– А где Дейдра? – спросила она Ника.
      До нее только сейчас дошло, что они в квартире вдвоем.
      – Не знаю. Может, спустилась в кафе. Или решила прогуляться. Взглянуть, что стало с городом.
      Даже сидя на низкой кровати, Ник выглядел очень большим. Он был в майке, вырез которой открывал грудь, всю в поросли темных волос. В отличие от лысого черепа. Анна подошла к окну и глянула вниз – не видать ли подруги? По нерасчищенной мостовой шли люди. Какая-то пара тащила саночки с ребенком; мимо пронесся человек на лыжах.
      – Как много людей на улице, – заметила Анна. – А снега?
      – Тонны.
      Кровать скрипнула, и Ник в два шага очутился рядом с ней, встал у окна.
      – Ух ты!
      – Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?
      – Я из Лос-Анджелеса. Пока сюда не переехал, вообще снега не видел.
      – Ты и в Париже жил, если мне память не изменяет? – Анне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
      Она старалась не думать о собственных голых ногах и о его наготе под черными трикотажными трусами. Внешне разительно отличающийся от Дамиана, чем-то трудноопределимым Ник все же напоминал его. Неординарный человек: мужествен, но не агрессивен; сексуален, но без пошлости; друг, любовник, но определенно не муж. В самую точку попала, усмехнулась про себя Анна. Когда встретила Дамиана, она с ума сходила не от любви к нему, а от желания выйти за него замуж.
      – Хочешь верь, хочешь нет: в Париже не больше снега, чем в Калифорнии, – отозвался Ник. – Я долго жил в Чикаго и в Детройте, но до этого года никогда не был здесь зимой. Впервые оказался в большом городе в настоящую пургу.
      – Там, где я росла, тоже было мало снега. И дома невысокие. И очень мало людей. Для меня это тоже в первый раз.
      Ник удивленно взглянул на нее:
      – Я думал, все, кто живет в предместье, раньше непременно жили на Манхэттене.
      – Не мой случай.
      Дамиан всегда хотел жить в городе, но, когда они переехали сюда из Лондона, она уже ждала Клементину, а с единственной зарплатой не то, что о Манхэттене – даже о Бруклине не чего было мечтать. К большому облегчению Анны. После детства, проведенного в заштатном городке в Вирджинии, она считала Нью-Йорк слишком шумным и многолюдным для повседневной жизни.
      Другое дело оказаться здесь сейчас – впереди долгие выходные, снегопад укутал обычно суетливый город белой пеленой, и он затих. Прелесть!
      – Я бы хотела погулять по такому снегу с дочкой. – Анна представила, с каким благоговейным страхом взирала бы Клементина на сугробы выше ее головы, на людей, катающихся по улицам на санках и лыжах.
      – А где она?
      – У моего мужа. У бывшего мужа. После развода он снимает квартиру в Мидтауне.
      – А ты им позвони, – предложил Ник. – Заберешь дочку, погуляете.
      – Не знаю…
      После той истории на автовокзале с Дамианом стало трудно ладить. Он наотрез отказывался вносить какие-либо изменения в обусловленное расписание их встреч с Клементиной, не считал себя обязанным следить за тем, чтобы дочь чистила зубы и делала домашние задания, как просила Анна. Ради Клем Анна по-прежнему держалась с ним приветливо, но, сказать по правде, Дамиан ее пугал. По спине у Анны пробежал холодок. Она не просто беременна – она ждет ребенка от человека, которого боится.
      – Мой бывший в последнее время не слишком сговорчив.
      – А как же ребенок? Разведенные родители могут как угодно ненавидеть друг друга, но ребенок – это святое. Ради него они должны идти на все.
      – Это ты так считаешь.
      – Может, я ошибаюсь, но, по-моему, ты должна хотя бы попытаться получить то, что хочешь. Даже если он не собирается это дать.
