– Уже скоро, – сказал мне Павел, которому надоело молчать.

Действительно, минут через пять мы причалили к лесистому берегу метрах в трехстах от лагеря. Отсюда его видно не было, так что пленные были уверены, что мы уже находимся где-то далеко.

– Снимай мешки! – весело распорядился сопровождающий. Люди засуетились и начали поспешно освобождаться от душной холстины.

Мы с Павлом первыми вышли на берег, за нами потянулись остальные.

Ваня с нахальчиком уже поняли, что оказались на воле, но женщины и датчанин продолжали, затравлено озираться, опасаясь какого-нибудь подвоха со стороны разбойников.

– Все в порядке, вы на свободе, – сказал я в ответ на их вопросительные взгляды, – я с атаманом обо всем договорился.

– Ваши лошади там, кивнул гребец в сторону высоких деревьев. – Смотрите, больше нам не попадайтесь, в другой раз так легко не отделаетесь!

Не дожидаясь ответа, парень оттолкнулся от берега и повел лодку дальше, вглубь болота, видимо, только для того, чтобы окончательно запутать бывших пленных. Мы всемером, остались одни.

– Пошли, – просто сказал я и, не оглядываясь, направился к указанным гребцом деревьям. Остальные, еще не осознав до конца, что все плохое позади, медлили, видимо, не умея сразу воспользоваться обретенной свободой.

– Давайте быстрее! – крикнул я, обернувшись, и вся ватага, обгоняя друг друга, бросилась прочь от опасного места.

– Как тебе это удалось? – спросила, заглядывая мне сбоку в лицо, царевна.

– Очень просто, – ответил я, не собираясь вдаваться в подробности, – всего-навсего, выкупил вас.

– Но как же? – продолжила Ксения, но тут загалдели остальные, спеша после пережитого страха выплеснуть эмоции, и она больше ничего не спросила.

Только двое по прежнему шли молча, Павел и незнакомка. Девушка продолжала жаться к царевне, и было видно, что вообще ничего не понимает, ни кто мы, ни почему ее вдруг отпустили, ни чем ей это может грозить. Мы дошли до деревьев, где, как и было обещано, оказались привязанными к стволам деревьев мой донец и Ванина кобыла. Лошади, увидев людей, заволновались, а мой скакун потянул в мою сторону морду, рассчитывая на лакомство. Я дал ему припасенный кусок круто посоленного хлеба, и он, осторожно взяв его мягкими губами, благодарно фыркнул и замотал головой.

– Ну, вот и все. Теперь идем в деревню вот к этому человеку, – указал я на Павла, – там вы отдохнете, помоетесь, и тогда уже будем решать, что делать дальше. Девицы поедут на лошадях, а мы пойдем пешком.

Против такого расклада никто не возразил, хотя мне показалось, что Ксюшин немец посмотрел на меня удивленно. Отношение к женщинам на Руси, да и в Европе, были еще далеки от совершенных, так что ему, возможно, показалось странным, что он, аристократ, будет бить ноги, а неизвестная девка поедет на лошади. Однако, возможно, я и ошибался в его, в тот момент, не совсем беспристрастной оценке.

Задерживаться в разбойном лесу никто не хотел, потому никого и не пришлось подгонять. Недавние пленники старались как можно скорее уйти отсюда подальше. Павел, как местный житель, пошел вперед, показывать дорогу, за ним следовал я, держа в поводу своего донца с совершенно растерянной девицей, следом датчанин вел Зорьку с царевной в седле и замыкали шествие Ваня с Тарасом Макаровичем.

Не знаю, крутил ли и путал следы мой Иванушка-дурачок, но путь в деревню оказался довольно длинным. Правда, вел он нас хорошо протоптанными тропинками, на которых только изредка попадались поваленные деревья, так что прогулка получилась не утомительной. День как начался, так и остался теплым и солнечным, так что никто не роптал и не жаловался на усталость.

