Видя, как буквально у него на глазах осунулось и побледнело лицо товарища, отец Ян заботливо сказал:
      – Отдыхай, друг! Ты, видно, устал и измотался в дороге. А городскую одежду я тебе подыщу. Может, не бог весть какую, но целую и чистую…
      Оставшись один в комнате, Каспер прилег на скамью и закрыл глаза. Однако ему было не до сна. Прежде всего нужно было привести в порядок свои планы.
      «Первым делом, – решил он, – явлюсь к отцу Миколаю. Надо поведать Учителю все, что произошло со мной и Вуйком! Итак, необходимо пробираться в Ольштын. Потом, если удастся, повидаю друзей и с ними решу, как и где искать Митту, если с ней приключилось что недоброе… Но прежде всего я матушку, матушку разыщу! Потом надо будет съездить к вдове пана Конопки. Невеселое это дело приносить дурные вести, но ничего не поделаешь».
      К вечеру Ясь заглянул в комнату и, убедившись, что гость его не спит, ввел человека в одежде странствующего торговца.
      – Брат Роберт, – сказал он, – вот тебе и попутчик, о котором я говорил. Каспер – человек бывалый, обузой тебе не будет, а скорее подмогой в пути…
      Каспер с любопытством глянул на своего будущего товарища по странствованиям. Это был рослый пожилой человек, во всех движениях которого и в осанке чувствовались спокойствие и уверенность.
      – Очень хорошо, – отозвался Роберт по-немецки.
      – Каспер Бернат такой же старый друг Генриха, как и я, – добавил Ясь. – Он долго отсутствовал… Сражался с турками…
      – Вижу, – коротко отозвался Роберт, мельком глянув на Каспера.
      – Мне необходимо пробраться в Ольштын, – обратился Каспер к Роберту. – Было бы очень хорошо, если бы по пути я смог повидаться с Генрихом.
      – Когда ты хочешь отправиться, брат? – спросил Роберт.
      – Да хоть завтра.
      Роберт молча поклонился и вышел.
      Старые товарищи проговорили всю ночь. Ясь рассказал Касперу о ходе войны между Орденом и Вармией. Много толковал Ясь и о борьбе мелкой шляхты с магнатами и королем за привилегии, о тяжелом положении кметов и мещан, о церковных делах. Но, как всегда, ни о чем не рассказав толком, он со своей невразумительной скороговоркой перескакивал с одной темы на другую.
      Единственное, что уяснил себе Каспер, это то, что авторитет Рима несколько пошатнулся в этом крае, граничащем с объятыми ересью немецкими землями.
      Поутру выпал обильный мокрый снег, потом подморозило.
      Каспер и Роберт, попрощавшись с Ясем, закинули за плечи мешки и неторопливо двинулись по дороге, ведущей к северо-западу.
      Вскоре с проезжей дороги Роберт свернул на проселок, потом на совсем глухую тропку. Вел Каспера он с осторожностью, часто оглядываясь, замедляя шаг, обходя рощи по едва заметным обледенелым тропинкам и занесенным снегом болотам, палкой нащупывая дорогу. Иногда же Роберт шагал через лес напрямик, оставляя в стороне большаки, проселки.
      – Придется нам здесь поколесить, – объяснил он. – Орденские земли чередуются в этих местах с шляхетскими. Легко напороться на ландскнехтов. Они не станут долго раздумывать, свой ты или чужой, и…
      Каспер хорошо понял его жест: накинут веревку на шею, и конец.
      Только на третий день тяжелой и изнурительной дороги, когда путники по потрескивающему под ногами льду перешли небольшую речушку, Роберт, обернувшись к Касперу, сказал:
      – Вот Вармия. А там, за лесом, Ольштын. – Он указал рукою на темнеющий за рекой лесок. – А это – Либенталь. Здесь проходили ландскнехты…
      Каспер со вздохом поглядел на развалины деревни, Торчали обугленные бревна – все, что осталось от частоколов, а прямо над дорогой с высокого дуба свисала, покачиваясь на ветру, веревка с обрезанным концом.
      Везде война была одна и та же – у мусульман и у христиан, у немцев, у казаков и поляков. Везде – разрушенные деревни, обугленные дома, мусор, да торчащие вверх, точно взывающие к небу, трубы обращенных в пепел домов, да тела повешенных, раскачивающиеся на деревьях. Все это было так знакомо Касперу, что не могло уже ни удивить его, ни напугать.
