Демоны

Стивен.

Или – кем бы он ни был. Разве он не был Стивеном? Они плясали вокруг него, а он сидел на троне, сооруженном из разбитого, сожженного автомобиля, посреди гор наваленных друг на друга разодранных трупов, словно гуру среди пожертвованных ему цветов. Тела были багрянистыми, зелеными и красными, словно цветы; среди них здесь и там вспыхивали языки пламени. Как восхитительно! Какую громоподобную музыку слышал он, созерцая все это!

– ХА-ХА-ХАААААА!

Он хохотал, от восторга раскачиваясь взад-вперед, хлопая себя по коленям дубовыми ладонями.

Его руки! Огромные, черные, с когтями! Да – теперь у него было тело! Оно походило на человеческое, но у него было четыре руки, огромные щелкающие челюсти, усеянные треугольными зубами, человеческие глаза в два раза больше глаз любого из этих маленьких созданий, скачущих вокруг… как это они называют таких, как он? Зубач? Какая чепуха – он был принцем духов! Он был принцем при дворе Несомненного, обладателем огромного могущества, властвующим чином. Только посмотрите, как эти сосуды с искорками танцуют вокруг него!

Он вскочил на свои когтистые лапы и тоже принялся танцевать, пинками сшибая головы с трупов в разнузданном веселье; это был танец триумфа, победы над этой мелюзгой – у него теперь был целый мир, которым он мог править! Они отдали ему этот мир в обмен на силу, которая пожрет их заживо. Хо, какая великолепная ошибка, какая восхитительная шутка: они думали, что они поглотят ее, в то время как это она поглотит их\

И теперь он был здесь, и все это принадлежало ему!

Затем он увидел одну из них, которая не была его слугой. Он почувствовал, что ее ум свободен от яда и от Несомненного. На ней был противогаз, защищавший ее от токсинов, которые его сообщники разбрызгали над всеми ними, чтобы возжечь их худшие инстинкты и разрушить их способность к рассуждению. От субстанции, которая вскоре окутает и трансформирует весь мир. Она защищалась от нее!

В ярости и огорчении он ринулся к ней… увидел, как она попятилась, споткнулась и закрыла голову руками – жестом инстинктивной защиты и отчаяния.

В каком-то сумеречном заднем помещении его ума раздался слабый крик его другого «я», маленького и испуганного: «Нет! Это же Глинет! Не трогай ее!»

Но голос был слабым и отдаленным, он потонул в реве его убийственного восторга.

Глинет дважды пыталась убежать с беснующейся площади, из разгромленного парка, от демона, руководящего этим Адом на Земле – и дважды вооруженные люди в противогазах, блокировавшие боковые улицы своими фургонами, заворачивали ее назад, направляя на нее военного образца автоматические пистолеты сорок пятого калибра.

Ей приходилось постоянно двигаться, чтобы не быть задавленной толпящимися молочноглазыми жертвами «Д-17», шатающимися по парку, неуклюже волоча ноги. Некоторые из них походили на людей, пораженных нервным расстройством – они бродили, воя и колотя себя по голове. Другие были одержимы манией убийства, как те, что входят в деловые учреждения и стреляют в первого попавшегося им на глаза. Третьи были тупыми, они двигались, словно роботы, таща за собой трупы к общей куче в центре разоренного парка.

В тридцати футах перед ней какой-то мужчина насиловал тело другого мужчины; затем он обмяк и свалился на тело первого, сам превращаясь в труп. Несколько других спаривались с живыми и мертвыми женщинами в зловонной мертвенно-бледной куче беспорядочно разбросанных тел.

Она огляделась вокруг, ища какой-нибудь дом, в который могла бы вломиться – любое место, где можно найти убежище, – или какой-нибудь обходной путь мимо людей в противогазах, людей с электронными блокнотами и цифровыми видеокамерами. Но дома либо горели, либо из них доносились вопли и звуки ударов. Затем к ней, шатаясь, приблизился здоровенный индеец. Она повернулась, чтобы бежать – и увидела идущего к ней демона. Индеец встал как вкопанный, по-видимому, прислушиваясь к какому-то внутреннему голосу, и, повернувшись, потащил одно из мертвых тел по направлению к огромной куче посреди парка.