      Анна посмотрела на Ника. Можно ли ему доверять? Подружки в один голос советовали держаться подальше от Дамиана. То же твердил ее собственный инстинкт. А этот парень, похожийна Дамиана, говорит, что она должна бороться с ним.
      – А что я ему скажу?
      – То, что мне сказала, – что хочешь с ней поиграть на снегу.
      – Если я скажу, что хочу чего-то, он тут же ответит – нет.
      – Тогда придется заставить его думать, что этого хочет он.
      Хм. А это мысль. Чего хочет Дамиан? Кроме как вернуться домой? Хочет стать богатым и известным режиссером. Это она точно знает.
      – Может, я позвоню, вроде как узнать, все ли у них в порядке, а потом предложу забрать Клементину на пару часов, чтобы он мог поснимать метель?
      – Он фотограф?
      – Кинорежиссер.
      – Давай, действуй. Иди в спальню и звони, а я пока сварганю какой-нибудь завтрак.
      С колотящимся сердцем Анна набрала номер Дамиана. Когда он ответил, постаралась говорить спокойно и буднично. В трубке слышались звуки какого-то мультфильма.
      – Как вы там? Все в порядке?
      – Разумеется, в порядке. Ты что, думаешь, я не в состоянии позаботиться о своей дочери?
      «О своей дочери». Вот так он теперь все время.
      «Значит, другой станет она», – сказала себе Анна.
      И все для нее с этого момента станет другим.
      Для начала не реагировать на язвительный тон.
      – Город с этим снегом просто удивительный. Вы с Клем еще не выходили?
      – Откуда ты знаешь, как выглядит город под снегом? – подозрительно спросил Дамиан, заставив ее разволноваться еще сильнее.
      Черт! Совсем выпустила из виду. Думала только о Клементине и о том, разрешит ли он им погулять вместе, а ведь в первую очередь надо было подумать о его реакции на то, что она в неурочное время оказалась в городе.
      – Вчера у нас был очередной «ужин мамаш», и мы застряли в городе из-за метели. («Спокойно, не нервничай, – приказала себе Анна. – Это все чистая правда».) Пришлось заночевать на квартире у друга Дейдры.
      – У какого друга?
      – У ее друга музыканта из колледжа.
      – А, тот гитарист, у которого она кантуется.
      Анна промолчала.
      – Стало быть, вы все спали там, с музыкантом. Вот, должно быть, кайф! А скажи, если не секрет, вы с ним как, по очереди? Или сразу всем скопом?
      От возмущения перехватило дыхание. Анна швырнула трубку. Сердце стучало как сумасшедшее. Тяжело дыша, она стояла в маленькой спальне с половинчатой стеной. Слышно было, как в кухне насвистывает Ник, скребет вилкой по сковороде, разбивает яйца. Зазвонил телефон.
      – Ответишь? – крикнул Ник.
      Снова звонок.
      – Хорошо, – нехотя откликнулась Анна.
      Чего испугалась? Как маленькая. Может, это Дейдра хочет сообщить, где она. Или телефонная реклама.
      Когда она наконец сняла трубку, на том конце провода помолчали, затем послышался тихий мужской смех. Она узнала, что это Дамиан, прежде чем он закончил первое слово.
      – Прости, малышка. Я пошутил.
      Она молча держала трубку. Если повесить, он снова позвонит, только уже сильнее разозлившись. Можно положить трубку рядом с телефоном или совсем его отключить, но у него Клементина. А значит – власть над Анной.
      – Дело вот в чем, – продолжал Дамиан. – Одному мне приходится дьявольски трудно. У тебя наш дом, хорошенькая стопочка корпоративных льгот, страховка. Согласись, я имею право по меньшей мере на половину всего этого. На самом деле, по моему представлению, я был главным родителем для Клементины – ходил в школу и все такое. Думаю, мне причитается да же больше половины. Гораздо больше.
      Анна выдохнула так, что в ушах зазвенело. Она знала: надо сосредоточиться на том, что он говорит. Лучше даже записать. Но в мозгу стучала только одна мысль: у меня ребенок от этого человека!
