Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

      Вновь выходят из-под спуда его стихи. Н. А. Некрасов поместил в первом номере "Современника" за 1850 г. большую статью "Русские второстепенные поэты", где основное место уделил анализу прежних поэтических публикаций Тютчева в этом же журнале в пушкинское время. Среди его литературных друзей и ценителей творчества появляются такие крупные литературные фигуры, как И. С. Тургенев, Лев Толстой, Ф. М. Достоевский, Аполлон Майков и Афанасий Фет. Кстати, когда-то поэт был обласкан и великим Гёте.
      И тут вновь разразилась любовная драма. В 1850 г. Тютчев познакомился с Еленой Александровной Денисьевой, которая была на 23 года его моложе. Их связь, бурная и шокирующая не только близкое окружение поэтапно и весь высший свет Петербурга, длилась 14 лет, пока Денисьева не умерла 4 августа 1864. У них была дочь Елена (1851 - 1864) и двое сыновей: Федор (1860 1916) и Николай (1863-1864). Кстати, Ф. Ф. Тютчев стал довольно-таки известным беллетристом. С 1870 г. его воспитывала А. Ф. Аксакова. Все дети были Тютчевым узаконены, несмотря на все кривотолки и недоброжелательства.
      Общественная атмосфера на переломе к 60-м годам тоже не радовала, напротив тягостное удушье и даже смрад николаевской реакции не оставляли выхода. Крымская война 1853 - 56 гг. ещё больше обнажила социальные язвы крепостнической России. В 1858 году Тютчев был назначен председателем Комитета иностранной цензуры, обязанности свои он исправлял исправно до конца своих дней.
      Почти подводя черту нашему рассказу о любовных перипетиях поэта, следовало бы, наверное, вспомнить, что ряд его стихов относится к Великой княжне Марии Николаевне (1819-1876), дочери Николая I. В 1839 г. она вступила в брак с герцогом Максимилианом Лейтенбергским. Овдовев, она заняла пост президента Академии художеств. Великая княгиня Мария Николаевна была известна склонностью к любовным увлечениям и не отличалась моральной строгостью, о чем свидетельствовал, скажем, П. И. Бартенев. У Тютчева есть стихотворение "Я лютеран люблю богослуженье... "(озеро Тегерн, 16/28 сентября 1834), Тегерн - озеро в Баварии, неподалеку от Мюнхена. Тютчев отдыхал там с семьей во время пребывания Великой княгини Марии Николаевны в 1840 г., о чем писал из Мюнхена родителям:"Великая княгиня Мария в самом деле очаровательна... "; а сама Мария Николаевна писала П. А. Плетневу, редактору "Современника", опубликовавшему в 1840 г. тютчевское стихотворение "Осенний вечер", написанное ещё в 1830 г. :"Осенний вечер"Т... ва, прекрасно! И точно так: я наслаждалась перед болезнью в Тегернзее осенними вечерами..." Скорее всего, поэт читал ей ранее написанное стихотворение, выдавая за мгновенный отклик. В печати было сообщение, что будто бы у Н. В. Недоброво были документы, на основании которых он строил предположение, что у Тютчева был роман с какой-то великой княжной.
      Ряд стихотворений ("И чувства нет в твоих очах... "Как летней иногда порою...". "И самый дом как будто ожил...". "Как ни бесилося злоречье...") поэтом обращен к Надежде Сергеевне Акинфиевой (1839-1891), во втором браке графине Богарнэ, жене герцога Н. М. Лейхтенбергского, урожденной Анненковой, племяннице канцлера кн. Горчакова. Ходили злые слухи, что она после развода с первым мужем имела роман со своим дядей, который даже собирался вступить с ней в брак. Кстати, обратите внимание на мелькающую тут и там фамилию герцогов Лейхтенбергских - один круг!
