Глава 21

Старая Калужская дорога оказалась уже свободной от французских войск. Только брошенные атрибуты войны, госпитальные и оружейные повозки, лафеты орудий, другое военное имущество, павшие лошади, непогребенные тела людей, говорили о том, что здесь прошла Великая армия. Московские жители и местные крестьяне бродили по обочинам, выискивая среди изломанного хлама нужные в хозяйстве или пригодные на продажу вещи.

Мы с Матильдой, не останавливаясь, проскакали несколько верст под косыми русскими взглядами и поняли, что пора менять платье. Пока военных ни русских, ни французов нам не встречалось, но чем дальше от Москвы и ближе к армиям, тем больше была вероятность попасть под чью-нибудь горячую руку.

– Встретить бы мою карету! – мечтательно сказала брянская помещица. – Как ты думаешь, мой кучер нашел лошадей?

Я по этому поводу ничего не думал и пожал плечами, однако мысль пересесть из седел в экипаж мне понравилась. Брошенных на дороге карет попадалось много, нужно было только подобрать подходящую и раздобыть упряжь.

Один легкий крытый экипаж, типа кибитки, мне понравился, и мы остановились его осмотреть. Тотчас к нам подошел какой-то барышник и на русско-французском языке предложил что-нибудь купить или продать.

– Мусьи франсе, – заговорил он на странном французском языке, – хотишь чего покуповать о виндре?

– Чего? – ошарашено переспросил я, ничего не поняв. – Ты, это, на каком языке говоришь?

– По-франсе говорю, чего тут не понятного! А ты что не француз?

– Нет, не француз. Так что тебе нужно?

– А я думал, что вы французы, хотел что-нибудь продать или купить, – разочарованно сказал барышник. – Может вам что надо?

Я его осмотрел, мужик был такой тертый, что едва не лоснился. И глаза у него бегали как ртуть в стеклянной банке. С такими типами нужно всегда держать ухо востро.

– Сможешь найти женское дворянское платье вот на этого корнета? – спросил я барышника.

Тот удивился вопросу, не меньше чем я его французскому языку.

– А зачем ему бабье платье?

– Оно нужно не ему, а его сестре, просто они одного роста, – объяснил я.

Коммерсант осмотрел Матильду и неопределенно пожал плечами.

– Посмотреть, конечно, можно, мы тут много всякой рухляди насобирали. А как платить будете?

У меня осталось всего несколько французских золотых монет, и я замялся с ответом, чем сразу уронил себя в глазах барыги. Он уже хотел отойти, но тут в разговор вмешался сам корнет и пообещал расплатиться русскими ассигнациями.

Ассигнации нашего нового знакомого в восторг не привели, но упускать хоть какую-то возможность заработать он не хотел и тут же свистом подозвал помощников. Оказалось, что большинство собирателей, даже не знаю, как их правильно назвать, мародеры или трофейщики, работают не сами по себе, а на хозяина. На свист шефа прибежало сразу с десяток таких «кладоискателей» и, выслушав распоряжение, без проволочек принесли узлы товара. Оказалось, что неорганизованные, безалаберные русские, когда дело касается выгоды, дадут фору деловым европейцам.

Тут же на дороге был открыт торг. Пока Матильда с женской тщательностью и дотошностью подбирала себе амуницию, я с помощью помощников-доброхотов поставил лежащий на боку экипаж на колеса. Он оказался исправным, правда, не новым и обшарпанным, однако вполне подходящим для путешествия. Помощники за небольшую мзду продали мне сбрую, как я подозреваю, снятую с павших лошадей и сами перепрягли наших верховых коней в кибитку. Те на удивление спокойно приняли свое новое амплуа, наверное, раньше уже ходили в упряжке.

Я пристроил наше вооружение внутри экипажа. Матильда к этому времени покончила с покупками и мы, не задерживаясь, пустились в путь, надеясь до темноты найти себе какое-нибудь пристанище. Матильда, естественно, села в экипаж, а я на облучок за кучера.

После самосожжения Павла Петровича и расставания с его крестьянами прошло часа три, короткий осенний день был на исходе и нам требовался хоть какой-то отдых. Искать пристанище на Старой дороге было бесполезно, и я свернул на первую попавшуюся дорогу, ведущую на восток, в сторону от войны. Лошади неспешно трусили по отечественной грязи, смачно чавкая по ней французскими подковами.

