От церкви св. Георгия остались каменные стены, мозаики, остался массивный порог: сохранилось практически все, кроме крыши. Из нее открывается прекрасный вид на село и на пустыню. И хотя в Святой Земле много более древних церквей, чем эта (XII век), она впечатляет. Может, на ее месте стояла святыня Офры при Гидеоне. А может, там или рядом стоял камень, на котором через несколько лет правитель Шхема Авимелех отрубил головы семидесяти сыновьям Гидеона, покончив с шансами Офры на возвышение. Древний порог церкви и сейчас покрыт жертвенной кровью – местные жители совершают здесь древний обряд заклания агнца.
      Так или иначе, осмотрел писатель руины замка, посмотрел на православную церковь, глянул на руины св. Георгия, потолковал с солидным, дородным жителем, который рассказал нам о своей ответственной работе инспектора гаражей. У сына инспектора, малыша семи лет, вместо котенка или щенка был на руках белоснежный, мытый и расчесанный козленок, который то и дело бегал по лестницам их дома, на самой вершине холма, впритирку к замку Бубарие. Писатель вытащил свой нательный крест из-под рубашки – здесь он выглядел, как пропуск в мир древних христиан. Когда мы отъехали от села, писатель долго молчал, а потом сказал: «Ну нет же, как можно их выселять? Живут и слава Богу».
      Одно из самых удивительных сел – Хирбет-эль-Маурак к западу от Хеврона. Тут может показаться, что тебя занесло на машине времени в легендарные дни древней Палестины. Проехать туда нелегко, дороги ужасные, но люди гостеприимны. Посреди крошечного села, напротив колодца, стоит настоящий дворец, чем-то напоминающий реконструкцию иродова храма. Это частная загородная усадьба времен Христа, раскопана археологами и оставлена в хорошем состоянии. В колодце – чистая холодная вода. Молоденькая селянка зачерпнула нам воды, напоила, потом ушла с кувшином на плече по единственной улице села, мимо дворца, как в кино. Местные старики охотно продадут вам древние монеты – они редко видят туристов, не решающихся заехать к «страшным палестинским террористам».
      Палестинские села живут в согласии с древностями – с византийскими монастырями и церквами, как эль-Хадр, с крепостями крестоносцев, как эль-Бурдж на юге Хевронских гор, с дворцами времен Ирода, как в Хирбет-эль-Маурак. Древности становятся частью жизни, а не декорацией, не инородным объектом, за осмотр которого берут деньги.
      Мое любимое село – Абуд, одно из коренных, устоявшихся, подлинных, кондовых сел Нагорья. Оно лежит на западном склоне гор, вдали от больших дорог, на равном расстоянии от Калькилии, Рамаллы и Рош-ха-Аина.
      Абуд очарователен и напоминает деревни Тосканы. Его пожелтевшие от времени дома растут на некрутых склонах холмов. Виноградная лоза вьется на их балконах, широколиственные смоковницы осеняют улицы своей тенью. Процветание древнего Абуда видно по его просторным домам, по вылизанной чистоте его улочек. Старики Абуда сидят в тенистом уголке за невысокой каменной оградой на каменных скамьях, как мужи Итаки, созванные на совет молодым Телемахом. Это – «диван» восточных городов, или «врата города» библейских рассказов. Дети приносят им кофе и фрукты, дымятся кальяны, разнося запах яблока, идет неспешная мужская беседа. Жители Абуда – не беженцы Газы, не возвращенцы Рамаллы, но коренные крестьяне, живущие на своем родном месте. Здесь, как в машине времени, можно увидеть Палестину такой, какой она была и должна быть.