      И уж совсем мало известно нам об Елене Карловне Богдановой, урожденной баронессе Услар (1822-1900), в первом браке - Фроловой. В доме этой, видимо, незаурядной женщины, несмотря на её материальную нужду, охотно собирались люди, причастные литературе и искусству; здесь бывали И. Гончаров, А. Никитенко, А. Апухтин... Письма поэта к ней датированы 1866-1871 гг. Кажется, он был к ней весьма неравнодушен, ей посвящено, в частности, стихотворение "Как нас ни угнетай разлука... "Дочь поэта Д.Ф. Тютчева писала своей сестре Екатерине 21 июня 1873 г.: "Бедный папа потерял голову. Страсть как будто бичует его. Эта особа пытает его медленным огнем - с какою целью? Имеет ли она в виду материальную выгоду или она делает это из чувства гордости, чтобы показать свою власть? Как бы то ни было, это она виновница его положения, она возбуждает его и без того больного, играя на его нервах, натянутых до последней степени... "Письмо это было написано всего за несколько недель до смерти поэта. Федор Иванович заболел в начале 1873 г., глубоко пережив перед этим кончину старшего брата Николая (1801-1870), тогда же было написано стихотворение "Брат, столько лет сопутствовавший мне...", затем смерть дочери Марии, детей от Денисьевой, многих друзей и близких. Скончался поэт 15(27) июля 1873 года в Царском Селе и похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге.
      Вторая жена Эрнестина Федоровна пережила своего гениального супруга на 21 год.
      В этом году исполнилось, кстати, 175 лет со дня кончины поэта.
      В заключение должен заметить, что в любовной лирике наверное почти каждого поэта часто происходит смешивание конкретных образов, адресатов, ведь и чисто по-человечески мужчина вполне м о ж ет о д н о в р е м е н н о испытывать разноречивые или же даже весьма близкие по окраске чувства к двум и более женщинам. Интимная жизнь вообще неясна порой даже самому себе, насколько же можно быть точным при попытке разобраться в чувствах гения?! Сам поэт написал в 1836 г. следующее стихотворение:
      Люблю глаза твои, мой друг:
      С игрой их пламенно-чудесной,
      Когда их приподымешь вдруг
      И, словно молнией небесной,
      Окинешь бегло целый круг...
      Но есть сильней очарованья:
      Глаза, потупленные ниц
      В минуты сильного лобзанья,
      И сквозь опущенных ресниц
      Угрюмый, тусклый огнь желанья.
      Этот угрюмый, тусклый огнь желанья нередко отсвечивает в страстных признаниях поэта и пророчески указует на подобную же симптоматику и аналогичные треволнения уже весьма отдаленных во времени потомков. Сплошная русская загадка - вот что не пришло на ум легендарному Сфинксу, вот чего ему недоставало, чтобы уцелеть.
      7 сентября 1998 г.
      СТРАСТОТЕРПЕЦ - КАНАШЕЧКА И ЕГО ПОХОТЛИВАЯ МУЗА
      В шестидесятые годы прошлого века Россия перенесла почти незаметно, как дурную болезнь, очередную сексуальную революцию. Разгул страстей и эмоций заглушил шум от падения крепостного права. Но все равно бедные "шестидесятники", "разумные эгоисты" слепо подчинялись стадному инстинкту вседозволенности, изрядно покалечившему, как оказалось, их драгоценные жизни. Ведь устройство личных отношений, которое описал Н. Г. Чернышевский (1828-1889) в своем знаменитом романе "Что делать?" - тоже, как оказалось, скорее идеал и миф, нежели суровая реальность.
      Истории жизни и истории трагикомической любви революционера-философа посвящен достаточное известный сегодня роман В. В. Набокова "Дар", полемизирующий с романом "Что делать?". Сколько копьев и копеечных перьев сломала ортодоксальная советская критика, отстаивая честь и славу знаменосца марксистской журналистики и первопроходца социально выверенной беллетристики! Сколько бедных детишек пытались понять прелесть и высокохудожественность дурнонаписанной прозы! Сочинениями на тему романа-клише можно было бы замостить все непролазные отечественные дороги, тысячу раз обмотать экватор и вытянуть бельевой дорожкой аж до Сатурна! И вот в очередной раз всё рухнуло, миф чудо-романа развеялся как сон, как утренний туман. И поплыл на глазах чугунный памятник-надолб мужественному борцу, певцу "настоящей" любви, кислотным дождем пролился на изгаженную землю; и верная подруга писателя-борца оказалась на деле вульгарной самкой, любящей покутить, посорить деньгами и понежиться в крепких молодых объятиях студентов-кавказцев.
