Ни один представитель сильного пола не интриговал ее так сильно, как он. Ясно только одно: загнать его под каблук не сможет ни одна женщина, в том числе и сама Наталья. И это здорово. Скоро три года, как она вместе с Павлом, и, несмотря на все ее усилия, он так и не научился открыто выражать свое мнение на семейном совете, чем беззастенчиво пользуется его мамаша. Он инфантилен и ищет в своих женщинах защиты и поддержки. Жить с ним удобно, но изображать из себя железную леди и управлять всеми его действиями тоже надоедает, особенно, если твоя натура хочет чего-то иного. Равного тебе партнера, который будет уважать твою независимость и не станет путать роли, ища у тебя утешения по любому, даже малозначительному, поводу.

Так что: уходить от Павла? Но как все ему объяснить? Иногда ей кажется, что он привязан к ней даже больше, чем Мишка, ее родной сын. Мишка сейчас познает мир, и мама для него, прежде всего — помощник на этом трудном и интересном пути. А Павел отгородился ото всех, сделал Наталью своим миром, замкнулся на ней и ничего иного видеть не хочет. Когда она дома, он таскается за ней из комнаты в комнату, как домашняя собачка, преданно заглядывая в глаза и предупреждая все ее желания. Приносит завтрак в постель, закутывает ее ноги пледом, когда она смотрит телевизор. С ним нельзя остаться наедине со своими мыслями, потому что Пашка приобрел дурацкую привычку садиться рядом и гладить ее руки. Она даже в ванной не всегда может от него спрятаться, потому что он любит мыть ей спину. Не пустишь — будет дуться полдня.

И ведь самое глупое, что она ничего для этого не делала. Павел сам выбрал ее, сам пригласил к себе жить, и сам к ней привязался. Из отрывочных сведений, поступающих от словоохотливой Зинаиды Петровны, Наталья поняла, что Павел никогда не жил один больше двух-трех месяцев. Как только он вернулся из армии, то сразу же нашел себе девушку, с которой прожил около года. Потом ее сменила другая, затем появилась следующая… Павел боялся одиночества куда больше, чем Мишка темноты.

Кстати, когда она года полтора назад попыталась узнать, почему Павел расставался со своими пассиями, то единственное, что она услышала — шипение Зинаиды: «Единственное, что было надо этим сучкам — это Пашина квартира и прописка. А как только находили кого-то побогаче — сразу хвостом виляли в сторону». После такого резюме Наталья окончательно отказалась от постоянной прописки у Паши. Не хватало еще, чтобы ее этим попрекали. А так — она независимая женщина, живущая в гражданском браке, которая к тому же практически в одиночку содержит всю семью. Зарплату Паши едва-едва можно было растянуть на неделю. Впрочем, он, кажется, нисколько не комплексовал от того, что не он является основным добытчиком в семье. Главное, что средств хватает всем: и Мишке на книжки и игрушки, и Павлу на журналы по бодибилдингу и рыбалке (неважно, что ни тем, ни другим он не занимается), и Зинаиде на продукты и тряпки. Так зачем что-то менять?

Голова шла кругом. Ну, бросит она Павла, сожжет за собой все мосты — а дальше-то что? Она знает Андрея слишком мало, чтобы принимать такое важное решение, не взвесив все за и против. А вдруг он просто играл с ней? Добился своего, а теперь увильнет в кусты? Сколько она уже перевидала таких «охотников», коллекционирующих свои любовные победы и не способных на сильные чувства. А если Андрей относится к их числу, и она его легковерная добыча?

Но ведь это очень легко проверить! Если он станет ее избегать, то значит, ее подозрения обоснованы. Что ж, у нее, по крайней мере, будет что вспомнить. Любовник он был отменный, это у него не отнять. А если отношение Андрея к ней после всего, что между ними произошло, не изменится, то все в порядке. Можно будет считать, что первую проверку он прошел.