Пока что демон оставался спокойным, словно бы погрузившись в себя; он не обращал на нее никакого внимания. Она бродила поодаль под его гибельным взглядом, словно кролик, проползающий мимо задремавшего ястреба.

Но внезапно демон очнулся от своего странного ступора, вспрыгнул на ноги и принялся приплясывать – и тут он заметил ее. Он сделал шаг в ее направлении.

Она знала, что от него невозможно убежать. Упав на колени, она начала молиться про себя.

Затем она почувствовала чью-то руку у себя на плече и, подняв глаза, увидела, что рядом стоит человек. Его лица было не разглядеть: вокруг головы шар света.

Мгновение спустя она поняла, что на нем сиял сферический шлем наподобие пузыря и что исходивший от него свет был отражением пламени горевших зданий.

Повернувшись, она увидела, что демон колеблется.

Она услышала усиленный динамиком голос, грохочущий из сферического шлема:

– Каждый час был часом Судным; каждый день всегда был Судным Днем! И вот этот день показал себя таким, каков он есть! Я здесь, чтобы свидетельствовать о Господе Христе! Во имя Помазанника, я свидетельствую!

Она узнала этот голос: это был уличный проповедник, которого она видела в тот день в парке.

– Слушай меня, ты! Ты, тот, кто движет сейчас рукой демона! – грохотал преподобный Энтони. – Слушай меня, человек внутри скорлупы! Пусть восстанет настоящий человек! Пусть возьмет он верх над демоном, как всадник правит лошадью! Я призываю Христа и Апостолов Его даровать ему силу! Я отдаю ему свою жизнь, Господи, – во свидетельство правды Твоей!

Что остановило его? Стивен – демон-Стивен – боролся с внутренним сопротивлением, с внезапно возникшим инстинктивным желанием отпрянуть от этой торжественности в образе человека, стоявшего за спиной женщины, которую он собирался убить и съесть.

Он сделал еще один шаг в направлении этого странного кричащего человечка, но тут фигура с пузырем на голове заступила ему дорогу, лепеча свои эксцентрические заклинания, и Стивен обнаружил, что врос в землю – словно какая-то его часть отступала назад, а другая тащила вперед, и каждая из них препятствовала другой, так что он не мог сдвинуться с места.

Внутри него вулканом нарастало раздражение, и вот наконец он вырвался на свободу, взорвавшись действием.

Прыгнув на человека, схватил его за горло и сбил с него шлем рукой, так что стекла полетели в стороны; затем брызнула кровь, когда он сжал горло так, что голова взорвалась. Маленький человечек молился, пока мог.

И случилось так, словно смерть была величайшим оружием этого человека против той твари, которой стал Стивен. Он почувствовал нечто вроде отдачи от этой смерти; она вонзилась в него – это было внезапное высвобождение чистого духа. Стивен-не-Стивен в ужасе отпрянул. Дух был тем, чего демоны страстно желали, однако они могли вынести лишь искорки, и даже их поглощали лишь на краткое время.

Но это… это было все равно что ожидать маленькой вспышки, а получить всепожирающее пламя.

Стивен отступал назад внутри демона, все дальше с каждой секундой, отстранялся от него, даже когда он прыгнул через голову девушки, в своей муке забыв о ней, раздирая себя когтями, и ринулся в сторону людей в противогазах – людей, стоявших возле своих фургонов на боковых улицах. Он с ревом набросился на них, хватая, пиная, разрывая на куски. Вне сомнений, это пламя можно погасить кровью смертных. Трое из них пали мертвыми, но демону не становилось лучше: их кровь не могла заглушить его страданий.