      Абуду – три тысячи лет. Здесь родился пророк Овадия, сохранилась и древняя «бама», высота, где предки нынешних жителей поклонялись богам. Культ Иерусалимского храма не доходил до этих мест. А две тысячи лет назад жители Абуда приняли христову веру прямо от самого Христа. В память о Его посещении здесь стоит одна из древнейших церквей на свете, построенная Константином в четвертом веке, а то и раньше. Археологи обнажили ее древний нартекс, а прихожане тщательно отремонтировали и украсили. В этой православной церкви капители колонн украшены византийскими крестами и пальмовыми ветвями, стоит образ Богородицы, палестинской женщины из недальней Саффурие. В южную стену церкви вмурована каменная доска, сообщающая квадратным сирийским письмом о ремонте, произведенном в 1030 году, за полвека до крестоносцев.
      Неподалеку находится и католическая церковь, построенная на византийском фундаменте монастыря св. Симеона, и в ней можно увидеть древнюю мозаику. Есть в Абуде и мечеть, и мусульмане, православные и католики живут вместе мирно и дружно. Православные и католики Абуда (и других палестинских сел) празднуют Пасху и Рождество вместе: Пасху – по православному календарю, как в России, а Рождество – по западному, 24 декабря. Но все – и христиане, и мусульмане Абуда – почитают св. великомученицу Варвару, и считают, что она жила и погибла в Абуде.
      Древняя православная церковь св. Варвары стояла на холме в двух километрах к западу от центра села, откуда открывался прекрасный вид. Крестьяне Абуда отремонтировали ее и возобновили воскресные службы, но в прошлом году израильтяне добрались до нее и взорвали церковь, «чтобы не служила убежищем партизанам».
      На склоне холма ниже руин церкви сохранилась пещера, где покоились мощи святой, и крестьяне приходят туда, дают обеты и зажигают свечи и лампады. Вместо керамических светильников с оливковым маслом они зачастую зажигают банки с керосином, и целая груда ржавых консервных банок перед входом в пещеру служит свидетельством этому обычаю. Мусульмане приходят сюда вечером по четвергам, как обычно в Палестине, а 17 декабря, в день святой Варвары, все жители Абуда без различия веры идут процессией к пещере и к руинам церкви.
      Здесь, в Абуде, самом ординарном палестинском селе, начинаешь понимать вздорность сионистского мифа о Палестине – «земле без народа», ждавшей «народ без земли», скудно заселенной пришлыми арабами из пустыни. Жители Абуда, древние христиане, бесспорно жили в этом селе, в этих домах за века до нас. Археологи доказали, что село не разрушалось и не оставлялось на протяжении последних трех тысячелетий. Наши глаза подтверждают их свидетельства: вот древняя церковь, вот старинные дома, вот древние оливы, а вот древние погребальные пещеры. Палестинцы – такой же коренной народ на своей земле, как русские – в России, а французы – во Франции.
      Но палестинцы – арабы, а арабы пришли в Палестину только в седьмом веке, возразит читатель. Это не так. Арабское завоевание Палестины в седьмом веке изменило лишь религию, но не народ. Рансимен, один из крупнейших специалистов по истории средневековья, пишет об арабском завоевании: «Армии победителей были невелики. Они обеспечили лишь существование военной касты, навязанной населению. Этнический состав населения практически не изменился. Хотя мы называем (жителей Палестины) «арабами», на деле они – потомки народов и племен, живших здесь до Исхода Израиля из Египта, и иудеев, которые, наподобие первых апостолов, вошли в церковь Христову».
      Де Хаас пишет в «Истории Палестины»: «Население Палестины – арабоязычное, но не арабское. Его можно назвать арабским по языку и культуре, но не по этническому признаку. Жители Палестины – потомки хананейских и арамейских племен, как и в дни Израильского царства».