Самое странное, что Наталья не чувствовала себя виноватой перед Павлом. Хотя, по ее собственному мнению, должна была бы. Но переполнявшее ее чувство радости от общения с Андреем затоптало все попытки совести напомнить о своем существовании. В конце концов, она не первая, кто изменяет своему мужу. Тем более что они официально не расписаны. Так в чем проблема? Пашка хороший, но он не в силах дать ей то, что дает ей Андрей. И она не любит его. Теперь-то она точно может это сказать. Но Павел не из тех, кому можно сказать: «Давай останемся друзьями». Нет, руки он на себя не наложит, и даже думать не станет о подобной глупости, но страдать после их разрыва будет долго. Так может быть, оставить все, как есть? Просто она всерьез займется воспитанием Павла, попытается сделать из забитого подкаблучника настоящего мужика. А для этого надо жить отдельно от Зинаиды, чтобы она не вмешивалась в их жизнь. В конце концов, даже с сексом можно вопрос решить, если рядом не будет надоедливой свекрови. Пусть это нельзя будет сравнить с тем, что происходило сегодня, но все равно, жить можно. А Андрей останется ее любовником.

Тьфу, черт, но ее же в таком случае надолго не хватит. И зачем ей двое мужчин, когда вполне достаточно одного: любимого и любящего. Пашка любит ее, любит беззаветно и преданно, но как же отказаться от Андрея?

Праздники прошли бестолково и сумбурно. Сначала беготня по магазинам и стояние в огромных очередях, потом толкотня локтями с Зинаидой на кухне в процессе готовки, встреча Нового года под бой курантов в телевизоре и непременный бокал шампанского, и отбой, скомандованный Зинаидой в пол-первого ночи под предлогом того, что Миша хочет спать. Спать было ничуть не скучнее, чем сидеть за столом и тупо пялиться в ящик, поэтому Наталья возражать не стала.

С Андреем Наталья договорилась встретиться второго января, для чего пришлось звонить Дашке, чтобы она в случае чего прикрыла ее перед Павлом и Зинаидой. Дашка согласилась помочь, но взамен взяла обещание, что в самое ближайшее время Наташка обязательно выберется к ней в гости «потрещать языками».

Павел попытался было увязаться в гости вместе с Натальей, пришлось сказать ему, что планируется чисто девичья вечеринка подруг-однокурсниц, и мужчины там — персона нон-грата. Поморщился, но съел. Попросил лишь не задерживаться, на что Наташка лишь неопределенно пожала плечами: мол, там видно будет.

На всякий пожарный прокатившись одну остановку на троллейбусе (а вдруг Зинаида из окна подсматривает), Наталья отправилась к Андрею. Она едва сдерживалась, чтобы не побежать к нему со всех ног, тем более что знала, что он ее уже ждет. М-да, ведет себя как школьница со своим первым мальчиком. А, в конце концов: Маслобойников ей юность испортил, так хоть сейчас наверстать упущенное. И Наталья вприпрыжку, как ребенок, подбежала к дому Андрея.

Она даже не успела позвонить, как дверь квартиры распахнулась.

— Здравствуй, Натка! А я тебя с балкона высматривал! И получилось! Пяти минут не прошло, как тебя увидел. Ведь как чувствовал!

— Ой, ты меня совсем заждался? А меня дома задержали, пришлось слегка из себя спринтера изобразить.

— Могу тебя заверить, что у тебя это великолепно получилось. Давай, проходи, я сейчас твою шубку повешу. Можешь смеяться, но ты будешь первая, кто в полной мере оценит мои гастрономические таланты. Я вдруг решил, что никто лучше меня самого не сможет правильно приготовить мясо, да и овощи сами просились на разделочную доску. Так что будешь моим главным дегустатором.

