женихом.

— Этого я действительно не знала. Он тоже поляк?

— Нет, он русский и приехал сюда за мной, чтобы увезти в Петербург.

— Разве он не знал, что вы вышли замуж за князя?

— Знал, но считал, что наш брак церковь признает недействительным, так как Станислав украл меня из-под венца без моего согласия.

— И теперь вы согласились со своим женихом уехать?

— Не согласилась. Я обвенчалась со Станиславом и считаю своим долгом нести этот крест до конца.

— Значит, вы знаете, на что пошли, и решили покориться? — пробормотала Василиса. — Но у вас было ко мне дело.

— Петруша… Петр Жемчужников, говорят, тяжело ранен. Он в гостинице с младшим братом, в Кракове, и я хотела бы знать, как он себя чувствует, не нужно ли ему чего? Может, надо нанять сиделку или пригласить хорошего врача?

— Причем так, чтобы Станислав об этом не знал?

— Наверно, он не поймет моего участия в судьбе Петра. Подумает, что меня толкает к этому не только чувство сострадания и невольной вины…

— А вы знаете, в какой он гостинице?

— Об этом знает Теодор Янкович.

Василиса внимательно посмотрела на нее:

— А вы, княгиня, отчаянная женщина! И, представьте себе, мне это даже нравится… Как я понимаю, вы не знаете, где живут Янковичи? С удовольствием вас сопровожу. А чтобы не давать повода к сплетням, сделаем так: я зайду к ним сама, а вы пока подождете в карете.

— Я передам через вас для него письмо, а когда он выйдет к карете, сама все объясню. Вы правы, никто меня не должен видеть. А пан Янкович, думаю, человек достаточно благородный, чтобы никому не рассказать о моей просьбе…

Повозка, которую Василиса называла каретой, не походила на большинство щегольских экипажей петербургской знати. Она предназначалась, видимо, больше для хозяйственных целей, для ежедневных поездок, но Лиза вовсе не ощущала из-за этого дискомфорта, скорее наоборот.

Ночью рана Станислава, несмотря на лекарства, которые по предписанию врача заставляла принимать его Лиза, не давала ему спать. Он ворочался и стонал, потерял в какой-то момент всю свою враждебность и даже не сопротивлялся, когда Лиза, в очередной раз напоив его микстурой, легла рядом и осторожно обняла. Станислав положил голову ей на грудь и заснул, а она почти не спала, боясь во сне неловко повернуться и потревожить его рану.