Дни барабанного боя

Номера стапелей освещались желтыми фонарями, и Холленд, шагая вдоль них, подошла к сорокавосьмифутовой двухмачтовой яхте, построенной в Финляндии двенадцать лет назад. Холленд плавала на ней летом. Яхта совершала рейсы вдоль побережья от Чесапика до Мейна. Однажды она даже помогала вывести ее в мексиканские воды Карибского моря.

Холленд ступила на планшир и легко спрыгнула на корму. Склонясь у двери за большим хромированным штурвалом, сунула ключ в замок. Оказавшись в главной каюте, включила генератор, свет и отопление. Потом нырнула в спальню владельца, сбросила туфли и упала на койку.

Она лежала, свернувшись клубком, не смея сомкнуть глаз, несмотря на усталость. Страх внушала ей не темнота, а то, что мерещилось сквозь нее. Потом Холленд увидела на привинченном к койке ночном столике фотографию: она и Фрэнк, оба загорелые, с выбеленными мексиканским солнцем волосами, сидят на корме, обнявшись. Когда яхта вернулась в Вашингтон, ее владелец дал Холленд входную карточку и код. Холленд и Фрэнк, вынужденные соблюдать некоторую осторожность в отношениях, использовали ее как убежище от пристальных взоров и сплетен. Никто не знал, куда они исчезают по выходным; никто не видел их вместе на людях. Яхта «По направлению к Свану»[3] была их самой большой тайной.

Холленд смотрела на фотографию, пока не вспомнила, как в последний раз видела Фрэнка, и потом уже была не в силах ее видеть. Оплакивать его она сейчас не могла, чувство вины парализовало бы ее, дай она ему волю. Холленд взглянула на часы, пошла на нос яхты и мылась, пока не кончилась горячая вода. В ящике под койкой взяла белье, джинсы и свитер.

Потом достала из шкафчика портативный телевизор, включила. Начинались шестичасовые новости. Хорошенькая негритянка открыла выпуск сообщением о взрыве газа в Нью-Джерси, сровнявшим с землей многоквартирный дом.

Крофт жив...

Ранение или смерть сенатора было бы событием номер один. Холленд изо всех сил старалась не сомневаться в нем, не думать, что могло случиться, почему он не приехал к ней с Фрэнком. Но этот вопрос снова и снова приходил ей в голову.

Она проанализировала тот последний телефонный разговор. Крофт говорил, что он в машине с Фрэнком, в пяти минутах езды от ее дома. Может, сенатор получил срочный вызов и выбрался из машины за несколько минут до того, как Фрэнк угодил в засаду? Это было единственное логичное объяснение. Должно быть, он велел Фрэнку ехать одному... не догадываясь, что задержка спасет ему жизнь.

Есть человек, который помнит о моем существовании. Крофт согласился приехать, потому что Фрэнк рассказал ему о дискете. Все, что знал сам...

Хрупкая надежда согревала Холленд, пока не кончилась реклама и на экране не появился очередной сюжет. Ее дом, освещенный, будто театральная декорация, фарами полицейских машин, решительного вида люди в форме, тяжело ступающие по газону. Запыхавшаяся молодая журналистка говорила, что при неудачной облаве на фальшивомонетчиков убит агент секретной службы. Затем последовало краткое напоминание о недавней операции в Атланте с намеком на связь между обоими событиями, и женщина-репортер перешла к новой теме. Бесследно исчезла агент Холленд Тайло. Подробностей выяснить не удалось, поэтому репортер высказала необоснованное предположение, что Тайло была тайным осведомителем фальшивомонетчиков и ее разоблачили.

Холленд не верила своим ушам. Она переключила телевизор на два других канала и обнаружила, что оба передают этот сюжет с тем же комментарием. Когда включала четвертый, что-то привлекло ее внимание, и она вернулась к третьему. Увидела свой дом, уже с другой стороны. Изображение дергалось, словно оператор бежал. Затем появился крупный план — Арлисс Джонсон в профиль, разговаривающий у ее парадной двери с двумя полицейскими.