      Разоренные деревни стали попадаться все чаще и чаще, но до сих пор путникам не довелось повстречаться с обитателями этих деревень.
      На двенадцатый день пути Роберт завел Каспера в глубокий, поросший кустарником овраг. С трудом различил Каспер среди наметенных ветром сугробов землянки. Запахло дымом, хлебом… Здесь спасались бежавшие из деревень люди: они вырыли себе вдоль оврага норы и сюда же пригнали уцелевшую скотину.
      Навстречу путникам вышли мужчина и женщина, видимо знакомые Роберта. Они тепло поздоровались с Ребертом и Каспером и повели в просторную землянку.
      – Давно вы здесь? – спросил Роберт. – А ведь вас, Эузебиуш, я никак не ожидал встретить! А люди из Ростева где?
      – Дальше двинулись! Они без жен, без детей, без скотины. К наместнику думают пробраться. А Снежа наша под самым Ольштыном. Спасибо пану наместнику – как пошли слухи о войне, он созвал всех нас и предупредил, что ожидается набег. Вот мы и порешили: мужики помоложе пойдут в крепость, оборонять город от кшижаков, а остальные – со скотиной в лес. Дай бог счастья и долгой жизни его преподобию отцу Миколаю Копернику. Приказал он нам выдать из замковых амбаров и муки, и круп, и пшеницы, и ржи, и ячменя, а еще сала и постного масла, чтобы не очень мы голодали, тут сидючи…
      Каспер хотел было побольше расспросить хозяев о Копернике, но к нему подошел озабоченный Роберт.
      – Пришла нам пора расставаться, если ты думаешь идти к Ольштыну, – сказал он. – Брат Генрих ушел к Мельзаку со своими людьми. А то, если хочешь, пойдем вместе к Мельзаку?
      – Нет, я все-таки не оставляю мысли пробраться в Ольштын. Повидаешься с Генрихом – скажи ему, что я очень хочу с ним встретиться.
      Вечером Роберт простился со всеми и двинулся к северу. Каспер стал спрашивать хозяев дорогу в Ольштын.
      – Трудное, трудное это дело, – в одни голос отозвались муж и жена: – тут болота кругом, неровен час – увязнешь!
      – Мне к отцу Копернику нужно, добрые люди, – сказал Каспер в отчаянии.
      Это имя произвело магическое действие.
      – Ну ладно уж, поведу тебя, – подумав, пообещал хозяин, с опаской оглянувшись на жену.
      А Каспер и посмотреть на нее боялся: статочное ли дело – кто отпустит мужа по такому времени, да еще в такую дорогу!
      Женщина, к изумлению Каспера, и не подумала отговаривать мужа.
      – Надо, Эузебиуш, надо! – сказала она. – Только к самому замку тебе довести его не придется, на этой стороне кшижаков видимо-невидимо!
      – До Фридрихсбаума разве? – рассуждал хозяин. – До Фридрихсбаума доведу, а уж в замок будешь пробираться как знаешь, – добавил он виновато. – Надо бы, конечно, отцу Миколаю услужить, да вот беда…
      А Каспер на радостях готов был обнять и расцеловать и мужа, и жену, и их соседей, если бы они тут случились.
      Шли они всю ночь. На рассвете до слуха Каспера донеслись глухие раскаты грома.
      – Пушки! – сразу же определил он.
      Да и Эузебиуш был неплохо с ними знаком.
      – Видно, кшижаки на приступ пошли! – сумрачно проговорил он и, откинув меховой капюшон, истово перекрестился. – Помоги, милостивый боже, нашему наместнику! – произнес он молитву, точно приказание.
      Дойдя до развалин деревушки, проводник Каспера остановился:
      – Ну, прощай, брат! Вон, видишь, что-то чернеется? Это лагерь кшижаков. Лыню сейчас и не разглядишь – ее снегом занесло. А по ту сторону – замок. Прощай, и да будет с тобой милость господня!
      Каспер остался один на окраине разоренной деревни, у обгорелой избы. Он вошел внутрь. У порога лежал убитый ландскнехт, протягивавший мертвые руки к валявшейся рядом аркебузе.
      Оглянувшись по сторонам, Каспер поднял аркебузу. Потом, выйдя из избы, уселся на крыльце и не торопясь позавтракал хлебом с сыром, а еду запил водой из колодца с обгоревшим журавлем. Посидев немного на крыльце, он пошел по дороге, которая когда-то была деревенской улицей.