Переговорить с Ваней и расспросить его, как его содержали разбойники, пока не было возможности, он шел последним. Со своей будущей наложницей мне так же наладить контакт не удавалось. Она сидела на лошади как истукан, держалась обеими руками за высокую луку казацкого седла и смотрела куда-то вверх.

– Скоро дойдем! – наконец сообщил Павел. – В деревне не говорите, где были, а то не далеко и до греха!

Что он имеет в виду под «грехом», хитрован не сказал. Единственным изо всех нас замазанным в связях с разбойниками был он один, так что наше молчание было выгодно только ему.

– А там есть баня? – спросила Ксения, когда я обернулся назад.

– Павел! – окликнул я проводника. – У тебя есть баня?

– Как же без бани! – весело ответил он. – Как придем, сразу же прикажу истопить.

Кому он собирается приказывать, я не знал, как я понимал из прежних разговоров, он жил один. Если, конечно, он не врал о себе все от начала до конца.

Когда мы дошли, было уже начало дня, и в деревне, как и накануне, народа не оказалось. Все крестьяне или прилежно трудились в полях и лугах, в чем я уже начал сомневаться, или занимались более прибыльными видами бизнеса. До самой Павловой избы нам не попалось ни одного живого человека. Теперь, когда мы оказались в самом селении, все сразу повеселели. Во дворе я помог «наложнице» слезть с высокого донца. Девушка еще не совсем пришла в себя, но стала значительно спокойнее. Она, когда оказалась на земле, даже слегка мне улыбнулась. Надо сказать, что теперь, когда она не дралась, девица стала выглядеть вполне пристойно.

– Идите в избу, отдыхайте, – распорядился хозяин, когда гости, столпившись посередине двора, ожидали дальнейшего развития событий. – А нам нужно расчесться, – тихо добавил он, многозначительно глядя мне в глаза.

Я понял его сомнения в моей состоятельности и пообещал:

– Иди, решай вопросы с едой и баней, а когда все устроишь, сразу же получишь деньги.

В тот момент рассчитаться я с ним не мог, моя «мошна» была спрятана в его же горнице, и мне не хотелось пробуждать у жулика ненужных иллюзий по поводу возможного легкого заработка методом ночного грабежа. Денег у меня было еще много, и от вида такого «богатства» вполне могло снести крышу и у более порядочного человека.

Павел недовольно пожал плечами и пошел решать наши бытовые проблемы, а разношерстная компания начала размещаться и устраиваться в избе. Делать здесь внутри в теплый солнечный день было нечего, но людям хотелось стабильности, а стены всегда придают большую уверенность в безопасности и создают чувство защищенности. Потому все расселись по лавкам, настороженно молчали, не зная, чем здесь можно заняться.

Компания оказалась такая разнородная, что говорить, кроме как об общем плене, им было не о чем.

– Как с вами обращались? – спросил я Ваню. Однако вместо него затараторил оживший Тарас Макарович.

– Мы бы не за что не дались, да кобыла ногу подвернула. Я спрыгнул на землю и пошел класть их одного за другим. Иван тоже не подкачал. Раскатали человек десять! Если бы ты не сбежал, то мы никогда бы не сдались. Надо было тебе подскочить с тыла, вот мы бы им задали!

– Ничего обращались, – дождавшись, когда у Тараса кончится воздух, и он на мгновение замолчит, ответил Ваня, – не били, и кормили хлебушком.

– А вас как задержали? – спросил я датчанина.

Он сидел рядом с Ксенией, нежно на нее поглядывая, и не сразу смог понять, что я у него спрашиваю. Наконец перевел для себя вопрос и, с трудом подбирая русские слова, рассказал:

– О, мы с принцессой скакали как ветер, но разбойники уронили дерево на дорогу. Наши кони очень сильно испугались. Я бился, но их было слишком много, и пришлось сдаться на волю победителя!

– А ты? – спросил я «наложницу».

