Непобедимая и легендарная интересна не только теми, кто стоял в ее строю, но и теми, кто ее окружал, воспевал, снимал о ней кинофильмы, рисовал героические полотна, сочинял лихие марши, с обязательным ударом большого барабана под левую ногу: «Бум! Туп!» Не вспомнить об этих людях — значило бы обеднить и сузить тему.

С ЛЕЙКОЙ И БЕЗ БЛОКНОТА

Одним из чернорабочих военной темы в средствах массовой информации и пропаганды был фотокорреспондент газеты «Правда» Виктор Темин — личность в журналистских кругах поистине легендарная. Даже обвешавшись современной для прошлых лет оптикой, он всегда носил на шее на вытершемся от времени тонком ремешке «лейку» довоенного образца. По преданию молодому фотолюбителю Виктору Темину ее подарил пожилой Максим Горький.

Что главное в фоторепортере? Умение выбрать нужный ракурс? Нет. Главное — нахальство и пробивная способность.

Современные папарацци, дети эпохи неограниченных прав человека и свободы печати, пигмеи по сравнению с Виктором Теминым, который работал в годы сурового тоталитаризма и тинистого застоя.

Май сорок пятого года. Виктор Темин отщелкал пленку с панорамными видами поверженной столицы гитлеровского рейха — Берлина. Но отснять — полдела. Труднее доставить снимки в Москву, пока фотографии не стали вчерашней новостью.

Темин метнулся на военный аэродром, где стоял самолет командующего войсками первого Белорусского фронта Маршала Советского союза Г.К. Жукова. Приехал, нашел командира экипажа.

— Маршал Жуков приказал срочно доставить меня и мои материалы для газеты «Правда» в Москву.

Суровый командир экипажа и представить не мог, что кто-то рискнет играть именем маршала, которое заставляло дрожать его противников и названием газеты, которое заставляло дрожать даже маршалов.

Заработали моторы. Самолет разбежался, взлетел и взял курс на Москву.

Конечно, как и положено, дежурный по полетам доложил в штаб фронта, что приказ маршала выполнен и корреспондент Темин будет доставлен в Москву.

Дежурный по штабу доложил по команде о выполнении приказа. И грянула буря!

— Какой приказ?! Кто посмел?! Темина арестовать и расстрелять! Командира экипажа снять с должности, разжаловать и отправить в строй.

Однако самолет перехватить не удалось, и он благополучно долетел в Москву.

Главный редактор «Правды» оценил удачу фотокорреспондента и тут же на первую страницу газеты был поставлена панорама разбитого Берлина и поверженного рейхстага. Внизу под снимком мелким шрифтом было набрано: «Фото В.Темина. Доставлено в Москву на самолете по приказу Маршала Советского Союза Г.К. Жукова».

Поздно ночью по обычаю Сталин просмотрел свежую газету.

— Все же иногда товарищ Жюков принимает правильные политические решения. Передайте ему мою благодарность.

Жукову передали. Тот помолчал, подумал и приказал:

— Вернется Темин, срочно ко мне. — И уже с улыбкой. — Вот сукин сын! Маршалу благодарность Верховного обеспечил.

Подписание акта о капитуляции Японии состоялось на палубе американского линкора «Миссури». На баке под башней орудий главного калибра поставили стол, на котором были разложены папки с актами капитуляции. Место предстоявшей церемонии плотно оцепила военная полиция. Точки, с которых фотокорреспондентам разрешили снимать историческое действо, не позволяло разнообразить ракурсы. Все с этим смирились, понимая, что фотографии будут протокольными, поскольку со службой безопасности спорить бессмысленно.

Не смирился один Виктор Темин. Разобравшись в обстановке, он пробрался к орудийной башне, сел на ствол артиллерийского орудия, как на коня, и стал медленно продвигаться вперед. Туда, где под ним оказался бы исторический стол, на котором лежали исторические документы и рядом уже собирались лица, имена которых должны войти в историю.

Увы, Темин перестарался. Прилаживаясь поудобнее, он потерял равновесие, соскользнул с гладкого орудийного ствола и в позе, которую придают лягушке-путешественнице иллюстраторы сказок Андерсена, полетел вниз с высоты второго этажа. Полетел и с грохотом рухнул на стол, предназначенный для вхождения в историю.

Всего несколько минут длилось оцепенение. Первыми пришли в себя бравые «эмпи» — агенты американской спецслужбы, одетые в мундиры военной полиции. Не выясняя кто и по какой причине хряпнулся с высоты на стол, который они охраняли, не задаваясь вопросом не переломал ли бедняга кости и жив ли он вообще, «эмпи» схватили Темина за руки и за ноги, подволокли к борту и стали раскачивать, чтобы выкинуть в воды Токийского залива. Спас Темина генерал К.Н. Деревянко, который должен был подписать акт о капитуляции от имени Советского правительства. Он первым понял, что произошло с корреспондентом, которого хорошо знал, и второе падение Темина с высоты не состоялось.