      Страдалец за весь российский народ, Николай Гаврилович Чернышевский родился в семье священника в Саратове, где в конце концов и упокоился. Набоков его ничуть не карикатуризировал весь пасквиль на самого себя возвел писатель-философ в своем дневнике, исправно переиздававшемся при советской власти, равно как и воспоминания его близких, где он предстает форменным невропатом за компанию её своей супружницей Ольгой Сократовной, отчество которой так и хочется переделать в Цикутовну. Окончив Петербургский университет в 1851 году, он вернулся в Саратов и занял должность учителя словесности в гимнаэии(1851-53). Очень любил он порассуждать о своем великом призвании, о грядущем народном возмущении, собрался готовить подметные письма и фальшивый манифест, но довольно скоро власти устроили ему подлянку и приставили к нему провокатора В. Костомарова, который в свою очередь сфабрикованными фальшивками доказал хорошо законспирированную деятельность Н. К. Ч. , подведя его за белы рученьки к бутафорному эшафоту.
      Впрочем, ничто человеческое было не чуждо "разумному эгоисту". Подслеповатый благообразный белокурый юноша, с тонкими чертами лица и крайне бурлацкими манерами, от которых он, повидимому и не хотел отделаться, был довольно влюбчив в весеннюю пору жизни. Еще студентом в Петербурге, он увлекся женой своего ближайшего друга. В. П. Лободовского. Кстати, как подметил Набоков, день свадьбы Лободовского потом карикатурно повторился (день в день) днем гражданской казни писателя. Увлечения Лободовской длилось у Н. Г. Ч. почти два года. Как он сострадал ей! Ему казалось, что муж несправедлив к ней, недостаточно ценит её. Вот где первые зерна будущего романа.
      Позже Н. Г. Ч. увлекся мелоденькой московской поповной, знакомой его родных, которая тоже внушила ему сострадание своим тяжелым положением в семье. Видимо, флюиды сострадания носилиеь в воздухе. Как же хотелосеь Н. Г. спасти какую-нибудь девушку, причем, непременно прехорошенькую! Некрасивых спасать ему почему-то не хотелось.
      Наконец, вскоре по приезде в Саратов в 1851 г. он почти влюбился в симпатичную К. Н. Кобылину, в доме которой он давал уроки её брату, но чувство его - увы? - не встретили отклики и замерли. Потом был ещё ряд других саратовских прелестниц, пока внимание Н. Г. Ч. не сосредоточилось всецело на его будущей жене.
      Ольга Сократовна (1833-1918) была старшей дочерью саратовского доктора Сократа Евгеньевича Васильева, личности по-своему колоритной. Дочъ взяла от него немало во внешности, а по внутренней организации пошла в мать-психопатку. Васильевы жили вполне состоятельно. Средства у них были значительные. Обитали они в собственном доме в самом центре города, держали лошадей и много прислуги, жизнь вели светскую и не считали денег. Впрочем, уже у матери её Анны Кирилловны появились психические странности, она стала, замыкаться в себе, впала в религиозность и, наконец, повела затворническую жизнь.
      К детям была строга и не скупилась на выговоры и внушения. Отец же напротив баловал детей, попустительствовал и даже поощрял их я к всевозможным шалостям.
      В доме у Васильевых несмотря на множество прислуги царила странная загрязненность, неряшливость и распущенность, что в свое время неприятно поразило влюбленного в О. С. Чернышевского.
      Ольга Сократовна с детства была ''бедовой девочкой", как она вспоминала о себе самой. За цвет лица и быстроту движений её прозвали "цыганенком", студенты-грузины впоследствии находили в ней что-то грузинское, но когда она подросла. успеху её в саратовском обществе не было конца.
