Вильма ШИРАС
      ДЕТИ АТОМА
      1. В УКРЫТИИ
      Питер Уэллес, психиатр, задумчиво разглядывал паренька. Почему учительница Тимоти Пола прислала его на обследование?
      - Сама я не знаю, действительно ли с Тимом что-то не так, - говорила мисс Пейдж доктору Уэллесу. - Он кажется совершенно нормальным. Обычно он довольно тихий, отвечает только тогда, когда его спрашивают в классе или что-то в этом роде. Он достаточно хорошо ладит с другими ребятами и кажется довольно общедоступным, хотя близких друзей у него нет. Отметки у него хорошие: за все свои задания он честно получает В1 [A, B, C, D, E оценки по пятибалльной системе, принятые в большинстве американских школ и колледжей: A - отлично, B - хорошо, выше среднего уровня, C посредственно, D - удовлетворительно, но ниже среднего уровня, E (или F) неудовлетворительно]. Но когда вы работаете учителем столько, сколько я, Питер, у вас есть определенное ощущение относительно отдельных учеников. Существует какое-то напряжение в нем, иногда это выражение его лица, и он очень рассеянный.
      - Как вы думаете, чтобы это могло быть? - спросил Уэллес. Иногда такие подозрения были очень ценными. Мисс Пейдж преподавала в школе в течение тридцати с лишним лет. В прошлом она была учительницей Питера и он с уважением относился к ее мнению.
      - Мне не следовало бы говорить, - ответила она. - Ничего плохого не произошло... пока еще. Но он мог начать что-нибудь, и если бы это можно было предотвратить...
      - Врачей часто приглашают до того, как симптомы становятся достаточно заметными, чтобы доктор мог их увидеть, - сказал Уэллес. - Больной или мать ребенка, или ведущий наблюдения практикующий специалист часто могут видеть, что что-то будет не так. Однако, доктору в таких случаях приходится трудно. Скажите мне, что, по вашему мнению, я должен искать.
      - Вам не следует уделять мне слишком много внимания. Это только то, что пришло мне на ум, Питер. Я знаю, что не являюсь опытным психиатром. Но это могла быть мания величия. Или это мог быть уход из общества других. Я всегда должна обращаться к нему дважды, чтобы привлечь его внимание в классе... и у него нет настоящих друзей.
      Уэллес согласился посмотреть, что он мог бы найти, и обещал не обращать слишком пристального внимания на то, что сама мисс Пейдж назвала "понятиями старой женщины".
      Тимоти, когда он явился на обследование, оказался обыкновенным парнишкой. Возможно, он был слишком мал для своего возраста, глаза его были большими и черными, темные вьющиеся волосы были коротко острижены, у него были тонкие чувствительные пальцы и... да, явно напряженный вид. Однако, многие ребята волновались во время своего первого посещения... психиатра. Питеру часто хотелось иметь возможность сосредоточиться на одной или двух школах, провести там один день или одну неделю, или около этого, чтобы познакомиться с подростками.
      В ответ на предварительное расспрашивание Уэллеса Тим говорил ясным, тихим голосом, вежливо и без лишних слов. Ему было тринадцать лет, жил он с бабушкой и дедушкой. Его мать и отец умерли, когда он был ребенком, он их не помнит. Он сказал, что был счастлив дома, что школа ему нравилась "довольно сильно", что он любил играть с другими ребятами. Когда его спросили о его друзьях, он назвал несколько имен.
      - Какие уроки тебе нравятся в школе?
      Тим помедлил, затем сказал:
      - Английский язык и арифметика... и история... и география, закончил он задумчиво. Затем он поднял глаза, было что-то странное во взгляде.
      - Что ты любишь делать, когда развлекаешься?
      - Читаю и играю в игры.
      - Какие игры?
      - Игры с мячом... и с шариками... и все в таком духе. Мне нравится играть с другими ребятами, - и после явно заметной паузы он добавил, - в любые игры.
      - Они играют у тебя дома?
      - Нет, мы играем на площадке у школы. Моя бабушка не любит шума.