Планов на отдаленное будущее у меня не было. Первым делом я собирался отвезти француженку в ее деревню, а потом уже думать, что делать дальше. Эпоха Александра I мне нравилась, и я не исключал возможности подольше задержаться в этом времени, разыскать родственников и, если удастся, жену.

Дорога, между тем, все вилась серой и рябой, от непрекращающегося дождя, лентой, но пока никуда не приводила, хотя проехали мы уже не меньше пяти верст. Небо, ясное утром, опять обложили такие низкие облака, что казалось, они вот-вот зацепят голову. Я торчал на высоком облучке в летней уланской форме, которая успела промокнуть не то что до нитки, но, как мне уже казалось, до самых костей. К этим водным радостям скоро прибавился ледяной ветер.

До двусторонней пневмонии с разнообразными осложнениями мне оставалось не более получаса, я чувствовал, что переохлаждаюсь, но остановиться и переодеться в свою непродуваемую и непромокаемую одежду не мог. Тому причиной были два всадника, неотступно следовавшие за нашей кибиткой. Они появились, лишь только я свернул со Старой Калужской дороги на проселок, и неотступно держались шагах в пятидесяти позади нас.

Переодеваться в их присутствии я не то, что бы стеснялся, не мог из соображений безопасности. Несколько раз я останавливал экипаж, давая им, возможность нас обогнать, но они тут же съезжали с дороги на обочину и ждали, когда я тронусь снова.

Мне не удавалось даже толком их рассмотреть, они оба были до глаз завернуты в черные плащи, будто какие-то бедуины. Короче говоря, ситуация складывалась непростая.

Сначала я думал, что подручные барышника увидели деньги Матильды и хотят нас ограбить. Однако на простых разбойников всадники не походили, слишком хорошие у них были лошади. Я, было, приготовил пистолеты, но они в такую мокроту могли просто не выстрелить. Время, между тем, шло, я коченел на облучке, а черная парочка просто ехала сзади, не приближаясь и не отставая.

В конце концов, мне это окончательно надоело. Тем более что умереть в бою все-таки не так обидно, как от банального воспаления легких.

Я решил, что с меня хватит, остановил лошадей, соскочил наземь и открыл дверцу возка. В нем, откинувшись на спинку кресла, сидела прекрасная дама в новом роскошном наряде и с немым вопросом смотрела на меня.

– Дай мне мушкетон! – не обращая внимания на чудесную метаморфозу, попросил я трясущимися от холода губами.

– Что еще случилось? – спросила Матильда своим прежним голосом юного корнета.

– К нам прицепились какие-то два козла в черном, а у меня пистолеты промокли.

– Два козла? – спросила она с нескрываемым удивлением. – Черные козлы?

– Нет, конечно, это я так иносказательно говорю, всадники в черных плащах, пойду их шугну!

– Зачем? – спросила она, выглядывая из дверцы экипажа.

– Быстро дай мушкетон, – сердито сказал я, увидев, что всадники на этот раз не остановились, а приближаются.

– Не нужно никакого оружия, – спокойно произнесла она, глядя на подъезжающих к кибитке неизвестных.

– Ну, ты!!! – только и успел сказать я, выхватывая саблю.

– Успокойся, это всего-навсего мои провожатые, – небрежно бросила Матильда, укрываясь от порыва ветра в кибитке.

– Кто!!! – только и смог сказать я трясущимися губами. – Какие еще к черту провожатые!

– Самые обыкновенные, – насмешливо ответила она.

Я посмотрел на всадников. Они остановились в пяти шагах от нас, и теперь их было можно рассмотреть. На головах у них были широкополые шляпы с перьями, почти закрывающие лица, на плечах черные плащи, доходящие да подошв сапог, внизу оттопыренные концами шпаг. Просто какие-то гвардейцы не то французского короля, ни то кардинала. Мечта школьного карнавала!

Увидев, что я их рассматриваю, кавалеры синхронно поклонились. Я кивнул в ответ и, успокаиваясь, сказал Матильде, что промок и хочу переодеться.

– Не стоит, мы уже почти приехали, – ответила она, – там и переоденешься.

– Где, там? – стуча зубами, спросил я, окончательно переставая понимать, что здесь происходит.

– В доме, он сразу за поворотом. Потерпи немного и примешь горячую ванну.

– Чего приму? – спросил я, но она уже прикрыла дверку и не услышала вопроса.

Дрожа всем телом, я опять влез на облучок и сразу схватился за вожжи, Лошади, будто чувствуя близкое жилье, без понуканий пошли крупной рысью.