      С Н. Г. Ч. Ольга Сократовна познакомилась на вечере у саратовских старожилов Акимовых (брандмайор Акимов, дальний родственнник Чернышевского выдавал замуж свою дочь) 26 января 1853 г. Она поразила Н. Г. Ч. своим свободным обращением, лихим нравом и красотой. Великолепно сложенная, с выразительными чернымм глазами (в отца), густыми как смоль черными волосами, оттенявшими овал лица, Ольга Сократовна буквально царила на вечере, затмевая невесту. Ее огромному успеху среди молодежи способствовали вольное обращение, независимость от понятий о светских приличиях, требовавших в то время от молодой девушки скромности и даже застенчивости. В О. С. ничего подобного не было. Она привыкла считать себя существом особым, которому все позволено, кроме того, что у неё было на уме, было и на языке.
      Привыкшая к легкому успеху, О. С. вначале просто шутила и играла с Чсррнышевским. как кошка с мышью, не придавая его "любезничанью" никакого значения. Однажды ей понравилось, что Чернышевский признался. что он "будет покорно служить своей жене". Вспомним, что мысль о тяжелом, зависимом положении женщин вообще никогда не покидала нашего правдоискателя и страстотерпца. И каким бы важным не считал он образование и внутреннее развитие, но ближайший и важнейший путь к раскрепощению женщин Н. Г. Ч. видел прежде всего в праве женщины на полную свободу чувства. В его дневнике черным по белому стоит:
      "если моя жена захочет жить с другим, для меня все равно. Если у меня будут чужие дети, это для меня все равно. Если моя жена захочет жить с другим, я скажу ей только: когда тебе, друг мой, покажется лучше воротиться ко мне, пожалуйста, возвращайся, не стесняясь нисколько". Естественно, Ольге Сократовне он уши прожужжал этими идеями. И она решила, что Н. Г. Ч. был бы подходящим для неё мужем. Не будет он мешать ей жить по своему усмотрению. Впрочем. Н. Г. Ч. предупреждал, что вряд ли он имеет моральное право жениться, хотя бы потому, что неизвестно, сколько он пробудет на свободе. Его могут взять каждый день за его проповеди в гимназии. Интересничал самую малость. Хстелось показаться крутым, "мущинкой" (любимое выражение О. С. ) А уж если его возьмут и он выскажет свои мнения прямо и резко, то едва ли его выпустят на свободу.
      И все-таки Чернышевский отдался нарождавшейся любви. Доводы книжного рассудка подчинились власти пылкого еердца. А его воля подчинилась О. С. , тем более, что он отлично чувствовал, что она сама ведет их отношения к браку. Как он хотел "спасти" Ольгу Сократовну от семейных отношений! И все-таки иногда выбор О. С. удивлял и занимал Н. Г. Ч. :"и почему она решилась выйти за него?" Ольга Сскратовна ответила как-то: "Вы мне нравитесь, но я не влюблена в вас. Да разве любовь необходима? Разве всегда женятся по страсти? а все-таки живут весьма хорошо".
      Товарищ Н. Г. Ч. по семинарии, тоже учитель саратовской гимназии Ф. И. Палимпсестов и одновременно поклонник О.С. неоднократно предупреждал его о странности О. С., об её увлечениях, о слухах, ходивших о ней: "Ей непременно хочется вскружить голову всем, кто бывает и одном обществе с нею; вышедши замуж, она будет продолжать делать то же самое". Но Чернышевский не внял, он давно решил: "даже если сна будет любить не меня, а другого - все равно я готов на это, я перенесу это. Только бы иметь её своей женой. Теперь у меня одна забота: деньги, деньги, деньги, чтобы она жила в полном довольстве. Будут и деньги. Будут. И она будет счастлива со мною. И я буду счастлиг её счастьем".
      Выйдя замуж, О.С. стала держаться ещё свободнее. Теперь её уже ничто и никто не сдерживали и не стесняли, а менее всего - беззаветно любивший её муж. Он не только на словах, но и на деле стал её "покорным слугою".
      Молодожены вскоре переехали в Петербург, где Ольга Сократовна быстро вписалась в стоичные развлечения. И ничего, что финансы их были очень ограничены. Николай Гаврилович получал 40 рублей в месяц, как учитиель, и около 10 рублей в месяц зарабатывал, как писатель. Веселость, беззаботность и необузданность О. С. ширились. Успех в обществе вскружил ей голову, и она не отдавала себе отчета как в действиях своих, так и в деньгах, которые, вместе с увеличивавшимся заработком мума прибывали с году на год и которыми она сорила направо и налево.