      К этому выводу пришли Клермон Ганно и другие авторы первого капитального научного труда по истории, археологии и этнографии Палестины – речь идет о непревзойденном и по сей день “Обозрении Западной Палестины” (Survey of Western Palestine). Чтение этих пухлых томов, где упомянута каждая горстка камней к западу от Иордана, подобно откровению: уже тогда ученые пришли к выводу, что население палестинских деревень – это потомки древнего населения страны. Эта точка зрения считалась непреложной вплоть до 1948 года, когда победила сионистская мифология. Раньше – и сегодня за пределами Израиля – ученые не сомневались, что арабское завоевание не изменило этнического состава страны. Серьезные израильские труды отмечают это и сейчас. Феллахи Абуда пахали свои поля и окапывали свои оливы еще при Иисусе – то ли Назареянине, то ли Навине. «Чисто арабских воинов в армиях ислама было крайне мало. Миф о “несчетных сынах пустыни” не имеет оснований», – продолжает де Хаас.
      Но арабское завоевание возвратило Палестину в семитскую стихию. Чтобы понять это, спустимся на побережье, к городку вилл и посольств Герцлия Питуах. К северу от садов Герцлии, в районе Ноф Ям, стоит недавно раскопанный курган, рядом с огромным армейским складом отравляющих веществ и боеприпасов (он бабахнул несколько лет назад, и после этого был законсервирован). Археологи обнажили стены, ворота и залы замка крестоносцев, но в более древних слоях был найден город Решеф, носивший имя ханаанского бога огня (к руинам крестоносцев мы вернемся в другой главе). “РеШеФ” – простое семитское слово, оно сохранилось и в современном иврите и значит теперь “искра” (в семитских языках пишутся в основном согласные, которые я выделил заглавными буквами). Три тысячи лет тому назад в Решефе жили палестинцы, родичи израильтян и финикийцев. Здесь расцветала местная, семитская, южно-сирийская культура.
      В 332 г до н.э. Александр Македонский завоевал Палестину, и началась эллинизация страны. Приобщившиеся к мировой культуре жители переименовали город в честь греческого Решефа, и назвали Аполлонией. Аполлония была важным городом, и археологи нашли следы древних церквей, самарянских гробниц и мозаику того периода. Но после победы ислама город вернул себе древнее семитское имя – аРСуФ.
      Это не исключение, но правило. Скифополь вновь стал Бет Шеаном (Бейсаном), Птолемаида снова стала Аккой, Элевферополь – Бет Джибрилем, Филадельфия – Амманом. Стоит призадуматься – тысячу лет город носил эллинское имя. Тысяча лет – долгий срок по любым меркам. И все же эллинское имя сгинуло, а старое семитское имя вернулось. «Население Палестины всегда было семитским. Многие расы приходили сюда – филистимляне, хетты, греки, но они едва привились к семитскому родословному древу Палестины», – пишет Джордж Адам Смит.
      Мне кажется, что этот феномен лучше всего объясняет Тойнби. Арнольд Тойнби, блестящий английский историк, создал теорию культур и цивилизаций, объясняющую многие странности истории. Согласно Тойнби, завоевания Александра Македонского прервали нормальный ход жизни семитской сирийской цивилизации. Ближний Восток стал периферией эллинского, а затем греко-римского мира. Но цивилизации не так-то легко умирают. Даже в Латинской Америке, где испанцы уничтожили цивилизации майя, инков, тольтеков, по мнению Тойнби, еще могут возродиться цивилизации – преемницы этих индейских культур. Так и Ближний Восток, казалось бы, покоренный века назад, лишившийся собственной индивидуальности, только ждал случая, чтобы собраться с силами и заявить о своем культурном суверенитете. Культурной декларацией независимости Востока стал ислам. Халифат, утвержденный мусульманскими победителями, был преемником легендарного царства Соломона и империи Ахеменидов. Прерванная цепь времен вновь была воссоединена.