Провожатые, больше не таясь, пустили коней в галоп и, обогнав кибитку, поскакали впереди. Матильда не обманула, метров через четыреста дорога резко повернула в сторону, и показалось дворцовое строение с освещенными окнами.

Будь я в другом состоянии, непременно задумался, что все это значит, откуда появился дом и опереточные провожатые, но тогда я думал только о тепле и хотел укрыться от секущего дождя со снегом. Мы въехали в открытые ворота и, проехав по мощеному двору, оказались перед двухэтажным дворцовым зданием. Не успел я остановить лошадей, как набежала туча народа. Тотчас какие-то ливрейные слуги помогли выйти из экипажа Матильде, Меня два здоровенных бугая буквально силой сняли с облучка и под руки как инвалида, потащили в дом.

– Ванна готова? – спросила кого-то Матильда по-французски.

Что ей ответили, я не расслышал, уловил только ее приказание отвести в ванную замерзшего мосье, то есть меня. Бугаи потащили меня дальше вглубь дома и скоро мы оказались в большой комнате с мраморным полом. Меня оставили в роскошно отделанном помещении с овальным плафоном на потолке, расписанном ангелочками и отделанном позолоченной лепниной и тут же скрылись. Здесь было тепло, светло и пахло какими-то парфюмерными ароматами.

Только оставшись один, я смог оглядеться. Посередине большой комнаты, вровень с полом располагался небольшой бассейн из голубого мрамора. В нем слегка парила вода, покрытая розовыми лепестками. Мне все еще было так холодно, что, не обратив внимания, ни на резную мебель, ни на мраморные статуи обнаженных античных греков и гречанок, я начал торопливо раздеваться. Содрать с тела прилипшее мокрое белье мне удалось на удивление быстро. Побросав свое грязное тряпье прямо на пол, я, даже не проверив рукой температуру воды, сиганул в бассейн, И тотчас понял, что сейчас сварюсь заживо. Все тело от пяток до затылка пронзила нестерпимая боль. Еще быстрее чем бросился в воду, я выскочил из нее.

Тело сразу же стало красным, будто ошпаренным. Я начал скакать по комнате, не зная как охладиться, и вдруг сзади себя услышал мелодичный женский смех. Пришлось остановиться и обернуться.

– Мосье танцует? – спросила меня по-французски очаровательная босоногая девушка, одетая в белую полупрозрачную греческую тунику. Когда она успела появиться в комнате, я прозевал.

– Мосье сварился заживо, – ответил я, по-русски, позорно прикрываясь ладонями.

Девушка огорченно осмотрела меня и виновато сказала, что вода совсем не горячая. В подтверждении своих слов, она потянула завязку, спустила с плеч тунику и, перешагнув через павшее к ногам платье, спокойно сошла в бассейн.

– Однако! – сказал я, переставая прикрываться ладонями. – У вас, я вижу, тут все запросто!

Барышня меня не слышала, грациозно плескалась в воде. Я уже начал отходить от температурного перепада и не без понятного интереса наблюдал за неожиданной русалкой.

– Согрелся? – спросил сзади знакомый голос.

Я, словно застигнутый на месте преступления, испуганно обернулся.

Ко мне шла Матильда, тоже босая и тоже в тунике, только в отличие от плещущейся нимфы, золотой. Не знаю, когда она успела привести себя в такой необычный вид. Времени с нашего приезда прошло совсем немного, но, этого нельзя было не признать, выглядела моя напарница великолепно. Я сразу забыл о голой девице и смотрел на боевую подругу не самым скромным взглядом, на который был способен.

– Да, согреваюсь, – ответил я, все больше удивляясь происходящему.

Матильда была свежа и соблазнительна, будто у нас не было нескольких тяжелых дней– проведенных черте где, бессонных ночей и ночевок «в антисанитарных условиях», Лицо ее было чисто, без недавнего шрама от пули. Но особенно меня поразили ее волосы, легкие, пышные, какие бывают только после тщательного ухода.

– Мадам, я больше вам не нужна, мне можно уйти? – спросила, подплывая к краю бассейна, голая мадмуазель.

– Идите, Мадлен, – разрешила недавний корнет.

Девушка подтянулась на руках, села на край мраморной ванны, скромно перекинула сведенные ноги, Потом она встала, гибким движением, подхватила с пола свою тунику, и пошла к выходу, оставляя на белом мраморе пола мокрые следы.