      Там и сям валялись трупы орденских солдат, мужиков, а подле придорожного распятия лежала мертвая женщина, прижимая к груди мертвого ребенка. Каспер, покачав головой, попробовал было разнять ее руки, но это был напрасный труд.
      Вернувшись в избу, он принялся стаскивать одежду с убитого ландскнехта. Труп окоченел, и сделать это было трудно, но в конце концов Касперу удалось снять с убитого широкий воротник, красную кожаную куртку с прорезями и широченные штаны. Шляпа солдата, украшенная беличьим хвостом, валялась на скамье. Каспер разделся и натянул на себя платье убитого. Оно пришлось ему почти впору.
      «Так-то будет надежнее», – решил он про себя и зашагал туда, откуда доносились пушечные выстрелы.
      С полчаса он шел, не встречая орденских разъездов. Но вот до слуха его донесся сначала отдаленный и невнятный, а затем все более явственный шум. Он различал уже мерный топот ног, бряцание оружия, громкую ругань. Пробираясь сквозь заснеженные кусты, Каспер очутился наконец на дороге.
      Ветром донесло до него обрывки песни. На повороте показался отряд ландскнехтов.
 
Солдаты шагали под песню.
Свинец в груди, свинец в груди,
Настал мой смертный час,
Меня на копьях понесут, —
Обычай есть у нас, —
 
      высоким, мальчишеским голосом выводил запевала.
      Стоя за деревом, Каспер дождался, пока прошел авангард, а когда прошагала первая колонна солдат, юркнул в ряды второй.
      Пожилой воин с густыми белыми усами заметил его.
      – Отставать, брат, не полагается, – сказал он негромко. – Смотри, не попадись на глаза капитану Ландгаммеру, а не то не миновать тебе палок.
      – Как не отстать по этакому бездорожью, – отозвался Каспер по-немецки. – Тут, видно, черти всю ночь грязь месили.
      Действительно, с утра солнце пригрело землю, а к вечеру она совсем размякла. Снег таял. Люди скользили, падали, громыхая оружием, отчаянно ругались и богохульствовали.
      Лес на обочине дороги расступился. На совершенно круглой поляне горело множество костров.
      – Эй, кто идет? – раздался окрик часового. – Стой, тебе говорят!
      – Не кричи, мешок с навозом! – отозвался другой голос. – Не видишь, с кем говоришь, заспанная свинья!
      – А ты не ругайся, как пьяный поп, а отвечай, как должно. Что за отряд?
      – Отряд капитана Ландгаммера, чертово отродье!
      – Ландгаммера? Господи Иисусе! Куда же вы претесь, вшивое стадо! Здесь стоит славный отряд господина барона Каульбарса, а ваше место правее, вон там, у опушки, слепые олухи!
      – Молчать, падаль! – взревел вдруг густой бас. – Где ставка командующего? Веди меня туда, осел! А ты, Брауде, размести отряд, разбей бивуак. Ребят накорми, выдай им водки. Ну, шагай же, остолоп!
      – Пожалуйте за мной, господин фон Ландгаммер! – Это вмешался уже новый голос. – Часовой не признал вас! У господина командующего собрались все начальники отрядов. Не хватало только вашей милости. С минуту назад прибыл капитан Андраши.
      Каспер видел, как от остановившейся колонны отделился человек с факелом. За ним проплыли силуэты всадников.
      «Начальники отрядов… Совещание. – В голове у Каспера немедленно созрел план. – Пся крев! Такой случай упускать нельзя!» И он решительно двинулся вслед за всадниками – мимо костров, палаток, землянок, шагая через спящих на земле солдат.
      Всадники спешились подле огромного, освещенного изнутри шатра. На холсте его четко вырисовывался большой черный крест Тевтонского ордена.
      У входа в шатер стояло двое часовых с алебардами на плечах. Вокруг горели костры, бросавшие красноватые отблески на бородатые обветренные лица сидевших и лежавших вокруг костров солдат.
      Каспер спокойно, развалистой походкой подошел к трупе ландскнехтов.
      – Одолжите тепла от вашего огонька, – сказал он, коверкая немецкую речь на саксонский лад.
      – Садись. Тепло не сало, его от угощения не убудет. Ты что, прибыл с Ландгаммером?
      – С ним, чтоб чума его взяла! – выругался Каспер. Ему еще не приходилось когда-нибудь слышать, чтобы наемники очень любили своих начальников, а также чтобы начальники очень берегли своих наемников.
