Было бы у сионистов побольше сил – они могли бы «снять блокаду» и с Дамаска, и с Москвы – ведь евреи есть повсюду, а не-евреев сионисты в счет не берут. Впрочем, и религиозных евреев Иерусалима никто не спрашивал, хотят ли они оказаться под властью сионистов, а спросили бы – получили бы отрицательный ответ – и поныне в день независимости Израиля местные религиозные евреи вывешивают черные флаги в знак скорби. Их никто не спросил, их просто «освободили», как Германия смогла бы «освободить» немецких колонистов Крыма и Украины, а по дороге уничтожить украинские села.
Израильский националистический военный историк Ури Мильштейн доказал, что евреи Иерусалима не знали блокады, не знали лишений в те месяцы. По его мнению, «блокада» Иерусалима – один из мифов войны 1948 года, которая началась 29 ноября 1947 г., когда ООН принял решение о разделе Палестины. Эта маленькая страна, в которой жили 1 365 000 палестинцев и вдвое меньше (608 000) евреев, была разделена в соотношении 55:45 в пользу евреев. По резолюции ООН, Иерусалим и его окрестности должен был стать международным открытым городом под эгидой мирового сообщества; Центральное Побережье, Долины, Верхняя Галилея и Негев отходили к еврейскому государству, Нагорье, Западная Галилея, Финикийское и Филистинское побережья – к палестинскому государству.
Резолюция о разделе была создана, видимо, гениальным сионистом-счетоводом – специалистом по уклонению от подоходного налога самой высшей квалификации. С таким счетоводом и Березовский получал бы пособие для неимущих. Возьмите ножницы, карту, счеты, вырезайте как угодно, – вам не удастся ее улучшить при условии сохранения видимости еврейского большинства. По решению ООН, в еврейском государстве было палестинское большинство (498 тыс. евреев и 510 тыс. палестинцев). Чтобы это не было заметно, про-сионистские авторы резолюции «не учли» 127 тыс бедуинов, и получились цифры получше: 498 тыс. евреев и 407 тыс. палестинцев. Яффу с ее стотысячным палестинским населением сделали анклавом. Почти все территории, на которых жили евреи, входили в еврейское государство (за исключением Иерусалима и нескольких оторванных и изолированных поселений).
Палестинцы были против раздела страны, против еврейского сепаратизма, но не против евреев-пришельцев. Они считали, что Палестина одна, единая страна, и что делить ее не следует. Они сравнивали себя с подлинной матерью из легенды о суде Соломона, с той, что не соглашалась на раздел своего детища. Они не верили в оправданность раздела. Через десятки лет, после 1967 года, и израильтяне пришли к сходной позиции. Но вот небольшая разница: если палестинцы предлагали евреям равноправие в общем государстве, евреи создали государство апартеида, в котором у палестинцев нет прав, кроме права работать на еврея и покупать привезенные евреем товары.
Резолюция о разделе была несправедливой к палестинцам, щедрой к евреям. Сравним Хайфу и Иерусалим. В Хайфе жили сто тысяч палестинцев и сто тысяч евреев, рядом были еврейские земли – ООН отдал Хайфу евреям. В Иерусалиме жило сто тысяч евреев (в основном религиозных антисионистов) и сто тысяч палестинцев (в границах ООН), город окружали палестинские села, – ООН решил сделать Иерусалим международным городом.
План ООН был создан сионистами как «лучший из возможных», как оптимальный запасной вариант. Но они хотели большего. План был «лучшим из возможных» только при минимальном соблюдении прав человека, а соблюдать права палестинцев сионисты не собирались. Поэтому они приступили к выполнению плана «Д». План «Д» предусматривал массовое изгнание палестинцев и разрушение сел. Границы раздела ООН при этом вообще не учитывались. Обещания еврейских представителей в ООН – уважать права коренного населения – оказались дымовой завесой.
Бои за иерусалимскую дорогу происходили в начале апреля 1948 года. На самом въезде в Иерусалим, напротив Лифты, туристов встречает огромный знак «Сады Сахарова». Он был установлен в ранние годы перестройки, когда академик Сахаров и близкие ему круги ликвидировали Советский Союз и поощряли эмиграцию в Израиль. Ирония судьбы – аллея Сады Сахарова ведет на кладбище, в психушку и в Дейр-Яссин.