      – Что?
      – Я говорю, что готов договориться, малышка. Разве у тебя не это на уме? Ты продаешь дом и передаешь мне вырученные деньги, переписываешь на меня сберегательный счет и ре гулярно выплачиваешь некоторую сумму. Ни чего из ряда вон выходящего. Скажем, пять тысяч долларов в месяц.
      Анна не верила своим ушам:
      – Ты требуешь алименты!
      Дамиан снова рассмеялся тихим гаденьким смехом:
      – Я бы не хотел называть это так, детка.
      – А по-другому не назовешь. – В Анне начала закипать злость. – Ты до такой степени жаждешь отомстить мне, что готов выгнать из дома собственного ребенка.
      По правде говоря, она и сама подумывала, что, пожалуй, было бы справедливо продать дом, а деньги поделить с Дамианом. Они с Клем купили бы в Хоумвуде домик поменьше – если такой в природе существует, – а он приобрел бы себе квартиру, где по выходным их дочери было бы гораздо уютнее.
      – Есть и другой выход, – проронил он.
      – Ну да, конечно. Чтобы я пустила тебя назад.
      – Нет-нет. Я уже уяснил, что этот вариант тебя не устраивает. У меня такое предложение: я живу дома с Клементиной, а ты переезжаешь в город. Всю неделю Клементина живет со мной, а каждые вторые выходные – с тобой.
      Анна схватилась за живот и прошептала:
      – Негодяй!
      Он продолжал, словно не слышал:
      – Да, и еще я собираюсь подать в суд на оформление опеки. Советовался с адвокатом, он говорит, у меня все шансы выиграть. Меня ведь все учителя знают, а тебя они и в глаза не видели.
      – Черта с два у тебя это выйдет.
      – Поглядим, – парировал Дамиан. – Можно, конечно, уладить дело в частном порядке, не доводя до суда. А если нет – решать будет судья. Но при том, сколько времени ты проводишь на работе, я бы сказал, все плюсы на моей стороне. В худшем случае получу жалкую половину того, что выручу от продажи дома.
      – Главное для тебя – деньги, не так ли?
      – Пока, малышка.
      – Я хочу поговорить с Клементиной.
      – Я кладу трубку.
      Конец связи. Когда дочка у него, Анна в полной его власти. Она на все готова, только бы вернуть девочку. А что он сделает, если она не пойдет у него на поводу? Увезет Клементину в Англию, уговорит родственников помочь спрятать ее там? Он все еще британский поддан ный, может найти способ вывезти дочь.
      – Анна?
      В залитой солнцем гостиной появился Ник с лопаточкой и целой сковородкой яичницы в руках. Она не чувствовала в себе сил ни улыбнуться, ни вымолвить хоть слово.
      – Все в порядке?
      И тут она не выдержала. Слезы, которые она прятала от всех – от дочери (особенно от дочери), даже от подруг, хлынули потоком. Ник поставил сковороду, подошел к ней, обнял. Она совсем затерялась в его огромных руках. Внезапно, впервые за долгие годы она вспомнила, как, бывало, держал ее на руках отец, вспомнила безграничную любовь и безопасность, которые ощущала тогда и никогда после. И зарыд ла еще сильней.
      – Ну-ну… – Ник похлопал ее по плечу. – Все хорошо.
      – Все плохо! – рыдала Анна. – Он сказал, что заберет ее. Мою дочку.
      – Господи Иисусе.
      Нельзя позволить ему это. Нельзя. Клементина – это все, что у нее есть. Нет, не все. Не совсем все.
      – У меня будет ребенок, – прошептала она.
      Сказать об этом хотелось, но не громко.
      Он отстранился и, наклонив голову, попытался заглянуть ей в лицо.
      – Что ты сказала?
      – Сказала, что у меня будет ребенок.