Холленд не догадывалась, что затаила дыхание, пока не заболело в груди. Фрагмент с Джонсоном длился не более десяти секунд, но ей показалось, что значительно дольше. Ужасно долго.

Как мог Джонсон так быстро появиться там? Когда убивают агента, на место происшествия устремляется группа реагирования. Не инспекционный отдел.

Разве только сотрудники отдела были уже на месте...

Мысль эта засела в мозгу, будто рыболовный крючок. Холленд не могла поверить, что Фрэнк в его состоянии стал бы связываться с Джонсоном по радио. Сознавая, что смерть близка, он бы нажал кнопку сигнала тревоги.

Не получалось и по времени. Холленд прикинула, сколько минут могло пройти между началом стрельбы и приездом Джонсона. Он бы не успел приехать так быстро... Значит, в нее стреляли сотрудники инспекционного отдела. Они почему-то среагировали первыми на поданный Фрэнком сигнал бедствия.

Холленд попыталась извлечь этот засевший крючок. Она сознавала, что находится в глубоком расстройстве, на грани психического срыва, и пыталась привести в порядок свои мысли. Мало ли что могло ей померещиться. Нельзя пренебрегать логикой. Надо обуздать свои бурлящие чувства.

Все это казалось невероятным — особенно то, что касалось Арлисса Джонсона. Холленд многое знала о нем, о потайных уголках его души. И твердила себе, что, если бы он даже заподозрил наихудший оборот событий, то ни в коем случае не отправил бы людей убрать ее.

Но ведь ее пытались убить. И разве не Джонсон стоял у двери дома? Холленд хотелось верить, что это ужасное недоразумение. Те люди увидели ее и, поскольку примчались по сигналу тревоги, среагировали слишком остро.

Но в отделе Арлисса нет людей, допускающих подобные ошибки. Которые появляются через несколько минут после приезда убийцы, через несколько секунд после его бегства. Какая четкость... И не пускаются в погоню. Л пытаются завершить то, что он начал.

Холленд уставилась на телефон, стоящий возле пульта спутниковой навигационной системы. Правила требовали, чтобы она позвонила в дежурную часть, представилась, сообщила о своем состоянии и местонахождении, уведомила, нужна ли помощь. Так полагалось по Книге. И Джонсон, вбивавший ей в голову, что исполнение этого требования поможет уцелеть в чрезвычайных обстоятельствах, ждал, что она позвонит. Холленд чувствовала, что где-то за неспокойной рекой, в оглашаемой сиренами ночи, лежащей над городом, он ждет, держа в руке трубку радиотелефона.

— Простите, Арлисс, не могу, — прошептала она. — Найти меня я вам не позволю.

У нее мелькнула мысль позвонить сенатору Крофту, но она передумала. Ему — завтра. А сейчас ей нужен человек, который не станет спрашивать, советовать или побуждать к действию. Который любит ее и утешит.

Холленд позвонила в Нью-Мексико. Какая-то женщина ответила, что доктора Дэниелс в клинике нет, будет через четыре часа.

— Попросите ее, пожалуйста, позвонить «По направлению к Свану».

— По направлению к Свану?

— Она поймет, — любезно ответила Холленд и, чтобы избежать дальнейших вопросов, положила трубку.

15

— Не хотелось огорчать тебя этим известием, — сказал Уайетт Смит.

Директор сидел в своем старом зеленом кресле с высокой спинкой. Арлисс Джонсон заметил, что он слегка ерзает, пытаясь уменьшить боль. И хранил молчание, лелеял его, зная, что лишь оно принесет плоды.

— Пришло окончательное заключение, — продолжал Смит. — Отпечатками пальцев Тайло усеян весь пистолет, из которого она убила Шуресса. Я разговаривал с Пауэллом. Его эксперты перепроверили трижды.

— Говоришь, его убила Тайло, — без всякого выражения произнес Джонсон.

— Я говорю об уликах. Тайло не звонила тебе?