      Протягивая озябшие руки к костру, Каспер навострил слух, но из шатра не доносилось ни звука. Потом кто-то отрывисто произнес что-то по-немецки! Каспер слов не разобрал, потому что в это время солдат рядом с проклятьями принялся тушить загоревшуюся полу.
      К счастью, никто здесь не имел охоты к болтовне, один за другим солдаты стали пристраиваться на ночь. Костер затушили, раскаленные угли присыпали золой, и вскоре воцарилась тишина. Каспер тоже прилег и весь превратился в слух.
      – …слушай, командующий, – донесся до него приглушенный бас Ландгаммера, – я тридцать лет воюю, но клянусь рогами Вельзевула, никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь осаждал крепость, не имея артиллерии или, на худой конец, стенобитных орудий.
      – Крепость?! Вы слышите, господа, капитан Ландгаммер называет этот скворечник крепостью! – отозвался приятный баритон. – Да я с одними своими швейцарцами и орденскими латниками возьму этот мусорный ящик!
      «Холера тяжкая! Где я слышал этот голос?» – старался припомнить Каспер.
      – Достопочтенный магистр Ордена приказал мне взять Ольштын, – продолжал обладатель приятного голоса, – и мы эту задачу должны выполнить немедленно. Ты что-то хотел сказать, Ландгаммер?
      – Боюсь, что твои швейцарцы только и пригодны для штурма скворечников! Как бы нам не просчитаться с Ольштыном… Смею сказать – пустая затея!
      – Всё? Прекрасно. Люблю, когда мысль излагают кратко. Я собрал вас не для того, чтобы пререкаться, а для того, чтобы отдать приказ. С первыми лучами солнца отряды фон Каульбарса и господина Патрика отойдут шагов на триста в лес. Ты, Розенберг, отведешь конницу и расположишь ее на пятьсот шагов позади пехоты. На передней линии останутся в боевой готовности пехотинцы Ландгаммера и Андраши. Сколько у тебя солдат, Ландгаммер?
      – Восемьсот шестьдесят молодцов.
      – Отлично! А у тебя, Андраши?
      – Девятьсот двадцать копий, – коверкая немецкие слова, ответил венгр Андраши.
      – Ты, Андраши, и ты, Ландгаммер, охватите замок с обеих сторон. После залпа моих пушек броситесь на штурм. Мы вас поддержим. В это время все аркебузеры и арбалетчики возьмутся за дело. Канонирам трех пушек – бить только по воротам: пушчонки слишком малы, чтобы разрушить стены. В резерве отряд фон Ландера. Ему – находиться в лесу за Альтгаузом. Все ясно, господа? Капитаны, займите свои места в отрядах. Доброй ночи, друзья!
      Из шатра стали выходить начальники отрядов. В шатре остались, по-видимому, только командующий и шотландец Патрик.
      Командующий сказал капитану что-то по-английски. Английского языка Каспер не знал. Он понял только, что речь идет о Ландгаммере. Но, как видно, и командующий в английском был не силен, потому что он тут же перешел на немецкий.
      – Что запел бы эта заносчивая свинья Ландгаммер, если бы знал, что в Ольштыне имеются двадцать две пушки… Запасся, проклятый звездочет! Вчера мы это испытали на себе! Пускай же Ландгаммер и этот венгерский дикарь примут на себя первый залп. Но до штурма нужно выяснить, каков лед на Лыни… Черт пригнал в январе этот южный ветер! Как бы не нагрянула оттепель!
      В напряженном раздумье сидел Каспер у догоравшего костра. До замка Ольштын рукой подать, а попасть туда и предупредить отца Миколая невозможно.
      Невозможно, но надо! Но вот проклятая голова – ничего не придумает! В волнении Каспер поднялся, прошел несколько шагов и снова присел, обхватив руками колени.
      – Чего не ложишься? – спросил бородатый латник, пристроившийся у самых засыпанных пеплом тлеющих угольков. – Сон не берет? Бывает! Или, может, жену вспомнил? Брось эти думы. Лучше не вспоминать перед боем: плохая примета…
      К костру кто-то подошел. В слабом свете угольков Каспер различил шляпу с перьями. «Лейтенант!» – Каспер хотел было вскочить на ноги, но старый солдат остановил его, положив руку на плечо.
      – Не до этого сейчас, – пробормотал он сквозь зубы.
      Да и лейтенант, очевидно, понимал, что сейчас «не до этого».