Повернувшись, он в панике помчался на четвереньках, словно бегущий волк, – обратно, к огромной зловонной куче трупов, чтобы взобраться и зарыться в них. Наконец демон спрятался, свернувшись в клубок, как эмбрион, и Стивен наконец смог выбраться на свободу.

Он почувствовал, что падает вверх, окруженный сполохами энергии; потом он прошел через вращающийся портал и возник в мире плавающих гор и чувствующего тумана.

Увидев, что преподобный Энтони убит, разорван руками демона, Глинет упала на колени, молясь за него и о прощении для себя. Она позволила проповеднику отдать за нее жизнь. Ее противогаз был перенасыщен, и она кашляла под наплывающим на нее облаком жирного дыма. Демон, по-видимому, охваченный пламенем изнутри, перепрыгнул через нее и накинулся на людей из военной разведки, блокировавших боковые улицы. Она не стала смотреть на то, что демон делал с ними – но вновь взглянула на него, когда он кинулся обратно, взобрался на кучу трупов и зарылся в них.

Кашляя и задыхаясь, она встала и побежала к боковой улице. Ей пришлось перепрыгивать по пути через умирающих людей – обычных людей, парикмахерш и полицейских, тинейджеров, и бакалейщиков, и нянек – павших жертвами гибельного действия «Дирвана-17».

Произошедшее событие имело внутренние слои, как луковица: эксперимент с пестицидами на самом деле был испытаниями, проводимыми разведкой; военные же испытания были первой стадией массового человеческого жертвоприношения, одной из разновидностей вызова демона.

От профессора Шеппарда Пейменц узнал, что некоторые члены военной разведки были одновременно членами Подводного течения – остатками тех, кто вызвал демонов девять лет назад.

И вот плод их деяния: мужчины, женщины и дети, ползущие, скребущие землю, словно кролики, умирающие.

Она пробежала мимо одного из тех, кто сотворил все это – тоже умиравшего, разорванного почти пополам.

«Мне жаль», – одними губами проговорила она, поскольку даже такой человек не должен умирать подобным образом; затем, поскользнувшись в крови, она упала. Ей было тяжело дышать – ее фильтр был использован почти до конца. Через минуту-другую она будет дышать «Д-17».

О Боже, она может стать одной из этих: с белыми глазами, волочащих ноги. Экс-людей. Жалких и кровожадных.

Она поднялась и ринулась во весь опор, увернувшись от хватающей руки, высунувшейся из кабины перевернутой пожарной машины, и бросив лишь один взгляд на молочноглазое хихикающее лицо ее владельца.

Она бежала, чувствуя, как ее дыхание под противогазом становится все более тяжелым и хриплым, видя, как запотевают очки, замутняя зрение… а потом она увидела фургон. Серебристо-серый фургон, по всей видимости, покинутый.

Неповрежденный, он стоял с открытой дверцей. Она осторожно заглянула внутрь. Никого. И ни одного противогаза. Но ключи были в зажигании!

Ее грудь уже охватывала раскаленная проволока – перегруженный фильтр противогаза начинал отказывать; она забралась внутрь, захлопнула дверцу, убедилась, что окна закрыты, завела мотор – и тут заметила переключатель на незнакомом ей цилиндрическом механизме на приборной панели, подписанный: «внутреннее очищение воздуха».

Она кивнула сама себе. Этот фургон принадлежал исследовательской команде Пентагона; у них должно было быть подобное оборудование. Но это займет какое-то время.

Она, кашляя, щелкнула переключателем – воздуха в противогаз поступало все меньше и меньше – и, включив передачу, с ревом устремилась по дороге.