      Может, причина была в этом? Когда тихоня дает объяснения, они могут оказаться неправильными.
      - Что ты любишь читать?
      А вот о своем чтении Тимоти не сказал ничего неопределенного. Ему нравилось, сказал он, читать "мальчишеские книжки", однако назвать он не смог ни одной.
      Уэллес дал мальчику обычные тесты умственных способностей. Казалось, что Тим выполняет их охотно, однако его ответы поступали с опозданием.
      "Возможно, - подумал Уэллес, - мне это только кажется, но он слишком осторожен... слишком осмотрителен". Не затрачивая времени на точный подсчет, Уэллес знал, что коэффициент умственного развития [применяется в армии и школах США] Тима составили бы... около 120.
      - Что ты делаешь вне школы? - спросил психиатр.
      - Я играю с другими ребятами. После ужина учу уроки.
      - Что ты делал вчера?
      - Мы играли в бейсбол на школьной спортивной площадке.
      Уэллес подождал немного, чтобы посмотреть, добавит ли Тим что-нибудь по собственной воле. Секунды растянулись в минуты.
      - Это все? - спросил наконец мальчик. - Могу я идти сейчас?
      - Нет. Есть еще один тест, который мне бы хотелось дать тебе сегодня. На самом деле это игра. Как у тебя с воображением?
      - Я не знаю.
      - Трещины на потолке, как те вон там, напоминают ли они тебе что-нибудь? Лица, животных или еще что-нибудь?
      Тим посмотрел.
      - Иногда. И облака тоже. На прошлой неделе Боб видел облако, которое было похоже на бегемота.
      И снова последнее предложение было произнесено так, как бы добавлено в последний момент, осторожное дополнение, сделанное с целью объяснения.
      Уэллес достал карты Роршаха [Австрийский психиатр Герман Роршах (1884-1922) создал метод оценки личности посредством анализа толкования субъектом стандартной группы из десяти чернильных пятен разных очертаний]. Однако при виде их напряжения его пациента возросло, его осторожность стала очевидной. При просмотре карточек в первый раз подростка не удалось уговорить сказать что-нибудь кроме "Я не знаю".
      - Ты можешь делать лучше, - сказал Уэллес. - Мы пройдем их еще раз. Если ты ничего не увидишь в этих картинках, мне придется поставить тебе провал, - объяснил он. - Так не пойдет. Ты хорошо поработал с другими предметами. И, может быть, в следующий раз мы сыграем в такую игру, которая тебе понравится больше.
      - Мне не кажется, что мы сейчас играем в игру. Не можем ли мы проделать это снова в следующий раз?
      - С таким же успехом можно это проделать сейчас. Ты знаешь, Тим, это не только игра: это тест. Попытайся усерднее и будь молодцом.
      Итак, Тим на этот раз сказал, что видел в чернильных пятнах. Они прошли медленно сквозь все карточки и тест показал страх Тима и то, что существовало что-то, которое он скрывал. Тест показал его осторожность, отсутствие доверия и необычайно высокий эмоциональный самоконтроль.
      Мисс Пейдж оказалась права, мальчик нуждался в помощи.
      - Ну вот, - весело сказал Уэллес, - все кончено. Мы только еще раз быстренько пробежим их и я скажу тебе, что другие люди видели в них.
      На мгновение в лице мальчика вспыхнул живой интерес.
      Уэллес медленно прошел сквозь карточки, видя, что Тим был внимателен к каждому слову. А когда он впервые сказал: "А некоторые видят здесь то, что ты увидел", облегчение мальчика было очевидным. Тим начал расслабляться и даже сам стал делать некоторые замечания. Когда они закончили, он рискнул задать вопрос.
      - Доктор Уэллес, не могли бы вы сказать мне название этого теста?
      - Иногда его называют тестом Роршаха, по имени того человека, который разработал его.
      - Будьте добры, скажите мне его по буквам.
      Уэллес произнес слово по буквам и добавил:
      - Иногда его называют тестом чернильных пятен.
      Тим вздрогнул от удивления, затем вновь расслабился с видимым усилием.
      - Что случилось? Ты вздрогнул.
      - Ничего.
