Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сосна и олива или Неприметные прелести Святой Земли

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Шамир Исраэль / Сосна и олива или Неприметные прелести Святой Земли - Чтение (стр. 15)
Автор: Шамир Исраэль
Жанр: Зарубежная проза и поэзия

 

 


      Да и можно ли убивать и покорять живых людей во имя мертвых камней? Можно ли “освободить” камни? Стоило ли во имя контроля над Стеной Плача стирать с лица земли целые жилые районы? Большинство израильтян отвечает на эти вопросы утвердительно, если речь идет о палестинцах.
      Бои за Иерусалим начали правые сионистские боевики “Эцель” и “Лехи”, первыми приступившие к слепому террору против гражданского палестинского населения. Сначала они терроризировали жителей Лифты и Ромемы, затем, 13-го и 29-го декабря 1947 г., они бросили бомбы в толпу покупателей на базаре у Яффских ворот, убили шестерых и ранили 40 человек. «Хагана» не уступала – 5 января 1948-го ее бойцы подорвали гостиницу “Семирамида”, и убили 15 невинных палестинцев. 7 января 1948 года бойцы Эцеля бросили бомбу в толпу палестинцев, ждавших автобуса у Дамасских ворот и убили 17 человек. Палестинцы ответили взрывами на улице Бен Иегуда и у Еврейского Агентства (о которых, в отличие от актов еврейского террора, можно прочесть во всех книжках про войну 1948 года, изданных в Израиле или Америке).
      В Иерусалиме уже была применена тактика изгнания мирного населения в Ромеме, в Катамоне, Шейх Бадере. Палестинцы начинали понимать, что им грозит страшная судьба. Поэтому борьба была такой упорной, несмотря на вопиющее неравенство сил. Война за коридор завершилась до конца британского мандата, когда на территории Палестины еще не было войск арабских государств. Эти войска и потом мало что меняли – у них не было оружия, денег, солдат и желания воевать; “победа Израиля над армиями семи арабских государств” несколько напоминает знаменитую “победу Красной армии над Антантой” в гражданскую войну. Но ранее, в апреле-мае, у палестинцев вообще не было шансов удержаться.
      По книге президента Израиля Хаима Герцога “Израильско-арабские войны” ко времени принятия резолюции о разделе в Пальмахе – отборных частях еврейской общины – состояло 4000 бойцов, а все еврейские вооруженные силы насчитывали 15 тыс. бойцов передовой линии и 30 тыс. бойцов территориальных отрядов. Кроме этого «Эцель» и «Лехи» располагали 4 тысячами бойцов. У палестинцев же, по тому же источнику, было две партизанских группировки “Армии Спасения”, насчитывавших около тысячи человек каждая, несколько неорганизованных партизан на юге Палестины и Армия Освобождения под командой Каукджи, насчитывавшая на бумаге около шести тысяч человек. По данным Ури Мильштейна у палестинцев было лишь триста обученных бойцов на всю страну. В районе Коридора сражалось только народное ополчение из окрестных сел и из Иерусалима. У ополченцев не было ни оружия, ни боевой подготовки, заслуживающих этого имени: король Саудовской Аравии послал им партию примитивных ружей конца прошлого века, которые и использовать не удалось, да на “черном рынке” они смогли купить несколько ружей по безумной цене: старый ржавый “Маузер” стоил сто фунтов, в четыре раза больше, чем обычно. Подготовка была примитивной, импровизированной. Рекрут, умевший выстрелить пол-обоймы в цель и бросить ручную гранату, считался хорошо обученным солдатом.