      Даже в дни расцвета эллинского влияния, крестьяне Палестины продолжали говорить на семитских арамейских диалектах, схожих с арабским и ивритом. Арабский, язык империи, смог вытеснить родственный ему арамейский – хотя этого не смогли добиться греческий и латынь за тысячу лет эллинизации. Покоренные жители Святой Земли гордились своим «родством» с арабскими армиями. Вплоть до XIX века многие палестинцы вели свою родословную от бедуинов севера (Каис) или юга Аравийского полуострова (Яман). Если учесть, что “деление на Каис и Яман не соответствовало делению территориальному, географическому, экономическому, классовому, этническому и племенному” , и что в одной семье один брат мог относить себя к Каису, а другой – к Яману, становится ясно, что это никак не было связано с арабским завоеванием.
      Впрочем, увлечение завоевателями свойственно не только Палестине. Не так много норманнов пришло с Вильгельмом Завоевателем в Англию в 1066 году, но все знатные роды Британии ведут свой род от его соратников. Древние русы или росомоны были, видимо, маленьким скандинавским племенем, которое смогло дать свое имя славянскому народу и всей России. Английские лорды гордились норманской кровью, вовсе не считая себя французами; русские аристократы гордились своими полулегендарными предками – варягами (Романовы) или татарскими князьями (Набоковы), в то же время не переставая быть русскими, а многие палестинцы производили свои родословные от знаменитых воинов ислама. Так, многие мусульмане Абуда считают себя потомками первого халифа Абу-Бакра, преемника Мухаммада, погребенного рядом с Пророком в Медине. Во многих селах сохраняется название завоевавшего их арабского племени. И хотя на одну каплю крови из пустыни приходилось сто местной – естественно, что люди больше гордились родством с завоевателями. Так, германское племя франков завоевало огромную римскую Галлию, и, хотя этнически состав населения мало изменился, народ принял имя победителей и стал называться французами.
      Победа ислама на Ближнем Востоке в VII веке напоминает победу христианства в Испании в XV веке – приход Омара ибн-Хаттаба в Иерусалим стал семитской реконкистой, завоеваниям Александра был положен конец. Когда мы говорим о тысячелетнем интервале, трудно пользоваться простыми политическими терминами вроде «освобождение» – скорее «возрождение». Римско-византийское правление не было «оккупацией» или «колонизацией», скажем, в пятом-шестом веках н.э. – хотя бы потому, что местное население было христианским и «византийским». Нет, народ Палестины не «томился под сандалией византийского угнетателя и мечтал о другой жизни», но не исчез культурный конфликт эллинской цивилизации и семитского населения. Ислам помог разрешить этот конфликт и привел к возрождению местной традиции.
      Христианами остались либо семьи, непосредственно связанные с церковью и службой, либо крестьяне дальних сел, куда не доходили миссионеры ислама. Различие не в чистоте крови: этнически выбор невелик, ситуация такая же, как и в Египте, где «мусульмане чаще вступали в брак с арабами, чем копты, но с другой стороны, копты чаще вступали в брак с христианами – греками и левантийцами. Если же считать чистокровными египтянами коптов Верхнего Египта, куда эллинизация не доходила, то по их коже видно, что их предками были черные нубийцы» .
      Христианские деревни кажутся более зажиточными и устоявшимися, но мусульманская эль Бире не беднее соседней христианской Рамаллы.. Предположительно 10% палестинцев – христиане, но большинство живет в городах – Иерусалиме, Рамалле, Назарете, Вифлееме, Яффе, а в селах – лишь небольшая часть. Мусульманские села не менее, а то и более гостеприимны.
      Сидя меж старых домов Абуда, у его построенной Константином церкви, особенно приятно читать политический бестселлер “С незапамятных времен”, написанный американкой Джоан Петерс. По мнению г-жи Петерс – основываемому на пятистах страницах массой наукообразных ссылок – палестинцы пришли в Святую Землю в основном уже после начала сионистской колонизации, т.е. за последние сто лет, из смежных арабских земель. Поэтому предлагается ненаписанный черным по белому вывод – гнать надо этих незванных гостей, которые здесь и живут-то без году неделя.