      Каждый жил как хотел. Чернышевский, уединяясь в кабинете для работы, поглощенный своими идеями и желанием заработать денежку для любимой женщины, чувствуя к тому же, что времени мало и надо спешить. Жене он предоставил жить согласно её влечениям, был счастлив её весельем, её радостью, тем, что Фурье называл "страстью влечений". Страшно, наверное, было посмотреть на Н. Г. Ч. со стороны: руки тряслись, мезги усиленно работали. Он никогда не мог спать после обеда, как другие благодушные литераторы, да и ночью иногда спал по 2-3 часа. Бывало, и ночью проснется, вскочит и начнет писать. Сидел почти всегда в кабинете, минут на пять заскочит в половину, занимаемую О. С., поцелует руку, столкнется с очередным студентом-грузином, пошутит, мол, не ко всем безотказна его супружница, вот пока новенькому не обломилось, утешит несчастного и сейчас же, совершенно счастливый, вернется к себе, уткнется в бумаги.
      Родился сын Сашенька. его О.С. свезла в Саратов, следующий сын Виктор пожил недолго, умер, потом родился Миша, будущий биограф и издатель отцовского наследия.
      Стоит заметить, что в многочисленной семье саратовского врача Сократа Евгеньевича Васильева и жены его Анны Кирилловны (генеральской дочки, между прочим) было три дочери: Ольга, Анна и Эрмиония. Они получили, как тогда было принято, домашнее воспитание. Изучили французский язык у пленного француза Савена, были обучены изящным рукоделиям и танцам.
      Ольга Сократовна вообще-то пошла характером в отца - такая же бойкая и живая. А сестры, наоборот, являли противоположность старшей, хотя и находились под её большим влиянием. К тому же по правилам, принятым в семье, младшие были обязаны говорить старшей "вы", называть её "Ольга Сократовна" и целовать ей руку.
      Стоит также заметить, что Анна Сократовна (бывшая младше Ольги на девять лет) впоследствии стала невестой Н. А. Добролюбова (5 февраля 1836 29 ноября 1861 ), сподвижника Н. Г. Чернышевского. Восемнадцатилетней девушкой она приехала из Саратова в Петербург осенью 1858 года.
      Молоденькую провинциалку мгновенно закружила столичная жизнь, к которой уже привыкла её старшая сестра. Днем - катание на лошадях, Гостиный двор, экзотические покупки. Вечером - театр, маскарады, музыка, пение.
      Николай Александрович познакомился с Анной Сскратовной в марте 1859 года. К этому времени он, кстати, уже прекратил свои отношения с Терезой Карловной Гринвальд, считая, что она, увы, несравненно ниже его по развитию, образованию и положению в обществе. Впрочем, надо отдать должное борцу за интересы простонародья: до конца жизни он поддерживал её материально, помог, как говорится, встать на ноги и даже научиться зарабатывать самостоятельно.
      Николай Александрович часто прогуливался по Невскому вместе с Ольгой Сскратовной и Анной. В апреле уже ему показалось, что и со стороны Анны Сократсвны "проглянула какая-то нежность, как будто начало возникающей любви". "Это было для меня так ново и приятно, что я не мог не обратить своего внимания на чувство, возбужденное во мне этим случаем", - признался он в письме к И. И. Бордюгову. В том же письме он пытался прогнозировать:"Весь интерес пропадет, как только я узнаю, что на меня полюбила... Если б она была столько умна, что весь век могла бы держать меня в таком состоянии , я бы завтра же на ней женился... Но я знаю, что таких умных женщин на свете нет, и потому развязка моего любезничанья очень близка. Я даже, по всей вероятности, не стану ждать того, чтобы она действительно меня полюбила, с меня довольно будет убедиться, что она совершенно готова на это".
      Однако, жизнь оказалась серьезнее и коварнее романтических прогнозов писателя. В мае 1859 года он восторженно проживает на даче вместе с Чернышевскими, беседует и прогуливается по окрестностям с Анной Сократовной. а в это время по Петербургу уже вовсю поползли сплетни об его близких отношениям с Ольгой Сскратовной. Даже Анна Сократовна ревнует его к старшей бойкой сестре, грозит оставить его "в круглых дураках".