Девушка посмотрела на меня и вдруг заплакала. Сначала слезы просто текли по ее щекам, но постепенно она вошла в раж и начала всхлипывать. Это вышло достаточно неожиданно, никто ее здесь не обижал, и теперь, после спасения, плакать было совершенно не обязательно. Царевна села рядом с ней на лавку и обняла за плечи. Девушка прижалась к Ксениной груди и разразилась такими рыданиями, что все встали со своих мест, не зная, что с ней делать.

– Принеси ей воды, она там, в сенях, в бочке, – попросил я Ваню.

Тот бросился в сени, датчанин, сидевший к девушке ближе всех, начал неловко гладить ее по плечу, а я стоял, ждал, когда, наконец, рында принесет воду. Тот чем-то громыхнул и вернулся с целым ухватом. Все засуетились и общими усилиями отпоили бедолагу.

Снова расспрашивать, как она попала к разбойникам, я поостерегся, поинтересовался только ее именем, чтобы было, как к ней обращаться. Даже такой простой вопрос заставил девушку учащенно задышать, однако она справилась с собой и назвалась Натальей. Было похоже на то, что у нее совсем сдали нервы. Как только исчезла реальная опасность, началась бурная, совершенно неадекватная реакция на все окружающее.

Пока мы общими усилиями приводили Наталью в чувство, вернулся Павел с какой-то женщиной. Та сразу же взялась обихаживать нашу компанию, накрыла стол и повела себя как хозяйка. Павел в ожидании расчета заметно нервничал, крутился вокруг меня, заглядывал в лицо и бросал красноречивые взгляды. Чтобы не испытывать его терпение, я позвал хитреца во двор и отдал оговоренные деньги. Почувствовав в руке серебро, мужик буквально расцвел, засуетился и побежал лично топить нам баню.

Похоже, что жизнь постепенно налаживалась. Эту ночь в любом случае нам нужно было провести здесь, у Павла. Дело шло к вечеру, и ездить по дорогам в такое неспокойное время, на ночь глядя, никто не хотел. Мне пока было непонятно, что собираются делать после освобождения Ксения со спутником. Возвращаться в Москву ей было опасно, а пробираться за границу без сопровождения, вдвоем, тем более. Поговорить наедине нам пока никак не удавалось. Все толклись скопом, а выйти вместе со мной во двор она или не догадывалась, или не хотела. Следующим сложным вопросом было, что делать со случайно обретенной «наложницей». Чтобы что-то с ней решить, нужно, как минимум, разобраться в обстоятельствах ее жизни, она же пока не говорила ничего внятного. Я слонялся между бывшими пленниками, не зная, куда приткнуться, и только выпала возможность, попросил царевну узнать хотя бы, кто такая эта Наталья, и есть ли у нее родственники.

Между тем, крестьянка пригласила всех к столу. Голодных пленников не пришлось упрашивать, и они как волки накинулись на самые обычные крестьянские кушанья. Я после давешних атаманских деликатесов к простой пище отнесся, можно сказать, скептически и кислые щи хлебал больше за компанию. Разговоров, как и положено в приличном обществе, за едой не вели; все, включая царевну, ели из общей миски, черпали ложками, соблюдая очередность. Когда с едой покончили, Павел пригласил гостей в баню. Судя по короткому времени, она еще нормально не натопилась, но ждать, пока жар будет отвечать строгим правилам банного искусства, ни у кого не было желания. Потому, разделившись по половому признаку, гости скоренько и быстро смыли с себя грязь и пыль пленения, после чего вповалку улеглись спать.

Опять так сложилось, что поговорить с Ксенией наедине мне никак не удалось, и пришлось все проблемы отложить на утро. Надо сказать, я и сам за последние дни так намотался, что только преклонил голову, как сразу же заснул. Ночь, слава Богу, прошла спокойно. Никто на нас не покусился, и даже Павел не пытался присвоить мой мешок с серебром. Его мне пришлось на всякий случай спрятать на теле под рубахой.