      - Ну, полно! Давай узнаем из-за чего, - Уэллес подождал.
      - Только из-за того, что я подумал о чернильной луже в сказках Киплинга, - сказал Тим после минутного размышления. - Но это другое.
      - Да, это совсем другое, - засмеялся Уэллес. - Я никогда и не делал попыток. Ты бы хотел попытаться?
      - О нет, сэр, - горячо воскликнул Тим.
      - Ты немного нервничаешь сегодня, - сказал Уэллес. - У нас есть время, чтобы еще немного побеседовать, если ты не очень устал.
      - Нет, я не очень сильно устал, - ответил парнишка осторожно.
      Уэллес отошел, выдвинул ящик и достал шприц для подкожного впрыскивания.
      Это не было правилом, но может быть...
      - Я сделаю тебе небольшой укол, чтобы успокоить твои нервы, ты не против? Затем нам будет легче беседовать.
      Когда он повернулся, смертельный ужас на лице ребенка заставил Уэллеса остановиться на своем пути.
      - О нет! Не надо! Пожалуйста, пожалуйста, не надо!
      Уэллес положил шприц на место и задвинул ящик, не сказав ни слова.
      - Я не буду, - сказал он тихо. - Я не знал, что ты не любишь уколов. Я не буду тебе ставить никаких уколов, Тим.
      Мальчик, стараясь овладеть собой, глубоко вздохнул и ничего не сказал.
      - Все в порядке, - сказал Уэллес, закуривая сигарету и делая вид, что следит за струйкой дыма. Что угодно, только не казаться наблюдающим за ужасно дрожащим мальчуганом, который трясется, сидя на стуле напротив него.
      - Жаль, ты не сообщил мне о тех вещах, которые ты не любишь, о тех вещах, которых боишься.
      Слова повисли в тишине.
      - Да, - медленно промолвил Тимоти. - Я боюсь уколов. Я ненавижу иглы. Это как раз одна из тех вещей, - он попытался улыбнуться.
      - В таком случае мы обойдемся без них. Ты прошел все тесты, Тим, и мне хотелось бы прогуляться с тобой до твоего дома и сказать об этом твоей бабушке. С тобой все в порядке?
      - Да, сэр. - Мы остановимся, чтобы перекусить чего-нибудь, продолжал Уэллес, открывая дверь для своего пациента. - Мороженое или горячую сосиску.
      Они вышли вместе.
      Бабушка и дедушка Тимоти Пола, мистер и миссис Херберт Дэвис, жили в большом старомодном доме, который свидетельствовал о положении и о благополучии. Большой участок земли вокруг дома был обнесен забором, вдоль которого рос кустарник.
      Внутри дома было мало новых вещей, все было в хорошем состоянии. Тимоти отвел психиатра в библиотеку мистера Дэвиса, а затем пошел искать свою бабушку.
      При виде миссис Дэвис, Уэллес подумал, что получит какое-то объяснение. Некоторые бабушки бывают добродушно-веселыми, общительными, сравнительно молодыми. Эта бабушка была, как стало вскоре очевидно, совсем другой.
      - Да, Тимоти очень хороший мальчик, - призналась она, с улыбкой глядя на своего внука. - Мы всегда были требовательны к нему, доктор Уэллес, но я считаю, что это даст свои плоды. Даже тогда, когда он был совсем крошкой, мы старались воспитывать его надлежащим образом. Например, когда ему исполнилось только лишь три годика, я читала ему некоторые маленькие сказки. А спустя несколько дней он пытался сказать нам, если вы поверите в это, что он мог читать! Возможно, он был слишком мал, чтобы знать природу лжи, однако я чувствовала, что мой долг состоял в том, чтобы он понял ее. Когда он стоял на своем, я отшлепала его. Ребенок обладал замечательной памятью, и, вероятно, он думал, что все, что там было, было чтением. Ну вот! Я совсем не хочу хвастаться своей жестокостью, - сказала миссис Дэвис с очаровательной улыбкой. - Уверяю вас, доктор Уэллес, это был болезненный опыт для меня. У нас очень мало поводов для наказаний. Тимоти хороший мальчик.