      В полном смятении Николай Александрович съезжает с дачи Чернышевских, две недели живет среди других лиц, но чувство не остывает. Успокоившись, он возвращается снова на ту же дачу и просит Анну Сократовну стать его женой. Почти добивается благосклонности. Однако получает все-таки отказ.
      В старости Ольга Сократовна проговорилась К. М. Федорову об одном случае, когда она, нарядившись в шаль сестры, подшучивала над близоруким Добролюбовым, который приняв её за Анну, объяснялся в любви и в очередной раз просил руки.
      Думается, что с молодым страстно-влюбчивым критиком, умело манипулируя кокетством Анны, не раз ещё шутила сама Ольга Сократовна, нередко проявляя присущие ей властность и безжалостность. Она сама, кстати, так охарактеризовала себя в письме А. Н. Пыпину: "Пусть люди опять говорят, что я бесчуственная, делаю так потому, что т а к н у ж н о".
      Проглядывали в решениях и действиях Ольги Сократовны эгоизм, желание первенствовать, ни в коем случае не делиться лакомым куском жизни. Когда, например, она подметила, что обычное расположение её сестры к Добролюбову неожиданно перешло уже в более серьезное чувство и Анна, наконец, согласилась на брак с Николаем Александровичем, то Ольга Сократовна решительно выступила против этого брака.
      Она привела Добролюбова как провинившегося мальчишку в кабинет к Чернышевскому со словами: "Держи его, а я пойду бранить Анюту. Они явились ко мне объявить, чтобы я повенчала их. Я и хвалила их тебе: пусть он сидит у нас. Но какая же жена ему Анюта? Она - милая, добрая девушка; но она пустенькая девушка. Соглашусь (ли) я испортить жизнь Николая Александровича для счастья моей сестры? Он и мне дороже сестры, хотя я дура необразованная. Я необразованная, сама себя стыжусь и ненавижу за это. Но все-таки я понимаю, моя сестра - не пара Николаю Александровичу. Когда ты можешь ехать в Саратов? Ты отвезешь туда Анюту!"
      Не правда ли, элементарная женская ревность так и сквозит в этом взволнованном монологе! Что ж, Чернышевский в очередной раз послушно выполнил решение обожаемой супруги и в конце лета 1859 года отвез бедную, также покорившуюся железной воле старшей сестры Анюту назад домой, в Саратов, к отцу и матери.
      Перед разлукой Анна Сократовна и Добролюбов "все плакали, сидя рядом, и по временам обнимались. Добролюбов плакал как девушка", - сочуственно напишет Николай Гаврилович А.Н. Пыпину. вспоминая эти волнующие события двадцать лет спустя.
      А сам Добролюбов изольет свои страдания в начале сентября 1859 года в письме Бордюгову: "У меня остался только её портрет, которые стоит того, чтоб ты из Москвы приехал посмотреть на него. Я часто по несколько минут не могу от него оторваться. Это - такая прелесть, что я не знаю ничего лучше".
      А ещё через две недели он жалуется тому же адресату: "еще любви безумно сердце просит ... Последнее обстоятельство едва ли не самое ужасное, по крайней мере в настоящую минуту. Что ты станешь делать: дрянь мне не нравится, а хорошим женщинам я не нравлюсь. Просто хоть топись. Хочу все "иссушать ум наукою бесплодной" и даже отчасти успеваю надуть самого себя, задавая себе усиленную работу. Но иногда бывает необходимость выйти из дома, повидаться с кем-нибудь по делам - и тут обыкновенно расстраиваешься на целый день. Несмотря на мерзейшую погоду, все мне представляется на свете таким веселым и довольным, только я совершенно один, недоволен ничем и никому не могу сказать задушевного слова. В такие минуты я жалею об А. С."