До великолепно сервированного стола с немыслимо вкусно пахнущими блюдами они добрались только через час, да и то Андрею пришлось сгрузить все на журнальный столик около кровати. Наталья сама не ожидала от себя такого, но как только она вошла в комнату, то не могла думать ни о чем ином, кроме как о близости с Андреем. Их поцелуй все длился и длился, и закончился лишь тогда, когда оба, уже обнаженные, упали на застеленную покрывалом постель и предались любви. Скомканные вещи валялись вперемешку по всему полу, приглушенно играл один за другим сборники романтических баллад музыкальный центр, остывал гарнир. Все это уже не имело значения. Сейчас существовали только он и она, Андрей и Наталья, два любовника, два человека, пытающихся найти самые близкие дороги к сердцам и телам друг друга.

А потом они ели салат из «морских гадов», к коим Андрей причислил креветок, мидий и кальмаров, пили золотой мускат, разрезали на крохотные ломтики тушеное мясо и кормили друг друга, забавляясь при этом, как малые дети.

Идиллию прервал писк мобильного. Судя по мелодии, буйствовал сотовый Натальи. Она секунду поколебалась — не послать ли всех в тартарары, и не отвечать на звонок, но потом потянулась за трубкой. Определитель номера высветил ее домашний телефон. Ну, сколько можно, неужели даже полдня без нее прожить не могут! А, пошли они все в болото, будут приставать — скажет, что мобильный лежал в шубке, а в комнате громко играла музыка, и она ничего не слышала.

Через пять минут мобильный запищал снова, но Наталья попросила Андрея сделать музыку погромче и налить еще вина. Сегодня она спряталась ото всех. Это ее день.

Она не хотела сегодня говорить о чем-либо серьезном, но Андрей вдруг спросил ее:

— Как собираешься поступить дальше?

— Ты о чем?

— О нас с тобой, о Павле, о твоих обязательствах перед домашними.

— Не знаю. Не хочу принимать решение, это слишком больно.

— Тебя устраивает твоя жизнь от начала до конца?

— Я бы не сказала, но и рвать по живому тоже не могу. Пойми меня.

— Натка, тогда и ты меня пойми. Чем дальше я общаюсь с тобой, тем меньше хочу, чтобы какой-то другой мужик имел на тебя хоть какие-то права. Я не хочу делить тебя с кем-либо, и готов взять на себя всю ответственность за тебя и твоего сына. Только не подумай, что я тебе все сгоряча леплю, или мухоморов с беленой объелся. Натка, я хочу, чтобы ты была моей женой. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— О Боже, еще один! Ну, куда ж вы на мою голову со своей женитьбой! Не хочу я туда, мне и так неплохо, разве не понятно?

— Наташка, глупыш, да никто тебя насильно в ЗАГС не тащит, просто я хочу, чтобы ты была со мной и со временем стала моей женой. Вот и все. И если тебе так трудно, давай, я с твоим Павлом переговорю? Объясню ему все по-мужски, тем более что он не заслуживает обмана, как я тебя понимаю.

— Андрюша, спасибо за предложение, но я чувствую, что должна сама все ему рассказать. Иначе будет хуже и мне, и ему. Но сейчас я просто не готова к этому. Я даже не знаю, какие слова ему сказать, чтобы он все понял и не сильно страдал.

— Что бы ты ему не сказала, ему все равно будет тяжело, уж поверь мне. Не пили тупым ножом, отсеки за один раз, прошу! Я ведь и сам как-то раз оказался в положении твоего Павла, знаю, каково ему придется. Мне моя подруга тогда так мозги полоскала, что казалось еще чуть-чуть — и свихнусь окончательно. Истерики закатывала, ночевать не приходила. Я сначала долго ничего не хотел видеть, а потом как-то разом понял, что происходит, и что дальше нам нормальной жизни не будет. Тогда собрался с духом, выбрал момент, когда она слегка успокоилась, и выложил все карты на стол. Она сначала все отрицала, затем разозлилась и сказала, что да, есть один парень, который всерьез положил на нее глаз. В общем, бессонная ночь, рыдания друг у друга на плечах, и паковка вещей. Она с утра тому хлопцу позвонила, он заехал, забрал ее и сумки и увез.

— И как ты себя чувствовал?