Впереди нее, прямо посередине улицы, плелась круглолицая женщина средних лет в желтом вязаном комбинезоне – верхняя часть его была оторвана, обнажая окровавленные груди, – на ходу вырывая из головы клочья волос, с пустыми белыми глазами и красной пеной на губах. Одна посреди улицы, тяжело и безнадежно больная, она, казалось, воплощала собой все жертвы Пепельной Долины. «Возможно, она была чьей-то матерью», – подумала Глинет, и слезы покатились по ее щекам. Ей пришлось подавить импульс переехать эту женщину – просто чтобы положить конец ее мучениям. Резко крутнув руль, она объехала ее и продолжала двигаться к краю города.

Цилиндрический механизм дважды прожужжал, и на нем вспыхнул зеленый огонек. Она стащила противогаз и с благодарностью вдохнула чистый воздух.

Ведя машину, она начала тихо плакать, потом плач перешел в сокрушительные рыдания, когда у Глинет в первый раз появилась минута для того, чтобы подумать о чем-то большем, чем просто выживание.

– Мы потерпели поражение, – сказала она вслух. – Я потерпела поражение.

Круг послал ее сюда, поскольку хотел подтвердить участие Уиндерсона в том, что здесь планировалось, подтвердить свои подозрения относительно Латиллы. И действительно, кто она такая? Они были уверены относительно Джорджа Дина; они полагали, что и Г. Д. участвовал в этом. Уиндерсон, мастер создания публичного имиджа, хорошо скрывал свою вовлеченность. Девять лет назад он не был одним из активных заклинателей. Одну группу адептов Сатурна скрыли на случай, если их дело провалится, – группу, которую назвали Подводным течением.

Уиндерсон был тесно связан с Дином и с сетью компаний, пропагандировавших вторжение… вторжение, которое она помнила ясно в отличие от столь многих вокруг нее. Она видела Молольщиков, и Пауков, и Тряпок, бесновавшихся в горной общине, куда она приехала, чтобы работать на «Сьерра-Клуб». Большинство ее друзей погибли в тот день.

Наполовину обезумев от того, что видела, Глинет стала искать какое-то объяснение, пытаться понять произошедшее. Через одного доминиканца из монастыря «Снежная Месса» в штате Колорадо она познакомилась с Йананом и Пейменцем и пришла на службу Кругу Осознающих. Именно они и рассказали ей о том, как произошло вторжение и какую роль в нем сыграли промышленные предприятия. Она тогда принялась маниакально перебирать всю корпоративную Америку – искать закономерности, связи с Несомненным. Потом она услышала о психономике от одного из разочарованных бывших практикантов и обратила пристальное внимание на «Западный Ветер». Она использовала фиктивные документы об университетском образовании, чтобы проникнуть в компанию… и тогда Йанан указал ей на Стивена.

Когда стало ясно, насколько губительным был «Дирван-17», – и не менее ясно из перехваченных ею электронных писем, сколь многие правительственные чиновники были подкуплены, чтобы закрыть глаза на происходящее в Пепельной Долине, – она попыталась убедить Пейменца, что необходимо предпринять срочные меры, поднять сочувствующие газеты, Управление по охране окружающей среды, Центр контроля заболеваний, ООН, кого угодно, во имя всего святого.

Пейменц упросил ее сдержаться. «Круг говорит, что еще рано. Они говорят, что по каким-то причинам, которые я не вполне понимаю, очень важно, чтобы Стивен Искерот повернул течение своими руками. Это ведь не случайно, его роль во всем этом – он обладает даром, и именно поэтому Подводное течение хочет извратить его себе на пользу. Но этот дар может работать и против них. Если мы просто донесем на них, они как-нибудь отговорятся, принесут извинения. Их необходимо остановить насовсем. Мы можем потерять нескольких людей в Пепельной Долине, но это спасет миллионы других».

– Нет, нет, черт бы это все побрал, – всхлипывала она теперь. Колеса фургона проскальзывали на дороге; она с трудом видела сквозь собственные слезы. Собирались густые тучи. Скоро гроза.

Впереди посреди шоссе горело несколько машин. Ей пришлось съехать на обочину, чтобы обогнуть их.