– Э.., – начал я, – ты можешь мне сказать, что здесь происходит?

– Что ты имеешь в виду? – состроив невинную гримасу, спросила француженка.

– Вообще все, начиная с Пузырева.

– Вот ты о чем! Я думала, ты спросишь другое!

– Это я тоже спрошу, и о нашей встрече, и об этом дворце, – с нажимом пообещал я, – но, сначала, объясни, что означало странное замужество, гувернантка маменька, а потом уже расскажешь все остальное!

– Вы хотите знать о бедном Викторе? – грустно сказала она. – Просто он обыкновенный глупый гений.

– Глупых гениев не бывает, – перебил я, – это нонсенс!

– Ты ошибаешься, их сколько угодно. Если человек из простой научной любознательности создает оружие, которым можно убить миллионы людей, то кто он? Это можно назвать и прогрессом и безответственной глупостью, кому как нравится. Бедный Виктор был так многосторонне талантлив, придумывал такие необыкновенные вещи, что попади его изобретения в руки умного, предприимчивого правителя, того же генерала Бонапарта, легко представить, что сталось бы с человечеством!

– Можно подумать, что он Леонардо Да Винчи, – парировал я, почему-то начиная испытывать к покойном Виктору Абрамовичу ревнивое чувство, резонно считая, что обо мне так никто никогда не скажет.

– Да, у них было много общего. Только идеи Леонардо в его время технически не могли быть осуществлены, а оружие, изобретенное Виктором, можно сделать уже сейчас.

– Значит, его шкатулка с рукописями уничтожена?

– Давай поговорим об этом завтра, думаю у тебя ко мне будет очень много вопросов, – улыбнувшись, сказала она и потянула завязки своей золотой туники. – Я так по тебе соскучилась…

Тонкая воздушная ткань неправдоподобно медленно начала скользить вниз по ее телу.

– Давай, – послушно согласился я, тотчас забыв всех гениев мира и мудрых, и глупых. – Господи, как ты хороша!

– У нас еще будет много времени для умных разговоров, – оценив понимающей улыбкой, мое искреннее восхищение, проговорила Матильда, приближаясь ко мне вплотную.

Я почувствовал, как ее грудь прикоснулась к моей коже, и у меня по всему телу побежали мурашки.

– Давай сегодняшнюю ночь подарим друг другу, – тихим голосом добавила она, когда я почти против своей воли притянул ее к себе.

Что мне осталось делать?

Потом были нежные объятия теплой, ласковой воды, страсть, щемящая сладость слияния, бессвязные слова и то, что называется любовью. Заснули мы вместе, тогда когда уже не осталось силы ни на что другое. Я провалился в сон, как в мягкую, черную бездну и спал долго, долго…

Какие-то люди в бараньих полушубках сидели за общим столом, пили чай и тихо разговаривали. Я поднял голову и увидел над собой темный дощатый потолок. Заметив, что я открыл глаза, ко мне подошел какой-то старик с жидкой растительностью на щеках и, ласково улыбнувшись, пожелал доброго утра. Я видел его впервые в жизни, не знал ни кто он, ни что это за комната, напоминавшая обычный постоялый двор, и спросил:

– Где я?

– Проснулся, милый? – вопросом на вопрос ответил он. – Долго же ты спал.

– Вы кто? – коротко, как и прежде, спросил я.

– Я-то? Я Михеич.

– Понятно, – машинально сказал я, уже совсем ничего не понимая. Последнее, что я помнил, была засыпающая в моих объятиях Матильда.

– А где такая, такой, где человек, что был со мной? – путаясь в словах спросил я.

– Дружок твой? – понял, о ком я спрашиваю, старик. – Уехал он еще ночью, а мне поручил за тобой присмотреть. Да ты не сомневайся, здесь все в полном порядке.

– Что в порядке? – тупо спросил я, садясь на лавке. Я был в одном исподнем белье, босой и почти сумасшедший.

– Вещи твои в сундуке у моей старухи, так что ты не сумлевайся, все на месте. У нас с воровством строго. Ты еще поспишь или встанешь?

– Встану, – угрюмо ответил я, начиная понимать, что мой волшебный сон кончился пробуждением в неизвестном постоялом дворе. Похоже, моя жизнь вновь вернулась на круги своя, и впереди меня ждет много неожиданного. Я подумал, что с моей многосложной судьбой все равно без пол-литра не разобраться, и попросил старика:

– Принеси мне, Михеич, пожалуйста, водки.