Снимки исторического события были сделаны и своевременно доставлены в Москву. Конечно, по ракурсу они ничем не отличались от тех, которые сделали другие мастера фоторепортажей.

ФЕРМАТА

На Красной площади в Москве шел военный парад. Мимо Мавзолея в темпе атакующих древнеримских фаланг шли «коробки» военных академий. Гремел сводный оркестр. На специальном возвышении стоял генерал Петров, дирижер, мановениям палочки которого подчинялись все трубы — большие и малые, все литавры и барабаны. «Бум-туп, бум-туп!» — перед вождями сверхдержавы торжественным маршем проходил цвет несокрушимой и легендарной, ракетно-ядерной, воздушно-космической армии.

Корреспондент «Красной Звезды» капитан Валерий Суходольский, невысокий, подвижный военный интеллигент в очках, ловко пробравшись в самый центр событий, искал точку с которой можно было бы «отщелкать» парад в самом неожиданном ракурсе.

И вдруг он обнаружил, что на пьедестале, на котором как памятник маршевой музыке возвышался и махал руками дирижер-генерал, есть свободное местечко. Если ухитриться и залезть на помост, да встать за спиной дирижера, не вылезая слишком вперед, чтобы его не заметили с трибуны Мавзолея, то можно сделать снимочки, которые потом с руками отхватит любое издание.

Валерий осторожно, лавируя между музыкантами и пригибаясь, стал просачиваться к намеченному месту. Это ему удалось. Поправив очки, он заполз на постамент, встал сзади за правым плечом генерала и поднес фотоаппарат к глазам.

И в это время генерал-музыкант, не заметивший постороннего присутствия за спиной, обозначил фермату.

Фермата, как объясняет энциклопедический словарь нам, не посвященным в тайны большой музыки, это остановка темпа, как правило в конце музыкального произведения или между его разделами. Выражается она увеличением звука или паузы как правило в полтора-два раза. В нотах фермата обозначается специальными знаками, а дирижер оркестра показывает ее, распахивая руки во весь размах.

Генерал так и сделал. Мужчина видный, по габаритам солидный, распахнул руки с силой, будто собирался взлететь.

Удар правой руки пришелся прямо по аппарату Суходольского, который он держал у глаз. Устоять на ногах Валерию не удалось. Он тоже взмахнул руками, обозначив свою небольшую фермату и полетел спиной вниз на брусчатку Красной площади. Фотоаппарат брякнулся о камни, внеся в звуки оркестра новую ноту. Очки, без которых Валерий превращался в полуслепого, отлетели в сторону. Превозмогая боль в спине, которой довелось убедиться в жесткости камней главной площади державы, он ползал по брусчатке и старался нашарить руками свои окуляры.

Первый ряд оркестрантов, видевший всю картину от начала до конца, давились от смеха. Генерал, не понимавший что рассмешило музыкантов, делал суровое лицо.

Подобрав с брусчатки очки с разбитым стеклом, Суходольский почти по-пластунски уполз с поля, которое так и не стало полем его победы.

На другой день, встретив меня в редакции, он спросил:

— Ты знаешь, что такое фермата? Нет? А это жест, которым генерал барабанных войск имеет официальное право врезать по очкам армейскому капитану.

ЦЕЛУЙ — Я «ПРАВДА!»

Реактор военного отдела газеты «Правда» Николай Николаевич Денисов был хорошо упитан и как две капли воды походил на Уинстона Черчилля, переодетого в форму полковника Советской Армии. Впрочем, черт его знает, может это Черчилль походил на Денисова, одетого в строгий английский костюм, теперь можно узнать только в небесной канцелярии.

Мне всегда казалось, что зная о своем сходстве с великим политиком, Николай Николаевич кокетливо подчеркивал эту похожесть легкими штрихами своего поведения. Например, он любил подымить толстенной сигарой, держа ее в уголке полных губ.

Однако своим положением «правдиста» Денисов гордился куда больше, нежели сходством с английским премьером. При подготовке к съемкам какого-то исторического фильма о войне, студия Мосфильм предложила Николаю Николаевичу сыграть роль сэра Уинстона. Денисов от такого предложения буквально взорвался и ответил отказом. Потом с возмущением объяснял знакомым:

— Надо же так обнаглеть! Мне, большевику, ответственному работнику центрального партийного органа предложить играть роль человека, который объявил нашей Родине «холодную войну».

Однако и после этого Денисов оставался похожим на Черчилля и продолжал курить сигару.