Было восемь часов. После стрельбы в Холленд прошло три часа.

— Нет.

— Представляешь, где она может быть?

Джонсон покачал головой.

— Ты, Арлисс, кажется, не удивлен результатами экспертизы.

— Несуразица, — ответил Джонсон. — Удивлен, конечно. Пауэлл вряд ли ошибается. В данных обстоятельствах он не стал бы этого утверждать без полной уверенности. Но мы с тобой знаем, что есть разные способы оставить отпечатки пальцев на орудии убийства.

— Так вот что, по-твоему, произошло в доме Тайло? Был кто-то третий?

— Что там произошло, я не знаю. Пока.

Смит, хорошо зная Джонсона, не стал настаивать. Решил вернуться к этому вопросу позже.

— Что скажешь о Шурессе?

Джонсону как-то не верилось, что человека, который прикрывал его на встрече с Кокраном, нет в живых. Он видел тело, кровь, раны. Но внезапность произошедшего не способствовала анализу; у него в голове не укладывалось, что перспективный агент, которого терзало происходящее с его женщиной, мертв.

— Я просмотрел досье Шуресса. Ничто не указывает, что он мог встать кому-то поперек дороги.

— Он охранял дипломатов. Может, подружился с кем-то из наших смуглокожих братьев-революционеров, стал невольным соучастником каких-то дел, в которые им не хотелось бы посвящать нас?

Джонсон пропустил мимо ушей расистский выпад директора. Смит недолюбливал арабов. Особенно это стало заметно после взрыва в Центре международной торговли.

— И на это ничто не указывает. Мы обыскали его квартиру и кабинет. Ничего. К полуночи будем располагать содержимым сейфа, который он арендовал в банке, однако найти какие-то улики я не рассчитываю.

— Что возвращает нас к Тайло. Насколько мне известно, они были любовниками. Может, она хранила что-то по его просьбе. Или он посвящал ее в свои секреты.

Джонсон не стал спрашивать, откуда Смит знает об их отношениях. Директор был прав: Холленд могла знать «секреты».

— В этой истории есть еще одна странность, — сказал Смит.

Когда он поворачивался к Джонсону, линзы его двухфокусных очков сверкнули в лучах света, проникавшего с улицы.

— Почему твои люди стреляли в нее? Каким образом группа реагирования так быстро оказалась на месте? Свидетель услышал выстрел в доме, но когда приехала полиция, твоя группа была уже там. — Смит немного помолчал. — Арлисс, ты подозревал, что там может что-то случиться? Установил за ней наблюдение?

Джонсон вынул из портфеля рапорт на двух страницах. И сопровождал чтение директора устным рассказом:

— В пять пятнадцать раздался звонок дежурному. Звонил мужчина, скорее всего белый; о возрасте догадываться трудно, потому что говорил он так, будто задыхался. Мы пытались сравнить его голос со спектрограммой голоса Шуресса, но слишком много искажений. Голос мог принадлежать кому угодно — кроме женщины. Оператор не смог определить номер. Говоривший лишь сказал, что убит агент, и назвал адрес Тайло. Послышался треск, потом снова раздался его голос: там была стрельба, стреляла женщина. Связь длилась не более десяти секунд.

В подобной ситуации группа реагирования выезжает по команде дежурного. Она выехала. — А когда приехала, у парадной двери стояла Тайло с пистолетом в руке, — сказал Смит, щелкнув ногтем по второй странице рапорта. — И твои люди открыли по ней огонь, так как приняли за убийцу.

Директор поднялся и скованной походкой подошел к шкафу. Достал бутылку шотландского виски; Джонсон покачал головой. Смит поглядел на этикетку, словно читая, что там написано, затем поставил бутылку обратно.

— Как думаешь, кто звонил дежурному?

— Должно быть, Шуресс. Машина его внутри вся в крови, в том числе и микрофон.

— Но мы не знаем последовательности событий, — резко сказал Смит. — То ли он был ранен сперва в машине, а потом в доме, то ли наоборот. Не знаем прежде всего, почему она стала в него стрелять. Очень многое нам неизвестно, черт возьми.