Утром сразу же начались какие-то непонятки: нахальчик стал уединяться и о чем-то подолгу шептаться с датчанином; Ксения наконец созрела для разговора, отозвала меня в сторонку и сказала, что им с Эриком, так, оказывается, звали ее зарубежного хахаля, нужны лошади, и они очень рассчитывают, что я им уступлю своего донца и Ванину кобылу; крестьянка, та, что занималась хозяйством, ходила и бухтела что у нее, де, прямо из печи пропал котел с кашей; Наталья пребывала в несознанке и отказывалась что-либо о себе сообщать! Короче говоря, все расстроилось так, что мне оставалось только метаться по избе и посильно реагировать на все новые и новые неожиданности.

Какие бы высокие отношения у нас раньше не были с царевной, отдать ей свою лошадь я не хотел. Те, у кого когда-нибудь были домашние животные, меня поймут. Друзей не дарят! Вместо донца и Зорьки, я предложил сладкой парочке купить других лошадей, благо денег на это у меня хватало. Ксения взвилась, обиделась и от моей помощи отказалась. Жест получился красивый, но так как у них за душой не было ни гроша, немного непродуманный. Бабе с ее пропавшей кашей я дал несколько медяков и велел купить новый горшок и не морочить мне пустяками голову. Тарасу же Макаровичу попросту пообещал, если он не прекратит плести интриги, оторвать башку или вернуть его разбойникам.

Только к обеду страсти немного улеглись, но ни одна проблема пока не была окончательно решена. Мы по-прежнему оставались в доме Павла, и, как раньше, я не знал, что делать с Ксенией и «наложницей». Нужно было рубить Гордиев узел, иначе мы так и будем сидеть, ждать у моря погоды. Потому я попросил всех участников исхода и заинтересованные лица собраться за столом.

– Нам нужно решить, что мы будем делать дальше, – сказал я, когда собрание после небольших проволочек все-таки началось.

Все молча ждали, что я скажу дальше.

– Оставаться всем вместе нам нельзя, – продолжил я. – У всех свои дела и дороги, потому давайте расходиться. Ксении с Эриком я могу предложить помощь в покупке лошадей и дать денег на дорогу. Наталья должна сама сказать, чем мы можем ей помочь. Тарасу Макаровичу уже пора отправиться восвояси. Я выкупил его из плена и больше мне помочь ему нечем.

Высказавшись, я сел и выжидающе смотрел на остальных участников совещания. Все продолжали молчать.

– Так что мы будем делать дальше ? – опять спросил я.

– Мне идти некуда! – неожиданно первой горячо воскликнула Наталья. – Если вы меня прогоните, то мне лучше утопиться!

Сообщив свое решение, она опять, как и вчера, разрыдалась.

– Хорошо, – сказал я, – хотя бы с одной разобрались. Если ты ничего не хочешь о себе говорить, то можешь идти топиться. Ксения с Эриком, что вы можете сказать?

– Мы хотим иметь ваших лошадей, – вместо царевны ответил датчанин. – У нас нет такой породы, и мы получим за такой конь много денег, хотя у нас конь лучше, чем у вас.

Беспардонная европейская простота меня на этот раз не умилила, и я отрицательно покачал головой, а потом озвучил свое решение:

– Своих коней я вам не отдам, – без политеса, прямо сказал я.

Эрик надулся, а Ксения вспыхнула, дернула плечом и отвернулась. Ощущение было такое, что мы с ней разводимся и делим имущество.

И вообще было похоже, что никто не хотел никаких обсуждений, каждый чего-то ждал от других, даже не пытаясь объяснить толком свою позицию. Мне ничего не осталось, как поставить всех перед фактом:

– Если больше никто не хочет говорить, то прощайте, мы уезжаем. Иван, иди, запрягай лошадей.

Ваня вскочил и выбежал из избы. Как и мне, ему было жалко расставаться со своей лошадью.