Ролью «ответственного работника» центрального партийного органа Николай Николаевич страшно гордился и в обществе журналистов всегда старался подчеркнуть свое особое положение. Когда после полета в космос встречали Юрия Гагарина, пишущая братия старалась прикоснуться к космонавту, обнять его и только потом назвать орган, который они представляли… А вот Денисов подошел к герою торжества, осмотрел его, тронул пальцем свою мясистую щеку и торжественно сказал:

— Целуй ты меня. Я — «Правда».

САТИНОВЫЕ ТРУСЫ

В поездке в Латинскую Америку Юрия Гагарина от «Красной Звезды» сопровождал начальник отдела авиации полковник Федор Лушников. В Бразилии в Рио-де-Жанейро первого космонавта мира повезли на знаменитый пляж. За ним туда же двинулась и толпа журналистов, представлявших весь читающий мир. Естественно, поехал туда и Лушников.

Коли был пляж, то было и купанье. Плескался в волнах Атлантики Гагарин. Бросились в воду сопровождавшие его лица. Воспылал желанием омыть океанской водой свое тело и наш Лушников. Он быстро разделся и еще не успел броситься в воду, как на пляже поднялся переполох. Оставив в покое купавшегося Гагарина, вся газетная братия, вооруженная фотокамерами, толкая друг друга бросилась, к Лушникову.

Первым понял в чем дело военный атташе посольства СССР в Бразилии. В те времена уже весь мир купался в плавках, плотно облегавших бедра и рельефы мужского достоинства, а Лушников направился к воде в широченных черных сатиновых семейных трусах, сшитых в счет перевыполнения квартального плана какой-то московской инвалидной артелью.

Атташе понял, какие снимки завтра же украсят первые полосы местных газет. Он коршуном кинулся на Лушникова и силой запихал его в машину.

Конечно, подобающие плавки нашлись. Конечно, Лушников в Атлантике искупался. Но из Бразилии он вывез не проходящее возмущение:

— Ну, буржуазия! Ну, паразиты! Будто никогда не видели сатиновых трусов. А они у меня были новые. Специально надел!

«А ЧТО ОБ ЭТОМ СКАЖУТ ДРУГИЕ ОТЦЫ?»

Мне одному из первых в советской журналистике довелось собирать и изучать документальные материалы о первом сыне Сталина — Якове, который погиб в фашистском плену. Для начала главный редактор «Красной Звезды» подписал официальное письмо в Центральный военный архив, и я с этой бумагой подался в Подольск. Там по специальному разрешению Генштаба мне выдали дело 1027558. Серую папку уже тронуло время. Только надпись «Личное дело старшего лейтенанта Джугашвили Якова Иосифовича», сделанная черной тушью нисколько не выцвела. В деле находилась и пожелтевшая фотография, подлинность которой была заверена по всем правилам штабного делопроизводства. Обязательная для такого рода дел автобиография была написана бисерным почерком Якова Джугашвили.

«Родился в 1908 г. в марте месяце в г. Баку в семье профессионала — революционера»…

Рассказ Якова о себе скуп до чрезвычайности. В нем не заметно ни стремления показать себя человеком значительным, ни желания покрасоваться. Он был прост, этот невысокий старший лейтенант в аккуратной гимнастерке с тремя «кубиками» на черных артиллерийских петлицах. Прост и скромен. Именно эти качества Якова позже в беседах со мной подчеркивали все, кто его знал лично.

За листком автобиографии следовала анкета — обязательный элемент любого личного дела командира Красной Армии.

Мы часто видим в такого рода документах нечто бюрократическое, и сатирики вокруг анкет порезвились немало. Но, листая эту, я испытывал сожаление, что она задала так мало вопросов человеку, которого уже ни о чем спросить нельзя.

«Национальность — грузин».

«Родной язык — грузинский и русский».

В графе «трудовая деятельность» скупые строки, рассказывающие о работе и учебе.

«Рабфак 1930 г. Москва. В 1935 году окончил транспортный институт имени Ф. Дзержинского (теплотехническое отделение). В 1936-37 годы работал на электростанции инженером-турбинистом».

И вдруг крутой поворот: рапорт в Артиллерийскую ордена Ленина академию Красной Армии имени Ф.Э. Дзержинского. Шел тысяча девятьсот тридцать восьмой год, и в воздухе уже пахло большой войной.

23 февраля 1939 года Яков Джугашвили принимает военную присягу и становится полноправным слушателем академии.

Он оканчивает учебу и получает диплом 9 мая 1941 года. Всего за сорок два дня до начала войны и ровно за четыре года о ее окончания, молодой командир получает назначение на должность командира артиллерийской батареи 14 гаубичного артиллерийского полка в Белорусский особый военный округ..