Директор вернулся в свое кресло:

— Будем пока что замалчивать эту историю.

— Это как? — возразил Джонсон. — Телевидение уже обо всем оповестило...

— Нам это только на руку, — перебил Смит. — Исчезновение Тайло поспешили связать с операцией в Атланте, вот мы и будем придерживаться этой версии. Что дает нам полное основание отказаться от услуг полиции и вести расследование самим.

— Уайетт, я не думаю, что это правильный ход.

— Только благодаря ему Тайло может оставаться в живых, пока ты ее не отыщешь. Если я приму решение объявить полномасштабный розыск убийцы, послать по ее следам ФБР, полицию Виргинии и Мэриленда, Холленд можно считать покойницей. Этим ребятам объявят: она убила оперативника. Что ждет Тайло, если ее обнаружат и она попытается бежать?

Смит передвинул ногу, и Джонсон услышал, как щелкнул выключатель. Свет позади стола потускнел.

— Ты ее единственная надежда, Арлисс. Ты знаешь Тайло, знаешь, как она мыслит, как может реагировать. Надеюсь только, что не обучил ее всем трюкам. — Смит помолчал. — Арлисс, Тайло одна из наших. Пожалуйста, отыщи ее.

Джонсон больше не был уверен, что хорошо знает Холленд, но возражать директору не стал.

Проходя через пустую приемную, Джонсон похлопал по карману куртки и успокоился, ощутив под пальцами микрокассету, снятую с автоответчика Холленд. Счетчик показывал, что на пленке записано какое-то сообщение.

Спускаясь по лестнице, Джонсон думал о том, прослушивал ли его кто-нибудь — Холленд, убийца, оба? И окажется ли на автоответчике достаточно сведений, чтобы отыскать ее и вернуть домой?

16

— Я предупреждал тебя, а ты отмахивался. Вот и остался ни с чем.

Сенатор Пол Робертсон вытянул ноги на обитой кожей софе в кабинете Крофта. На нем был белый поплиновый костюм и широкополая шляпа. Робертсон недавно принимал по-свойски делегацию пенсионеров — «свору старых перечниц». Для подобных случаев он всегда одевался по-плантаторски.

Крофт подлил Робертсону превосходного виски. К своему стакану он не притрагивался.

— Операция прошла как по маслу. Мой человек уложился вовремя. Мне также сказали, что выдвинутая для прессы версия пересматриваться не будет. А для инспекционного отдела Тайло стала преступницей. Их коммутатор зафиксировал много ее звонков Шурессу в тот день; он, уезжая к ней, позвонил диспетчеру и назвал ее адрес. Связь между ними сомнений не вызывает. Главное — никто не видел, как приезжал и уезжал третий. И ничто не может навести на мысль, что там побывал мой человек.

Крофт говорил о «своем человеке» будто о слуге.

— Однако дискета до сих пор у Тайло, — сказал Робертсон. — В доме ее не обнаружили.

Крофт сел в кресло напротив софы и подался вперед, положив локти на колени:

— Послушай, Пол. Мы сейчас не в худшем положении, чем когда Шуресс поехал к ней. Может, даже несколько в лучшем. Тайло сейчас одна, перепуганная, бесприютная. Найти ее — только вопрос времени.

Робертсон легким, плавным движением опустил ноги на пол:

— Джеймс, остальные не особенно довольны тобой: неизвестно, где дискета, что может сделать с ней Тайло.

— Болдуин ясно дал это понять.

— Значит, старый козел заходил к тебе? Послушай, песенка Болдуина почти спета. — Взгляд Робертсона похолодел. — Никто больше не должен об этом знать, понятно? Сведения получены от врача, который передо мной в долгу. Жить Болдуину остается месяцев шесть-семь. Когда его не станет, откроется много вакансий. Отыщи Тайло, и мы с Барбарой обеспечим тебе лучшую. — Робертсон поднялся, взболтнул виски в стакане и выпил. — Двери клуба открыты, Джеймс. Нужен только вступительный взнос.