У смерти много имен. Для одних она звалась – Энгельхен, для других – Катынь. Для палестинцев – Дейр-Яссин. В ночь с 9-го на 10 апреля 1948 года отряды сионистских боевиков «Эцель» и «Лехи» напали на это мирное палестинское село, и вырезали его безоружных жителей. 245 палестинцев, мужчин, женщин и детей, были убиты в Дейр-Яссине. Командиры бандформирований «Эцель» и «Лехи» Менахем Бегин и Ицхак Шамир стали со временем премьер-министрами Израиля.
Я помню, с каким недоверием я читал в Советском Союзе рассказы о Дейр-Яссине: "Советская пропаганда", – думал я и отметал описания резни, как вымысел. Понадобилось много лет, много книг, много документов, чтобы я понял: нет, Дейр-Яссин не был выдуман Политбюро или Арафатом.
Подробные описания резни в Дейр-Яссине можно найти в нескольких вышедших в Израиле и за рубежом книгах, в частности в написанной с большой симпатией к Израилю, но довольно объективной книге Доминика Лапьера и Ларри Коллинза «О Иерусалим». Авторы цитируют командира главной еврейской военной группировки «Хагана» Давида Шалтиэля, который назвал Дейр-Яссин «мирным и дружелюбным (по отношению к евреям) селом». Дружелюбие им не помогло. После короткого боя боевики захватили село и собрали жителей. Коллинз и Лапьер пишут:
«Молодожены, вместе с 33 соседями, были среди первых жертв. Их выстроили у стенки и расстреляли... 12-летняя Фахими Зейдан, одна из выживших, рассказала: «Евреи поставили всю нашу семью к стенке и стали нас расстреливать. Я была ранена в бок, но большинство нас, детей, спаслись, потому что мы прятались за спинами родителей. Пули попали моей четырехлетней сестре Капри в голову, моей восьмилетней сестре Сами в щеку, моему брату Мохаммеду, семи лет – в грудь. Но все остальные были убиты». Халим Эл заявила, что видела, как "человек загнал пулю в шею моей сестре Сальхие, которая была на девятом месяце. Затем он распорол ей живот ножом"... Нападавшие убивали, грабили, насиловали. Они рвали уши, чтобы легче было снять серьги».
Первым на место резни прибыл представитель Международного Красного Креста, швейцарец Жак де Ренье. Он писал в своем дневнике: «Я увидел людей, врывавшихся в дома, выскакивавших из домов, они были с ружьями, автоматами, длинными арабскими ятаганами. Они казались полоумными. Я видел красивую девушку с окровавленным кинжалом в руках. Я слышал крики. «Мы подчищаем очаги сопротивления»,– сказал мне мой приятель, немецкий еврей. Я вспомнил эсэсовцев в Афинах. К своему ужасу я увидел молодую женщину, всадившую нож в старика и старуху, прижавшихся к порогу своей хижины... Повсюду лежали трупы. Они "подчищали" ружьями и гранатами, а завершили работу ножами, это было видно всем... Я нашел труп женщины на восьмом месяце беременности, убитой выстрелом в живот – в упор».
Срочно вызванный заместитель командира «Хаганы» Ешурун Шиф писал: «Террористы из «Эцель» и «Лехи» предпочли убить все живое». Он видел, как тела жертв были отнесены в каменоломню, облиты бензином и подожжены. Элиягу Ариэли, прибывший в Дейр-Яссин с отрядом "Гадны", еврейских пионеров, сообщил: «убитые, за немногими исключениями, – старики, женщины и дети... никто не погиб с оружием в руках». Британская полиция – до ухода англичан оставалось еще больше месяца – провела расследование резни, и установила: «Нет сомнения, что нападавшие евреи совершали зверства сексуального характера… школьницы были изнасилованы, а затем зарезаны... младенцы убиты… мочки ушей у женщин порваны – чтобы сорвать серьги».