      И все же крестьяне и ополченцы упорно сражались за свои дома, за свои поля, за свои села, где жили их предки из колена Иуды и Вениамина, избравшие землю, а не веру. Во главе ополчения стоял Панфилов (или Трумпельдор) палестинцев, Абд эль Кадир из рода Хуссейни, одного из трех знатнейших родов арабского Иерусалима. Боям не было видно конца – сколько ни напирали полки Пальмаха на село, крестьяне держались. Дома села переходили из рук в руки, как в Сталинграде. Гибель Абд эль Кадира эль Хуссейни положила конец сопротивлению. Он погиб восьмого апреля 1948 года, за день до резни в Дейр-Яссине, случайной смертью. Он шел по полю, его окликнули двое из еврейского окопа, принявшие его за своего. Они окликнули его по-арабски: это были евреи из Ирака, совсем недавно приехавшие в Палестину, и не знавшие иврита, эль Хуссейни принял их за англичан – неподалеку находились английские позиции, и до конца британского мандата было еще больше месяца – и ответил по-английски “Хэлло, бойс”. Его ранили, и казнили в тот же день.
      Целый день тело эль Хуссейни лежало на поле битвы, пока палестинцы не поняли, что их вождь был убит. Яростной волной поднялись палестинцы и выбили евреев из Кастеля. Их контратака была столь мощной, что еврейские силы не смогли удержаться и откатились далеко от села. Через несколько дней Пальмах броском вступил в Кастель, но к изумлению бойцов в селе никого не было – Кастель был пуст.
      Горе захлестнуло Палестину, когда весть о смерти Хуссейни дошла до Иерусалима. Это было на Пасху, когда иерусалимские мусульмане обычно едут веселым поездом со знаменами, барабанным боем, громом литавров и стрельбой “фантази” на восток, в сердце пустыни, к древней крепости Нэби Мусса.
       Нэби Муссалежит к востоку от дороги, идущей вдоль долины Букеа в Иудейской пустыне. Букеа – продольная складка на мятой и плешивой шкуре пустыни, неожиданно ровное место с лунным пейзажем. Чтобы посмотреть краем глаза на пустыню, если больше нет времени, нужно заехать в долину Букеа, к Нэби Мусса. С асфальта сходить и съезжать можно только в субботу и праздник, потому что в будние дни можно попасть ненароком под артобстрел: Иудейская пустыня – место зимних учений армии.
      Нэби Мусса – перл этой безводной долины. Судя по грудам камней кальколитической эпохи, это место считалось святым испокон веков. Мусульмане считают, что здесь погребен Моисей, хотя в Библии говорится, что Моисей погребен неведомо где на горе Нево, к востоку от Иордана. Это расхождение объясняют тем, что с маленького холма Нэби Муса видна гора Нево, и так это перепуталось с годами. Нэби Мусса – не скромная гробница шейха, но мощная четырехугольная крепость с многими куполами.
      Ее воздвиг победитель монголов, гроза крестоносцев, покоритель Кесарии, разоритель Арсуфа султан Байбарс. Он же завел обычай ежегодного празднества в этом месте, когда десятки и сотни повозок устремляются из Иерусалима к святой гробнице Моисея. Тут праздновались свадьбы, гулялись гуляния, устраивались семейные пикники – и все это в Пасху, когда в Иерусалиме собираются многочисленные христианские паломники. Байбарс боялся, что однажды паломники захватят Иерусалим, и он хотел иметь под руками мобилизованное мусульманское население. Этот праздник было особенно легко ввести потому, что мусульмане Святой земли когда-то были христианами и иудеями, и склонны были отмечать весенний праздник Пасхи, вплоть до обычая красить яйца. Празднество Нэби Мусса длилось 7 дней, а начиналось молебном на Храмовой горе.
      Пасхой 1948 года окончился этот, продержавшийся семьсот лет, обычай. Траур по Хуссейни уничтожил радость весеннего праздника. Только в 1984 году, впервые за 35 лет, тысячи иерусалимцев выбрались в этот день к Нэби Мусса, к гробнице Моисея, на которого, как и на Палестину, у иудеев нет монополии.
      После смерти Хуссейни положение палестинцев стало и вовсе отчаянным. Даже учитывая самого необученного феллаха с дедовским кремневым ружьем, они могли выставить в поле лишь несколько тысяч человек. На уровне организованных военных полевых частей – батальонов и бригад – у палестинцев были только отряды Каукджи, которые не могли сравниться с бригадами Пальмаха и Хаганы. Возможно, вся Палестина к западу от Иордана стала бы еврейской, и судьбу Лифты и Кастеля разделили бы Наблус и Хеврон, но в это время на помощь палестинцам пришел Арабский легион под командованием легендарного Глабба.