Увидев, как глаза Крофта вспыхнули надеждой и алчностью, он улыбнулся.

— Думаю, Тайло в одиночестве не выдержит больше двух суток, — спокойно сказал Крофт.

— Ну и прекрасно. Держи меня в курсе, слышишь?

Когда Крофт провожал Робертсона к двери, раздался звонок. По прямому телефону, не через секретаря. Крофт снял трубку, послушал, потом негромко настойчиво сказал:

— Минутку, пожалуйста. У меня в кабинете человек. Сейчас я его провожу.

Он жестом пригласил Робертсона обратно и прижал палец к губам. Затем произнес в трубку:

— Все, мисс Тайло. Я один.

Робертсон, не сводя глаз с Крофта, медленно опустился в кресло.

— Прежде всего, мисс Тайло, как ваши дела? Не ранены? Слава Богу. Я жутко беспокоился... Да, конечно, слышал, что случилось с Фрэнком. Помните, я позвонил вам из машины? И тут же меня вызвали по пейджеру — возникло неотложное дело. Я велел Фрэнку остановиться у кофейни возле вашего дома... Да, той самой. Сделал оттуда несколько телефонных звонков, а потом... Словом, когда я добрался до вашего дома, все было кончено.

Крофт закурил.

— Меня беспокоите вы. Где... Ладно, понимаю. Спрашивайте, о чем хотели.

Послушав, Крофт заговорил снова:

— Фрэнк сказал, что вы располагаете сведениями относительно убийства Чарльза Уэстборна. Что это взрывной материал просто невероятной силы, но тем не менее подлинный. Причин сомневаться в его оценке у меня не было. Скажете мне что-нибудь об этом? Нет?

Послушайте, мисс Тайло. Я не знаю, что именно произошло у вас в доме. Но Фрэнк убит, а вы, судя по всему, скрываетесь. Я готов помочь вам всем, что в моих силах, но для этого должен располагать какими-то фактами... Нет, с директором Смитом не разговаривал, дайте мне повод, поговорю...

Позвольте спросить вот о чем: можете пробыть там, где находитесь, хотя бы до завтра? Хорошо... Конечно, понимаю, что вам страшно. Я же сказал, что хочу помочь, но для этого... Нет, послушайте. Я никому не скажу о вашем звонке. Пока вы чувствуете себя в безопасности, оставайтесь на месте. Постарайтесь как следует выспаться. Завтра утром позвоните мне часов в восемь. Скажете, где вы, и я лично приеду за вами — один.

Пока это все, что я в силах сделать, мисс Тайло. Поверьте, необходимую охрану вы получите. И не от секретной службы — от ФБР. К тому же я буду постоянно рядом с вами...

Хорошо. Нет, постойте. На всякий случай запишите мой домашний телефон. — Крофт старательно продиктовал номер. — Послушайте, мисс Тайло — вас зовут Холленд, так ведь? Холленд, подождите только до утра. Завтра все уладится, я обещаю. Да, и вам тоже. Доброй ночи.

Крофт снова сел в свое кресло. Сигарета его упала из пепельницы, оставив подпалину на кожаной папке. Обгорелый фильтр Крофт бросил в мусорную корзину.

— Рад, что ты был здесь и все слышал.

— Она не сказала, где находится, — недовольно произнес Робертсон. — Надо было потребовать...

— И наверняка потерять ее след. — Крофт покачал головой. — Тайло начинает понимать, что не такая сильная, как ей казалось. После всего происшедшего она не хочет никому доверять. Но вынуждена. Иначе бы не позвонила. Она в страхе и растерянности. Попытайся я вытянуть у нее побольше, она бы вообще ничего не сказала. — Крофт улыбнулся. — Тайло завтра позвонит, Пол. Колебания у нее будут, но недолгие. Безопасность, помощь сенатора станут еще желаннее. И она скажет, где ее найти.