Боевики добили бы всех, а в Дейр-Яссине жило более 700 человек, но прибежали жители ближнего еврейского поселения Кфар-Шаул и остановили резню. Еще несколько десятков пленных боевики посадили на грузовик, провезли с триумфом по еврейским кварталам и расстреляли.
Не ищите этих цитат в русском «сокращенном переводе» книги «О Иерусалим» издательства "Алия". Это издательство курируется спецслужбой «Натив», а в те годы во главе «Натива» стоял д-р Лапидот, участник резни в Дейр-Яссине. Его назначил бывший командир по «Эцель», Менахем Бегин, доживавший свои дни в квартире с видом на Дейр-Яссин.
Бегин гордился «штурмом Дейр Ясина» и его результатами: он помог «очистить страну от арабов». «Поздравляю с замечательной победой, – писал он боевикам, – вы – творцы истории Израиля». Официальное еврейское руководство поначалу заявило, что резня – дело рук самих арабов. Но присутствие международных наблюдателей и английских властей заставило сионистов избрать другую стратегию.
Давид Бен Гурион извинился перед эмиром Трансиордании Абдаллой: «Эту кровавую бойню, порочащую имя каждого честного еврея, учинили гнусные раскольники и террористы», отчеканил он. Его ответом и по сей день гордятся сионисты-гуманисты, особенно за рубежом.
– Это ужасная, страшная история, – сказал мне один еврей-гуманист, когда я показал ему руины Дейр-Яссина. – Но террористов осудил Бен Гурион и они были наказаны.
– Да, – ответил я, – они понесли заслуженное наказание и заняли высшие государственные посты.
Бен Гурион не рассказал, что «раскольники и террористы» действовали в полном согласии с общим еврейским военным руководством. Захват Дейр Яссина был согласован с «Хаганой»; бежавшие с места бойни крестьяне были встречены пулеметами «Хаганы» между Дейр-Яссином и Эн-Каримом. Ури Мильштейн утверждает, что большинство жертв Дейр-Яссина погибли именно от рук солдат Бен Гуриона, и подчеркивает, что «официальные» сионистские военные группировки также убивали мирных жителей, и что резня в Дейр-Яссине не была ни первой, ни последней.
За два месяца до Дейр Яссина, 14 февраля 1948 года боевики социалистического «Пальмаха» напали на деревню Саса в Верхней Галилее и подорвали шестьдесят домов с мирными жителями. На юге Нагорья, в селе Даумие, десятки крестьян были убиты, а их тела брошены в водосборник 28 октября 1948 года. Расследовавшей эту, замятую в свое время историю, израильской журналистке Юле Хар Шефи удалось обнаружить в яме скелеты убитых, в том числе и детские скелеты
. Крестьян Даумие убили солдаты 89 батальона под командованием одноглазого Моше Даяна, любимца русского еврейства, и Ицхака Садэ, то есть не "раскольниками и террористами", но основной, "правительственной" сионистской военной группировкой. Власти скрыли резню, село стерли с лица земли динамитом и бульдозерами, и на его месте построили еврейский поселок Амация. Абба Эвен, многолетний министр иностранных дел Израиля, с трибуны ООН отрицал сам факт существования такого села.
Массовая резня мирных жителей производилась и в селах Илбун, Сафсаф, Джиш и других. «Евреи совершали нацистские зверства, это не дает мне спать спокойно. Надо это скрыть от внешнего мира, но расследовать», – заявил министр Аарон Зицлинг на заседании правительства 27 июня 1948 года. Расследование было произведено (генпрокурором Яаковом Шимшоном Шапира) и скрыто по сей день
.
Совсем недавно
газета «Маарив» опубликовала исследование Теодора Каца, члена кибуца Магал, о резне в селе Тантура. 22 мая 1948 года дивизия «Александрони» вошла в село. Крестьяне разбежались по домам и сидели запершись. Солдаты прошли по домам, кое-где убили жителей прямо на месте, а прочих мужчин собрали на кладбище Тантуры, и заставили рыть себе могилы. Потом они были расстреляны группами по десять человек. Хорошеньких девушек оттаскивали в кусты; родных, пытавшихся заступиться, пристреливали на месте. С женщин сорвали украшения и отпустили в село Фурейдис, где многие из них живут и поныне.