      Глабб-паша, как его звали на Востоке, или сэр Джон Баггот Глабб, как его звали в Англии, был воином из того же теста, что и Лоуренс Аравийский и Орд Вингейт: европейским солдатом, подпавшим под очарование Востока. Но Лоуренса в наши дни считают выдумщиком, а Глабб доказал свое военное мастерство в настоящих боях. Орд Вингейт выбрал сторону евреев в палестинском конфликте и стал первым наставником воинов Пальмаха. Глабб избрал арабов.
      Сын английского генерала, полковник Глабб отличился в Первой мировой войне, а после войны ускользнул от скучной казарменной жизни на Ближний Восток. Он научился говорить по-арабски, верхом на верблюде пересек в одиночку пустыню между Палестиной и Междуречьем, и в 1930 году получил важное задание от эмира Трансиордании, ставшее началом его карьеры.
      В те годы оседлое население Восточного берега Иордана страдало от налетов воинственных бедуинских племен. Глабб был послан замирить бедуинов. Он пошел по необычному пути и вместо того, чтобы укрощать бедуинские племена огнем и мечом, он избрал подход Макаренко. Он понял, что бедуины гордятся боевой доблестью и сыграл на этом. Глабб создал отряды Разведчиков Пустыни (эль Бадрие), служба в которых стала высшей честью для бедуина. Он сколотил удальцов пустыни в дисциплинированные военные отряды и через два года налеты на города и села полностью прекратились, а свой боевой запал бедуины тратили в учениях и патрулях под командой Глабба.
      “Я замирил бедуинов, не посадив ни одного в тюрьму и не потратив ни одной пули”, – говорил он о себе с гордостью. Эти отряды и стали основой Арабского Легиона. Президент Хаим Герцог писал: “Арабский Легион под командой генерал-лейтенанта сэра Джона Баггота Глабб-паши, ветерана Первой мировой войны, был наиболее действенной и хорошо обученной арабской армией. Свободно говоривший по-арабски Глабб преобразовал Легион из пограничных частей в пустыне – в современную армию. Глабб, душой слившийся со своими вольными и независимыми бедуинами, с его личным влиянием и авторитетом, смог создать внушительную воинскую силу, применив британскую дисциплину и организацию к бедуинам с их прирожденными боевыми качествами”.
      В 1941 году, когда в Ираке состоялся про-германский путч, Легион шел в авангарде британской колонны на Багдад, по безводным пустыням, штурмовал оазис Пальмиру и отличился при взятии Багдада. Бедуины Глабба ходили в длинных “юбках” – галабие, волосы заплетали в косу, и английские бойцы прозвали их “девчонками Глабба”.
      В израильских учебниках и пропагандных изданиях всегда подчеркивается, что многие арабы сотрудничали с нацистской Германией. Это правда, но не вся правда. Были арабские лидеры, вроде муфтия Иерусалима хаджи эль Хуссейни, ставившие на Германию в борьбе с колониальной державой. Но были и воины Арабского Легиона, которые уничтожили германскую базу в Ираке и обезопасили Палестину.
      В Ираке “девчонки Глабба” отличились в борьбе с про-германскими повстанцами Фаузи Каукджи. Прошло несколько лет, и в 1948 году Глабб и Каукджи оказались невольно союзниками в войне. Получив приказ короля Абдаллы, Глабб пересек Иордан и пошел по трудным дорогам из Иерихона на Рамаллу – “по дороге Иисуса Навина”, писал Глабб, склонный к библейским ссылкам, как и Орд Вингейт. С ним шли и палестинцы, “кряжистые горцы Хеврона, похожие на наших шотландских горцев, упрямые, стойкие, хорошие воины” (Глабб).