      Уэллес тихо проговорил, что он был уверен в этом.
      - Тимоти, сейчас ты можешь заняться разноской своих газет, - сказала миссис Дэвис. - Я уверена, доктор Уэллес извинит тебя. - И она устроилась для приятной продолжительной беседы о своем внуке.
      Тимоти, казалось, был для нее зеницей ока. Он был спокойным мальчиком, послушным мальчиком и умным мальчиком.
      - Конечно, у нас есть свои правила. Я никогда не позволяла Тимоти забывать, что, как гласит добрая старая пословица, дети должны быть видны, но не слышны. Когда он впервые научился кувыркаться, ему было тогда три или четыре годика, он все время подходил ко мне со словами: "Бабуля, посмотри на меня!" Я просто должна быть твердой с ним. "Тимоти, - сказала я, - давай прекратим это! Это просто стремление произвести эффект. Если тебя забавляет кувыркание, ну и прекрасно. Однако мне совсем не интересно смотреть, как ты без конца проделываешь это. Кувыркайся, если тебе это нравится, но не требуй восхищения".
      - Вы никогда не играли с ним?
      - Конечно играла. И это было также удовольствием для меня. Мы, мистер Дэвис и я, научили его многим играм и многим видам ручной работы. Мы читали ему сказки и учили его стихам и песням. Я прошла специальный курс по работе в детском саду, чтобы занять ребенка, и должна признать, что это также развлекало и меня! - добавила бабушка Тима, улыбаясь воспоминанию. Мы делали дома из зубочисток, в углах которого помещали шарики из клея. Его дедушка брал его с собой на прогулки и в поездки. У нас больше нет автомобиля, потому что зрение у моего мужа стало немного ухудшаться, так что сейчас гараж - это мастерская Тима. Мы сделали в нем окна и дверь, а ворота заколотили гвоздями.
      Вскоре стало ясно, что жизнь Тима, каким бы то ни было образом, не была такой уж суровой. У него была своя собственная мастерская, а наверху, рядом со спальной, была своя собственная библиотека и кабинет.
      - Он держит свои книги и ценные предметы здесь, - сообщила бабушка, его собственный маленький приемник и его учебники, и его пишущая машинка. Когда ему было всего лишь семь лет, он попросил у нас пишущую машинку. Он старательный мальчик, доктор Уэллес, совсем ничего не ломает. А я читала, во многих школах пользуются пишущими машинками при обучении детей чтению и письму, и правописанию. Вы понимаете, что слова выглядят также, как напечатано в книгах, затрачивается меньше мышечных усилий. Поэтому его дедушка приобрел для него прекрасную бесшумную пишущую машинку, которую Тим очень полюбил. Я часто слышу ее мягкий стук, когда прохожу через холл. Тимоти содержит свои комнаты в порядке, а также свою мастерскую. Это его собственное желание. Вы знаете, каковы ребята - они терпеть не могут, когда другие суют свой нос в их вещи. "Очень хорошо, Тимоти, - сказала я ему, - если я увижу, что ты сам со всем хорошо справляешься, никто не будет входить в твои комнаты; но их следует содержать в чистоте". И он делает так в течение нескольких лет. Тимоти очень аккуратный мальчик.
      - Тимоти ничего не говорил о сортировке газет, - заметил Уэллес. - Он сказал только о том, что после школы играет с другими мальчиками.
      - О да, он играет, - сказала миссис Дэвис. - Он играет до пяти часов, а затем разносит свои газеты. Если он задерживается, дедушка идет и зовет его. Школа расположена не очень далеко отсюда, и м-р Дэвис часто спускается и наблюдает за игрой мальчишек. Разноска газет - это способ Тимоти зарабатывать деньги для кормления своих кошек. Интересуетесь ли вы кошками, доктор Уэллес?
      - Да, мне очень нравятся кошки, - ответил психиатр. - Многие ребята больше предпочитают собак.