Село Тантура находилось на берегу моря, напротив еврейского городка Зихрон Яаков. Оно славилось своими арбузами; жители рыбачили, работали на фабрике по производству бутылок для винодельни Зихрона. Фабрика уцелела и по сей день, возле нее гиды рассказывают туристам – нет, не об уничтоженном селе, но о бароне Ротшильде и еврейских виноделах Зихрона. Впрочем, помянем их добрым словом –именно жители Зихрона остановили резню в Тантуре (и соседнем Фурейдисе), и поэтому многие жители спаслись.
Резня происходила и во взятых евреями городах. 11 июля 1948 года бригада «Ифтах» вошла в Лидду (Лод), многотысячный город с крепким христианским и мусульманским населением. Часть жителей бежала, оставалось около 30 тысяч человек. Евреи обрушились на город и убили 250 человек, при этом потеряв двух бойцов. Это называется «битва за Лод», или «подавление мятежа в Лоде». После этого уцелевшие были изгнаны по дороге на Рамаллу. Изгнал жителей будущий премьер-министр Ицхак Рабин.
Не единственный, не первый, и не последний, Дейр-Яссин стал символом Накбы – страшной катастрофы палестинского народа. Отрицание Накбы стало первым делом сионистов, как отрицание Холокоста – долгом старых нацистов. Не прошло и года после резни и извинений, как в пустующие дома стали заселять новых иммигрантов. Мартин Бубер, образцовый сионист-гуманист своего времени, автор «Хасидских рассказов», написал в открытом письме Бен Гуриону: «вырезаны сотни невинных людей, детей, женщин. Это черное пятно на совести еврейского народа. Не трогайте эти дома и земли». Бен Гурион не ответил. Среди гостей на новоселье в Дейр-Яссине были министры, главные раввины, мэр Иерусалима, играл школьный оркестр.
Над Дейр-Яссином памятника нет, как мог бы сказать Евтушенко, но, думаю, не видать ему тогда поездок по Англиям и Америкам и всемирной славы. Не равны живые перед смертью, не равны и мертвые. Увидеть остатки Дейр-Яссина нетрудно – поезжайте мимо Садов Сахарова, мимо кладбища, и вы увидите обширную территорию, окруженную забором. Это – психиатрическая лечебница открытого типа «Кфар Шаул», она же Дейр-Яссин. На территории сохранились дома крестьян. Время от времени уцелевшие жители и их потомки приходят почтить память погибших, они мечтают поставить памятник жертвам, вернуться в родные дома.
Можно увидеть Дейр-Яссин и проще. Когда вы посетите мемориальный музей Холокоста «Яд ваШем» и пройдете по темным коридорам детского павильона, выйдя на свет божий, подымите глаза: холм в отдалении напротив вас – это Дейр-Яссин. Но задушевные голоса не прочтут вам в темноте имена погибших детей Дейр-Яссина, международные комиссии не потребуют компенсаций для уцелевших, их собственность не будет возвращена владельцам.
…………………………………………………………………………………………...
У Лифты и Дейр-Яссина было 450 сестер. Мы сталкиваемся с ними повсюду, и в первую очередь в Иерусалимском коридоре. Нет ничего краше и грустнее, чем руины палестинских сел. Они всегда построены в чудесных местах, и разрушение придает им особенную нездешнюю красоту.
Вот грустная и прекрасная руина, маленькое горное село Сатаф. Оно находится на крутом склоне глубокого вади Сорек. Оранжевый указатель на Сатаф стоит на развилке Цова– Кастель—Эн Карем, а оттуда новая хорошая дорога спускается серпантином прямо до руин села. Оно хорошо сохранилось, как будто на него сбросили нейтронную бомбу – все в целости, только людей нет.