Только после того, как за ним захлопнулась дверь, наконец, дело сдвинулось с мертвой точки:

– Ты не можешь меня так бросить! – возмущённо воскликнул Тарас Макарович. – И это после того, что я для тебя сделал!

Я только вытаращил на него глаза, Вступать с ним в полемику по любому поводу было бы полным идиотизмом. Его нужно была просто отлупить.

– Алексей! – звенящим голосом воскликнула царевна. – Ты предаешь меня во второй раз!

И на это заявление мне нечего было ответить.

– Хорошо, но я тогда утоплюсь! – одновременно с ней сказала Наталья.

– Все высказались? – подытожил я. Никто не ответил.

– Тогда прощайте.

Я встал и направился к выходу, но был остановлен несостоявшейся наложницей:

– Я скажу, – негромко произнесла она, – только чтобы никто не слышал.

Мне показалось, что присутствующие тотчас забыли о своих разочарованиях и навострили уши. Однако девушка обращалась только ко мне и не собиралась откровенничать при всех.

– Хорошо, – согласился я, – поговорим во дворе.

Мы с Натальей вышли из избы и пошли в конец двора к бане. Вслед за нами направились все остальные. Это выглядело так смешно, что я с трудом удержался от улыбки. Однако пришлось принять «волевое решение»:

– Нам нужно поговорить наедине, а вы все подождите возле избы, – попросил я.

Все, кроме Тараса Макаровича, остановились. Он же, как будто не расслышал, подошел и остановился в двух шагах, правда, отвернулся от нас, будто находится тут сам по себе.

Ожив после плена, нахальчик спешно вернулся в свое прежнее амплуа. Мы с Натальей стояли и смотрели на него в упор, не начиная разговора. Потом я не выдержал:

– Тарас Макарович, а не пошел бы ты отсюда куда подальше!

– Вы мне не мешаете! – заверил он, задумчиво посмотрев на нас отсутствующим взором. – Я смотрю, тут очень хорошо растет трава!

– А ну, пошел отсюда! – рявкнул я, окончательно теряя терпение.

Наталья от крика сжалась, а нахальчик только осклабился:

– Чего ты сердишься, мы же все одна ватага!

Я не знаю, есть ли рецепт защиты против таких людей, или, чтобы отделаться от них их нужно только убить.

Что я вознамерился сделать, картинно вытаскивая из ножен саблю.

– Ладно, вы тут поговорите, а я пройду, пройдусь, – независимо заявил Тарас Макарович, медленно отступая от нас в сторону избы.

Наконец мы с Натальей остались наедине. Однако девушка вновь зажалась и смотрела на меня, как затравленный зверек.

Мне пришлось взять себя в руки и улыбнуться ей с фальшивой лаской:

– Не обращай на него внимания, он просто такой человек, понимает только грубость. Ты хотела мне что-то сказать?

Девушка напряглась, потом подняла на меня глаза и тихо, так, что я едва расслышал, сказала:

– Я боярская дочь!

Признание, несомненно, было сокровенное, но я не понял, почему оно такое тайное. Тем более, что в нашей компании находилась и царская дочь.

– Ну и что? – спросил я.

– Мой батюшка был боярином! – повторила она и опять замолчала.

– Он что, умер? – пришел я ей на помощь, пытаясь сдвинуть разговор с мертвой точки.

– Нет! Что ты такое говоришь! – живо воскликнула она. – Почему он должен умереть?

– Ты же сказала, что он был боярином. Вот я подумал...

– Нет, просто он раньше был боярином, а теперь уже не боярин.

– Понятно. Ну и что?

Девушка ничего не ответила, посмотрела на меня полными муки глазами и опять собралась заплакать.

– Наташа, – заспешил я сбить ее со слезливого настроя, – ты так здорово дралась с разбойниками, что я подумал – ты очень смелая девушка!

– Правда? – слабо улыбнулась она.