— Как ревнивый обманутый самец с рогами на голове. Еле сдержался, чтобы мужика ее по двери не размазать, хотя и понимал, что совершу самую великую глупость в своей жизни. Он-то при чем, в конце концов? Если бы ей со мной действительно было хорошо, то она бы и осталась со мной, несмотря ни на кого. А так что-то у нас наперекосяк пошло, вот у нее отдушина и нашлась. Не было бы этого мужика, появился бы другой. Но это я сейчас такой умный, а тогда ты бы меня послушала, сколько я гадостей наговорил. И ведь бесился-то от осознания того, что уже ничего изменить не могу, только еще хуже сделаю. Правда, мне тогда всего двадцать три было, но сопляком я себя уже лет пять, как не чувствовал, и жил отдельно от родителей.

— Сложно это. Ужасно сложно. И потом, у меня же сын, ему почти три года. Это маленький человек со своим характером, привычками, капризами. Он в Пашке души не чает, а тот в нем. Я, например, точно знаю, что сейчас они сидят и читают вместе какую-нибудь книгу, или в солдатики играют. Мишка считает его своим папой. А про тебя, как потенциального отца, я ничего не знаю: а вдруг ты детей не любишь? Мишка меня тогда своим смертным врагом считать будет, если я его заберу от Павла к чужому дядьке, который на него рычать будет и командовать: иди туда, делай так.

— Вот на этот счет можешь быть абсолютно спокойна, я думаю — мы с ним быстро поладим. Если хочешь знать — на мне всегда вся наша дворовая малышня гроздями висла. Да и сейчас: прихожу в гости к своему другу, а у него жена недавно родила. Младенец криком исходит, жена бегает по всему дому, все у нее из рук валится, папа погремушками над колыбелькой бренчит и тихонько поругивается про себя. В общем, типичная ситуация. Я подошел и только его на руки взял, как карапуз утих. Ты бы видела, как ребята на меня посмотрели. Оказалось, он у них с рождения крикливый, и молчит, только когда спит. А у меня враз успокоился.

— Не убедил. Пока сама не увижу, как ты с детьми обращаешься, не поверю.

— Слушай, а кстати: покажи мне своего сына?

— У меня только фотка полугодовалой давности, в бумажнике лежит. Сейчас достану. На, держи!

— Вау, вот это да, если бы своими глазами не увидел…

— Да что там?

— Подожди, сейчас тоже пару фоток достану, тогда сама все поймешь.

Андрей, накинув на себя роскошный стеганый халат, залез куда-то на антресоли и достал старый фотоальбом с выцветшим бархатом на переплете. Смахнул с него пыль, раскрыл, пролистал пару страниц, и положил на колени Наталье.

Со страниц альбома на нее смотрел ее Мишка, только в окружении совершенно незнакомых людей. Сзади набегали на берег волны, Мишка сидел верхом на каком-то диковинном расписном звере, мужчина положил руку ему на плечо, а женщина просто улыбалась, открыто глядя в объектив.

— Это кто?

— Это я с родителями на море. Мне здесь как раз что-то около трех-четырех лет, точно не помню.

— Слушай, но как это возможно?

— Парадокс природы, иначе не назовешь. Здесь я еще белоголовик, а где-то после четвертого класса стал темнеть. В итоге даже не знаю, как обозначить свой цвет волос. То ли темно-русый, то ли уже шатен.

— Да нет, скорее русый, на шатена ты не тянешь. И все равно, ну надо же! Слушай, а может быть, это просто случайно так фотографии похожи, а на самом деле у тебя в детстве другое лицо было? Ну, повернулся как-то не так, фотограф тебя не так снял…

— Да нет, я именно такой и был. Если хочешь — можешь дальше фотографии посмотреть, это мой детский альбом. Вот здесь меня только-только из роддома забрали, правда, все равно ничего не видно, кроме кулька на руках мамы. Вот первое купание, а это детский сад. Вот школьные снимки пошли. Видишь, все похожи друг на друга, ничего в том, первом снимке, особенного не было.

— М-да, нет слов. И что же это получается, Мишка, когда вырастет, будет на тебя похож?