В Сатафе – два красивых источника, туда легко подъехать и понять, как обеспечивало себя горное село водой. У первого источника – большой водосборник, на дно его ведут ступени. Из водосборника канавы ведут воду вниз, к посадкам. Дети могут легко залезть в пещеру источника через тоннель, а родителям проще пройти через пролом. Летом лазить по тоннелям источников – наслаждение. В них прохладно, журчит вода, заодно удается и искупаться. Интересно пройти карстовым ходом подземной реки или спуститься по шахте к воде. Не нужно быть циркачом или спелеологом, обычно эти переходы несложны. Тоннели прелестны, хорошо обработаны, заботливо ухожены, и так вы лучше поймете, сколько трудов и забот приложили жители гор, чтобы добыть драгоценную воду.
Первый источник Сатафа, Эн эль-Балад, прямо у входа в деревню, может научить нас всему, что нужно знать об источниках. Из скалы вытекала вода, и крестьяне врезали тоннель в поисках главного потока. По глухим тупиковым отросткам тоннеля можно понять, что поиски были непросты, что каменорубы несколько раз ошибались, теряли направление струи и возвращались, пробовали заново. Наконец им удалось нащупать подземную пещеру, образованную карстовым процессом – камень гор Иудеи мягок, это не северный гранит, и вода легко точит его, образуя подземные пустоты, реки, пещеры. В пещере возник естественный коллектор воды. Затем в найденную пещеру опустили вертикальный колодец, а по основному выходу вода продолжала течь переливом в водосборник.
Второй источник, Эн аш-Шаркие (восточный), с другой стороны деревни, вытекает из большой и круто уходящей вверх пещеры и образует озерко, покрывающееся летом зеленой тиной. Крестьяне Сатафа, конечно, отводили воду к своим посадкам. И во второй источник легко влезть, поднявшись с фонарем по некрутому ходу. В конце хода, где он, казалось, кончается, нужно приподняться и подтянуться – и вы окажетесь в просторной пещере, где очень приятно летом.
Сатаф стал национальным парком: на террасах растет виноград, как до 1948 года, канавки, несущие воду, отремонтированы, источник не захламлен. Набитого соломой чучела палестинца у источника еще не поставили.
Дома Сатафа полуразрушены, но некоторые еще держатся. После изгнания палестинцев Еврейское агентство попыталось поселить в Сатафе еврейских иммигрантов из стран Востока, но те не задержались и убежали в
маабарот– так назывались лагеря для приема иммигрантов, предки караванных городков 90-х годов. Поэтому деревню передали армии и превратили в зону учений 101-ой части, карателей Кибие. Их командиром был Ариэль Шарон.
Неподалеку от Сатафа, источник Эн-Джоз, окруженный ореховыми деревьями и миндалем, бьет маленьким райским ключом у основания горы, на вершине которой разбит национальный парк. К нему ведет проселочная дорога, начинающаяся напротив кибуца Цова. Это был обжитый уголок до 1948 года с его аккуратными террасами, акведуками, фруктовыми деревьями, но сейчас даже следа дома не осталось. В последнее время его аккуратно прибрали и переименовали в Эн-Таясим, источник летчиков. Растет там и лимон, и поэтому его называют и Эн-Лимун.
Сладчайший источник Эн-Таннур растекается ручьем по неширокой долине, мимо руин села Алар. Вот здесь, у этого ручейка, где растет огромная смоковница, роняющая зрелые смоквы в его воду, я хотел бы родиться – но тогда я оказался бы в лагере беженцев Дехейше и смог бы, как и сейчас, только придти и поглядеть на руины родного дома, так плавно переходящие в руины крестоносцев. Земли этой маленькой долины, где жило и кормилось несколько сот феллахов, получил соседний мошав, где живет шестьдесят марокканских семей. Плоды убирают беженцы из Дахейше. Пастухи Хевронских гор пасут стада поселенцев. В последнее время все чаще мелькают таи и китайцы, импортированные взамен палестинцев.
Другая разрушенная деревня находится у самой железной дороги, турецкого полотна, соединившего Яффу и Иерусалим и предвосхитившего хиджазскую трассу на Медину. Это Дейр эш-Шейх, маленькое село, в центре которого – руины древнего монастыря, превратившиеся со временем в вали и центр паломничества для крестьян окрестности. Сейчас вали заброшен и его стены исписаны графитти израильских школьников. Но вокруг по-прежнему растут оливы, посаженные жителями до 1948 года.