      «Чужой человек, – подумала Анна. – Я тол ко что открыла свою тайну совершенно чужому человеку. Почти чужому».
      – Бог мой! Что же ты будешь делать?
      Она горько всхлипнула:
      – Понятия не имею.
      – Это его ребенок?
      Она посмотрела Нику прямо в глаза. Очень внимательные глаза, карие, но такого темного оттенка, что зрачков почти не видно.
      – Я не спала ни с кем другим с девяносто третьего года. Никаких сомнений – его.
      – А есть возможность… Ну, что вы оба…
      Анна решительно помотала головой:
      – Что мы снова сойдемся? Абсолютно никакой.
      – Не знаю, как ты относишься к религии… – неуверенно произнес Ник. – Не знаю твоих нравственных убеждений…
      Анна отступила и села на кровать.
      – Ты имеешь в виду аборт.
      – Да, – тихо подтвердил он, садясь рядом. – Аборт.
      Анна задумалась. Конечно, она размышляла над этим. Не только в последнее время, когда начала подозревать, что залетела, но и раньше, сразу после рождения Клементины. Тогда она так перетрусила, что тут же начала принимать таблетки. И еще раньше, в колледже. В сущности, она могла бы пойти на аборт. По разным причинам – если бы ее изнасиловали или ее жизнь была бы под угрозой. Даже если бы поняла, что не сможет любить будущего ребенка.
      Сейчас ею владели совсем иные чувства. Стоило подумать о ребенке, о ее и Дамианаребенке, как душу наполняло смятение. Растить с ним еще одного ребенка у нее не было желания. Как не было сомнений в том, что – вместе они или врозь – Дамиан определенно не захочет второго ребенка. Если ему рассказать, он не задумываясь потребует: избавься от него. Как в тот раз, когда она понапрасну переполошилась через три месяца после рождения Клементины. Но для самой Анны – о, для нее самой дело обстояло совершенно иначе. Помочь новому человечку стать членом ее крошечной семьи – почти чудо. Потеря одного из двух любимых ею людей причинила боль почти непереносимую. Возможность появления новой любви взамен утраченной воспринималась как возможность воскрешения.
      – Послушай, – обратилась она к Нику, – ты стал бы добиваться того, чего хочешь, даже если это бессмысленно?
      Ник серьезно кивнул:
      – Да.
      – Даже если ты не должен этого хотеть?
      – Да.
      – С тобой такое уже бывало?
      Он смотрел на нее, этот здоровяк, так открыто, беззащитно. Казалось, дотронься до не го – и почувствуешь под рукой не кожу, а обнаженные нервы.
      – Со мной такое сейчас.
      В этот момент хлопнула дверь. Ни один из них не слышал ни шагов в холле, ни поворота ключа в замке. Оба с удивлением воззрились на возникшую в дверях и с не меньшим удивлением глазеющую на них Дейдру. Огромные башмаки и такое же необъятное пальто (судя по всему, и то и другое принадлежало Нику), в которые она вырядилась, были в снегу. Щеки пылали, как у мальчишки, прибежавшего домой с горки. После подъема на пятый этаж она громко пыхтела.
      – Как там, на улице? – поинтересовалась Анна.
      – Потрясающе! – Дейдра возбужденно взмахнула руками.
      На блестящий пол с красных шерстяных перчаток посыпался снег.
      – Сами сходили бы, посмотрели. Чем вы тут занимались?
      – Разговаривали, – ответил Ник.
      – Ах, так? И о чем же?
      Анна в раздумье смотрела на подругу. Сказать или не сказать? Сказать, конечно.
      – Я жду ребенка. Окончательно выяснила это только сегодня утром. И я говорила Нику, что хочу его оставить.
      Дейдра ошеломленно, словно требуя подтверждения, повернулась к Нику. Тот приоткрыл было рот, но промолчал. Потом все же решился:
      – А я как раз собирался сказать Анне, что люблю Джульетту.

24. Дейдра

25. Лиза