— С некоторой долей вероятности это можно утверждать, хотя всегда есть вариант, что напомнят о себе и другие гены, например, мамины. Ты же с сыном совершенно не похожи друг на друга. По крайней мере, пока.

— Спасибо, что просветил, я то я даже не догадывалась. Между прочим, на Пашку он тоже не похож.

— Получился копией своего папы?

— Ну да, и год от года все сильнее его напоминает. Очень надеюсь, что хотя бы характер у него будет не отцовский, а то своими руками из него дурь выбью.

— Ты чего!?

— Да шучу я. Юмор у меня такой, черный.

— А этот парень знает, что у него сын родился?

— Он от него еще до рождения отказался, так что Мишка — только мой сын и ничей больше. Я ему и отчество другое придумала, чтобы ничего ему от этого засранца не перешло по наследству. Но природа надо мной решила посмеяться, и вот у темноволосой мамы южного типа появился классический блондин. Но ты меня теперь слегка успокоил: если он пойдет по твоим стопам, то есть шанс, что блондином он не останется.

— Вот прицепилась к цвету волос! Да забудь ты, плюнь и разотри. Лучше давай о нас подумаем!

— Не хочу думать!

— А что хочешь?

— Тебя хочу…

Домой Наталья опять вернулась после двенадцати. Пашка не спал, курил на кухне и ждал ее. Почему-то его вид вызвал у Наташки дикий приступ раздражения. Она быстро повесила шубу на вешалку и, стараясь не шуметь, прошла на кухню, чтобы вскипятить себе чаю.

— Я тебе звонил несколько раз…

— Я не слышала телефон, у нас музыка грохотала.

— И ты даже не хочешь спросить, что случилось?

— Ну, что случилось?

— К маме вызывали «скорую».

— Что-то серьезное?

— Она увидела, что ты без шапки ушла, переволновалась, что у тебя менингит будет. В итоге у нее сердце заболело.

— Хочешь сказать, что ее забрали в больницу?

— Нет, померили давление, сказали, что все в норме, накормили валидолом и уехали. Сказали, чтобы поменьше беспокоилась. Не врачи, а коновалы.

— Извини, Паша, но я не верю в эту внезапную болезнь твоей мамы. Что-то в последнее время она зачастила «скорую» по поводу и без повода вызывать. Мне кажется, она просто хочет лишний раз обратить на себя внимание, только и всего.

— Как ты можешь так говорить! Ей же было так плохо, я сам видел!

— Ну и что ты видел? Причитающую маму, хватающуюся за сердце? Прости, я тоже так могу повопить, если скучно станет. А сердце у нее здоровое, нам бы такое иметь, как у нее. Или не помнишь, что ей кардиолог в прошлом году сказал?

— А вдруг она за этот год резко сдала? Она же так устает!

— От чего? От своей мышиной возни по дому? Продукты я домой приношу, мусор ты выбрасываешь, Мишкой все по очереди занимаемся. А к готовке и уборке она сама никого не допускает, будто сам этого не знаешь! Так что, дорогой, если бы она действительно уставала — то нашла бы способ снять с себя часть домашней работы. А раз она об этом даже слышать не хочет — значит, ничего у нее не болит. Просто капризничает.

— Ты стала какая-то другая, чужая. И говоришь такие ужасные вещи. Раньше ты так не поступала с нами.

— Как — «так»? Да, раньше я закрывала глаза на все чудачества твоей матушки, а сейчас извини, устала. Мне еще ее ремонт долго в кошмарных снах видеться будет, а про все остальное я уже просто молчу. Ведь говорили ей: не торопись, давай все вместе обсудим. А в итоге? Обои в ванной, как я и предсказывала, уже в трубочку по краям сворачиваются, в туалете тоже что-то вроде серпантина с потолка свисает из-за того, что она обои на трубу с вечным конденсатом намотала. Кухня теперь выглядит, как какой-то балаган: мало было хохломы на столе, так она еще и стены обоями под хохлому оклеила. Меня уже тошнит от всего этого. А сколько она во все это денег вбухала? Это кто-нибудь считал?