16 июля 1941 года на 25 день войны в один из самых тяжелых для нашей страны и Красной Армии периодов, оказавшись в окружении, Яков Джугашвили был взять в плен.

24 июля газета «Фолькишер беобахтер» — знаменитый в то время рупор Геббельса — на первой полосе под рубрикой «Он сдался немецким войскам», с заголовком: «Сын Сталина заявил: дальнейшее сопротивление бесполезно» поместила сообщение о пленении Якова Джугашвили.

Именно эти слова о бессмысленности сопротивления немцам, якобы принадлежавшие Якову, с того времени стали на все лады повторяться фашистской пропагандой. Миллионами экземпляров печатались и разбрасывались над позициями войск Красной Армии листовки, которые можно было использовать как пропуск при сдаче в германский плен.

После разгрома 6-й немецкой армии под Сталинградом и пленения генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса, в Берлине родилась идея произвести обмен сына Сталина на генерала. Фраза «я фельдмаршалов на рядовых не меняю», якобы произнесенная Сталиным и впервые публично прозвучавшая в художественном фильме о Великой Отечественной войне, принята как официальная реакция Сталина на предложение об обмене сына.

А произносил ли эти слова Сталин?

Изучая историю с предложением фашисткой стороны об обмене пленными, которое было передано в Москву представителем Международного Красного Креста, я, при помощи бывшего командующего Московским военным округом генерал-полковника П. Артемьева, встретился в Барвихе с бывшим помощником Сталина А. Поскребышевым.

Встреча состоялась на даче. Могущественный в прошлом помощник Сталина. Которого в кинофильмах изображали высоким и статным, человек, которому с трепетом пожимали руку сталинские министры и маршалы, оказался маленьким и невзрачным. Весь его гонор, накопленный в прихожей кабинета великого вождя, выветрился и держался он так, словно старался быть как можно незаметнее.

Впрочем, в мою задачу не входит описать Поскребышева, с которым беседовал не более сорока минут — он все время делал вид, что куда-то торопится и не скрывал, что не очень рад встрече с корреспондентом. Я понимал его. Он боялся, что о нем где-то вспомнили и испытывал тревогу. Осуждать человека старого, цеплявшегося за жизнь, было бы неверно.

Страж дверей Сталинского кабинета, переживший и стремительный взлет и больное падение, не был человеком общительным. Только Артемьев, с которым они были знакомы многие годы, помог мне его разговорить.

Вот что рассказал непосредственный свидетель того, как Сталину было передано предложение об обмене сына:

Поздравляя в 1996 году кинорежиссера Юрия Озерова с семидесятипятилетием, я рассказал ему историю, приведенную выше, и спросил, как родились слова о фельдмаршале и рядовых, ставшие потом знаменитыми. «Редко в кино реплики действующих лиц бывают исторически точными», уклончиво ответил Ю. Озеров.

«Я маршалов на солдат не меняю», — это фраза афористичная, звонкая, но по существу глубоко торгашеская по своей внутренней сути.

«А что об этом скажут другие отцы?» — совсем другой оборот мысли. Совсем иная моральная позиция. Ценить ее каждому стоит самостоятельно.

Статью о Якове Cталине мне в тот раз опубликовать не удалось. Из ЦК партии поступило специальное указание в военную цензуру.

Сейчас нередко можно услышать, что любимым методом ЦК было прямое запрещение. Нет, это не совсем так. ЦК либо рекомендовал, либо не рекомендовал. Функции запрета возлагались на других. Есть ведь разница, правда?

НЕОЖИДАННОЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ

С заданием дать информацию о заседании коллегии министерства обороны я приехал в здание министерства к назначенному сроку. В зале, где военачальники коллегиально вершили судьбы армии и флота, уже собрались все приглашенные. Середину зала занимал длинный стол, но генералы и адмиралы, не занимая своих мест за ним, выстроились в одну шеренгу вдоль стены. Так, чтобы быть лицом к министру обороны, когда он войдет в дверь.

Я встал в этот строй на левом фланге рядом с генерал-полковником М.Х. Калашником, который замещал отсутствовавшего начальника Главпура Епишева.

Гречко вошел в сопровождении порученца, торжественно несшего за маршалом министерскую папку с документами.

Оглядев выстроившихся в шеренгу членов коллегии, Гречко подошел к начальнику Генерального штаба, стоявшему первым на правом фланге. Пожал ему руку, справился о самочувствии, о здоровье жены. Затем, переходя от одного генерала к другому, он пожимал руки, обменивался со всеми парой — другой ничего не значащих фраз.

— Что у тебя с книгой? — спросил он Калашника. — Вышла?

— Уже печатают.

— Ну, буду ждать.

Следующим за министерским рукопожатием был я — подполковник, затесавшийся в шеренгу генералов.