— Ты ничего не спросил о дискете.

— Незачем было. У Тайло хватает ума понять: дискета — единственное, чем она может оправдаться. И кому же отдать ее, как не единственному человеку, который способен ей помочь?

Робертсон задумался.

— Звучит обнадеживающе, — сказал он наконец.

— Еще бы, — негромко произнес Крофт. — Заяц зовет на помощь гончую.

* * *

Когда Робертсон ушел, Крофт выплеснул свое нетронутое виски и откупорил бутылку прекрасного бордо. Наслаждаясь его ароматом, подумал, сказать ли Робертсону о Майкле By. И решил, что не стоит. Под лощеной внешностью сенатора скрывался примитивный, толстокожий неандерталец, не способный воспринимать ни утонченности, ни иронии. А вот Крофт даже упивался тем, как приблизился к тайне Уэстборна, как она внезапно оказалась в пределах его досягаемости и как он упустил ее между пальцев.

Не сказать Майклу By о Тайло было ошибкой — Крофт переосторожничал. Когда By сообщил ему об их встрече, он винил только себя.

Но, может, даже к лучшему, что тогда она осталась в живых. Если в By убрал ее, Шуресс сейчас не давал бы покоя.

Крофт наклонил бутылку и бережно наполнил стакан. В мягком свете настольной лампы кроваво-рубиновое вино особенно радовало глаз. Отпил глоток, посмаковал и одобрительно улыбнулся.

Любовь к хорошим винам была лишь одним из его тайных дорогостоящих пристрастий. Почти все их оплачивали просители и лоббисты. В отличие от денег материальные подношения не оставляли следов; они поглощались, а тара выбрасывалась. Женщины забывались.

Эту игру Крофт вел умело. Но трофеями не хвастался, как некоторые из его коллег. Наслаждался он ими в одиночестве, со знанием дела, чтобы потом оставались приятные, светлые воспоминания. И если другие считали его чопорным или слишком принципиальным, Крофта это не трогало. Он давно смирился с тем, что его никогда не полюбит красавица и не примут в друзья те, для кого превыше всего происхождение и точеные черты лица.

Крофт усвоил суровую истину: его уродливое, деформированное лицо вызывает жалость, а в среде политиков — презрение. Он понял это на последнем выдвижении кандидата в президенты от его партии.

За несколько месяцев до съезда Крофт оказался в средоточии власти, получил равный голос с теми, кто уже был зачислен в списки кандидатов на правительственные должности. Жаркие споры шепотом о выборе кандидата на пост вице-президента бушевали словно пыльные бури в душной техасской ночи. Крофту учинили тщательную проверку. Он знал, что ФБР копается в его прошлом, однако не подавал виду. А при взгляде на кандидата всякий раз испытывал сердцебиение. Он считал себя очень близким этому человеку, добившемуся его помощи обаянием и сладкими посулами.

Крофт не сомневался, что поддержка иллинойсской делегации обеспечит кандидату победу. И полагал, что выдвижение его вице-президентом — вопрос решенный.

Однако за день до принятия этого решения кандидат не оставил от его надежды камня на камне.

Крофт без стука вошел в номер «люкс» кандидата и стал невольным свидетелем его разговора с длиннолицей супругой.

«Брэд, ты ведь не всерьез говорил о включении Крофта в список. Он же просто невыносим!»

«Да, не красавец».

«Такой мерзкий. Господи, когда пожимаю ему руку, у меня мурашки бегут по коже. В довершение всего ужасный подлиза».

«Он обеспечил голоса иллинойсцев».

«Ты бы получил их и без него».

«Возможно. А насчет Крофта ты права. На телеэкране он выглядит пугалом. Бедный дурачок. Пусть довольствуется тем, что место в сенате ему обеспечено».

«Дорогой, брось ему какую-нибудь кость, когда вступишь в должность. Но не будем брать с собой такой багаж, м-м-м?»