– Нет… – нет, они должны были сделать что-нибудь – что угодно, – чтобы остановить это. Что это за логика – позволить умереть целому городу, чтобы спасти других позже? Это было похоже на логику «Западного Ветра».

Нет!

Они потерпели поражение. Массовое жертвоприношение в Пепельной Долине произошло слишком скоро. Вмешательство подоспело слишком поздно.

Теперь было уже просто совершенно, до омерзения поздно.

– Что произошло? – Хриплый голос Латиллы доносился из какого-то отдаленного уголка в небе. – Мы потеряли его?

– Какое-то вмешательство. – Голос Гаррисона Дина. – Они как-то выследили нас.

– Я чувствую их, у меня от них сводит желудок.

Это голос Жонкиль? Возможно ли это? В уме Стивена возникало недоумение. Была ли она здесь или вместе с ними?

Где это – здесь?

Он шел по одному из этих парящих горных хребтов, созданных из предположений – еще по одному пику, чье основание было его вершиной. Вглядываясь пристальнее в землю у себя под ногами, он мог видеть, как она изменяется внутри себя, словно постоянно заново утверждая свою каменную сущность.

Он не мог заставить себя посмотреть на полосы тумана, дергающиеся среди кружащихся симметричных глыб в небе. Лица, появлявшиеся, когда он смотрел на туман, выглядели такими испуганными.

Стивен чувствовал себя выжатым досуха, оцепенелым и глубоко перепуганным. Он подумал, что сейчас впервые в жизни понял выражение «висеть на волоске».

Если он сейчас не сможет уцепиться за волосок индивидуальности внутри себя, он разлетится на тысячу Стивенов, каждый из которых будет поглощен одним из этих вращающихся символов в небе, каждый будет пожран одним из живых воплощений тщеславия, что правят тем, другим миром. Он будет уничтожен тысячей внеземных аппетитов.

Этот экстаз, что он тогда испытал – он был готов сделать почти все что угодно, чтобы вернуть его. Может быть… что угодно.

Но последняя часть его путешествия… был ли это сон – Пепельная Долина, Глинет? Должно быть, это был сон. Он был демоном, сидящим на огромном кургане из трупов… безумные, умирающие люди на маскараде смерти, пляшущие и убивающие друг друга повсюду вокруг него…

Преподобный Энтони. Неужели он действительно убил его?

– Он начинает…

– Молчи, идиот. Ты что, забыл? Здесь мы связаны с его сознанием.

Вообще-то они говорили, что все предстоящее ему будет реальным. Так что же, это… было реальным? Все эти мертвые люди – они действительно мертвы?

– Стивен… – Жонкиль? Она была здесь! Он видел ее!

Она лежала в нескольких ярдах от него, в какой-то выемке по форме ее тела в поверхности земли; на ней была только ночная сорочка, которую он видел на ней в больнице. Он поспешил к ней, опустился рядом с ней на колени, взял ее теплую руку в свою. Он не мог видеть собственную руку – но чувствовал, как касается ее кожи.

Она, однако, по-видимому, могла его видеть – она смотрела прямо туда, где должны были находиться его глаза.

– Стивен… мне стало хуже. Моя болезнь… Мне нужна Черная Жемчужина. Это единственное, что может остановить их.

– Кого, Жонкиль? Кто они – наши враги?

– Это древний круг заклинателей, Стивен. Эта борьба магов продолжалась во все времена, но в последнее время они стали маскироваться под хороших людей. Они напали на нас, потому что знают, что мы создаем новый и лучший мир. Они заставили тебя видеть то, что хотели – сделали так, что божественная форма, в которую ты вселился, выглядела чем-то плохим. Они сделали так, что ты видел мертвых вместо живых. Они сделали так, что ты увидел в Пепельной Долине разрушение, в то время как там все процветало и наливалось силой!

– Так это они… это из-за них все так выглядело?