— Малыш, ну пойми ты, она пожилой человек, со своими безобидными странностями. Разве это так сложно — просто быть чуть-чуть терпимее к ней?

— Паша, я уже устала от всех этих «чуть-чуть». Я на грани срыва. И, между прочим, все ее странности не настолько уж и безобидны. Ты знаешь, что она Мишке понарассказывала? Я его тут спрашиваю — ну что, Мишанька, в детский сад пойдешь? А он мне: нет. Я его спрашиваю, почему это? А он отвечает: мне баба Зина сказала, что там микробы живут, и туда плохие дети ходят, которые меня бить будут. Ты представляешь! Оказалось, что микробы — «это такие ужасные черные бяки, которые нападают на тебя, если ты не слушаешься взрослых и по дому без тапочек ходишь». Запугала мне ребенка, наговорила ему кучу глупостей. И как мне после этого к ней относиться? Я Мишке тогда полвечера объясняла, что микробы совсем не страшные, что человек всегда сильнее микроба, и что в детском саду весело и интересно.

— Ну, она же это не со зла, ты же знаешь!

— Ага, а ребенок у меня потом неврастеником вырастет. И вообще, не забыл еще, куда благими намерениями дорога выстлана?

— Наташенька, ну прости ты ее, она ведь старый больной человек. Ей, может быть, совсем недолго осталось, вот она и старается изо всех сил, чтобы как можно больше успеть для нас сделать.

— Этот «старый больной человек» еще нас с тобой переживет и в могилу сведет своей заботой. Меня, по крайней мере, точно. Слушай, давай переедем, а? Ты только скажи, я за неделю подберу нам удобный вариант, и машину организую. Поживем в свое удовольствие, без нее? Ну, давай, соглашайся!

— Ты же знаешь, я не могу бросить маму. Она же без нас пропадет.

— Не хочешь — дело твое. Поступай, как знаешь. Но учти: если она все-таки умудрится меня окончательно допечь, я все равно сниму квартиру, вне зависимости от твоего желания.

— И ты что, готова даже бросить меня ради того, чтобы пожить отдельно?

— Я же сказала: когда меня доведут до белого каления. А пока мы все еще вместе. Но прошу: подумай над тем, что я тебе только что сказала. Всякому терпению приходит конец, моему в том числе. А сейчас я хочу спать. И, пожалуйста, не приставай ко мне этой ночью, я устала.

На работу Наталье надо было выходить только где-то числа восьмого. Шеф решил устроить всем что-то вроде рождественских каникул. Видимо, в качестве компенсации за декабрьский дурдом. Хотя, как показывала практика, на что-либо путное в межпраздничный период народ, как правило, не способен, поэтому шеф от своей «доброты» ничего не потерял.

Отношения в доме особой теплотой не отличались, поскольку Наташа окончательно перестала во всем угождать Зинаиде, и более того, целые дни проводила вдвоем с сыном: гуляла с ним, играла в снежки, рассказывала на ночь сказки, отвечала на многочисленные вопросы своего маленького почемучки. Зинаиду Петровну она к нему даже не подпускала. Мишка был ужасно рад такой перемене, произошедшей с его вечно занятой мамой, и отрывался по полной программе. Даже рассказал по большому секрету, что очень хочет на день рождения машину с «большими руками, которые снег загребают». Задал задачку.

Павла они с собой не брали. Во-первых, Наталье действительно хотелось побыть с Мишанькой наедине, а во-вторых, она боялась, что сорвется, если он будет рядом. Наташку просто трясло, когда Павел был рядом с ней и смотрел на нее преданно и верно, как служебная овчарка. Только в последнее время к этому взгляду добавился еще и плохо скрытый укор: «Как ты можешь так себя вести!»