От Дейр эш-Шейха вверх идет вади, полное следов погибшей жизни – здесь источники Эн-Кталаб крутили жернова мельниц до 1948 года. У источников растет красный кталаб, не такой большой, как у Эн-Киньи. Еще выше – старинное строение у источников Эн-Гиора. Это красивое, посещаемое место, где хорошо сохранились следы палестинской ирригации, с водосборниками, каналами, тоннелем источника, вертикальной шахтой и прочими знакомыми элементами. Убраны только люди, создавшие и поддерживавшие это место.
На краю Иерусалима, против мошава Ора, где раньше стояло село эль Джура, внизу в глубоком вади, падающем к вади эль Вард, бьют три родника, из которых самый красивый – верхний, а самый большой – нижний, Эн-эль-Балад, "сельский источник" Валаджи. Жители Валаджи «бежали» только на несколько сот метров, на другую сторону железной дороги – «зеленой черты» и построили деревню заново. Им не дают пасти скот возле родников своего села, место осталось пустынным и разоренным. Возле верхнего из трех родников поселок Ора посадил плодовые деревья. Ухаживают за деревьями те же жители Валаджи, но не как хозяева, а как наемные рабочие новых хозяев.
(В 2000 году мэр Иерусалима Эхуд Олмерт послал в Валаджу армию с бульдозерами и разрушил несколько домов. Причина – «незаконное строительство». Это мне напомнило замечание капитана Врунгеля – как закинут исландцы сети – идет им исландская селедка, а голландцы – как ни стараются, все им попадается голландская селедка. Так и у нас. Евреи построят дом – сразу видно, что он законный. А у палестинцев – где бы они ни построили дом, он всегда незаконный, и всегда над ним нависает дамоклов резак израильского бульдозера.)
красивый источник отмечает место древнего села Кабу, неподалеку от поселка Мево Бейтар. Он бьет в узком вади, над источником стоит дом, тоннель ведет воду в водоем. Но обычно, чтобы добраться до его ледяной воды, приходится спуститься в вертикальную шахту, на дно, где она образует озерко. Только в полноводные годы вода выливается наружу. Рядом – посадки, прекрасно сохранившиеся террасы, кажется, что только вчера крестьяне Кабу ушли отсюда. С другой стороны Мево Бейтара – руины села Кафр Сум. Источники его не пересыхают и летом. Вокруг – заброшенные плодовые сады. Один из источников закован в бетон, с тех пор как еврейские поселенцы задумали использовать его воду. Сейчас он не используется.
Против поселения Нес Харим – большой источник и руины села Бет Атаб, несколько напоминающие Субу – и тут был когда-то замок крестоносцев. Источник Бет Атаба – большой, полноводный, с длиннейшим туннелем и акведуком, с сабилом и несколькими домами, украшавшими его. Рядом с ним – руины села Сифла, с его источником-пещерой, в которую можно, но трудно заползти. Летом вода не выливается из пещеры, запрятанной меж огромных скал.
Против мошава Мата видны руины села Дейр Абан, стоявшего на северном берегу вади – Мата стоит на южном берегу. На вершине – следы кладбища, край фундамента, замечательная гранатовая роща, плоды которой собирают лишь случайно забредшие путники.
В долине Эла, где пасутся быки кибуца Нетив-35, было большое и древнее село Бет Натиф, изображенное еще на карте Мадабы и уцелевшее при кампании Веспасиана. Руины ждут крестьян по сей день. Сохранились колодцы, священная роща с огромными соснами, совсем не похожими на чахлые посадки Керен Каемет.
Весной сплошные ковры цветов покрывают террасы, где стояли дома села Акор. И так – повсюду в Иерусалимском коридоре; на месте любого еврейского поселения стояли палестинские села, причем они кормили куда больше людей, чем сегодня. В одном Бет Атабе было больше людей, чем во всех нынешних еврейских поселениях в районе. Тут, в любом из этих мест, можно увидеть подлинную трагедию Палестины, трагедию необработанной земли, трагедию изгнанных крестьян.