      - Когда Тимоти был еще совсем маленьким, у него была собака, колли, ее глаза увлажнились. - Мы все горячо любили Раффа. Но я уже немолода, выращивать и дрессировать собаку трудно. Тимоти то в школе, то в лагере бойскаутов ["Бойскауты Америки" - военизированная организация для мальчиков (создана в 1910 году); делится на несколько групп], то он занят еще чем-то важным, и я подумала, что будет лучше, если у него не будет другой собаки. Но вы хотели узнать о наших кошках, доктор Уэллес. Я развожу сиамских кошек.
      - Интересные домашние животные, - сердечно произнес Уэллес. - Моя тетя разводила их одно время.
      - Тимоти нежно любит их. Три года назад он попросил меня о том, чтобы иметь пару черных персидских кошек. Сначала я решила нет, но нам нравится делать приятное ребенку, и он обещал сам смастерить для них клетки. В школе выходного дня он прошел курс плотницких работ. Поэтому ему разрешили завести пару красивых черных персидских кошек. Однако, самый первый помет оказался короткошерстным и Тимоти признался, что скрестил свою кошку с моим сиамским котом, чтобы посмотреть, что получится. И еще хуже, он спарил своего кота с одной из моих сиамских кошечек. Я едва удержался от того, чтобы наказать его. Но в конце концов, я могла видеть, что ему интересен результат такого скрещивания. И конечно, я сказала, что этих котят надо уничтожить. Второй помет был точно такой же, как первый - все котята черные с короткой шерстью. Но вы знаете, каковы дети. Тимоти упросил меня оставить их в живых, ведь это были его первые котята. Три котенка в одном помете и два - в другом. Я сказала ему, что он может сохранить их, если он будет полностью о них заботиться и будет ответственным за все расходы. Он подстригал газоны, бегал по поручениям, мастерил небольшие скамеечки для ног и книжные полки на продажу, делал всевозможное другое, и, вероятно, тратил также свои карманные деньги. Но сохранил котят, у него был целый ряд клеток во дворе рядом с его мастерской.
      - А их детище? - поинтересовался Уэллес, который не мог понять, какое отношение все это могло иметь к главному вопросу. Однако он охотно слушал все, что могло бы дать хоть какую-то информацию.
      - Одни котята казались чисто персидскими, другие - чисто сиамскими. Он настаивал на выращивании последних, хотя, как я уже объяснила ему, было бы нечестно их продавать, так как они были нечистой породы. Порядочное количество котят - черных с короткой шерстью, и этих мы уничтожим. Но довольно о кошках, доктор Уэллес. Боюсь, что я слишком много говорю о своем внуке.
      - Я могу видеть, что вы очень гордитесь им, - сказал Уэллес.
      - Должна признаться, что очень. Ведь он умный мальчик. Когда он разговаривает с дедушкой, а также и со мной, он задает очень умные вопросы. Мы не поощряем его высказывать свое мнение, я ненавижу самоуверенность и наглость в маленьких мальчишках, и тем не менее я считаю, что это очень хорошее мнение для ребенка его возраста.
      - Со здоровьем у него всегда было все в порядке? - задал вопрос Уэллес.
      - В целом да, в порядке. Я говорила ему о важности упражнений, игр, здоровой пище и разумном отдыхе. У него было несколько обычных детских болезней, ничего серьезного. Он никогда не простужался. Конечно, он, как и мы, принимает уколы от простудных заболеваний дважды в год.
      - Волнуется ли он из-за уколов? - спросил Уэллес так небрежно, как мог.
      - Ничуть. Я всегда утверждаю, что он, несмотря на свой юный возраст, показывает пример, которому мне трудно следовать. Я до сих пор отступаю и на самом деле немного боюсь тяжелых испытаний.
      Уэллес взглянул в сторону двери при внезапном легком шорохе.
      Тимоти стоял там и он слышал. И вновь страх был запечатлен на его лице, а в глазах светился ужас.
      - Тимоти, - сказала его бабушка, - не пяль глаза.
      - Извините, сэр, - удалось произнести парнишке.
      - Ты разнес все газеты? Я и не представляла себе, что мы беседуем в течение часа, доктор Уэллес. Не хотели бы вы посмотреть на кошечек Тимоти? - любезно поинтересовалась миссис Дэвис. - Тимоти, проводи доктора Уэллеса посмотреть твоих зверушек. Мы столько говорили о них.