      Добролюбов не раз высказывал Чернышевскому свое негодование на Ольгу Сократовну, которая между тем как ни в чем ни бывало продолжала шутить и кокетничать с Николаем Александровичем и даже поддразнивать его. Так 15 июня 1861 года (за четыре месяца до смерти критика) она пишет ему в Италию, где он лечился от туберкулеза: "Во звращайтесь поскорее, миленькой Добролюбов! Мы так соскучились об вас! Я в особенности. Серьезно говоря: кроме вас никого не осталось у меня из друзей моих. Вам только осталась верна - а то всех уж разлюбила. Приезжайте, приезжайте.
      Лапуничка думает ехать в Саратов, так пожалуйста и для него возвращайтесь как можно поскорее.
      А какую я вам невесту приготовила, просто чудо! Младшую сестренку. Очень миленькая госпожа. На меня похожа, только гораздо лучше. Она приедет с Лапиничкой.
      Ну, прощайте. Будьте здоровы и веселы.
      Любящая вас душой и телом Черная женщина".
      Откровеннее некуда. А Лапуничка - прозвище Н. Г. Чернышевского. Младшая сестренка - Эрмиония Сократовна, которую Николай Гаврилович действительно привез с собою из Саратова в Петербург в сентябре 1861 года. За ней почти сразу же приударил Н. Я. Николаидзе, а Ольга Сократовна, очевидно тоже немедленно взревновав, летом 1862 года увезла Миночку обратно в Саратов. Позже Эрмиония было поступила в монастырь, но скоро ушла оттуда; стоит обратить внимание, что в молодости она совершила попытку самоубийства - травилась серными спичками, но её успели спасти, впрочем, она осталась на всю жизнь инвалидом, отказали ноги.
      Такое вот письмецо, неизвестно только, что ответил на него Добролюбов. А Анна Сократовна в свою очередь вышла ещё 17 августа 1860 года в Саратове замуж за телеграфного офицера Каспара Павловича Малиновского. Причем, знакомство с женихом состоялось крайне романтично: Анна Сскратовна купалась в Волге и стала тонуть, а бравый Малиновский её спас. Поддавшись нажиму близких, она вышла за него замуж, хотя и не любила его.
      Через шесть лет Анна Сократовна умерла, оставив новорожденную дочь. Кстати, последняя, Варвара Александровна Буковская, пересказывала легенду, мол, "моя мать была глубоко несчастлива с ним (отцом), и когда, после моего рождения, у неё сделалась родильная горячка, и ей давались лекарства, она их выливала, не хотела лечиться: не хотела жить. Так и не выздоровела".
      Психические странности, видимо, отличали всех сестер Васильевых.
      Ольга Сократовна жила в кайф: поиграв утром с ребенком, отдав повару распоряжение об обеде, она с очередным молодым поклонником отправлялась кататься или ехала в лавки, в Гостиный дрор, где накупала множество бессмысленней ерунды. По вечерам О. С. выезжала в оперу, на балы или устраивала вечеринки у себя дома. Выбежит, бывало, из парадного и прислушивается к музыке, гремящей из окон её кварти ры, и обращается к прохжим: "Слышите! Это Чернышевские гуляют! Везет же людям!" Прохожие шарахались, некоторые посмелее пытались пощупать дамочку. Иногда Ольга Сократовна не противилась. А зимой она любила кататься на тройках с бубенцами, песнями и гиканьем. Сама хватала вожжи и правила лошадьми. Заигрывала с попутными кавалерами. Как-то чуть великого князя не соблазнила. Очень сокрушалась в старости , что не довела дела дело до желанного конца. Летом же обожала пикники и шашлыки. Каталась на лодке. убранной ковром.
      Катастрофа разразилась, как и водится, внезапно. Она не только ошеломила О. С., но и сразила её навсегда. Н. Г. Ч. был арестован 7 июля 1862 года и заключен в Алекееевский равеллин Петропавловской крепости. Первый допрос состоялся только 30 октября 1862 г. Зато "повезло" русской словесности: за 3 с половиной месяца Н. Г. Ч. накропал свой знаменитый роман "Что делать?", "чудище обло", почти полтора столетия мучивший школьников и абитуриентов высших учебных заведений. Разве что соискателям ученых степеней по филологии он помог благодатностью и пробойностью темы. Публика прочитав роман в журнале "Современник", замлела: какие же люди бывают на земле! Гвозди бы делать из этих людей, на гвоздях же спящих! И автор, наверное, такой же герой, страстотерпец! Виват ему!