      Глабб берег своих солдат, и не хотел бросать их в городские бои. Только под давлением короля он вошел в Иерусалим. но и там не пытался взять западный, еврейский город. Впрочем, в 1948 году арабские силы практически нигде не пересекали указанных ООН границ еврейского государства. Ави Шлаим, израильский «новый историк», живущий в Англии, доказал в своей книге «Сговор на Иордане», что иорданский король заключил тайный договор с еврейским руководством: он обязался не покушаться на еврейские территории, а они обещали не мешать ему присоединить оставшиеся палестинские земли к своему королевству. Они лишь не договорились – какие земли останутся у палестинцев. Бен Гурион хотел завоевать всю Палестину, а его правые оппоненты хотели покорить и Трансиорданию.
      Поэтому Арабскому Легиону пришлось повоевать. Глабб пишет в своей книге, что денег ему не давали, обещанные суммы из Ирака и Египта так и не поступили, боеприпасов не было. Когда он объяснял королю, что армия не может воевать без патронов, его упрекали в том, что он продался сионистам. Деньги, как всегда, решали почти все: Голда Меир отправилась в Америку для сбора средств на войну и собрала 50 миллионов долларов. Это в три раза превышало годовой доход Саудовской Аравии от продажи нефти в 1947 году: в те годы у арабов не было нефтяных богатств, а то, что было, они не спешили потратить на палестинцев. (Военные бюджеты арабских стран того времени показывают, что у Израиля было куда больше денег. Бюджет Египта составлял 8 миллионов фунтов, Сирии – 2,5 млн.ф., Ливана – 1 млн.ф., Ирака – 6 млн.ф. и Иордании – 7,5 млн.ф. Вовсе не все эти суммы предназначались для войны в Палестине.) В распоряжении Глабба не было и десятой части той суммы, которую привезла Голда Меир. Поэтому он стремился к перемирию с израильтянами. Не из пацифизма, в этом старого вояку не стоило упрекать, не из трусости – из-за нехватки боеприпасов и денег. Все же Легион повоевал, и в тяжелых боях удержал Латрун и высоты за Маале ха-Ха-миша, на пути к Рамалле. Поэтому крестьяне района Латруна – Ялу, Дейр Аюба, Имваса, Бет Нубы – смогли прожить под сенью своих смоковниц на 19 лет дольше, чем крестьяне ближней Абу Шуши – только в 1967 году, после Шестидневной войны, к ним пришли армейские бульдозеры, смели их дома с лица земли и превратили окрестности в заповедник горного сельского хозяйства, Парк Канады – в честь пожертвовавшего на его создание канадского еврейства.
      Все прочие силы арабских государств, которые так любят перечислять израильские историки-популяризаторы, не собирались проливать кровь за Палестину, которая досталась бы королю Абдалле. Между арабскими государствами не было согласия, и они направили лишь символические силы для защиты палестинцев: кто – роту, а кто – батальон. Этого было недостаточно для войны. Только Арабский Легион воевал всерьез, но силы были неравны.
      Глаббу и Арабскому Легиону удалось остановить израильтян, но отбить коридор они не смогли. Заключенный на Родосе договор о перемирии закрепил эту границу, а прошедшее время сделало ее священной в глазах самых прогрессивных израильтян, готовых поступиться более поздними завоеваниями. В этих местах можно призадуматься о странном повороте событий, приведшем к конфронтации. Если бы староверы России попытались выселить православных, утверждая, что до Петра вся Россия крестилась двуперстием; если бы копты Египта пытались изгнать мусульман в пустыню, если бы друиды Уэльса потребовали эвакуации Лондона, – возник бы исторический эквивалент происходившему в 1948 году. Палестинцы, жители Святой земли, были прямыми потомками древних обитателей страны. Они чтили ее святых от Моисея и Давида до Маккавеев и Иисуса, ее святыни от Храмовой горы до гробницы патриархов и Гроба Господня. Они возделывали поля, виноградники, оливковые рощи, ухаживали за ее родниками.
      Пришельцы-евреи тоже были потомками древних обитателей страны, давно покинувшими ее в силу разных обстоятельств, хранившими древнюю религию страны. Объединившись, слившись в один народ, пришельцы и местные жители смогли бы исцелить древнюю шизофрению Палестины, стародавнее раздвоение личности, по которому оставшиеся в Палестине перестали считать себя евреями, а евреи за рубежом перестали считать себя палестинцами. Вместо этого две половины единого целого взялись за оружие, стараясь уничтожить друг друга. Погромы в Хевроне и Яффе показали, что и палестинцы способны на резню и уничтожение мирного еврейского населения.