Она взглянула на него и притянула ближе к себе, словно увидела его недоверие, заглушив его объятиями – обняв то, что здесь оставалось от него.

– Что я могу дать тебе, Стивен? – выдохнула она ему в ухо. Вся вселенная наполнилась запахом гардений.

– Я… я хочу тебя, Жонкиль. И еще… я хочу… вернуть то ощущение, тот первый прилив, это чувство экстаза – словно мне никогда не приходилось бояться чего бы то ни было. Я был царем целой вселенной наслаждения… Бог мой! Черт побери! Я хочу, чтобы это повторилось. Я хочу быть там с тобой! Я видел тебя там – и я люблю тебя, Жонкиль!

– Я тоже люблю тебя, Стивен. Но я умру, если ты не принесешь мне Черную Жемчужину. Остальные из нас не имеют такого дара прохождения, каким обладаешь ты. У тебя потрясающая одаренность к астральным путешествиям.

– Но ты же здесь…

– Я могу добраться лишь досюда. Но ты – почему, как ты думаешь, ты смог пройти через эти места, не сойдя с ума? Никто другой не мог зайти так далеко, как ты, и сохранить здравый рассудок – ни одно человеческое существо. Это часть твоего дара. И ты можешь добраться дотуда, где находится Черная Жемчужина. Твой дар позволит тебе пронести в себе ее субстанцию.

Он не мог больше сдерживать себя. Он попытался поднять ее, заключить в объятия – слиться с ней. Но его руки погрузились в теплую кашу – которая тут же стала вязкой жижей, и все ее тело, превращаясь в жидкость, потекло между движущимися камнями под его коленями.

– Жонкиль!

Он встал, глядя, как ее жидкие останки и подернутое рябью лицо исчезают в камне горы, словно вода в песке. Исчезли.

«Помоги мне… ступай к Черной Жемчужине! Ты должен идти по собственной воле, потому что только твоя воля может привести тебя туда. Найди Черную Жемчужину. Принеси ее к тому божеству, в которое ты вселялся. Тогда его сила станет моей, и я останусь жить! И обещаю тебе, мы отыщем экстаз темного блаженства, Стивен!»

Он простер невидимые руки к небу.

– Тогда скажи мне! Скажи, куда мне надо идти!

И он понял, что движется по направлению к одному из вращающихся символов – к символу Сатурна.

И сквозь него – вывернувшись наизнанку, что уже начинало становиться почти знакомым ощущением, чувствуя, что вот-вот взорвется, но цепляясь за тот внутренний волосок, падая сквозь море энергии, и возникая…

… в бессолнечном мире сражающихся эго – сотканных из энергии деревьев, мечущихся в пустоте, хлещущих друг друга плетями страстей. Это был ландшафт без земли, бесконечное пространство, заполненное похрустывающими местоположениями, каждое из которых стремилось пожрать соседнее.

Но одно из них было больше других. В сравнении с остальными оно было словно дерево Иггдрасиль, заслоняя их всех, словно великан среди карликов. В течение целого года это дерево выращивало один-единственный темный плод, темный шар, который пульсировал в сплетении корчащихся, ни на минуту не находящих успокоения ветвей, чуть выше сияющего, беспрестанно набухающего и опадающего центрального ствола. Действительно ли он был черным, этот плод, эта Жемчужина? Он был настолько же серебряным, насколько черным, и настолько же радужным, насколько серебряным. Он имел настолько же свою собственную сферическую форму, как имело ее космическое яйцо до Великого Взрыва, и однако оно трепетало внутри себя концентрированным электричеством неразбавленной воли.

Он знал это все посредством гнозиса астрального мира – знания, проистекающего из самого восприятия; он знал это наверняка. Черная Жемчужина была сгустком чистой эгоистической воли. Это была тяга к исполнению желаний, выработанная тысячами и тысячами эго, поглощенная этим великим эго и накопленная здесь, словно электричество миллионов гроз, накопленное в одной батарее.