      Уэллес вывел Тима из комнаты так быстро, как только мог. Подросток повел по дороге вокруг дома в боковой дворик, где стоял бывший гараж.
      Здесь ученый остановился.
      - Тим, - сказал он, - ты можешь не показывать мне своих кошек, если ты не хочешь этого.
      - О, с этим все в порядке.
      - Является ли это частью того, что ты скрываешь? Если это так, то я не хочу их видеть до тех пор, пока ты не будешь готов показать их мне.
      Тим взглянул на него при этих словах.
      - Спасибо, - произнес он. - Я не возражаю против того, чтобы показать вам кошек. Я совсем не против этого, если вы действительно любите кошек.
      - Я действительно люблю их. Но, Тим, вот что мне бы хотелось узнать: Ты ведь не боишься иглы. Не мог бы ты сказать мне, почему ты испугался... почему ты сказал, что испугался... моего укола? Того укола, который я обещал не делать тебе в конце концов?
      Их глаза встретились.
      - Вы не расскажете? - спросил Тим.
      - Не расскажу.
      - Потому что это был пентотал. Так ведь?
      Уэллес слегка ущипнул себя. Да, он не спал. Да, вот он, этот малыш, спрашивающий его о пентотале. Малыш, который... Да, определенно, этот малыш знал об этом лекарстве.
      - Да, это был он, - ответил Уэллес. - Очень малая доза. Ты знаешь, что это такое?
      - Да, сэр. Я... Я читал об этом где-то. В газетах.
      - Оставим это. У тебя есть секрет - что-то такое, что ты хочешь скрыть. Это то, чего ты боишься, не так ли?
      Мальчик кивнул, не говоря ни слова.
      - Если что-то не так или могло быть не так, возможно я мог бы помочь тебе. Прежде всего, ты захочешь узнать меня получше. Ты захочешь удостовериться в том, что можешь доверять мне. Я буду рад тебе помочь, в любое время, когда ты попросишь, Тим. Но я могу столкнуться с такими вещами, как только что. Одно бесспорно - я никогда не разглашаю секретов.
      - Никогда?
      - Никогда. Врачи и священники не раскрывают тайн. Врачи редко, священники никогда. Думаю, что я больше похож на священника из-за рода моей деятельности.
      Он опустил глаза на склоненную мальчишескую голову.
      - Помогаю тем, кто напуган до смерти, - очень мягко проговорил психиатр. - Помогаю попавшим в беду, вновь привожу дела в порядок, устраняю разногласия, разбираю путаницу. Это то, что я делаю, когда могу. И я ничего никому не рассказываю. Это только между этим человеком и мною.
      "Но, - добавил он про себя, - я должен узнать. Я должен узнать то, что мучает этого ребенка. Миссис Пейдж права - он нуждается во мне".
      Они отправились смотреть кошек.
      Там были сиамские кошки в своих клетках и были персидские в своих клетках, и были там, в нескольких маленьких клетках, короткошерстные кошки со своим гибридным пометом.
      - Мы возьмем их в дом или выпустим их в эту большую клетку, чтобы они поупражнялись, - объяснил Тим. - Я беру своих иногда в свою мастерскую. Это все мои. Бабушка держит своих в солярии.
      - Никогда бы не сказал, что они не чистокровные, - заметил Уэллес. Какие, сказал ты, были чистокровными персидскими? Есть здесь их котята?
      - Нет. Я продал их.
      - Я бы хотел купить одного. А эти выглядят точно так же - нет никакой разницы для меня. Я хочу домашнее животное и не буду использовать его для разведения потомства. Не продашь ли ты мне одного из этих?
      Тимоти покачал головой.
      - Мне жаль. Я всегда продаю только чистокровных.
      И только теперь Уэллес начал понимать, с какой задачей он столкнулся. Очень смутно он увидел ее, с радостью, облегчением, надеждой и с воодушевлением.