      Говоря мудрыми словами Джорджа Бреннана (он писал про гражданскую войну в Испании): “В гражданских войнах больше крови проливает победитель”. В войне 1948 года победили евреи. Соответственно, пролитая кровь была палестинской – и она отравила землю, отнятую у палестинцев.
 

ГЛАВА XXI. БЕЖЕНЦЫ И ТЕРРОР

      Но в Палестине и раньше сомневались в намерениях поселенцев-сионистов. Еще в 20-х годах иерусалимский каноник Вадди предупреждал, что “евреи станут тиранизировать не-еврейское население”. В 1948 году, когда поток беженцев стал реальностью, люди, увидевшие это своими глазами, не смогли хранить наивность и оптимизм, которых хватало на десятилетия на расстоянии. Первым человеком, увидевшим, понявшим, сказавшим и пострадавшим за это был граф Фольке Бернадотт, одна из трагических фигур трагического года.
      Бернадотт, племянник короля Швеции, был главой шведского Красного Креста в 1945 году, когда он направился в Третий Рейх для спасения узников концлагерей – на Западе опасались, что перед окончательным поражением нацисты убьют всех узников – свидетелей их зверств. Ему удалось добиться разрешения на эвакуацию тысяч скандинавских узников, а также многих евреев. (Так спаслась, среди прочих, Корделия Эдвардсон, еврейка из Польши, ставшая известной журналисткой и корреспондентом шведской газеты “Свенска Дагбладет” в Иерусалиме.) Поэтому в 1948 году ООН назначила его специальным представителем в Палестине. Поначалу он должен был носить титул Верховного Комиссара, как и глава британской мандатной власти, но затем, в последнюю минуту, его предпочли назвать Посредником ООН.
      Бернадотт прибыл в Палестину с самыми острыми про-еврейскими и про-сионистскими сентиментами. Он знал лучше многих о трагедии европейского еврейства, у него было теплое чувство спасителя к спасенным. Он хотел добиться мира между арабами и евреями. Но он быстро убедился в том, что евреи не спешат прекратить войну, но хотят завоевать земли, отошедшие к палестинцам по Плану Раздела. Особое впечатление произвели на него беженцы, сотни тысяч беженцев, сгрудившихся на улицах Рамаллы и Наблуса, он с ужасом думал об их судьбе, об опасности эпидемий, о том, как они проведут дождливую зиму. Он предложил возвратить беженцев, дать компенсацию тем, кто не хочет вернуться, заключить перемирие, слегка упростить границы кантонов Плана Раздела. Он предлагал отдать евреям Западную Галилею в обмен на Негев. Бернадотт не понимал, что правительство Израиля относится к резолюции ООН лишь как к отправной точке, что оно собирается все равно захватить Западную Галилею и удержать Негев, что оно не только не собирается возвратить беженцев, но надеется еще умножить их число.
      Против Бернадотта началась яростная кампания в Израиле. Правительство Бен Гуриона не собиралось поступиться “плодами побед” и не хотело, чтобы война была прекращена до полной победы. В своей книге “В Иерусалим” граф Бернадотт пересказывает свою беседу с израильским министром иностранных дел Моше Шаретом: “Евреи считают, что у них два врага. Арабы – все еще Враг №1, но я и наблюдатели ООН находимся на почетном втором месте. Арабы помогали нам всемерно, в особенности во время второго перемирия. Евреи, со своей стороны, все время совали палки в колеса и пытались затруднить нашу работу. Я не понимаю, – продолжал я, – почему Еврейское Правительство относится столь высокомерно и злобно к представителям ООН. Во-первых, нет сомнений, что Еврейское Государство в Палестине будет существовать. Во-вторых, евреи должны постараться смягчить еврейско-арабскую ненависть, ведь арабы в любом случае останутся соседями евреев. Так, израильское правительство могло проявить великодушие в вопросе арабских беженцев, но оно проявило лишь упрямство и жестокосердие по отношению к беженцам. Оно могло бы показать, что многострадальный еврейский народ понимает чувства беженцев и не хочет, чтобы они страдали так, как страдали евреи”.