Но и завоевателям не было суждено спокойно наслаждаться плодами своего грабежа. Из разрушенных домов Лифты вышло “еврейское подполье” – группа, занимавшаяся взрывами в мечетях и церквах в начале 1980-х. В сотнях поселков и городков, вроде Маоз Цион, построенных на месте разрушенных арабских сел, вроде Кастеля, вырос новый этнос, готовый отнять Страну Израиля у победителей 1948 года – израильский восточно-еврейский народ. Шизофрения оказалась заразительной.
ГЛАВА XIX. БОЛЬШОЙ ДЕЛЕЖ
Подлинная трагедия палестинцев – не оккупация 1967 года, но изгнание 1948 г. Превращение Рамаллы в столицу мини-Палестины, и воцарение Арафата не помогут крестьянам Сатафа, Кастеля, Лифты. Для палестинцев право вернуться в родные села куда важнее, чем независимость. Но израильтяне предпочитают говорить о будущем территорий, оккупированных в 1967 году, а не о сотнях разоренных сел и их бездомных жителях. От левого «Мереца» до правого «Ликуда» израильтяне едины и не готовы к уступкам в этом вопросе. Все войны Израиля происходили из-за нежелания вернуть беженцев. Сколько бы ни договаривались израильские и палестинские руководители, не миновать будущих войн, пока эта проблема не будет решена. Что же стало с жителями этих сел и сотнями тысяч других палестинцев, изгнанных из Рамле, Лода, Яффо, Хайфы и других городов?
Этническая чистка 1948 года прокатилась по всей стране. Палестинские крестьяне бежали перед еврейскими армиями в безопасные районы, ожидая конца боев. Там, где жители не бежали, наступавшие войска проводили массовые изгнания и зачастую пристреливали тех, кто не хотел уходить.
750 тысяч человек оказались в лагерях беженцев: в Газе, в горах, в Заиорданье, в Ливане и Сирии. Увидеть лагеря несложно. Когда вы подъезжаете к Иерихону с юга, видны ряды мазанок – это остатки лагеря беженцев. Они тянутся вверх до гор, где из ущелья вытекает поток Кельт, продолжаются и к северу от Иерихона, где они тянутся густой чередой вдоль дороги на Джифтлик. Если это не ад, то, по крайней мере, его хорошая имитация. Представьте себе, что это вас вышвырнули из дома у источника Лифты и Сатафа, что вам пришлось жить в этой мазанке, делить одну комнату с десятью братьями, что вы можете увидеть в бинокль проломленные крыши своего дома по ту сторону "зеленой черты" – и вы поймете, откуда взялось палестинское сопротивление, палестинский терроризм.
Впрочем, поймет ли меня читатель-еврей, неясно. Я заметил, что евреи не понимают вообще, что тут такого удивительного и необычного. Непонимание это основано на личном опыте и национальном характере. Трудно найти еврея, который не испытал бы переезда или потери имущества лично, или по крайней мере, не слыхал бы об этом от отца или деда. Поэтому евреи довольно спокойно относятся к изгнанию 1948 года, ставя себя на место беженцев и думая: "Что бы я сделал на их месте? Отобрали землю и дом? Прогнали? Займемся чем-нибудь другим, пошлем детей в университет, откроем магазин, сменим специальность и т.д." Существование людей, прикипевших к земле, непонятно еврею. Наша, еврейская, любовь к Стране Израиля, довольно абстрактна, наш патриотизм – достаточно новый и общий. Практически любой израильтянин менял место жительства или может изменить его без особого труда. Наши киббуцы, мошавы, города вполне взаимозаменяемы. Короче, уже тысячи лет, как евреи привыкли жить с мыслью о возможном передвижении, и это у нас в крови.
Палестинцы в этом смысле – антиподы израильтян. У палестинцев до недавнего времени не было даже национализма, этого дитяти современности. Как человек коммунистического будущего, феллах из Лифты или Ясифа считал себя в первую очередь патриотом своей семьи, а во вторую и последнюю – патриотом своей Лифты или Ясифа, своего села. Переезд из Лифты в Ясиф был бы почти невозможным для нашего феллаха. Идея войны за Нагорье, а не только за свое село, ему неясна. Крестьяне Нагорья живут в своих селах испокон веков, в подлинном смысле этого слова – многие из этих семей, возможно, поселились на своих местах пять тысяч лет назад, и с тех пор жили у того же родника. Поэтому травма их изгнания была уникальной и непонятной для горожан. Поэтому, хотя прошло много лет, беженцы ощущают себя беженцами и по сей день.