      – Вы чьи, ребята? – спросил он. В голосе его прозвучали заискивающие нотки.
      – Капитана Ландгаммера, – ответил бородатый.
      – А ты? – спросил лейтенант Каспера.
      – Тоже капитана Ландгаммера.
      – Вот что, друзья, – начал лейтенант вкрадчиво, – надо пойти в разведку на тот берег Лыни. Выяснить, каков лед, а также велико ли сторожевое охранение с восточной стороны замка.
      «Вот он, счастливый случай, друг бездомных и бедняков!» – подумал Каспер.
      – Командующий фон Эльстер обещал за удачную разведку выдать смельчаку тройное жалованье. Ну как?
      Латники у костра молчали.
      «Фон Эльстер! Ага, вот почему мне так знаком этот вкрадчивый, приятный голос! – Каспер даже застонал от бешенства. – Но сейчас дело не в Эльстере. Случай сам дается в руки!»
      – На мое тройное жалованье жене с ребятишками не прожить и месяца! – мрачно отозвался бородатый латник. – А там у них вокруг замка выставлена стража – не нашей чета… Да еще, того и гляди, по дороге под лед провалишься!
      – Я пойду, господин лейтенант, – сказал Каспер, решительно поднимаясь. – Меня некому оплакивать, да и дома у меня, по правде говоря, нет.
      – Молодец! Как тебя зовут?
      – Карл Вольф из Саксонии.
      – Ну что ж, Карл, пойдем к берегу. Я проведу тебя через наши форпосты.
      – Эх, не сносить парню головы! – пробормотал бородатый, плотнее закутываясь в плащ.
      – Задание тебе ясно? – спросил лейтенант, стоя с Каспером на берегу Льши. – Только торопись, пока не рассвело! Тебе ведь придется идти в рост, ползком не годится: так крепость льда не проверишь! – Каспер молчал, и, чтобы подбодрить его, лейтенант напомнил: – Тройной оклад! Это не шутки! Авось тебя не подстрелят. Если доберешься до того берега, постарайся незаметно обойти замок с восточной стороны, откуда мы неожиданно для поляков начнем штурм. Есть сведения, что там не выставлена охрана. Проверь и это. Если господь бог поможет и ты вернешься, доложишь мне. Я лейтенант Розен.
      – Слушаю, господин лейтенант!
      – Ну, с богом! Валяй, лазутчик!
      Осторожно, крадучись, выглянул Каспер из-за прибрежных кустов. Лейтенант был уже далеко.
      В рост перебираться по льду через Лыню лазутчик и не собирался. Он полз долго, слабый лед поддавался под ним и потрескивал, и это наполняло сердце Каспера радостью: по льду кшижакам легче всего было бы перейти Лыню…
      – Нет, это вам не удастся, проклятые! – бормотал он сквозь зубы.
      Касперу казалось, что прошла целая вечность, когда он, изнемогая от усталости, достиг противоположного берега.
      Впереди смутно темнела громада замка. Забывая о предосторожности, о том, что на нем одежда ландскнехта, Каспер бросился вперед.
      – Стой! Кто идет? – услышал он окрик по-польски.
      – Не стреляйте! Не стреляйте! Я свой! К пану Копернику! – закричал Каспер.
      – Стой, говорят тебе, пся крев! Руки вверх!
      Каспер остановился и поднял руки. Из мрака вынырнули два дюжих молодца и в одно мгновение скрутили ему руки за спину.
      – А, лайдак, попался!
      Один из сопровождавших Каспера ополченцев бешено заколотил в ворота замка.
      – Кто стучит? – донеслось из-за ворот. – Пароль!
      – Черт, холера тяжкая с этими паролями! «Святой Себастьян!»
      – Что принес?
      – «Кровавые стрелы из тела своего», пся вера, открывай!
      – Открываю. Входите!.. Кого это вы?
      – Лайдака с того берега!
      – В подвал его!
      – Послушайте, братцы, – молил Каспер, – у меня важное и срочное донесение к пану наместнику. Доложите ему обо мне!
      – Врешь! – закричал один из стражей и крепко стукнул Каспера древком алебарды в спину.
      – А может, правда, доложить хоть бурграву? – в раздумье сказал второй.
      Каспера втолкнули в сырой и холодный подвал. Дверь с грохотом захлопнулась. Звякнули засовы.
      – Только бы они доложили, только бы доложили!.. – шептал Каспер, как молитву.