«Багаж» остался на станции. Утром кандидат пригласил Крофта к завтраку и стал лицемерно сокрушаться, как трудно далось ему это решение, как он жалеет, что Крофту не достанется пост номер два.

Крофт очень гордился тем, как это воспринял. Он посочувствовал кандидату и заверил, что готов служить ему всеми силами. Но в течение всего съезда и победной ноябрьской кампании Крофт не слышал грома оваций. Подслушанные слова засели в его памяти, словно осколки стекла. И сейчас они кололи его, напоминая о лжи Робертсона. Возможностей стать одним из Кардиналов у него было не больше, чем три месяца назад.

Началось это на вечеринке перед Рождеством. Напившийся восьмидесятилетний сенатор ухватил Крофта за лацкан пиджака и отвел в сторону. Слушая невнятную, слюнявую болтовню старика, Крофт узнал нечто потрясающее.

Он упомянул, что, возможно, ему предстоит работать вместе с Уэстборном, и получил совет бежать от него как черт от ладана. Уэстборн страшный человек, заявил старик. Раскопал тайны многих политиков из закулисной деятельности, из личной жизни. И не поколеблется использовать эти сведения, чтобы смешать кого-то с грязью.

— Я-то знаю, — проскрежетал старый сенатор, потирая нос указательным пальцем. — Не один год пляшу под его дудку.

После этого Крофт несколько недель изучал прошлое Уэстборна. Ездил по всей стране, встречался с людьми, живущими в тихом отчаянии, изгнанными из общественной жизни или разорившимися, потому что не выполняли его распоряжений.

Во время этих разъездов Крофт узнал о тайных дневниках нью-хемпширского сенатора, копилке грехов и преступлений его коллег. Первоначальные наметки плана зародились сами собой; когда Крофт убедился, что и Кардиналы живут в страхе перед Уэстборном, план обрел четкость.

Первое упоминание Крофта об этих дневниках Робертсон, Болдуин и Зентнер восприняли невозмутимо. Выслушав некоторые подробности, нехотя признали, что слышали о них, однако значение содержащихся там сведений преуменьшили. Крофт сказал, что у него камень с души свалился. Значит, к его предложению раздобыть дневники Кардиналы интереса не проявят.

Зентнер и двое других повели себя, как и рассчитывал Крофт. Не только проявили интерес к предложению, но уцепились за него — лишь бы все оставалось шито-крыто. И Крофт сдержанным, размеренным голосом принялся им лгать, перемешивая уверения с обещаниями. Теперь в обмен на дневники они соглашались принять его в свое сообщество избранных.

Крофт подлил себе еще вина и включил компьютер. На экране появились фотокопии чеков, которые Зентнер депонировала в одном зарубежном банке четыре года назад, когда сражалась за политическую жизнь с неожиданно выдвинувшимся, на удивление сильным соперником. Голос Уэстборна в динамике вел подробный рассказ о том, как перед самыми выборами эти деньги таинственным образом оказались на личном счету соперника. Разразившийся скандал и трагическое самоубийство этого человека представляли собой весьма любопытную историю.

Неудивительно, что старушка Барбара пускает слюну сквозь вставные зубы в ожидании дневников.

Крофт хохотнул, вспомнив, как легко Робертсон поверил его лжи. И ему, и всей шайке незачем было знать, что человек, которого он отправил к Уэстборну, а затем к Шурессу и Тайло, уже добыл первую половину дневников Уэстборна.

Со временем Пастор отыщет и вторую дискету. Крофт в этом не сомневался. И разумеется, не имел намерения оповещать о ней Кардиналов. У него было единственное желание — взять оружие Уэстборна в свои руки.

Но оружие это оказалось гораздо более грозным, чем Крофт мог вообразить. В добавление ко всему прочему он встретил там фамилию надменного жестокого человека, который некогда отверг его как «пугало» и «бедного дурачка».

Крофт отпил вина и закрыл глаза. Тонкие розовые веки просвечивали. Вообразил себя в Овальном кабинете. Компьютер гудит, дискета вертится, вертится, выматывая душу из человека, стоящего у кормила власти.