На краю Вифлеема, вдоль хевронской дороги, к югу от города, высится красивый холм, на вершине – роща. Это Эр-Рас, место малой святыни. На вершине дует ветер, стоят остатки водосборника. Сюда приходят играть дети из лагеря беженцев Дехейше, который находится к югу от холма, на равнине. Я спросил их, откуда они родом. Они назвали деревни, руины которых я посещал: Лифта, Дейр эш-Шейх, Бет Итаб. Они помнят, они иногда ездят туда с родителями, посмотреть на разваливающиеся дома и на неокопанные оливковые деревья. Оттуда они возвращаются в свой лагерь. В годы прямого израильского правления его окружили забором – вольером с колючей проволокой поверху. Узкие кривые улицы проползают между его нищими домами. Беженцы живут по десять человек в комнате, по воду они ходят к водокачке на углу.
На дороге из Натании в Себастию, сразу за «зеленой чертой» находится лагерь Нур Шамс, в Наблусе – непокорный Тель Балата, между Иерусалимом и Вифлеемом – Аида, за Рамаллой – Джалазун. Хотя положение беженцев в лагерях Нагорья ужасно, еще хуже обстоит дело в Газе, куда были согнаны, как в резервацию, сотни тысяч крестьян и горожан из Яффы, Рамле, Лидды, из сотен деревень, ставших потом стройплощадками для кибуцов и мошавов с их самодовольными сторонниками мира за чужой счет. Проезжая мимо пустоши с колючками кактуса “сабра”, путник иногда задумывается – как много свободного, пустого места в Святой Земле. Газа – это обратная сторона медали. Там находятся бывшие обитатели пустошей с колючками “сабр”.
Газа – израильский ГУЛАГ. Бен Гурион и его МАПАЙ, сверстники Джугашвили, создали его, по нехватке места, за границей, к востоку от “зеленой черты”. Если у Сталина 10% населения оказались в лагерях, у Бен Гуриона 60% населения подмандатной Палестины пошли на щепки при порубке леса.
В 1948 году в Газе жило 20.000 человек. За год население удесятерилось. Сектор Газы стал одним из фокусов человеческого несчастья. После 1967 года, когда беженцы снова оказались под тем же правлением, что и бывшие их земли и села, в Газе вспыхнуло движение Сопротивления. Израильтяне, наивно полагавшие, что изгнание 48 года – древняя история, приезжали туда за покупками и находили свою смерть – без вины виноватые. Лагеря беженцев в Газе были так же автономны, как в Ливане. Затем израильские власти провели ряд крутых мер – снесли часть домов, проложили дороги для патрулей, разрешили беженцам строиться в пределах сектора Газы. Наконец, генерал Шарон замирил Газу, сопротивление было сломлено, надежды беженцев на возврат в родные села были уничтожены или отложены в долгий ящик. Надо было жить дальше. И они стали жить дальше. До начала интифады Газа поставляла ежедневно тысячи рабочих рук в Тель-Авив, Яффу, Реховот, в еврейские села – повсюду, где нужны люди, готовые работать на тяжелой работе и получать треть зарплаты еврейского рабочего.
«Эксплуатация рабочего в капиталистическом обществе ужасна. Ужаснее ее только – когда тебя не хотят эксплуатировать», – говорит старая шутка. (Этот второй этап начался в 1992 году, когда правительство Рабина приняло стратегическое решение – исключить палестинцев из народного хозяйства, держать их за колючей проволокой резерваций вплоть до полной покорности, а вместо них импортировать тысячи китайцев, таиландцев, румын, украинцев и русских. Та легкость, с которой многим этническим русским удается приехать в Израиль, не должна их обманывать – израильтяне решили смотреть сквозь пальцы на их происхождение, чтобы их руками вытеснить палестинцев.)