      Прошло с полчаса. Никто не являлся. Прошел, как видно, еще час. В малую отдушину под сводами подвала стал просачиваться слабый серенький свет. Ночь была на исходе.
      Пробираясь вдоль стены, Каспер наконец очутился у двери.
      Натужившись изо всех сил, он попытался высвободить замлевшие, скрученные за спиной руки. Какое счастье! На совесть затянутый ремень чуть ослабел. Дрожа от радости, Каспер высвободил одну руку, потом другую. Потом, стиснув от боли зубы, принялся изо всех сил колотить распухшими кулаками в дверь.
      Снова никого! Каспер в отчаянии прислонился к сырой стене.
      «Нет, холера тяжкая, достучаться необходимо!»
      Ему казалось, что весь замок сотрясается от стука, но снаружи, очевидно, его никто не слышал. И вдруг, когда Каспер из последних сил, точно на приступ, кинулся с разбитыми в кровь кулаками к двери, где-то рядом зазвенели ключи. Взвизгнули засовы. Дверь распахнулась.
      Перед Каспером, держа в руке зажженный фонарь, стоял старый, сейчас еще более постаревший, слуга Коперника.
      – Войцех! – закричал узник. – Войцех!
      – А ты кто же? – спросил Войцех, поднося к самому его лицу фонарь. – Откуда ты знаешь, немец, как меня зовут?
      – Войцех, присмотрись хорошенько, неужели меня нельзя узнать? – жалобно сказал Каспер.
      – Ты не хитри, немец, – сказал старый слуга строго, – а то мы на тебя управу найдем!
      – Войцех, это я, Каспер Бернат… Помнишь, студент… – услышал старый слуга в ответ.
      Фонарь выпал из его рук и покатился по кирпичному полу подвала.
      – Езус-Мария, это ты, Каспер?! Голубчик наш рыжий! Воскрес ты, что ли?!
      Ноги Каспера подгибались, перед глазами стоял красный туман.
      – Веди меня к отцу Миколаю! Немедленно! – пробормотал он, чувствуя, что еще минута – и он потеряет сознание.
      Три или четыре раза пришлось Войцеху останавливаться, чтобы дать Касперу передохнуть, пока они добирались до вышки… Уже у самой двери, выходящей на винтовую лестницу, старый слуга подхватил его под мышки и, как ребенка, потащил наверх.
      – Ты только ноги переставляй по ступенькам, – сказал он заботливо.
      Вот наконец и вышка. Над головой – серое предутреннее небо. Редкие звезды то выплывали из-за проходящих облаков, то снова скрывались. На низкой скамье сидел человек в темной одежде. На полу рядом стоял фонарь. Поодаль, на скамье, Каспер разглядел тетради, циркульные измерители, свернутую в рулоны бумагу. А вот он – в самом углу вышки – трикетрум.
      – Пан доктор! – окликнул Войцех человека в темной одежде.
      Сердце Каспера застучало и замерло. Он закрыл глаза. Ничего не было: ни мучительных лет рабства, ни той страшной минуты, когда бабка София сняла с лица его повязки. Только вчера Учитель дал ему задание – измерить угол звезды или проверить расчеты… И вот, выполнив задачу, он поднялся наверх. Вышка Ольштына очень походила на лидзбарскую вышку, с которой Каспер когда-то чуть не свалился вниз… Только сейчас астрономические приборы были безжалостно отодвинуты в сторону.
      Каспер вдруг осознал, до чего молниеносна человеческая мысль: как много он уже успел передумать, а Учитель только сейчас, не оборачиваясь, откликнулся на голос Войцеха:
      – Это ты, Войцех?
      – Я, пан доктор.
      – Войцех, полчаса назад ко мне поднимался бурграв… У заставы ополченцы наши задержали какого-то человека с той стороны. Пригляди, чтобы дали ему поесть. Только руки пускай ему снова завяжут!
      – Пане доктор, пане доктор, – начал было Войцех и вдруг, подтолкнув Каспера к наместнику, вышел.
      Коперник обернулся на стук двери и невольно вздрогнул, увидев человека в желто-красной одежде.
      – Кто вы? Что вам надо?
      – Учитель… Пане доктор… Отец Миколай, это ведь я, Каспер Бернат… Не узнаете меня?
      – Езус-Мария! Каспер! Жив? Ступай же, ступай ко мне!
      И Коперник сжал изнемогающего от усталости и волнения Каспера в своих объятиях.

Глава восьмая
ТРУДНАЯ ПРАВДА