* * *

Двумя часовыми поясами к западу, в штате Нью-Мексико, солнце стало заливать багрянцем горы Сангре де Кристо. Мег Дэниелс, эпидемиолог, старший научный сотрудник Национального института здравоохранения, остановит ла «лендровер» перед клиникой на окраине Санта-Фе. Захватив свою полевую сумку, вошла внутрь. От кондиционированного воздуха в приемной ее пробрал озноб.

— Господи, на что ты похожа!

Бенджамин Цукерман, руководивший клиникой от имени университета штата, сокрушенно поцокал языком. Мег с первого взгляда сочла его кабинетным человеком и не ошиблась. Он занимался только писаниной и бледнел при виде крови. Когда Цукерман требовал Мег к себе, она говорила, что была в лаборатории у патологов, которой он старательно избегал.

— Замечательный ты парень, Бенни, — сказала Мег, входя к нему. — Вот тебе мой отчет. По-прежнему никаких результатов.

— Сообщи об этом в Вашингтон. Там ждут не дождутся твоих «Д-47».

«Д-47» представляли собой сводку, которую полагалось еженедельно отправлять в институт. Мег за это не бралась целый месяц. Ничего нового она сообщить не могла. Повторялась все та же история: индейцы ложились спать здоровыми, а утром просыпались с рвотой и высокой температурой. Трое умерли; более десяти больных находились в критическом состоянии. Остальные из шестидесяти трех заболевших кое-как крепились. Дэниелс исследовала эту вспышку загадочной эпидемии и пока пришла к единственному выводу: задержки с отправкой «Д-47» тут совершенно ни при чем.

— Мне надо провести кое-какие токсикологические исследования, Бенни. Можно поговорить там.

— Нет-нет. Я должен бежать.

Мег помахала рукой и вышла.

Клинику она воспринимала как уютный дом с чудесными медицинскими игрушками и прелестями замечательного курорта. Это была одна из немногих «кормушек», занятых делом, куда Мег получала направления. Войдя к себе в кабинет, она осторожно обошла бумаги, разбросанные на полу, покрытом прохладным мексиканским кафелем, разделась и пошла в ванную. Ей потребовалось добрых двадцать минут, чтобы смыть пыль пустыни.

Прямо на голое тело Мег натянула тенниску и влезла в обрезанные выше колен джинсы, довольная тем, что сбросила пять фунтов. Требовалось сбросить еще десять. Причесала короткие рыжие волосы, смазала лосьоном лицо и босиком подошла к компьютеру. Замигал сигнальный огонек электронной почты. Взяв из холодильника баночку фруктового сока, она уставилась на экран.

Прюитт, ее начальник из Вашингтона, высказывал мнение, что вирус, косящий индейцев навахо, находится в воздухе. Обнаружила ли Мег какие-то отклонения в пробах воды? Неплохо бы подвергнуть исследованию легочную ткань больных. Тут она уже опередила его. О задержке «Д-47» ни слова. Молодец Прюитт.

Гарри Риггз из Лос-Анджелесского университета. В легочной ткани, которую она отправила на анализ, при первых проверках не обнаружено ничего необычного, но он продолжит работу. Не пообедает ли она с ним на будущей неделе, поскольку жены его не будет в городе. Нет уж.

От секретарши Андреаса Нойманна, больница имени Джона Гопкинса. Предложение обратиться к материалам о вспышке так называемой сонной болезни среди индейцев мелати в Перу. Там причиной болезни являлось ежегодное весеннее нашествие полевых мышей. Не связана ли болезнь навахо с грызунами?

Мег застонала. Она упустила возможную связь с той эпидемией. Предоставила вспомнить о ней Нойманну, своему семидесятишестилетнему наставнику.

Она стала усиленно вспоминать, что читала о той эпидемии, и тут на экране появилось последнее, четвертое послание. От телефонистки клиники: «Позвоните по направлению к Свану». И в скобках: «Звонившая сказала, вы поймете».