      - Почему нет? - настаивал Уэллес. - Я могу подождать чистокровного, если ты хочешь, но почему бы не один из этих? Они выглядят точно такими же. Может быть, они будут еще интереснее.
      Тим смотрел на Уэллеса в течение долгой, длинной минуты.
      - Я покажу вам, - промолвил он. - Обещаете подождать здесь? Нет, я разрешу вам зайти в мастерскую. Подождите минутку, пожалуйста.
      Парнишка вытащил из-под куртки ключ, который висел на цепочке, и открыл дверь своей мастерской. Он вошел внутрь, закрыл дверь, в течение нескольких минут Уэллес мог слышать его передвижения. Затем Тим подошел к двери и подозвал кивком головы.
      - Не говорите бабушке, - попросил Тим. - Я еще не сказал ей. Если он выживет, я на следующей неделе расскажу ей.
      В углу мастерской под столом стояла коробка, а в коробке была сиамская кошка. При виде незнакомца она попыталась спрятать котят, но Тим осторожно поднял ее и Уэллесу стало видно. Два котенка были похожи на маленьких белых крыс с хвостами, как веревка, и с пятнистыми лапками, ушками и носиками. А третий, да, обещал вырасти совершенно другим. Он обещал вырасти в красивую кошечку, если выживет. У него был белый шелковистый мех, как у самой лучшей персидской кошки, и уже явно проступали отметины сиамской кошки.
      Уэллес затаил дыхание.
      - Мои поздравления, старина! Ты еще никому не рассказал?
      - Она еще не готова к показу. Ей нет и месяца.
      - Но ведь ты собираешься ее показывать?
      - О да, бабушка будет потрясена. Она полюбит ее. Может быть появятся еще. - Ты знал, что это могло бы произойти. Ты сделал так, чтобы это произошло. Ты с самого начала планировал все это, - заявил Уэллес.
      - Да, - признался мальчуган.
      - Как ты узнал?
      Мальчуган отвернулся.
      - Я прочитал об этом где-то, - ответил Тим.
      Кошка запрыгнула обратно в коробку и принялась обхаживать своих малышей. Уэллесу показалось, что он больше не сможет выдержать. Не глядя ни на что в мастерской, а все было спрятано под кусками брезента и газетами, он направился к выходу.
      - Спасибо тебе, Тим, за то, что ты мне показал, - поблагодарил он. А когда ты будешь продавать какого-нибудь вспомни обо мне. Я подожду. Я хочу похожего на этого.
      Мальчуган вышел вслед за ним и тщательно запер дверь.
      - Но Тим, - проговорил психиатр, - ты ведь испугался не потому, что я узнал это. Мне ведь не потребовалось лекарство, чтобы заставить тебя рассказать об этом, не так ли?
      Тим осторожно ответил:
      - Я не хотел рассказывать об этом до тех пор, пока не был готов. Бабушка, действительно, должна была узнать первой. Но вы заставили меня рассказать вам.
      - Тим, - серьезно сказал Питер Уэллес, - мы снова встретимся. Чего бы ты не боялся, не бойся меня. Я часто отгадываю тайны. Я уже на пути отгадки твоей.
      Но никому другому не нужно даже знать об этом.
      И он быстро пошел домой, время от времени насвистывая про себя. Может быть, он, Питер Уэллес, был самым счастливым человеком в мире.
      Едва он начал беседу с Тимоти при следующем посещении мальчуганом кабинета врача, как в холле зазвонил телефон. При возвращении, когда он открыл дверь, он увидел книгу в руках Тима. Мальчик сделал движение, чтобы спрятать ее, но передумал.
      Уэллес взял книгу и взглянул на нее.
      - Хочется побольше узнать о Роршахе, а? - спросил он.
      - Я увидел ее на полке. Я...
      - О, все в порядке, - сказал Уэллес, который преднамеренно оставил книгу рядом с тем стулом, который бы занял Тим. - Но в чем дело с библиотекой?
      - У них есть несколько книг об этом, но они стоят на закрытых полках. Я не мог взять их, - сказал Тим, не думая, затем он спохватился.