      Многим американским евреям эта книжка понравилась – Сол Беллоу, нобелевский лауреат, назвал ее «одной из важнейших книг века». Одобрил ее и Эли Визель, лауреат нобелевской премии мира. Еще бы, она предлагала полную реабилитацию, моральное оправдание тем, кто лишил миллионы палестинцев дома и крова. Так буры доказывали, что черные оказались в Южной Африке уже после прихода голландских колонистов. В отличие от американских евреев, израильтяне слишком хорошо знали предмет, чтобы увлечься такой незамысловатой ложью. «Она приняла всерьез устаревшую израильскую пропаганду 50-х годов» – таков был вердикт израильских историков. Норман Финкельштейн тщательно опроверг ее научный аппарат, выявив натяжки и передержки, но нам, жителям этой страны, и в этом не было нужды.
      В сионистской мифологии, недавности прихода палестинцев отводится центральное место. Палестинцы – «арабы» – «завелись» в Святой Земле, когда та лежала в запустении после изгнания евреев. Этот миф неоснователен – приезжайте в Абуд или эль Джиб, посмотрите на его древние дома и церкви, посмотрите на его крестьян, и вы поймете, что они не свалились с Луны. Палестинцы – мусульмане и христиане – потомки древних хананеев, колен Израиля, апостолов Христовых, воинов ислама, рыцарей Крестовых походов.
      Впрочем, до недавнего времени повсюду на земле люди жили на одном месте. В книге Нормана Дейвиса The Isles , рассказывается о находке Cheddar Man, скелета человека, погибшего 8,980 лет назад. В 1996 году ученые провели ряд анализов и установили, что его ДНК идентична ДНК нашего современника, Адриана Таргетта, учителя из Чеддара. Так было доказано, что нынешнее население Англии – несмотря на волны пришельцев, англов, саксов, норманнов – потомки древнейшего автохтонного населения острова. Так же обстоят дела и в Палестине: нынешние палестинцы – потомки древних жителей нашей страны.
      Непрерывность жизни в Палестине видна на юге Нагорья, в горах к югу от Ятты, где испокон веков живет в пещерах небольшое племя скотоводов. По мнению этнографов (в частности, покойного президента Израиля Ицхака Бен Цви), их предки исповедовали иудаизм вплоть до 9-го века. Я поехал туда, когда израильская армия прогнала их из пещер.
      Ясным весенним днем мы сели в разбитую «Шкоду» приятеля и поехали посмотреть своими глазами на пещерных людей и на тамошние места, потому что лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. В это время года ковры цветов покрывают холмы Юга. Красные поля анемонов вдоль дорог перемежаются белыми и желтыми ромашками и маргаритками, а меж них темным фиолетовым пятном выделены ирисы. Вскоре солнце выжжет траву до ржавой коросты, но сейчас нежные облака овечьих отар плывут по зеленой глади. Патриархальная прелесть Палестины еще сохранилась в этих дальних местах. Ведь удаленность измеряется не километрами. Если провести прямую линию между Иерусалимом и Беер Шевой, к востоку от ее пересечения с «зеленой чертой» (границей Израиля в 1948-1967 гг.) находится самая глухая глубинка Палестины, где мало что изменилось за последние три-четыре тысячи лет.
      Невысокие холмы и просторные долины Шефелы вдруг, без предупреждения, превращаются в крутые складки гор, и с них открывается чаша пустыни, замкнутая с востока горами Арада. Пещеры начались сразу же. К западу от «зеленой черты» у самой дороги – знак археологических раскопок Хирбет Рувейна, где, как написано на знаке, жили древние иудеи во времена легендарного Первого Храма. Это хорошо сложенные прочные ограды вокруг целого лабиринта пещер. Пещеры просторные, обжитые, с кострищами и отверстиями в своде для выхода дыма, с элементами кладки. Они разделены на несколько приделов, как бы комнат, невысокими стенами, до высоты бедра.