Теперь Стивен увидел это – и понял все. Значительная неопределенность, лежащая в корне вещей, могла быть изменена волей. Обычно воля была слишком слаба, чтобы изменить ее слишком сильно, но эта воля была немыслимо концентрированной, в ней было достаточно мощи, чтобы преобразовать реальность. Чтобы наделить силой тех, кто подключится к ней, – а это включало силу, необходимую, чтобы излечить Жонкиль и даровать им жизнь в том пространстве экстаза, в которое он вступил лишь на очень краткое время.

«ДА!» – закричал он невидимыми губами и ринулся в духовный полет по направлению к великому Иггдрасилю этого мира с Черной Жемчужиной в сердцевине.

Но это существо состояло из сплошных ощущений – в нем было больше ощущений, нежели разума, – и оно почувствовало его приближение. Оно принялось хлестать ветвями, чтобы остановить его, хватать его потрескивающими, чуткими усиками; кровожадные чувствительные хлысты рассекали воздух вокруг него. Он летел, едва успевая уворачиваться от них.

– Медуза!

«Это был голос Жонкиль?» – Но он не мог позволить ничему отвлекать его.

Никогда прежде он не чувствовал себя столь трепетно присутствующим в настоящем моменте, как сейчас, когда он нырял, и уворачивался, и кружил, и порхал стрижом сквозь охваченный ураганом лес, используя каждый эрг своего умственного сосредоточения на то, чтобы избежать коварных ударов, которые направляло на него гигантское эго.

И вот он приблизился к Черной Жемчужине.

– Медуза!

– Жонкиль?

Послание от Жонкиль пришло к нему, спрессованное в одну тысячную секунды:

– Не смотри в Жемчужину. Обрати свое восприятие в сторону от нее. Но раскрой руки и представь, что ты становишься очень большим. Представь, что ты глотаешь ее. Не смотри на нее – это все равно что взглянуть на Медузу.

Он нырнул вперед, к Черной Жемчужине. Она была больше, чем его обхват.

Но он сделал так, как она сказала: представил себе, что растет, достигает гигантских размеров и погружается внутрь дерева-эго, глотая Черную Жемчужину, словно таблетку.

Он почувствовал, как она входит в него – и вскрикнул от боли. Она жгла его. Это было все равно что проглотить солнце, чье пламя было чистой ненавистью.

А потом он начал погружаться в ствол дерева-эго, всасываться в него, позволил ему переварить себя – и оказался… в мире людей. В Пепельной Долине, штат Калифорния.

«Как быстро собираются тучи», – подумала Глинет, бросив сотовый телефон на заднее сиденье и разворачивая фургон. Начался дождь, вначале он осторожно забарабанил по ветровому стеклу, а затем хлынул на него таким потоком, что ей пришлось включить дворники на полную мощность. Сердце лежало в груди твердой, мертвой глыбой. Ей было холодно и очень, очень одиноко. Поскольку она выбрала смерть.

Она не могла повернуться спиной к этим людям. Она знала, что было только лишней тратой времени возвращаться в Пепельную Долину, но тем не менее она возвращалась. Поскольку в том, что все это случилось, была частично и ее вина. Тот мальчик, которого она ударила куском трубы, та женщина, рвавшая на себе волосы посреди улицы. Эти мертвецы, наваленные друг на друга, словно на каком-то омерзительном празднестве геноцида – она допустила их гибель, и она должна была умереть вместе с ними. Может быть, она еще могла кому-нибудь чем-нибудь помочь.

Она говорила по сотовому телефону, который нашла в фургоне, несколько минут. Дорожный патруль уже прослышал о катастрофе в Пепельной Долине, но никто не хотел и слышать о том, что это было организовано предумышленно.

«Я просто не заслуживаю того, чтобы оставаться в живых, – думала она. – Я могла бы как-нибудь спасти этих людей».

Дождь был настолько сильным, что дороги было не видно за сплошной пеленой воды.