      Бернадотт был лишь первым из многих посторонних наблюдателей, пришедших к переоценке конфликта на основе личных наблюдений. Он сам отдавал себе в этом отчет: “Вскоре в Палестину прибудут триста наблюдателей ООН из четырех стран. Я знаю по личному опыту – по прибытии эти наблюдатели будут симпатизировать еврейскому делу, но я знаю также, что вскоре сила обстоятельств вынудит их изменить свою позицию”. Интересно, что эти слова Бернадотта остаются верными и по сей день. Несколько лет назад генерал войск ООН норвежец Одд Булл, которого израильтяне считали “своим в доску”, вернувшись домой написал резко анти-израильскую книгу. Тогда израильтяне немало мучились вопросом – почему даже самые произраильские наблюдатели ООН после короткого пребывания в Святой земле становятся сторонниками палестинцев. Дело в том, что израильский миф – миф “Экзодуса”, жестоких и ленивых арабов, трудолюбивых израильтян, превращающих пустыню в сад – не выдерживает рассмотрения с близкого расстояния. На него нужно смотреть издалека, из Нью-Йорка, из Милуоки, на худой конец – из бастионов еврейских поселений. С человеком, выбирающимся из кольца осады и идущим по земле, происходит то, что произошло с графом Бернадоттом – он начинает видеть реальность.
      Израильское руководство боялось, что к словам Бернадотта прислушаются, что лопнет мыльный пузырь “арабской военной угрозы”, “арабского упрямства”, “арабского Голиафа против еврейского Давида” и станут видны подлинные проблемы – проблема беженцев, проблема захвата арабских земель. 17 сентября 1948 года граф Бернадотт был убит членами группы Лехи («банда Штерна»), во главе которой стоял будущий премьер Израиля Ицхак Шамир. Убийцы – Ицхак Бен Моше, «Рыжий» Зингер, Иошуа Коэн и Мешулам Маковер не провели ни одной ночи в тюрьме, хотя власти прекрасно знали их имена. Иошуа Коэн стал близким другом старости Бен Гуриона, а главарь и организатор убийства, Ицхак Шамир – премьер министром Израиля. Этого было мало – Бернадотт был убит дважды, первый раз – пулями, во второй раз – чернилами. Был распространен фальшивый документ, “письмо Бернадотта Гиммлеру”, в котором Бернадотт якобы просил шефа гестапо не освобождать евреев из концлагерей и побольше бомбить Лондон с помощью ракет ФАУ-2. С годами было доказано, что речь идет о грубой подделке, но к тому времени политический капитал был уже заработан убийцами Бернадотта и их союзниками в правящей верхушке Израиля.
      (Интересно сравнить посмертную судьбу двух шведских аристократов, Бернадотта и Валленберга. Оба спасали евреев из нацистских концлагерей, оба погибли почти одновременно, но имя погибшего в советской тюрьме Валленберга стало знаменем многолетней борьбы с Советской властью, многие улицы и площади городов мира названы его именем, но убитый сионистами Бернадотт совершенно забыт даже в его родной Швеции.)
      Только сейчас можно понять, как прав был Бернадотт. Ведь война 1948 года могла быть последней арабско-еврейской войной. Если бы она завершилась стабилизацией на указанных ООН границах, без захвата и изгнания, возможно, израильтянам удалось бы спокойно сформироваться в новый народ на основе этоса первопоселенцев. Естественное сопротивление палестинцев пришло бы раньше или позже к концу, и не было бы растянувшейся на десятилетия кровавой драмы террора. Ведь первыми “террористами” были крестьяне Сатафа и Субы, возвращавшиеся на родные места, чтобы хоть собрать маслины или захватить оставшуюся рухлядь. Их встречали пулеметным огнем. Когда они приходили в слишком больших количествах– часть №101 из Сатафа переходила “зеленую черту” и устраивала резню в лагерях беженцев.