Но была и еще одна причина столь тесного общения Натальи и Мишки. Она не находила себе места от волнения и хоть таким образом пыталась успокоить свои нервы. Куда-то пропал Андрей. Его сотовый сначала молчал, потом вежливый механический голос заученно говорил «абонент временно недоступен, перезвоните позже…» Телефон квартиры, которую он снимал, тоже не отвечал. Пару раз Наташа звонила в его дверь — безрезультатно. Вывод напрашивался самый неутешительный: Андрей решил исчезнуть из ее жизни. Скорее всего, он понял, что в самое ближайшее время Наталья не собирается хоть как-то решать сложившуюся ситуацию, а вкупе с ее словами о том, что она не хочет быть его женой, впрочем, как и чьей-либо еще, пришел к выводу, что барышня, озабоченная таким количеством проблем, ему не нужна. Что ж, его можно понять, но почему же так больно? И почему он не поставил ее в известность о своем намерении? Решил удалиться по-английски? Хорошо, что она внутренне была готова к подобному варианту развития событий. Хотя… что она себе врет? Все равно больно. Очень больно. Как удар под дых. Как ведро с ледяной водой на голову. Очередной щелчок по носу от судьбы. Ничего, она гордая. Она вынесет и это: не в первый раз. Бывало и похуже.

Каникулы пролетели быстро, и Наталья снова вышла на работу. Работа всегда выручала ее, помогая отвлечься от собственных тягостных мыслей, поможет и сейчас. Поэтому она первым делом занялась разбором накопившей корреспонденции, благо, что ее было не так и много, в основном — поздравления от партнеров. Затем стала разбираться с электронной почтой. Просмотренные письма одно за другим отправлялись в корзину. Ничего ценного в них не было.

Последнее письмо было адресовано лично ей. Интересно, от кого это? Обратный адрес ей ничего не говорил, какая-то нефтяная компания, судя по всему. Где это она успела пересечься с нефтяниками?

Прочитав первые строчки, Наталья заплакала. Потом ударила кулаком по столу, сделала тройной оборот на кресле и засмеялась. Показала язык собственному отражению в стекле шкафа и снова уставилась в монитор. Андрей прислал весточку о себе. Он писал:

«Дорогая моя Натка! Представляю себе, как ты себя сейчас чувствуешь, винюсь перед тобой и казнюсь! Умоляю о снисхождении и прощении! Меня снова услали в командировку, причем в режиме „билеты куплены, до самолета пять часов“. Наш филиал решил показать головному офису свои зубки и жить самостоятельно. Приходится твоему покорному слуге со-коллеги объяснять местным ребятам, что так не делается. Половину уже уволили, второй половине прочищаем мозги. Противно и обидно, тем более что до тех пор, пока не наберем новых сотрудников и не научим их делать дело, придется самим пахать за себя, и за того парня. Сколько это безобразие продлится — даже сказать трудно. Боюсь, что месяц точно, а то и дольше. Сотовый я, как нарочно, забыл дома, поэтому здесь первым делом дорвался до Интернета. Я ж твоего адреса не знал, поэтому сначала пришлось отыскивать фирму, в которой ты работаешь, а потом дошло дело и до твоих координат. Очень надеюсь, что моя весточка дойдет до тебя. Безумно скучаю в ожидании ответа и посыпаю голову пеплом за собственное разгильдяйство. Влюбленный без памяти, твой личный водитель Андрей».

Он не бросил ее! Он любит ее! Какая же она глупая. И какая счастливая!

Наталья срочно принялась набирать ответ. Рассказала про то, как испугалась, что Андрей уходит от нее, про то, что творится дома. Письмо получилось довольно сумбурным, но переделывать Наталья ничего не стала, а поскорее отправила его адресату.

Андрей среагировал незамедлительно, и где-то часа через три в папке «Входящие» Наташу ждало очередное послание.

"Натка!!! Ура! Зар-р-работало!!! Только что получил твое письмецо. Не поверишь, как полегчало на сердце. Я так переживал, что мы с тобой остались без средств связи! Дозвониться до Москвы здесь труднее, чем просто доораться, слышно ужасно, в трубке какие-то щелчки. Я сразу понял, что это нам не подходит. Спасибо Билли за электронку, что бы мы с тобой сейчас без нее делали! Хотя с Windows он, конечно, напортачил изрядно. Впрочем, все мы не без греха.