«Дождь! – подумала она с внезапно нахлынувшим пониманием. – И ветер!»

Вместе они могли вымыть из воздуха «Д-17». Может быть, хоть кто-то, кто нашел себе прибежище, кто спрятался от открытого воздуха, сумел выжить. Она могла бы помочь хотя бы нескольким из них уйти от демона, от помешанных убийц, бродящих по развалинам Пепельной Долины. Но эти сукины дети в других фургонах вполне могли позаботиться о том, чтобы они не убежали. Демон убил их не всех.

Она поискала в бардачке и нашла то, что надеялась там найти. Заряженный автоматический пистолет сорок пятого калибра.

Стивен смеялся от восторга, чувствуя, как в него начинает просачиваться энергия Черной Жемчужины, пылающей в сердцевине его существа.

Сидя на своем троне из разбитой машины, он поднял кулаки вверх, в проливной дождь, призвав с неба молнию и танцуя с ней, когда она, ударив, зажгла метановые огни в наваленных вокруг него разлагающихся трупах.

Дождь шипел на дымящихся развалинах сожженных домов, пропитывал обнаженную почву парка, превращая ее в грязную жижу. Дождь очистил воздух от яда – но токсины уже сделали свое дело. Они убили миллионы человеческих существ, принесли в жертву их жизненные энергии, чтобы привести его сюда, и это делало возможным призвать и других – второй, огромнейший рой, новое вторжение семи кланов, по сравнению с которым первое покажется ничтожным. Но они превратят людей в богов, не в демонов. Жертвоприношение заложило основу, открыло двери на нужную ширину… и теперь это зависело от него, от нее, от бога и богини, которыми они стали – дать рождение новому миру.

Дождь ослабел, и Глинет была несколько удивлена, увидев, что другие фургоны спешат прочь от Пепельной Долины. Может быть, они спешат убраться, пока не явились представители властей? Она смогла мельком разглядеть лицо лишь одного из водителей. На нем был написан неприкрытый ужас.

Что они могли там увидеть? Что могло быть хуже произошедшего?

Но потом, не доезжая нескольких кварталов до парка, она увидела это сама – увидела гиганта.

Она притормозила фургон до скорости пешехода, задирая голову, чтобы посмотреть на него.

Демон, вскормленный жертвоприношениями, невообразимо разросся. Сейчас он достигал, по ее оценке, высоты шестого этажа. Нет, уже седьмого… Восьмого…

И было еще кое-что. В этом было нечто почти астрономически отвратительное.

Он был беременным. Был ли он мужчиной, или женщиной, или обоими сразу, не имело значения: он был несомненно, омерзительно беременным. Его сияющий живот был раздут, и под натянутой до прозрачности кожей ей были видны тысячи маленьких фигурок, копошащихся, как сперматозоиды под микроскопом, как черви в гноящейся ране – но она могла разглядеть их силуэты, когда они на время отъединялись друг от друга: Зубачи, Молольщики, Пауки, Тряпки, Придурки, Крокодианы, Шланги. Все семь кланов, извивающиеся в просвечивающем мешке брюха демона.

Сколько осталось до того, как он родит? Знали ли об этом Уиндерсон и его друзья?

Возможно, нет, подумала она. Несомненный обманул своих последователей.

Она едва могла различить за чертами демонического лица слабый намек на лицо Стивена. Он как-то помог им устроить все это. Что-то в нем сумело завершить магический круг.

Она завернула на боковую улицу, ведущую к парку. Здесь стоял единственный фургон, наполовину блокировавший дорогу; возле него стояли трое, споря друг с другом. Противогазы болтались у них на шее – видимо, воздух был уже безопасен. Двое из них показывали на гиганта в квартале отсюда, стоявшего по щиколотку в трупах – подобный небоскребу, с раскачивающимся брюхом, демон потрясал в небе окоченевшим мертвецом, словно безумная королева, угрожающая скипетром.