      Почти немедленно после военных действий крестьяне стали возвращаться в родные места. Правительство Бен Гуриона было полно решимости воспользоваться плодами “чуда арабского бегства”. Возвращавшихся называли сначала “инфильтрантами”, потом “федаянами”. Многие “инфильтранты” были убиты на месте израильскими силами безопасности, другие – изгнаны. “Инфильтрантов следует изгнать немедля”,– написал Бен Гурион в своем дневнике. Прогоняли и тех, кто успел добраться до покинутого дома. “Гаолам Газе” опубликовал фотографии: как поступают с инфильтрантами. В фоторепортаже был пробел: по словам редакции, “есть вещи, о которых лучше не говорить”. Вдоль границы была установлена военная зона – пойманных в ней инфильтрантов не задерживали, а убивали на месте без предупреждения.
      В романе “Опсимист” (оптимист плюс пессимист) Эмиля Хабиби так описывается поимка “инфильтранта”:
      “Военный комендант выхватил пистолет и бросился в заросли кунжута. В кустах он обнаружил крестьянку – она сидела на корточках и на коленях держала ребенка.
      Комендант закричал: “Ты из какой деревни?”
      Женщина продолжала сидеть.
      – Ты из Барвы?
      Она не отвечала.
      Тогда он приставил пистолет к виску ребенка и закричал:
      – Отвечай, а то убью!
      На этот раз женщина ответила ему:
      – Да, из Барвы.
      – Ты возвращаешься туда?
      —Да.
      Тогда он заорал:
      – Разве я не предупреждал, что тот, кто вернется туда, будет убит? Вы что, порядка не понимаете? Думаете, что с вами шутят? Вставай и уходи куда хочешь, но на восток. А если снова увижу тебя – тебе несдобровать.
      Женщина встала, взяла за руку сына и пошла, не оборачиваясь, на восток. Удаляясь, фигуры женщины и мальчика становились все больше, пока не растворились в лучах заходящего солнца”.
      Другие пойманные инфильтранты в Галилее были собраны в мечети эль Джаззара в Акке – туда попадает и герой-рассказчик, “опсимист”, после того, как ему удается вернуться в Израиль из Ливана. В мечети его окружают беженцы и засыпают вопросами о своих родственниках – не встречал ли он их в Ливане.
      – Мы из деревни Кувейкат, ее разорили, а нас прогнали. Ты не встречал кого-нибудь из Кувейкат? “Я ответил: “Нет, не встречал никого”.
      – Я из Маншии. Там и камня на камне не осталось. Только могилы. Встречал кого-нибудь из Маншии?
      – Нет.
      – А мы из Умка. Деревню снесли, место распахали, маслины вырубили. Знаешь кого-нибудь из Умка?
      – Нет.
      – А мы из Барвы. Нас выгнали, а деревню разрушили. Наших не видал?
      – Видал одну женщину. Она пряталась со своим сыном в кустах у дороги.
      Стали гадать, кто она. Назвали имен двадцать. Тут один мужчина закричал: “Хватит! Это мать Барвы. Вот и все”. Все замолчали. Потом голоса стали упрямо называть родные деревни, которые, как я понял, были стерты с лица земли:
      – Мы из Рувеи.
      – Мы из Хадсы.
      – Мы из Дамунка.
      – Мы из Мазры.
      – Мы из Шааб.
      – Мы из Миары.
      – Мы из Вараат ас-Сарис.
      – Мы из Зейта.
      – Мы из Бассы.
      – Мы из Кабири.
      – Мы из Икрит.
      – Мы из Барама.
      – Мы из Дейр эль Каси.
      – Мы из Сасы.
      – Мы из Габисии.
      – Мы из Самхаты.
      – Мы из Сафсафы.
      – Мы из Инана.
      – Мы из Фарада.
      Но я не вспомню названия всех деревень, упомянутых в ту ночь во дворе мечети эль Джаззара”.