Ты пишешь, что у тебя дома накалилась атмосфера. Чувствую, что я тоже виноват в этом, хотя даже слегка рад этому обстоятельству. Только не обижайся на эгоиста, умоляю! Просто так у меня появляется все больше и больше шансов. Помнишь старое: рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше? Вот и я надеюсь, что ты выберешь наилучший для себя вариант, то есть — меня (каков нахал, а?)

Что касается меня, то пока мечусь, как крыса, проспавшая время, когда надо было сваливать с корабля, и пытаюсь связать концы с концами. Местные вконец запутали бухгалтерию, и надо всерьез попотеть, чтобы избежать дружеских объяснений с налоговой полицией. О чем только думали, не понимаю! Или надеялись, что их фортели пройдут незамеченными? Я еще в прошлый свой приезд сюда почувствовал, что дело пахнет керосином, но не думал, что все зайдет так далеко.

Ой, извини, опять отрывают от тебя! Напишу, как только смогу! Все, бегу! Целую в обе щечки и прелестный носик, люблю, тоскую! Андрей".

Домой Наталья ехала в счастливом анабиозе, не замечая толчков со стороны зажатых в вагонах метро граждан, запаха пота, разнообразных духов и дешевого табака. Народ то и дело косился на нее, поскольку блаженная улыбка в тон собственным мыслям не покидала Наташкиного лица. Как же хорошо-то, Господи!!! Он ее любит! И она еще тоже! Что может быть лучшим подарком под старый Новый год и все праздники вместе взятые!

И, наверное, даже неплохо, что все вышло именно так. Разлука, оказывается, тоже может оказаться полезной штукой. По крайней мере, теперь она точно разобралась в собственных чувствах. Радость от возвращения в ее жизнь человека, которого она уже считала для себя пропавшим, сказала ей все сама за себя. Дело за малым: осторожно и как можно более деликатно разойтись с Пашкой. Вот как только это сделать? Хороший он парень, не хотелось бы его лишний раз травмировать, но как без этого обойтись?

Зинаида Петровна, видимо, решила пойти навстречу Наташкиным чаяниям, и подбросила ей такой повод для, как минимум, раздельного проживания, что держись! Вечер начался со стандартной стычки из-за Наташиных вещей, которые Зинаида в очередной раз переложила на ведомое ей одной место. Наталья не терпящим возражения тоном потребовала, чтобы ее вещи лежали на тех местах, куда она лично их положила, и нигде больше. Свекровь аж поперхнулась, попыталась что-то сказать, но тут же была вынуждена под конвоем Наташи возвращать пропавшие шмотки. На этот раз Зинаида покусилась на дорогой французский деловой костюм, в котором ей, наверняка, не понравился довольно свободный разрез на юбке, и на тонкие шелковые брючки, соблазнительно обтекающие фигуру. Якобы одежда не по сезону, так зачем же место в шкафу занимать, вот придет весна, и тогда… Наташка выговориться ей не дала. Просто взяла вещи и повесила их обратно. Потом позвала Мишку и закрыла за собой дверь в комнату. Сразу же начались картинные хватания за сердце, поиски валерьянки и корвалола… Паши дома пока еще не было, поэтому оценить спектакль было, увы, некому. Вызывать «скорую» Наталья уж точно не собиралась — нечего людей от дела отрывать, у них и так работенка — не приведи, Господь.

Вот тут-то Мишка и преподнес ей сюрприз. Хоть стой, хоть падай. Наталья усадила его к себе на колени, но маленький непоседа вырвался от нее и убежал на середину комнаты.

— Миша, ты чего? Иди ко мне!

— Не пойду.

— А почему это вдруг?

— Мама плохая.

— И почему же у тебя мама плохая? — произнесла Наталья, моля Бога, чтобы не сорваться и не накричать на своего любимого несмышленыша, тем более что откуда ветер дует, было, в принципе, уже понятно.