      Кстати за несколько дней до ареста Н.Г.Ч. предупреждали высоко поставленные знакомые, что ему следует уехать за границу, следует спасаться, но наш фарисей отмахнулся, мол, с оформлением заграничного паспорта замучаешьея, да и в глубине души этот прирожденный мазохист надеялся - за народ пострадать... Ему предъявили три пункта обвинения: сношения с Герценом, составление прокламаций к барским крестьянам и подготовление к возмущению. Улик не было. Н. Г. Ч. был осторожен и предусмотрителен, но власти, повторю, пошли на подлог.
      О. С. незадолго до ареста мужа уехала в Саратов, вначале она считала, что все должно скоро и благополучно закончиться. Вот только - денег становилось все меньше и меньше, хотя были проданы лошади, экипажи, квартирная обстановка в Петербурге. А в Саратове она жила по-прежнему: держала лошадей, выезжала. Потом О. С. забеспокоилась, в январе 1863 г. приехала в Петербург. Жить ей пришлось у Пыпиных, гостьей, а не хозяйкой, единственным развлечением оставались Гостиный двор и опера. Следствие по делу мужа затягивалось, что чрезвычайно раздражало О.С. Ее стала одолевать скука, увеличилась нервозностъ, стали повторяться припадки истерики. Но вот были получены деньги за "роман" в "Современнике" и О. С. заторопилась в Саратов, будто бы "за детьми". Приехав в Саратов, О. С. только на минуту зашла к родне взглянуть на Сашу (сына) и спешно уехала в Хвалынск, не взяв сына с собой, несмотря на все его просьбы. Отведя душу (и тело) в Хвалынске, месяца через 3-4, она стала бывать в Петербурге наездами, мотаться по стране, рассеивая себя странствиями, то в Москву, то в Нижний.
      Участь Чернышевского была решена 17 февраля 1864 г. , когда было подписано определение Сената. После гражданской казни в 6 утра 19 мая 1864 г. он был послан в Сибирь на каторжные работы.
      О. С. не была по натуре жертвенной, не последовала она примеру "декабристок", она была не сибирячкой, а сибариткой и только через 2 года летом 1866 г. О. С. решила навестить мужа вместе с 8-летним сыном Мишей. Пробыла в Кадае она всего 4 дня и, даже не отдохнув с дороги, тронулась в обратный путь. А Н. Г. Ч. в ссылке читал и писал , и написанное почти всегда уничтожал. Чтобы рассеяться от долгого сидения за письменным столом, он выходил иногда во дворик около тюрьмы, но за ворота его не выпускали. Он обрюзг, всегда был одет в теплое пальто. Физически Н. Г. Ч. не работал, обязательных работ тогда ссыльным не полагалось, да по своей близорукости и попросту по интеллигентскому неумению Н. Г. Ч. ничего и не мог. Он только путался под ногами и мешал товарищам колоть дрова, топить печи и возить на себе воду. Они отмахивались от него, как от назойливой навозной мухи. И шел он опять к себе в комнату, ставил самовар и порой угощал чаем приходивших к нему, затевая долгие беседы. Н. Ч. любил устные импровизации, особенно в зимние долгие вечера, и кажется был неплохим устным рассказчиком, на бумаге же все выходило уныло, блекло, скучно, вторично, и он опять писал и уничтожал написанное.
      Царь пожалел узника и сократил ему, мужу вздорной Сократовны, срок ссылки наполовину: вместо 14 лет определил 7. Однако вместо ожидаемого освобождения 2 декабря 1871 г. Чернышевского вместо Красноярска или Иркутска перевели в якутскую глушь, в Вилюйский острог, где его "заживо погребли". О. С. не могла разделить участь мужа и не хотела заниматься воспитанием сыновей. Она злилась на всех и вся, сходила с ума от вынужденного скромного сушествовани, ведь денег не было. Крупных денег. Она искала рассеяния, переезжая с места на место, развлекая себя случайными встречами, которые напоминали ей её былую неотразимость, но и случайные партнеры не могли исцелить её.