      Дальше к востоку – еще более внушительная руина, пещерный город Сусия, где стоит древняя синагога с мозаичным полом. Она была построена в 4 веке и простояла до девятого века, а тогда плавно превратилась в мечеть. Сначала, видимо, только часть местных жителей перешла в ислам, и тогда во дворе синагоги возникла молитвенная ниша – михраб. С годами их примеру последовали и прочие, и синагога стала мечетью, хотя те же пастухи и их дети молились в тех же стенах.
      Дорога идет мимо холмов, и все чаще мы замечаем такие же пещеры, что и в археологических руинах, но уже жилые. На холме, на конфискованной у палестинцев земле – новое еврейское поселение Маон, крепкие стандартные дома с красными черепицами, полно воды, электрические фонари, новые блестящие машины, колючая проволока, охрана с автоматами. У подножья холма, в складке зеленого вади – скопление пещер и робких нерешительных лачуг. Это Тувейне, одно из селений пещерных жителей. Здесь нашли приют их выселенные родичи.
      Мы подъехали, даже не зная, как нам повезло – через несколько недель армия перекопает дорогу, и полностью отрежет эти места от внешнего мира. Мы поставили машину на въезде в село. В вади здоровый мужик пас овец, но, увидев нас, оставил отару и поднялся на дорогу. Подошло еще несколько крестьян. Когда они поняли, что мы пришли с миром, расцвели улыбками, показывая удивительно ровные белые зубы. Из ближней хижины вышла старуха с чайником и сразу угостила нас горячим чаем с травами.
      Крепкие, здоровые люди – здешние горцы. Их лица необыкновенно красивы почти картинной красотой. Густые бороды, теплые халаты, (как в Таджикистане – заметила Алиса, уроженка Душанбе), правильные черты, вокруг вьются чистые и обихоженные дети. Можно год ходить по Израилю – не встретишь таких довольных и умиротворенных лиц.
      Эти люди довольны своей долей, своими просторными и аккуратными пещерами, унаследованными от предков, довольны собранной дождевой водой, зеленой травой и голубыми небесами. Как в притче о рубашке счастливого человека, у них, у счастливых людей, нет рубашек. Они хотели только одного – чтобы их оставили в покое. Даже для меня, человека не нового в палестинской глуши, это оказалось неожиданностью. Газетные статьи подчеркивали бедность и убогость их быта, и я ожидал увидеть несчастных бедолаг, вроде тех, с которыми встречаешься в районе «старого автовокзала» в Тель-Авиве. Но нет, здесь не было несчастных и обездоленных нищих, грязных сопливых детей, измученных одиноких матерей, никто не показывал нам пустые холодильники и бумажки от соцстраха. Крепко стоят на земле крестьяне Хевронских гор.
      – Покажите нам вашу пещеру, – попросили мы.
      Наш первый знакомец по имени Абед на минуту исчез и вскоре подкатил к дому на стареньком тракторе, как заправский таксист. Мы забрались на рога и крылья трактора, Махмуд уселся на капот, Абед врубил передачу и трактор пополз вверх по грунтовой дороге под наши песни вроде «Прокати-ка нас, Абед, на тракторе, до околицы хоть прокати». Путешествие было не для слабонервных. Трактор полз по крутизне, наши палестинские провожатые обсуждали, в какую сторону лучше спрыгивать, если он перевернется. Но вскоре перед нами открылся лучший в мире вид гор и цветущей пустыни. Далеко внизу белел Арад. И повсюду, как хутора в степи, виднелись входы в пещеры с узорными карнизами.