– Да, правда. Ты меня, прости, но пока я не узнаю, в чем дело, не смогу тебе помочь. Если твой отец жив, может быть, отправить тебя домой?

– Нет! Лучше я утоплюсь!

Теперь хоть что-то становилось понятным, не иначе, как дело было в романтическом увлечении.

– А где теперь твой друг? – спросил я, пытаясь поймать ее на слове.

– Какой друг? – растерянно спросила она и покраснела.

– Тот, с которым ты убежала из дома.

– Откуда ты это знаешь? – испуганно воскликнула она. – Я никому не говорила...

– Просто догадался. Если ты не хочешь возвращаться домой, то этому должна быть причина. Она же может быть только одна: вы сбежали из дома и попали к разбойникам.

– Да, – едва слышно прошептала девушка.

– И куда же он тогда делся?

– Я не знаю, – грустно ответила она.

– Тогда расскажи все с самого начала, может быть, я пойму, где тебе его искать, – попытался я хоть как-то подтолкнуть рассказ.

– Он, я... – начала она, долго молчала, потом спросила: – А ты правда хочешь его найти?

Я, честно говоря, этого совсем не хотел. Девушка, когда пришла в себя и отмылась в бане, стала премиленькой. Так что в том, что она хороша собой, Чувак оказался прав. Но то, что я не очень интересовался ее возлюбленным, к ее внешним данным отношения не имело. Мне нужно было, вообще-то, спасать Россию, а не устраивать личное счастье первой встречной красотки. Однако объяснять все это боярышне было слишком долго, да и ни к чему хорошему не привело бы, пришлось соврать:

– Конечно, хочу.

– Правда! – обрадовано воскликнула она. – А я сначала думала, что ты хочешь делать со мной то же, что и разбойники!

– А они это делали? – осторожно поинтересовался я, поймав себя на мысли, что и, на самом деле, хочу того же самого. Причем, даже очень.

– Я не знаю, – сказала Наталья, отводя взгляд. Ответ был достоин девичьей скромности, однако достаточно внятный, чтобы понять, что самое страшное, что может случиться с девичьей честью, уже произошло.

– Так ты, поэтому не хочешь возвращаться домой?

– Я боюсь, что батюшка меня убьет, – со слезой в голосе ответила она.

– Ну, ему можно ничего и не говорить, откуда он узнает, – коварно подсказал я лучший способ обмана родителей. – Тем более, что от этого не всегда бывают последствия, – добавил я, без уверенности, что она поймет, что имеется в виду.

– Правда ничего не будет? – обрадовалась она. Этого я гарантировать, само собой, не мог, попытался выяснить процент опасности:

– Это было много раз?

– Нет, только один, – не поднимая глаз, после долгой паузы ответила она.

– Тем более. Может, и пронесет.

Потом я подумал, что дело может быть не столько в разбойниках, сколько в ее пропавшем возлюбленном.

– А со своим любимым ты этим занималась?

– Не знаю, – пряча глаза, пошла Наталья проторенной тропой.

– И часто?

– Да, – еле вымолвила она.

Раскрыв все свои секреты, девушка облегчила душу и смогла улыбнуться. Потом успокоила меня насчет своей нравственности:

– Я знаю, что это делать грех...

– Ну, один Бог без греха. В старости замолишь.

Она не поняла скрытого юмора совета и решила разобраться со своими грехами тотчас:

– Как? Мне придется постричься в монахини?

– Это слишком. Будешь в храме, поставь свечку Пресвятой Богородице, она тоже женщина и, думаю, тебя поймет.

– Правда! – обрадовалась грешница. – А одной свечки хватит? Грехов-то у меня было...

Количество их, по девичьей скромности, Наталья не уточнила.

Я оказался не силен в теологии в части религиозных запретов и прощений на «сладкий» грех, чтобы назначать епитимьи.

Тем более, что я пока не полностью владел информацией о ее жизни, потому пришлось взять грех на свою душу:

– Думаю, хватит. В крайнем случае, покаешься на исповеди. Теперь рассказывай, куда делся твой друг.