      Но Уэллес ответил спокойно:
      - Я возьму одну для тебя. Она будет у меня когда ты придешь в следующий раз. Возьми сегодня с собой эту, когда будешь уходить. Тим, я имею в виду то... что ты можешь доверять мне.
      - Я ничего не могу сказать вам, - ответил мальчуган. - Вы узнали несколько вещей. Я хочу... ой, я не знаю, чего я хочу! Мне лучше остаться одному. Мне не нужна помощь. Может быть, я никогда не захочу. А если захочу, можно ли мне тогда придти к вам?
      Уэллес подтянул стул и медленно сел.
      - Может быть, это был бы самый лучший выход, Тим. Но зачем же ждать, когда упадет топор? Я мог бы помочь тебе избежать того, чего ты боишься. Ты можешь дурачить людей своими кошками; говорить им, что ты водишь их за нос, чтобы посмотреть, что получится. Но ты не можешь обманывать всех людей все время, они расскажут мне. Может быть, с моей помощью ты бы смог.
      Или с моей поддержкой нагоняй был бы меньше. Меньше для твоих бабушки и дедушки тоже.
      - Я не сделал ничего плохого!
      - Я начинаю верить в это. Но вещи, которые ты стараешься спрятать, могут выйти наружу. Этот котенок - ты смог спрятать его, но ты не захочешь этого. Тебе придется пойти на риск, чтобы показать его.
      - Я скажу им, что прочитал об этом где-то.
      - В таком случае это неправда. Думаю, что так. Ты это вычислил.
      Наступила тишина.
      Затем Тимоти Пол сказал:
      - Да. Я вычислил это. Но это моя тайна.
      - Она в безопасности со мной.
      Однако паренек все еще не доверял ему. Вскоре Уэллес узнал, что его проверяли. Тим забрал книгу домой, потом вернул ее, взял библиотечные книги, которые Уэллес достал для него, и в нужный срок также вернул их. Но говорил он мало и все еще был осторожен. Уэллес мог говорить обо всем, о чем хотел, но из Тима он вытянул мало или почти ничего. Тим рассказал все, что собирался рассказать. Он говорил о ни о чем, за исключением того, о чем говорил бы любой мальчишка.
      Спустя два месяца после этого, в течение которых Уэллес видел Тима официально один раз в неделю, а неофициально несколько раз, показываясь на школьной спортивной площадке, чтобы следить за играми, или встречая Тима при разноске газет и угощая его газированной водой после окончания разноски, Уэллес узнал очень мало нового. Он делал новые попытки. В течение этих двух месяцев он больше не проводил расследований, он уважал молчание парнишки, пытаясь дать ему время узнать его получше и довериться ему.
      Однажды он спросил:
      - Тим, что ты собираешься делать, когда вырастешь? Будешь разводить кошек?
      Тим рассмеялся, отрицая.
      - Я еще не знаю что. Иногда думаю об одном, иногда о другом.
      Это был обычный мальчишеский ответ. Уэллес не принял его во внимание.
      - Чем больше всего тебе хотелось бы заниматься? - спросил он.
      Тим стремительно подался вперед.
      - Тем, чем вы занимаетесь! - воскликнул он.
      - Полагаю, что ты изучил этот вопрос, - сказал Уэллес так небрежно, как мог. - Тогда ты, может быть, знаешь, что прежде, чем кто-нибудь сможет делать то, что я делаю, он должен пройти через это сам, как пациент. Кроме того, он должен изучить медицину и, конечно, он должен быть вполне образованным врачом. Ты еще не можешь этого. Но ты можешь начать работать сейчас, как пациент.
      - Зачем? Для опыта?
      - Да. И для лечения. Ты должен мужественно встретиться со страхом и победить его. Ты должен будешь исправить много других вещей или, по крайней мере, смело встретиться с ними.
      - Мой страх исчезнет, когда я вырасту, - сказал Тимоти. - Я думаю, что он исчезнет.
      - Ты можешь быть уверен в этом?
      - Нет, - признался мальчуган. - Я точно не знаю, почему я боюсь. Я только знаю, что ДОЛЖЕН скрывать что-то. Это плохо?