      И “опсимист” цитирует стихи Туфика Зиада, поэта и мэра Назарета, посвященные той же теме:
      Я найду номер каждой квитанции
      На нашу украденную землю.
      Раскопаю межи каждого села
      и стены каждого дома, стертого с лица земли.
      И следы каждого вырванного с корнем дерева
      и каждого смятого цветка,
      Чтобы помнить,
      И напишу обо всем на маслине
      во дворе дома.
      Беженцы сидят во дворе мечети, когда они получают радостную весть:
      – Израильское командование решило немедленно вернуть беженцев в их родные деревни. “Кто-то прошептал: “Почему они не подождут до утра?”
      Я удивился и ответил: “С благородным делом стоит спешить”.
      Неся на себе детей и скарб, беженцы вышли из мечети.
      Тут их посадили на грузовик, отвезли на границу и прогнали в Ливан”.
      Им еще повезло – они не были убиты, только оставлены томиться в лагерях беженцев.
      Израильские власти надеялись, что беженцы погибнут:
      “Часть погибнет, а часть станет отбросами общества в соседних арабских странах”,– писали прогнозисты израильского МИДа в секретном отчете. Так бы и произошло, если бы не вмешательство ООН, которая и по сей день содержит сотни тысяч беженцев.
      Израилю много раз предлагали заключить мир – и взамен принять беженцев, даже не всех, но часть. Израильское правительство постоянно отказывалось. Оно предпочитало войну, и войны шли одна за другой, по сей день. Параллельно с “внешними войнами” шла и война с беженцами
      О терроре против беженцев можно судить по материалам “дела Кфар Касем”. В 1956 году власти установили комендантский час в арабских селах в преддверие Синайской кампании. В районе Кафр Касема, на границе, крестьянам не было даже сообщено об этом, и когда они вернулись с полей, чуть после пяти часов вечера, их грузовики были остановлены израильскими пограничниками, крестьяне, женщины, дети были поставлены у стенки и расстреляны. На протяжении недель об этом молчала пресса, молчала страна. Только после того, как депутат кнесета от компартии Туфик Туби обнародовал это, начался скандал. Пограничники предстали перед судом, на суде подробно рассказали, как было дело. “Мы были, как немцы. Те останавливали грузовики, приказывали евреям сойти и расстреливали их, так и мы, никакой разницы. Мы выполняли приказ, как немецкий солдат выполнял приказ”, – слова Шалома Офера, пограничника, найденного виновным в убийстве 41 человека, приговоренного к 15 годам заключения и выпущенного на свободу через три года. Шалом Офер и его солдаты убили 9 женщин и 7 детей, по его приказу добивали и раненых. “Офер останавливал возвращавшихся с полей, заставлял их сойти с грузовиков, выстраивал в ряд и приказывал своим солдатам расстрелять их,– написано в приговоре израильского военного суда.
      – Мы не видели в этом ничего необычного, – слова пограничника Махлуфа Харуша, приговоренного к 7 годам за убийство 22 человек, освобожденного через 3 года. – Не в первый раз мы стреляли по женщинам и детям. Мы часто натыкались на женщин и детей, которые переходили границу, чтобы украсть плоды.»
      И израильские власти не видели в этом ничего необычного, – за исключением огласки. Главный обвиняемый по делу, майор Милинки, был приговорен к 17 годам, но отсидел только три в хороших условиях, его воинское звание было восстановлено, он стал полковником и командовал охраной ядерного центра Израиля возле Димоны – израильской фабрики атомных бомб, по словам “Санди Тайме”. Лично Давид Бен Гурион заботился о его карьере и восстановлении в армии. Обвиняемый №2, Гавриэль Даган, был приговорен к 15 годам, отсидел те же три года, и стал представителем “Израэл Бонде” в Европе. Он сменил имя. Когда вы жертвуете на Израиль, посмотрите – может быть, ваши пожертвования у вас собирает бывший убийца 43 крестьян. (Га-Ир, 10.10.86). В наши дни подсудимые Кафр Касема намекают, что они верно поняли и верно исполнили приказ Бен Гуриона. Так ли это – судить трудно.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32