– Я не знаю. Мы ночевали в лесу у костра. Я заснула, а когда утром проснулась, его там не было. Я ждала, ждала... Потом пошла его искать и заблудилась. Наверное, он вернулся, а меня там уже не было. Потом мне в лесу встретился какой-то человек. Он на меня набросился... я говорила. А потом отвел к разбойникам. Я хотела утопиться, но мне не дали. Тот их атаман сказал, что я теперь буду с ним. А потом меня отвели к вам и отпустили.

– Понятно, – сказал я, – значит, твой любимый пропал...

– Он тоже, наверное, как и я, заблудился, пошел за водой и не нашел дорогу назад...

– А кто он такой? – перебил я попытку девушки выгородить своего возлюбленного.

Наташа так задумалась, погружаясь в воспоминания, что глаза ее почти затуманились. Потом она смогла сосредоточиться и найти самые точные характеристики козлу, который ее соблазнил, увез из дома и бросил одну в лесу: – Он такой красивый, кудрявый и ласковый!

– Это и так понятно, кто он – боярин, подьячий, чем он в жизни занимается?

– Не знаю. Наверное, ничем. Афоня боярский сын, их имение рядом с нашим. Мы с ним встречались в лесу.

– Почему же он просто на тебе не женился?

– Его батюшка богатый, а мы... – Она, наверное, сначала хотела сказать «бедные», но потом подобрала более мягкий синоним. – ...не такие, как они.

– Ясно.

– Что тебе ясно? – насторожилась она.

– То, что твой боярский сын заблудился в лесу и боюсь, его будет сложно разыскать, И что же теперь с тобой делать? К батюшке ты возвращаться не хочешь, – Наташа энергично замотала головой, – родни, у которой ты могла бы пожить, у тебя тоже нет?

– Нет!

– Так что же с тобой делать?

– Не знаю... Можно я пока с вами побуду, может быть, мой Афоня найдется?!

– Побудь, – машинально ответил я, подумав, что начинаю играть с огнем. Ожившая боярышня казалась слишком хороша, а я был одинок и неприкаян. – Только как тебе будет жить вместе с мужчиной, не боязно?

– А почему я должна тебя бояться? Ты же хороший!

– Все мы хорошие, – пробормотал я, – пока спим... Ладно, теперь пойдем разбираться с остальными, там тоже неразрешимая любовная история.

Все время, пока мы с Наташей разговаривали, остальные пленники стояли малой кучкой, ожидая, чем наши переговоры кончатся. Не знаю, на что они рассчитывали, надеюсь, не на то, что я, узнав некую страшную тайну, буду гнать девушку пинками за ограду подворья, но когда мы плечо в плечо подошли к ним, на лицах отразилось разочарование. Влюбленная в датчанина Эрика Ксения смотрела на боярскую дочь с плохо скрытым гневом. Обычная позиция, когда женщинам всего бывает мало, особенно поклонников. Я решил сразу же взять быка за рога и сходу спросил датчанина:

–Ну, вы решили, что будете делать?

Эрик, скорчив недовольную мину, ответил:

– Мы имеем желание получить в подарок коней!

Два придурка, я имею в виду прагматичного европейца и бесшабашного отечественного нахала, на такой ограниченной территории – это было уже слишком. Однако я попытался решить проблему без использования грубых слов и выражений, непривычных причесанной Европе:

– Я имею желание купить вам с принцессой две лошади, – сказал я, строя фразу на западный манер, – но я не имею желания отдавать вам своих лошадей! Фирштейн?

Ксения, вот уж кто истинная женщина, тотчас встала на защиту любимого:

– Неужели в память, – она замялась, стесняясь при Эрике сказать, в память чего я должен делать им такие подарки, потому обошлась без уточнения, – неужели тебе не хочется сделать нам приятное?

– Это нужно обсудить, – глубокомысленно произнес я, – можно поговорить с тобой наедине?