      Трактор остановился, и мы спустились по склону в вади, где, окруженная крепкой каменной стеной, была пещера нашего знакомца, а рядом – еще несколько пещер. Мы заглянули в одну из них, там жила пожилая женщина с двумя маленькими девочками, видимо, внучками. Они вернулись домой, несмотря на запрет властей, несмотря на угрозу ареста. Только тут я понял, для чего служили невысокие стены-перегородки в пещерах. В одном приделе были овцы. В другом – корм для овец. В каменной кладке был сооружен своего рода шкаф. В жилой «комнате» пол был покрыт циновкой и матрасами, а перед ней горел костер. Было удивительно тепло и уютно. Наверно, в такой пещере в Вифлееме крестьянка из Галилеи родила своего сына. А вот в такие ясли она положила младенца – в каменную кормушку для овец. В такую же дверь она выглядывала, не идут ли солдаты.
      Соседняя пещера была разорена солдатами. Грустно видеть разоренный дом, даже если это – только пещера. Мы посидели на перевернутых камнях, а наши хозяева поставили на огонь чайник и принесли свежие лепешки, совсем не похожие на городские. Их пекли в печи – «табуне» – прямо во дворе пещеры. Не так-то легко сдаются крестьяне, привыкшие к борьбе со стихиями в этом суровом краю. Им так мало надо, что лишениями их не напугать. Воду им не отключат, ее посылает сам Господь Бог, электричество и счет в банке не перекроют, за отсутствием такового. Впервые у меня проскользнуло что-то вроде зависти, вместо должного сострадания.
      У этих крестьян совершенно не было злобы, их тянуло к израильтянам, им было интересно понять, чем мы живем, так же, как и нам – понять их уклад. Абед на тракторе отвез нас обратно к машине, и русые волосы Алисы развевались на ветру, как знамя. Мы долго прощались и обменивались номерами мобильных телефонов. И думалось – как замечательно можно жить вместе... Напрасно люди боятся, ведь с миром можно придти в любое палестинское село и вас везде хорошо встретят.
      Эти пастухи – не бедуины, но феллахи, то есть оседлые крестьяне, но на краю пустыни нет большого различия в образе жизни феллаха и бедуина. Между пещерами, повсюду, где возможно, они сеют ячмень, овес, пшеницу. Есть у них и оливковые деревья, и гранаты, и миндаль. Они живут, как их предки жили из века в век.
      Среди пещер юга Иудеи еще яснее становится то, что пытается скрыть официальная пропаганда. Древнее население Иудейских гор не вымерло. Они не ушли в изгнание, не научились говорить на идиш, не зубрили Талмуд, не открыли шинок, они остались здесь, на родине. Как и три тысячи лет назад, они молятся на высотах, и в храмах Хеврона и Иерусалима. Как и три тысячи лет назад, они живут в тех же пещерах и разводят таких же овец. И так же говорит с ними Господь Бог.
      Евреи и палестинцы происходят от общих предков, но их история была весьма различной. В истории Святой Земли не раз возникал перед жителями выбор – земля или вера. Так, во времена Крестовых походов тысячи мусульман бежали из Палестины перед лицом христианских воинств – в частности, бежали благородные арабские семьи, пришедшие с Омаром ибн Хаттабом. После победы Саладина сотни колонистов-франков бежали на Побережье. Но масса крестьян, народа, оставалась на месте в любом случае, иногда придерживаясь старой религии, иногда, с годами, меняя ее. Иудеи, самаряне, христиане и мусульмане Святой Земли – это разные части того же народа, по-разному решившие для себя дилемму: земля или вера. Крестьяне предпочли землю, священнослужители предпочли веру. В Абуде и прочих селах Святой Земли живут выбравшие землю.
      История Святой Земли и ее населения не началась в дни арабского завоевания VIII в Она уходит далеко вглубь веков. Чтобы понять ее настоящее, обратимся к ее прошлому. Пройдем по пространству и по времени – от Адама до Интернета, и возьмем за образец персидские и арабские хроники с их “прелестной смесью легенд и сплетен. Они начинают с Сотворения мира, а кончают последним дворцовым скандалом” (Артур Кестлер).

ЧАСТЬ ВТОРАЯ