Царевна вопросительно взглянула на Эрика. Тот, слишком вожделея к моему донцу, чтобы позволить себе ревность, согласно кивнул, и мы с царевной отошли на то же место, где недавно разговаривали с Натальей.

– Ну отдай ты ему этих лошадей! – нормально, без недавних ломаний, попросила она. – Он же все равно не отстанет.

– Зачем тебе сдался этот, этот... – Я попытался вспомнить подходящее по смыслу старорусское слово, но ничего соответствующего понятию «идиот» в лексиконе еще не было, пришлось рискнуть показаться шовинистом. – ...этот юродивый датчанин?

– Не знаю, – ответила Ксения, смотря на меня загадочным, обволакивающим женским взглядом,.– наверное, влюбилась... Ты не думай, это он с тобой такой необычный, наверное, ко мне ревнует, а так Эрик хороший...

– Может быть... Послушай, – решил я задать давно волнующий меня вопрос, – ходят слухи, что самозванец стал твоим любовником. Я что-то ничего не пойму.

Такие слухи по здешней глухомани не ходили, как и всякие другие, касающиеся Москвы и тамошних дел. О связи Ксении с Самозванцем я знал из истории. Потому, встретив ее тут, не мог понять, как царевна умудрилась находиться в двух ипостасях одновременно.

– Ты имеешь в виду Лжедмитрия? Наверное, с ним теперь твоя подруга Маруся.

– То есть как это Маруся? – озадаченно спросил я.

Когда я тесно общался с царской семьей, то в предвидении переворота решил использовать одну уголовную парочку молодых людей, как двойников царя Федора и царевны Ксении. Замысел мой был прост: когда начнутся волнения, помочь Годуновым бежать из Москвы, оставив на их месте ту самую Марусю, о которой сейчас сказала царевна, и ее жениха Ивана, очень похожего на молодого царя. Маруся была такой ловкой и тертой девицей, что ей ничего не стоило, поменяв внешность, ускользнуть от заговорщиков. И вот теперь оказывается, что она никуда ускользать и не подумала, осталась на положении царевны.

– А Федор? Его же говорят, убили?

– Не знаю, мы расстались неделю назад, с ним было все в порядке.

– А кто же тогда остался в Кремле?!

– Наверное, Марусин жених. Она сказала, что все будет в порядке, да, видимо, не получилось...

– Круто! – только и смог сказать я.

– Вы хоть сумели взять с собой казну, я же предупреждал...

– Федор сказал, что казна не его, а государева. Кто будет царем, тот и будет ей владеть.

Мне осталось только почесать затылок. Молодой царь был максималистом во всем, и в отношениях с женщинами, и особенно в вопросах государственной власти.

– А что вы собираетесь делать, как вы доберетесь до Дании?

– Не знаю, авось как-нибудь доберемся...

– Как-нибудь, на авось, вы уже угодили к разбойникам. Смотрите не попадите в плен к крымчакам или ногайцам, не ровен час, окажетесь на невольничьем рынке!

– Ну да, мой Эрик настоящий рыцарь!

– Ага, только без доспехов. Может быть, вам одеться монахами? Иначе вы вообще никуда не дойдете. Особенно ты с твоей внешностью!

– Ты считаешь, что я такая красивая? – тут же переключилась на более интересную тему царевна.

– В этот раз на твою беду. К тебе все встречные мужики будут липнуть, как пчелы к меду.

– Правда? – Она покраснела от удовольствия и скромно потупила глаза. – Видно, есть и покрасивее! Я видела, как ты смотришь на эту девку!

– Никак я на нее не смотрю, тем более, что у Наташи есть жених, которого она очень любит!

– Так я и поверила! Так ты отдашь Эрику лошадей?

– Прости, Ксюша, не могу. Мы с донцом давно вместе, нельзя отдавать друзей! Пусть– купит такого же донца на любой лошадиной ярмарке, это же наша русская порода!